Читать книгу: «Ветер и Сталь», страница 3

Шрифт:

Сознание начало подëргиваться чернотой.

«256, 255, 254…» – продолжал отсчёт холодный автомат.

Рамир с силой вдавил имплант в руку так, чтобы через боль задержать гаснущее сознание. Струйка тëплой крови потекла на приборную панель.

– Держись, Рамир, держись! – Шептал он сам себе, плохо осознавая, что он сейчас такое – и не человек уже, но и не корабль.

Откуда только взялся тот проклятый астероид, что разнëс вдребезги половину корабля и придал такое бешенное ускорение его останкам? Не важно. Главное посадить эту рухлядь, а не размазать по планете тонким слоем.

Капитан усмехнулся. И понял, что боли больше не ощущает. Сознание подëрнулось пеленой. Изображение огромной планеты начало плыть…

– Держись, Рамир, терпи, чуть-чуть осталось!

Он услышал полный обречëнности женский крик. И улыбнулся, хватаясь сознанием за спасительную мысль: Ирина, Ирочка, борт-инженер, его жена, что сейчас отчаянно ломится в рубку. Она ещё не знает, но он видел результат медицинского сканирования. Она беременна.

– Держись, Рамир, ради них. Ты должен посадить корабль. Во что бы то ни стало.

Переборка рухнула, и рыдающая женщина бросилась к безжизненному телу, лежащему на приборной панели.

Корабль сотряс глухой, но не сильный удар.

«Аварийное приземление прошло успешно». – Холодно отрапортовал автомат. – «Активация протокола «Вещий Вепрь» через 9…, 8…, 7…»

– Что ты такое? – Уставился Ветерок на артефакт.

Глава Шестая. Тени и тетивы

Рамир вдохнул едкий дым, обжигающий легкие. Над выжженной степью кружили вороны-тени, их когти высекали искры из раскаленного воздуха. Пламя лизало остатки шатров, превращая детские игрушки в черные угольки. Ветер доносил обрывки криков – то ли реальных, то ли эхом проклятого сна. Пляшущие огненные тени метались за незримой чертой, очерчивающей окружность с Рамиром в центре. Они шипели, словно кипящее масло, вытягивая к нему когтистые лапы, но не смея переступить границу.

«Почему они боятся?» – мелькнула мысль, когда мальчик заметил седого мужчину на обгоревшем бревне. Отец. Его кожа отсвечивала перламутром, будто тело соткано из дыма и лунного света.

– Учись мечу, – голос Кана звенел, как ветер в пустых кувшинах. – Но будь не скалой, а будь, как ветер.

Он встал, демонстрируя плавные движения. Клинок в его руках оставлял за собой серебристые шлейфы.

– Виланцы, как скала, как сталь, прочные и непоколебимые, ты же должен уподобиться ветру. Пропустить атаку, раствориться в ней и ударить там, где не ждут и так, как не ждут. Обратить силу противника против него же самого.

Кан начал таять, растворяясь в воздухе.

– Папа, стой, подожди! – Заторопился мальчик, – я хочу спросить, что такое Коготь?

Отец сфокусировал на сыне взгляд, всë остальное тело уже стало прозрачным и потихоньку исчезало.

– Это символ, сынок, – сказал он, – это просто символ, который вручается на Соборе каждому новому Гакану, когда предыдущий становится Ветром в Великой Степи.

– А какая в нём есть сила?

– Никакой, Ветерок, это просто символ, – силуэт отца уже еле угадывался.

– Но я же видел… – Закричал было Рамир.

Кан только шевелил губами, уже беззвучно, пока не растворился окончательно.

И Рамир проснулся. С удивлением обнаружив, что сжимает заветный артефакт в руке.

Каран пил хорошее алтейское вино из новой чаши, внимательно изучая карту, когда в шатёр влетел Шафар.

– Мальчишка у торентийцев, – доложил он, сняв шлем, – разведчики обров сопровождают их корабли по моему приказу. И смогли его вычислить. Правда захватить не смогли – потеряли четверых воинов при попытке.

Каран презрительно сплюнул. Обры воины? Даже лучшего из них воином язык не повернётся назвать. Пастухи. И разбойники. Но их много, и в этом их польза. Он пригубил вино.

– Ночью отправь обров на штурм кораблей. Чем больше, тем лучше. И вот здесь, – он ткнул в карту, – поставь катапульты с алтейским огнём. Пусть поджарят этих гордецов.

Затем нашёл взглядом шамана в массивном, рогатом головном уборе.

– Достань мне Коготь, – с нажимом сказал Каран, – иначе разорву лошадьми.

Шаман мелко закивал, бухнулся на колени и попятился задом из шатра.

Мерную тишину ночи, с убаюкивающими песнями сверчков и шелестом крыльев летучих мышей, прервали шлепки вëсел по воде и удары абордажных крюков о борта кораблей.

Обры полезли, как муравьи на мёд – нескончаемым потоком, в боевой раскраске из синей глины, с пустыми глазами, как у ночных рыб.

Горн на корме протрубил тревогу. Возможно несколько запоздало.

– Шақыр! (Атакуй!) – Орали обры. – Оларды соқ! (Бей их!)

Взревел медведем Русолав, разваливая топором врага почти до пояса. Абордажников встретили дежурные воины в полном облачении. Очень скоро палуба стала скользкой от крови.

– Щиты в круг! – Раздался громоподобный крик Жона. – Арбалетчики – на марс! Женщин и детей – в трюм.

Эффект от внезапной атаки прошёл, виланцы занялись привычным делом – методичным перемалыванием вражеской живой силы. Примкнувшие к защитникам воины, бывшие на отдыхе, сомкнули щиты и обеспечили коридор для отступления семей и раненых, затем взяли под контроль центр палубы, методично расширяя своё пространство. Стена щитов, шаг – удар. Враги, как волны цунами бились о несокрушимые скалы и откатывались, оставляя корчащихся товарищей. Только ратники Русолава из вспомогательной сотни орудовали топорами, как мясники, раскалывая атакующим черепные коробки, как орехи.

Защëлкали замки арбалетов, запели тетивы и засвистели болты, добивая оставшихся обров.

Тереза замерла, слившись с мачтой, её арбалет сухо щëлкнул и отправил смертоносную игрушку с гравировкой в виде скалящегося волка, точно в цель. Рамир наблюдал, как обр, даже не успев вскрикнуть, рухнул в воду. И лишь круги на поверхности выдали место падения.

– Двадцать третий, – девушка клацнула щëтами на запястье, – догоняй, степняк.

Он сжал свой арбалет, подаренный Гарриком. Рукоять ещё пахла сосновой смолой и чужим потом. «Левой рукой тянуть не сможешь», – насмехался изобретатель. Но сейчас боль в раненой ладони казалась ничтожной в горячке жаркого боя.

И тут он увидел Лаславу, спешащую на помощь раненому, и врага, занесшего над ней саблю. Не раздумывая ни мгновения, Рамир выстрелил, не целясь. Болт пробил обру кисть, он выронил оружие и взвыл. Перезаряжать нет времени и Ветерок выдернул из-за спины снаряжëнный отцовский лук. Наложил стрелу, натянул тетиву, как учили, до уха.

«Не целься глазами», – всплыло в памяти, – «целься сердцем, просто знай куда должна прилететь стрела». И отпустил. Мощные плечи лука упруго разогнулись, разгоняя подарочек ворогу и стрела, взвизгнув, вонзилась тому в шею. Обр нелепо взмахнул руками, словно пытаясь избавиться от ужалившего его смертельного предмета и завалился на спину, семеня ногами в агонии.

– Спасибо, – одними губами шепнула девушка, взглянув на Рамира. И её шёпот обжог сильнее пламени.

– Стрелы! – Раздался крик кого-то из виланцев. Воздух наполнился противным писком и первые оперëнные снаряды начали вонзаться в борта и палубы кораблей.

– Щиты! – Раз Жона перекрыл шум битвы. Виланцы подняли щиты, закрывая себя и товарищей, кто-то рубанул верëвки, держащие скатанными шкуры, и вдоль бортов опустились полотнища – защита от стрел. – Огни на нос! Вслед на воду! Уходим отсюда.

Бригатты, как гигантские проснувшиеся сороконожки, выпустили ряды вëсел и, подпрыгивая после каждого слаженного гребка, заторопились прочь.

Рамир устало опустился на скамью, сжав в кармане Коготь, с которым теперь не расставался. И, вдруг, увидел себя со стороны – худой мальчишка с луком, заляпанный чужой кровью. Потом увидел, как Каран Железная Глотка где-то на берегу, возле роскошного шатра пьëт из черепа его отца. Потом увидел яркую звезду, падающую в степь…

Наваждение прошло, только дрожь в руках осталась. Тут он ощутил лëгкую вибрацию артефакта и его кончик как бы засветился изнутри. Рамир потрясëнно уставился на него, не заметив, как тени, дрожащие в неровном свете звëзд и факелов, уплотнились, превращаясь в некий гибрид ворона и шакала. Вот тень распахнула пасть, полную острейших зубов и потянулась когтистой лапой к Когтю.

– Мениңди бер! (Моё, отдай!) – Зашипела тень.

Артефакт засветился, странные письмена под рунами забегали стремительными огоньками, а внутри головы зазвучал холодный голос на непонятном языке:

«Астральное вторжение в обережный периметр. Ментальная атака на объект. Активация протокола активной защиты". Голос в голове звучал как лязг железных шестерен: «Система идентификации: Рамир Ветров. Активирован модуль квантовой синхронизации». Картины боя наложились на странные видения: стальные птицы, плюющиеся огнем, воины в зеркальных доспехах, сражающиеся под черным небом без звезд. Где-то в этом хаосе он увидел женщину с лицом Лаславы, кричащую ему что-то сквозь толстое стекло шлема. Подсознание мальчика переработало увиденное и выдало в виде более подходящего видения. Он увидел степь, залитую огнём падающей звезды, а среди первородной Тьмы стоит огромный и могучий зверь с блюдцами светящихся глаз. Бивни Вещего Вепрея мерцали пламенем, а из ноздрей шёл дым. Он тоже видел злого духа и в момент гневно топнул копытом. Тень рассыпалась в прах.

Реальность вернулась рывком. Так, что Рамир едва не упал со скамьи. Перед глазами плясали яркие круги и подташнивало.

– Ты жив? – Схватила его за плечи, подскочившая Ласлава. Её амулет из трав слабо светился в темноте, – здесь был злой дух…

Ветерок раскрыл ладонь, показывая Коготь.

– Он меня защитил. Сам.

В это время тело шамана на берегу выгнулось дугой, он взвыл и захлебнулся чëрной жижей, хлынувшей изо рта. Его ритуальный бубен лопнул пополам.

– Никчëмный колдун, – пнул труп Каран, – значит заберëм своë в мире плоти и стали.

Он повернулся к воинам в алтейских кирасах и шлемах с красными гребнями.

– Готовьте свои огненные горшки. Поджарим их.

И вновь всё повторяется. Снова глухие удары абордажных крюков, снова полчища синих, размазанных врагов, карабкающихся на палубы разгоняющихся кораблей, вновь хлюпанье разрубаемой человеческой плоти, и фонтаны тëплой, ещё живой, крови.

Рядом, с холодной точностью часового механизма, перезаряжает свой арбалет Тереза и снова спускает тетиву, сопровождая каждый выстрел счëтом. Сражается, как медведь, попавший в капкан, Русолав. Рубят врагов, будто вековые дубы, ратники из вспомогательной сотни. Держат строй, словно стальной панцирь, виланцы. Гаррик разряжает своего скорпиона, накрывая сетью и отправляя обратно за борт, сразу нескольких врагов. Кровь обильными красными ручьями стекает с палубы в реку.

Откуда-то, как бы материализовавшись в воздухе, появляется перепачканный, с ножом в руке и с блеском боевого безумия в глазах, Корвин.

– Жон, гаси факелы,– кричит он, – алтейский огонь!

Первые горшки падают рядом, растекаясь маслянистой горящей плëнкой по поверхности воды. Теперь света хватает и без факелов – горит сама река. Следующие попадают по стремительно ускоряющийся бригаттам. Дерево вспыхивает, пламя охватывает и людей.

– Тушить песком! – Кричит Жон и от хранилища в трюме выстраивается вереница.

– Жеңiс бiзге! (Победа будет за нами!) – Воодушевлённо вопят обры. – Тәңри жолына! (Во имя Тенгри!)

Корабли вырвались из этой смертельной карусели только когда небо начало светлеть. Катапульты уже не добивали, а юркие лодки кочевников не могли догнать разогнавшиеся бригатты.

Глава Седьмая. Кузница гнева

Молот обрушился на раскалëнный металл, высекая сноп искр. Гаррик вслепую потянулся к кожаному фартуку, вытер лоб, оставив полосу сажи. Его руки дрожали – три дня без сна давали о себе знать.

– Ещё одна шестерня… – бормотал он, настраивая пружинный механизм «Скорпиона». Арбалетный станок шипел паром, будто живой зверь. – Если уменьшить диаметр храповика…

Внезапный скрежет. Рычаг вырвался из паза, едва не снеся ему пальцы. Гаррик отшатнулся, прислонившись к бочке с водой.

– Опять играешься? – Жон Алаберто стоял в дверях, его тень плясала в свете горна. – Ты рискуешь нашими жизнями ради этих игрушек?

– Это не игрушки, капитан. Алтейцы УЖЕ бьют огнëм с неба! Если мы не…

– Если мы не будем помнить, кто мы, – Жон подошли, взяв со стола арбалетный болт. – Виланцы выжили не благодаря железу, а благодаря дисциплине. Твой отец…

– Мой отец боится будущего! – Гаррик ударил кулаком по столу. – Он до сих пор куëт мечи, пока мир меняется.

Тереза, заглянувшая в кузницу, замерла у двери. Она видела, как дрожат руки Гаррика – не от страха, от ярости.

– Ты прав, – неожиданно сказал Жон, – но будущее строится на костях тех, кто спешит. Доведи своего «Скорпиона» до ума. Возможно, он нам понадобится.

После памятного ночного боя, распорядок на кораблях изменился. Теперь бригатты не останавливались на ночь. Скорость ночью, конечно, медленнее, но, те не менее, они шли без остановок. Тренировки на суше также были отменены.

Всех раненых собрали на втором корабле, сделав из него единый лазарет. Туда же перешли и почти все лекари, включая Брунхиль. Ласлава, единственная, осталась на флагмане. И один лекарь на замыкающем.

Рамир сидел у борта и молча смотрел на чëрную воду, подсвеченную лунным светом. Пальцы его механически перебирали ленты на рукояти Когтя. Артефакт был холодным, как обычный кусок металла. За прошедшие два дня плавания он так и не смог понять, почему отец назвал его «всего лишь символом». Ведь есть же в нём сила. Могучая! Или… была?

– Спишь? – Ласлава присела рядом, завернувшись в плащ. В руках она держала глиняную чашку с чабрецовым отваром.

– Не выходит. – Рамир судорожно сглотнул. – Каждый раз, как закрываю глаза, вижу их…

Он не договорил. Девушка положила руку ему на плечо, и тепло о её ладони разлилось по телу.

– Мой родной отец погиб, когда мне было два года, – сказала она неожиданно. – Я его плохо помню. Знаю, что он был ратником и служил в пограничном гарнизоне. Тогда случилась война с Перелесским княжеством и перелессичи сожгли их заставу до тла. Мы с моей родной мамой жили потом в семье дяди – брата папы. А в мои шесть, – она вздрогнула, – меня уже нашла Брунхиль. Она тогда сказала: «Мëртвые не хотят, чтобы мы застыли в пепле. Они хотят, чтобы мы строили новое».

Рамир по-новому взглянул на неё. Лунный свет скользил по её светлым волосам, делая их серебряными.

– А что, если… Это страшно? Что если новое страшнее пепла? – Прошептал он.

Ласлава помолчала. Где-то с плеском выпрыгнула из воды ночная рыба.

– Мы построим новое вместе, – тихо сказала она.

Жон Алаберто развернул на столе карту, помеченную значками из киновари и сажи. Русолав, опершись о косяк, грыз кусок вяленой медвежатины, но глаза его неотрывно следили за Рамиром, который учил Алисану стрелять из лука. Прямо среди бочек и ящиков в трюме, дабы никого не зашибить на палубе.

– Ты его в бойню тащишь, – буркнул Русолав, – а сам твердишь, что он «ключ».

Жон не поднял глаз, продолжая водить пером вдоль маршрута:

– Ключ бывает двух видов, дружище. Им либо отпирают двери, либо ломают замки.

Он отложил перо и достал из складок плаща медальон – серебрянного волка. Знак Стража Великого Дома Аргент.

– Сестра доверяет мне не потому, что я лучший капитан. – Он положил медальон на карту, закрыв им Чëрные Столбы. – А потому, что знает, что я лягу костьми, но не пущу врагов к Вилане.

Русолав хмыкнул:

– И как этот ключ-малец в твои планы вписывается?

– Здесь всё слишком запутано. – Жон обвëл пальцем Великую Степь. – И этот клубок ещё предстоит распутать. Интересы многих игроков переплелись в этом месте. И хузгардские Стальные Вороны, пришедшие сюда через пески, и принявшие серебро Алтеи. И сама Алтея. И, скорее всего, без Эоссии дело так же не обошлось. И все державы чего-то хотят. А вот чего именно – это ещё предстоит выяснить. Тем не менее, мы везём наследника правителя Степи и их символ власти. Для Торении это станет козырем.

– Думаешь Алтея хочет взять Степь под контроль? Для чего?

Жон поднял на него глаза:

– Например, чтобы посадить свою марионетку на «степной трон» и усилить давление на Эоссию с востока. Прямопротивоположные цели могут быть у самой Эоссии. Ну а Хузгарду любая грызня между Востоком и Западом на руку. Каран даже может не догадываться, что стал пешкой в руках больших игроков.

Жон вновь склонился над картой.

– И тем не менее, если Каран не дурак, то Чëрные Столбы нам не пройти.

– А он не дурак. – Русолав до жевал мясо и подошёл к столу. – Мы можем высадиться здесь, – он ткнул в карту, – здесь песчаная отмель. И пойти ему на встречу. Места там мало и его коннице придëтся идти на таран, прямо на наши пики, там их и положим. Ну или возьмём Чëрные Столбы, если они струсят, под свой контроль и проведём корабли.

Алаберто задумчиво побарабанил пальцами по столу, глядя проём двери, откуда слышался заливистый смех Алисаны.

– Всё так, – сказал он, – но ты забыл про алтейский огонь. Они просто сожгут нас издали.

В проёме появился весь перепачканный сажей Гаррик.

– «Скорпион» готов, – буркнул он, избегая взгляда капитана. – Но для перезарядки нужны двое.

Жон вскинулся.

– Это хорошо, что ты зашёл, Гаррик. Мне нужно, чтобы «Скорпион» стрелял горшками с алтейским огнём.

Изобретатель задумчиво потом лоб, оставляя грязные следы. Но по вспызнувшему пламенем взгляду стало ясно, что сложная задача пришлась ему по нраву и он уже включился в работу

– Я знаю, что нужно сделать. – Воскликнул он, резко выходя из отсека и едва сбив с ног Терезу.

– Позовите Корвина. – Попросил Жон.

– Не целься по стреле, – сказал Рамир Алисане, которая упорно продолжала пытаться это делать, – лук – не арбалет, здесь нужно чувствовать. Просто реши, куда должна прилететь стрела и спускай тетиву.

Тетива звонко щëлкнула и и стрела, тонко взвизгнув, вонзилась прямо в центр бочки, служившей мишенью.

– Вот видишь, у тебя отлично получается. – Похвалил он девочку.

Она помялась:

– А если в бою я промахнусь?

Взгляд Ветерка стал стальным.

– Тогда я прикрою тебя.

Корвин сидел на ящике и наблюдал за их тренировкой, вертя в руках Коготь, который взял посмотреть.

– Знаешь, Рамир, – сказал он, – в год, когда звезда рухнула в Степь, шаманы перестали слышать голоса звёзд. Тогда появились светлые люди, давшие начало вашим родам. И у них оказался этот Коготь. Ел Елi (Народ ветра – самоназвание обров) верят, что твои предки завладели этим Когтем Вещего Вепрея и закрыли Синее Небо. С тех пор они стремятся вернуть его. Поэтому они и пошли так легко на союз с хузгардцами.

– Откуда ты знаешь? – Спросил Рамир.

Корвин сбросил рубаху, демонстрируя синие татуировки и рабское клеймо.

– Я сам обр, – ответил он, – был им. Мой клан Жылан Балалар (Дети Змеи) потерпел поражение от объединенных кланов Детей Коршуна и Детей Сайгака, и был развеян. Бóльшая часть моего народа погибла, кто-то, как я попал в рабство, кто-то примкнул к другим кланам, кто-то вовсе покинул степь…

– Корвин! – Раздался голос Терезы. – Капитан зовëт.

Этой ночью бригатты причалили к берегу. Виланцы демонстративно развели большие костры, поставили шатры и боевое охранение. Пусть вороги видят. Нападать они сейчас не будут, а начинать дерзкую операцию, разработанную днём совместным мозговым штурмом, лучше будучи на берегу.

Рамир, кутаясь в рваный и сильно поношенный халат, зябко жался к огню. Дрожа не от холода, а от волнения. К тому же дыры в старом обрском халате сохранению тепла никак не способствовали. Аккуратно сдвинув саблю, рядом грузно уселся Русолав. Порывшись в своём меховом обрском наряде, он достал откуда-то из-под костяных доспехов деревянную лошадку. Очень грубая резьба, неровные ноги с кривыми копытами. Как будто резал боевым топором однорукий пьяный сурок. Но на гриве аккуратно выжжена руна «Ветер».

– Для Лаславы резал, – повертел он игрушку в в своих огромных пальцах, – да так и не отдал. Всё боялся, что смеяться будет.

Рамир взял коня. На его боках явно угадывались десятки попыток переделок и улучшений.

– Отец говорил, что я родился в бурю. Поэтому и прозвище – Ветерок.

Русолав хрипло рассмеялся:

– У меня сын… – Он резко оборвал себя, сжав кулаки. – Был бы твоего возраста. Милава, жена моя первая, родила в Олосене. А когда мы возвращались домой, по дороге на нас напали. Мы ехали с обозом купца. Кто напал – я не знаю до сих пор, – он отвернулся, скрывая выступившую влагу, – я задавил тогда двоих. Потом меня оглушили. Очнулся весь в крови, вороги верно решили, что я мëртв и не добили. Я побежал к телеге… А там, – он проводил пальцем по зарубке на рукояти обр ской сабли, – в общем, не пощадили никого.

Рамир, повинуясь внезапному порыву, обнял великана.

– Мы отомстим, – прошептал он, – всем нашим врагам отомстим. И будем помнить.

Русолав неуклюже похлопал мальчика по спине. Где-то ухнула сова, да часовые начали перекличку.