Читать книгу: «Мир, в котором меня ждут. Ингрид», страница 8

Чем больше Ингрид рассказывала про землю в Междумирье, и тем меньше её новым одноклассникам хотелось там побывать. А вот жизнь в Междумирье ей, напротив, всё больше казалась опьяняюще-чудесной. И учёба, и окружение, и дворец – всё было прекрасным.

Ингрид часто думала, что её одноклассникам с земли потребовалось бы буквально несколько часов, чтобы разнести красивую мебель и декор на щепки, написать на стенках что-то похабное и разбросать повсюду бутылки, банки и жирные пакты от сухариков. Здесь, в Междумирье, всё убранство и сады были открыто доверены ученикам в пользование – и всё сохранялось и приумножалось в чистоте. Не то воспитание и практика общего обихода делали своё дело, не то врождённое чувство прекрасного, но так или иначе в воздухе ощущалась благоговейность в отношениях между людьми. Собственно, это и была основная разница между землёй и Междумирьем. Нельзя сказать, что ученики Ликеи были лишены детства с присущей ему ветреностью, но здесь почему-то выход бурной энергии не влёк за собой разрушения всего вокруг. Не было ничего удивительного, что за эти несколько дней ей тотально расхотелось возвращаться на землю.

В субботу в школе на земле по расписанию стояла химия, после пятничного выезда половина класса слегла с соплями и больным горлом. А в Междумирье это был короткий день, состоявший из «зелёных» и «оранжевых» предметов. На музыке Ингрид занималась с Демисом Ураномонопатисом флейтой, потом выводила буквы на каллиграфии, а во время «оранжевого» цикла тренировалась на уроках плавания и верховой езды. Последнего предмета Ингрид ожидала особо, поскольку ни разу не ездила верхом. Улав подошёл к ней сразу после плавания и, кашлянув, сказал:

– Хельга… Хельга сказала мне, чтобы я сразу пошёл с тобой в конюшни: тебе надо выбрать лошадь.

– Давай сходим.

– Меня пускают здесь в конюшни… Там нельзя кричать и… махать руками. Надо, в общем, вести себя спокойно, чтобы не испугать животных… Выберем тебе спокойную покладистую лошадь. – Улав, казалось, с трудом подбирал слова, будто бы пытался вспомнить плохо выученный текст.

Они оказались в конюшне. Лошади мирно фыркали, некоторые жевали свой дневной паёк. Пока Улав и Ингрид шли по коридору, из денников выглядывали заинтересованные морды, запах нового человека привлекал их внимание. Мальчик остановился возле одной дверки с надписью «Ванилька» – и оттуда тотчас высунулась кремовая морда с карими глазами. В присутствии лошадей Улав расслабился и стал вести себя естественней.

– Это Ванилька, спокойная и добрая кобыла… Ей много лет уже, ветеран, считай… И она хорошо знакомится с новыми.

Лошадь уткнулась мордой в плечо Улава, он погладил её по щеке, достал кусочек яблока из набедренной сумки и протянул Ингрид. Она неуверенно взяла и чуть машинально не съела – хорошо, что Улав сразу остановил её, сказав:

– Положи на открытую ладонь.

Ингрид поместила яблоко на центр ладони, Улав продолжил:

– Теперь протяни его Ванильке.

Ингрид протянула ладонь ко рту лошади, Ванилька повернула уши в её сторону и, хлопая мягкими губами, захватила дольку. Девочка подняла ладонь и погладила лошадь по губе, потом чуть выше – у самой переносицы. Лошадь снова уткнулась Улаву в плечо.

– Ты нравишься этой лошади? – спросила Ингрид, улыбаясь. – Кажется, она спрашивает тебя, можно ли мне доверять.

Улав чуть сдвинул брови, будто опять напрягал память.

– Здесь много лошадей наших земель. У нас все с детства учатся ухаживать за лошадьми. Ванилька вообще с наших конюшен.

Лошадь тем временем ласкалась о его плечо. Тут лицо его просияло.

– Сейчас я покажу, как её надо вывести. Стой здесь.

Улав открыл дверцу денника и зашёл к лошади, она довольно пристукнула копытом. Мальчик позвал в денник Ингрид и показал на шкафчик:

– В каждом деннике есть такой, там хранятся личные вещи лошади. Нам нужно вот это. – Он снял с гвоздя странную конструкцию из кожаных ремешочков и металлических колец. – Это узда.

Он повозился, надевая узду на лошадь, а потом повёл на выход из конюшни. Ингрид шла рядом с Улавом – кажется, Ванилька даже немного приревновала. Конечно, именно рядом с лошадью мальчик преобразился. Он чувствовал себя свободно, уверенно вёл её под уздцы с врождённой кавалерийской грацией.

– Лошадь любит, когда её гладят, а угощать можно только после упражнений. Поэтому это…

Он потряс набедренной сумкой с яблоками.

– …на конец урока.

При слове «гладить» Улав приложился ладонью к шее лошади так, что Ингрид решила, будто он прихлопнул слепня. Сконфуженно она спросила:

– А ей не больно?

– Нет, для неё это как поглаживание. Если ты будешь гладить, как котёнка, Ванилька решит, что ты боишься её…

Улав продолжал знакомить Ингрид с Ванилькой в леваде, когда к ним пришли Хельга и Артемида. Обойдя лошадь на большом расстоянии, они приблизились к паре.

– Улав, ты хотя бы рассказал Ингрид, что и в каком порядке надел на лошадь? – обратилась Хельга к кузену, который молчаливо крепил седло, пока Ингрид смотрела по сторонам.

Тишина была ей ответом. Улав только замедлил свои действия.

– Ты в своём духе, – продолжила Хельга. – Если тебе не сказать, что у тебя кивер горит, ты и не заметишь.

Улав по-прежнему смотрел на седло. Хельга вздохнула и стала конкретней:

– Дорогой кузен, перед тобой стоит человек, который лошадей только на картинках видел. Для Ингрид нет разницы между крупом лошади и её холкой, она не отличит ногавку от стремени. Улав. Улав!

Ингрид поняла лишь то, что Улав здесь с ней только по наущению Хельги и ему тяжело представить себе человека, который не знаком с лошадью с грудничкового возраста. Мальчик продолжал стоять молча.

– Улав, – ещё раз обратилась Хельга, – Ингрид убьётся на лошади на первом же занятии. Если ты сейчас не начнёшь ей по-человечески объяснять, с какой стороны подойти к коню, я посажу её с тобой в одно седло!

– НЕТ! – вскрикнули Ингрид и Улав в один голос.

Тем временем прозвучал удар колокола, к конюшне за своими лошадьми потянулся их класс.

Более неуклюжего наездника, чем Ингрид, свет не видывал. Преподаватель – очень похожий на Улава зрелый неразговорчивый мужчина с белыми и длинными, как грива, волосами, по имени Хоног, – был вынужден оставить весь класс на самостоятельные упражнения, чтобы заняться новенькой.

Ванилька размеренно жевала пучок сена, ни сном, ни духом не реагируя на тщетные попытки Ингрид вскарабкаться в седло. «Какое счастье, – думала Ингрид, – что меня никто не видит из моей школы…» Руки не желали тянуть за собой вверх тело, мышцы ныли ещё с предыдущих нагрузок, несмотря на то, что Хельга лично дала Ингрид какой-то спортивный бальзам для растирок, отлично унимавший боль.

Тренер устал ждать и подставил ей табуретку, собственноручно посадив негнущуюся Ингрид в седло. Пожалуй, верховая езда далась ей даже хуже хореографии. Самая терпеливая и покладистая из лошадей Ванилька оказалась для неё резкой, а сама девочка постоянно норовила соскользнуть то влево, то вправо на каждый шаг лошади. Команды тренера, доносившиеся откуда-то снизу, она почти не слышала и переспрашивала по десять раз. А Хоног не понимал, что Ингрид не знает термины от слова совсем, отчего его терпение почти лопалось. Оставшегося получаса на упражнения верховой ездой ей хватило, чтобы окончательно одубеть. Это было завершающим звеном в поиске недоразвитых мышц: они были найдены все и все очень болели. В конце занятия Хоног Шестиногий вытащил её из седла (точнее Ингрид просто соскользнула вбок не меняя позы и Хоног её поймал), вытер со лба пот, тяжело выдохнул и сказал:

– Термы, массаж и душица. – отвернувшись в сторону, он добавил: – Я впервые посадил дерево. Посадил дерево на лошадь.

Ингрид еле передвигала ноги, опираясь на Улава с одной стороны и Хельгу с другой. Ноги норовили занять позу всадника, их сводило от усталости, и болела спина. На взгляд всех остальных, у Ингрид единственной отлично натренированной мышцей был язык, но даже он сейчас невольно обмяк, девочка только тихо постанывала. Выглядело это всё очень смешно, поскольку почти весь класс видел её жалкие потуги начинающего кавалериста.

После занятия верховой ездой ученики торопились разъехаться по домам.

Ингрид собрала свой скромный саквояж и спустилась из общежития во двор. Там уже собрались почти все. Хельга стояла рядом с Сольвей, с ними были ещё несколько незнакомых старших девушек.

– Наши братья уже уехали. Жаль, что ты пропустила их отъезд, – сказала Хельга, добавив: – Вот, познакомься, это Сага, моя старшая сестра, Агда – сестра Улава, они вместе учатся в Академии в доме Стратигов, Рогнеда и Инга – сёстры Эдварда, Рогнеда тоже из дома Стратигов, а Инга – из дома Геометров.

Хельга говорила быстро, Ингрид даже не успела толком запомнить, кого как зовут. Но девушки быстро переключились на неё:

– Здравствуй, Ингрид!

– О, так это ты человек с земли?

– Да, наконец-то нас с тобой познакомили!

– Как тебе у нас?

– Как ты сюда попала, расскажи, это бывает так редко!

Хельга приструнила старших сестёр и кузин:

– Что вы так налетели?

– Прости, Хельга, мы наконец имеем возможность пообщаться с Ингрид, до этого только слухами довольствовались. Пока вы учитесь, и мы учимся, пока вы на обиходе, и мы на обиходе, во время трапез почти не видимся, а в личное время бедняжка сидит у себя в комнате и читает! И вот теперь можем познакомиться! – высказалась за всех девушка в фетровом колпаке, с длинной белой косой.

– Ингрид, ты к кому поедешь на время сборов? – спросила вторая беловолосая девушка – кажется, Агда.

– Меня опекает господин Георг Меркурий… – начала Ингрид.

– Ой, как жаль, мы так надеялись, что ты поедешь с нами! Мы все вместе отправляемся в княжество семьи Лагуна. Специально так решили, думая, что ты тоже туда едешь, чтобы поближе познакомиться с тобой и всё рассказать про наш мир! Мы как раз будем там в практиковаться в лекарствоведении.

Ингрид почувствовала холодок между лопаток. Деметрос Аркелай прав: сохранять тайну, что у неё переходящий статус, было бы очень, очень сложно. А если это умножить на девичью болтливость и любовь вдаваться в художественные подробности, то у секрета почти не оставалось шансов. С другой стороны, возникла проблема: как сейчас отвертеться и объяснить, почему именно в самую малодетную семью её отправили под опеку?

– Да, мы бы каждый день ездили верхом, танцевали, музицировали, – начала рекламную кампанию Сага, дав подсказку Ингрид.

– Только не это, – дёрнулась назад Ингрид. – Мне господин Хоног вообще прописал лечение.

– Ты не любишь верховую езду? – спросила девушка по имени Агда.

Хельга вмешалась очень кстати:

– Дорогие мои, Ингрид здесь первую неделю, сегодня чуть не упала с лошади, ей необходимо отдохнуть. Разве у неё это получится в нашем доме с вашим интересом? Даже во время своей работы мы не дадим ей отдыха.

Все старшие синхронно выдохнули. К счастью, среди людей Ингрид заметила Георга Меркурия. Поспешно распрощавшись, она засеменила в его сторону.

– Она весьма милая!

– Немного странная.

– Она же с земли.

– Это не страшно, – отдалённо раздавались голоса за её спиной.

Ингрид протиснулась сквозь толпящихся девушек и подошла к опекуну. Вместе они направились к маленькому двухместному экипажу с крытым верхом, где на козлах сидел кучер – простоватый паренёк в армяке и картузе, сильно надвинутым на нос.

– Мы поедем через таверну «Рыба и оливки» с остановкой в оном, а там я вас отпущу, – сказал кучеру Георг Меркурий, добавив: – Хочу вторую часть пути проделать верхом.

Кучер кивнул, обошёл экипаж, пока господин Триаскеле помогал Ингрид погрузиться, потом ловко прыгнул на козлы, и они плавно тронулись с места. Пара лошадок неспешно цокала копытами по брусчатке, Ингрид из окна помахала знакомым. Экипаж миновал Дворец и покинул его через широкие Главные ворота. Впереди ожидала долгая дорога. Повисла неприятная пауза, какие всегда напрягали девочку. Ей казалось, что если её не нарушить, должно произойти что-то страшное. Ингрид забившись в угол экипажа. Рядом сидел её опекун, но она чувствовала себя очень неловко и даже поставила на сиденье свой саквояж, чтобы случайно с ним не соприкоснуться. Ингрид впервые оказалась наедине с мужчиной, который не приходился ей родственником, в узком пространстве на долгое время. Георг Меркурий в свою очередь почувствовал это напряжение и тоже постарался отсесть как можно дальше.

Девочка усиленно смотрела в окно, за которым неторопливо плыли осенние пейзажи. Багровый лес на кромке горизонта; не золотое, а уже бледно-коричневое поле; не такое пронзительное, как летом, небо, уже немного уставшее, укрытое облаками, будто готовилось ко сну. Девочка сначала пыталась замкнуться на каких-нибудь своих мыслях, но присутствие человека, который мог ответить на многие волновавшие её вопросы, смещало акценты.

– А сколько нам ехать? – спросила она, чтобы развеять тишину, которая давила на её уши уже минут пятнадцать.

– Ещё часа три, думаю. Но не больше четырёх, – ответил Георг Меркурий.

– Мы едем на юг? – спросила она, просто чтоб поддержать разговор.

– Скорее, на юго-запад, – откликнулся он, продолжая смотреть в окно со своей стороны.

Обычно Георг Меркурий это расстояние преодолевал налегке верхом и гораздо быстрее, но ради Ингрид нанял экипаж, зная, что в седле путь воспитанница не выдержит.

Ингрид украдкой рассмотрела Георга. Он выглядел лет на 30 и был очень обаятельным. В его внешности читалось, что в юности он красотой не очень-то отличался, а расцвёл гораздо позже. Неизвестно почему, но Ингрид была в этом уверена. Девочка ещё раз завязала разговор:

– Господин Георг Меркурий, а как мне переместиться на землю? – спросила она, хотя об этом они уже разговаривали.

– Мы приедем в таверну «Рыба и оливки», где отпустим кучера, этот молодой человек живёт здесь в полисе. Пообедаем, я возьму лошадь, и мы улучим момент, когда нас никто не увидит, чтобы вы переместились на землю. Я один покину трактир и отправлюсь к себе домой.

– «Рыба и оливки», таверна… От этого слова пахнет прошлым веком, – задумчиво сказала Ингрид. – А можно открыть верх коляски?

– Нас может услышать кучер, – сказал Георг Меркурий.

– Вроде я всё поняла, мы приезжаем и на смене лошадей я исчезаю.

– Кучер не должен увидеть, что я выезжаю один, поэтому мы должны дождаться, когда он отобедает и покинет зал. Трактир находится недалеко от полиса, но, по сути, стоит на берегу реки в редком саду среди олив. И нам нужна дверь для телепортации. Единственный вариант, это найти её где-то на конюшне. Хорошо, что все готовятся к празднику, поэтому сейчас там мало народу. Рыбаки с промысла вернулись ещё вчера.

– Я поняла, – сказала Ингрид. – А что за праздник?

– Праздник закрытия сезона земледелия, – ответил опекун. – Год делится на два сезона: земледельческий начинается в апреле, когда люди выходят на поля, и длится до середины октября. Когда весь урожай собран и землю оставляют отдыхать, начинается время зимы. Открытия обоих сезонов и их преполовения – четыре сезонных праздника в году. Для торжества выбирается конец октября. В этот раз как раз 19 октября все отправляются в лагерь, а праздник начинается в день возвращения, 26-го. После этого начинается переход на зиму.

– О, на земле мы тоже утепляемся в это время, мама с бабушкой заклеивают окна, ставят щиты за батареи, чтоб не дуло от стен, замазывают щели, если они разошлись за лето.

– А где вы живёте в России?

– В Санкт-Петербурге.

– Прекрасно. А на какой улице, далеко от центра?

– От центра-то недалеко, но… – Ингрид кашлянула, вспомнив свой район. – В общем, у нас весьма интересное место. Улица Ломаная, если это вообще хоть о чём-то говорит. Рядом с Цветочной.

– Ни о чём не говорит. Наверное, она ломаной формы, если такое название?

– Да не особо, и покривей видали. Это почти промзона, хотя недалеко Лиговский проспект и Московский.

– Лиговка… Московский… а что там ещё есть?

– Там есть монастырь, весьма потрёпанный, с кладбищем. Вот кладбище там да-а, – протянула Ингрид, будто только это в её районе и вызывало восхищение.

– А в какой школе на земле вы учитесь? – спросил Георг.

– На улице Коли Томчака, это не так далеко от нашего дома, но пешком идти прилично, – отвечала Ингрид, весьма расслабившись, как старому знакомому. – Ничего особенного, уроки, звонки, домашние задания. А ещё я учусь там в художественной школе, это мне надо ездить в центр.

Георг Меркурий тяжело вздохнул и вновь посмотрел в окно, где слабо светило солнце, ветер гнал облака над широкими равнинами. Где-то вдалеке лежала деревня с белыми домами, там же паслись на лугу коровы.

– Георг Меркурий, – внезапно обратилась к нему Ингрид. – А как узнать свой магический талант?

– Талант? Его видно сразу.

– Разве ж? – Ингрид выдохнула с сомнением. – Мне сказали одноклассники ровно наоборот. В Ликее и дальше могут учиться только маги, но я точно не маг. В моей жизни ничего волшебного не происходит, я обычней некуда. В школе на земле меня даже ни в одну компанию не принимают, у меня в классе и друзей-то нет, только так… Я крупная неудачница, если я забуду тетрадь с выполненным домашним заданием, то именно у меня обязательно потребуют тетрадь на проверку, на контрольной работе мне всегда достаётся вариант, который я знаю хуже, из любой передряги я всегда выхожу виноватой. Рядом со мной нет никакой силы, которая меня могла бы защитить.

– А магия, на ваш взгляд, заключается в особой удачливости или силе защиты? – стал нащупывать Георг Меркурий путь ответа на её вопрос.

– Разве маг не может себя защитить волшебным образом? Почему люди, которых я знаю как весьма гадких и подлых или идиотов, вечно выходят из воды сухими? – заговорила о наболевшем Ингрид.

– Ингрид, такая потрясающая неудачливость как раз говорит об обратном. Знаете ли вы, что то, что называется фортуной, есть слуга отнюдь не светлых сил? Если, например, какому-нибудь преступнику везёт, и у него получается удачно скрываться с места преступления, удачно избегать суда или наказания или вовсе сваливать на другого, то явно эта помощь приходит с тёмной стороны.

– Если честно, я всегда думала именно так, как вы сказали. Но когда начинала жаловаться, мне говорили, что во всех своих бедах виновата только я сама. Или вообще придумываю. – Ингрид помрачнела, тёмные круги под глазами стали ещё отчётливее.

– Подобная неудачливость требует серьёзного самоконтроля, вы можете наблюдать за своими мыслями, чувствами?

– Ну… Знаете, мне часто кажется, что у меня мысли раздваиваются.

– Как именно, можете это описать?

– Ну, это когда ты думаешь, а потом начинаешь думать, КАК ты думаешь, а потом начинаешь думать, какие из этих мыслей в голове оказались случайным пролётом, а какие нет. Выходит, что какие-то мысли как бы фон, а другие – рисунок на фоне. Ну как-то так, – попыталась объяснить она. И добавила: – Вообще, постоянно, как только я думаю: «Скорее всего из двух вариантов будет так», что-то внутри меня говорит: «Ха-ха, не угадала, будет не так», и случается по слову тихого внутреннего голоса.

– О, а вы не пробовали поступать по тихому внутреннему голосу?

– Пробовала.

– И как результат?

– Всегда хороший, но выбор попробуй объяснить! Если я проваливаю что-то, то выхожу виноватой, а если нет, то мне все говорят: «Тебе просто повезло!» А про степень своей везучести я уже рассказала.

– Хм, интересно как, – задумчиво промолвил Георг.

– Что же такого интересного? – Задумчивость Георга Меркурия заинтриговала Ингрид, и она специально задала этот вопрос – как бы невзначай, чтобы хоть как-то продолжить разговор о её возможных талантах.

– А какие у вас отношения со стихиями? Огонём, водой, ветром, землёй?

– Хм, – подавила саркастичный смешок Ингрид. – Огонь – я до семи лет до дрожи боялась зажигать спички. Плавать научилась позже всех, хотя сейчас плаваю хорошо, особенно под водой. Ветер не люблю, в Петербурге, знаете ли, очень ветрено. Сейчас вот вернусь на землю, почти сразу подхвачу какую-нибудь простуду. Вот, руки у меня уже ледяные. – Ингрид протянула свои озябшие пальцы Георгу Меркурию. – А земля… От песка сразу же болит кожа. Грядки полоть… – Тут Ингрид передёрнуло. – У меня только кактусы растут, потому что их поливать раз в месяц можно.

– Лёд? Молния?

– Молния? Ха-ха, мне было достаточно одного удара током в детстве. Лёд… Я сама как лёд. В школе зимой холодно, так я даже писать не могу, руки коченеют, да я просто вырубаюсь и всё. Вот в летнюю жару мне хорошо.

– Совсем не любите зиму?

– Нет, зима мне как раз очень нравится. Она белая и красивая. И снег обожаю. И мороженое люблю, особенно сахарные трубочки, в такой синей упаковке с блестючкой… А, извините, отвлеклась. И на лыжах обожаю кататься. У вас тут есть лыжный спорт? – Ингрид посмотрела на него совсем по-детски.

Георг Меркурий открыто улыбнулся, глядя на неё. У Ингрид даже мурашки пробежали по спине от такого взгляда и волосы на голове зашевелились. Она ещё больше отодвинулась от него. Просто потому, что на неё впервые посмотрели с такой доброй улыбкой, полной тепла.

– Есть лыжи, есть. Зимой все обязательно катаются, особенно северяне.

– О, кстати, теперь ваша очередь рассказывать! Я поняла, что юг похож на Грецию, а север – на Скандинавию. Ещё я знаю, что на севере земля разделена на 24 княжества по числу знаков рунического алфавита. А на юге есть деление?

– Да вроде вы всё и рассказали, – пожал плечами Георг, – на юге тоже есть деление на княжества, только фамилии другие.

– А в Ликею могут попасть не маги?

– Ликею и Академию обязаны закончить все отпрыски дворянских семей и все, у кого есть магический талант. Что касается остальных – это как выйдет. Это ведь большая ответственность. Обучение в Ликее и Академии не такое, как обучение в институте на земле, это государственная служба. Каждый преподаватель является советником Её Величества, глава каждого княжеского рода отвечает лично перед Великой Княгиней за свою землю и является верховным судьёй на территории своего княжества. В Академии три рода служб: дома Геометров, Стратигов и Философов. Геометры занимаются по большому счёту государственным обеспечением. Торговые связи, ведение хозяйства, строительство, казначейство – это всё геометры, на них держится экономика, и если какой-то регион голодает, то это они должны отрегулировать содержание. Стратиги – военное сословие. Наследник любого княжеского рода обязан пойти именно на военную службу. Защита своих земель, и не только от внешней опасности, военное обучение и в том числе судейство – это на них. А философы – это духовное сословие. Я бы сказал даже, что не только духовное: самые сильные маги и целители учатся именно там.

Ингрид сидела как оглушённая. Однозначно, половину сказанного она просто не поняла.

– О, так тут у вас и королева есть! Было бы здорово её увидеть. А король?

Георг посмотрел на Ингрид удивлёнными серыми глазами, выждал паузу и ответил:

– Короля нет. Ну да, короля нет.

– Королева, наверное, молодая и ещё не замужем? – сказала она первое, что пришло в голову.

– Будем считать, что так, – поднял брови Георг Меркурий. – Мы называем её архонтиссой или Великой Княгиней.

В это время они проезжали мимо большого храма, что был виден издалека. Ингрид припала к окну, пытаясь разглядеть высокие купола, увенчанные сияющими крестами.

– Церковь?!

– Да. А что не так?

– А, не, всё так. Несколько удивилась просто. Я не думала, что здесь они есть.

– Разве вы не видели Храм на озере?

– Нет. А он там есть? Я ведь ещё не везде была. В свободное время я ухожу на землю и стараюсь по незнакомым местам не ходить в одиночку, потому что… – Ингрид слегка зарделась, – потому что легко могу потеряться. На конюшнях была, на крытом озере была, на стрельбищах, в оранжерее, даже в закрытом саду у Рейто-сама.

– Однако! Как же вы попали к Рейто-сама?! – Теперь удивлялся Георг Меркурий.

– На фехтовании тренер… э-э-э… Ингар…

– Ингвар Ульрих?

– Он самый, пошёл со мной в арсенал, чтобы подобрать мне оружие, и я выбрала меч в чёрных лаковых ножнах. Я забыла, что девочки фехтуют с лёгким оружием, и обнаглела настолько, что взяла меч. Но я честно взяла его просто потому, что он меня притянул. Когда я вспомнила, что взяла себе меч не по рангу, было поздно, меня уже привели к Рейто-сама.

– Признаться честно, я его ни разу не встречал. Он такой… неуловимый. Хотя слухов о нём много.

– А как Рейто-сама оказался вообще в Междумирье? Он явно с земли!

– Верно подметили, у нас здесь нет монголоидов. Кроме Рейто-сама, разумеется.

– Он ведь, наверное, японец? Или китаец. Нет, точно японец, – начала думать вслух Ингрид. – Нам в школе на земле показывали слайды японской и китайской культуры, и я запомнила, что в Китае всё яркое и напыщенное, а в Японии наоборот, сдержанное и мало цветов сочетается. У Рейто-сама всё очень сдержанное. И всё же, как он здесь оказался?

– Ингрид, как вы думаете, сколько ему лет?

– Я его только один раз и видела. До сих пор всё болит. Не знаю, может, ему шестьдесят? Может, семьдесят?

– Ему больше ста лет.

– Ста?

– Есть догадки, как Рейто-сама мог попасть в Междумирье?

– Портал случайно открылся в Японии?

– Нет, наше Междумирье чётко привязано к торговому пути из варяг в греки. Если бы он был в Японии, то попал бы в своё, японское, Междумирье.

– Значит, это был японец, который приехал в Россию. Но когда? Рейто-сама здесь давно живёт?

– Мне о нём рассказывал мой отец, а он уже преставился. Я самый младший ребёнок в семье.

– Охохо. – Ингрид призадумалась. – Если Рейто-сама оказался здесь давно, значит, в России была первая половина ХХ века… Тогда с транспортом было совсем плохо, только если по морю… Но вряд ли это был заезжий турист… – Ингрид почувствовала, что историю России Георг Меркурий знает лучше, чем она.

– А что было в России связано с Японией в начале двадцатого века? – задал наводящий вопрос Георг Меркурий, как будто на экзамене.

Ингрид ответила первое, что пришло ей в голову:

– Война?

Георг Меркурий выдохнул, и Ингрид почувствовала, что скорее разочаровала, чем удивила.

– Понимаете, у нас на земле в школе плохо преподают историю. В пятом классе, а я сейчас учусь в восьмом, нам преподавали историю Отечества, но она закончилась на Петре Первом, – начала оправдываться Ингрид. – В шестом и седьмом классах преподавали историю Древнего мира и Средних веков, но её я тоже плохо знаю. Сейчас нам преподают историю Европы Нового времени и… поэтому я ничего не знаю про новую историю России.

Ингрид понимала, что это не тянуло на какое-либо оправдание. Она остро ощутила, что сидит на дне промахов в образовании.

Они ехали уже почти два часа, и девочка завалила опекуна вопросами и рассуждениями о Междумирье, но было видно, что его это совершенно не тяготило. Георг Меркурий с удовольствием отвечал. Например, Ингрид узнала больше о видах обихода и кредитном альбоме, где отмечалось обязательное и дополнительное изучение всех хозяйственных навыков, помогающих дворянам справляться и без помощников. Ингрид также чуть не остолбенела, когда выяснила, что добрую часть затрат на её содержание добровольно оплатил Георг Меркурий.

– Ужас, ужас, просто кошмар, – Ингрид побледнела. – Я даже не подумала о деньгах, я не знаю, как мне это всё вам возвращать!

– В смысле, возвращать?

– В смысле, у моей мамы очень мало денег, я бы даже сказала, что их совсем нет! Мы живём только потому, что у нас большая семья и нас кормят, вдвоём на мамину зарплату мы бы не прожили!

– Я добровольно взял на себя все расходы, один ребёнок не нанесёт мне никакого ущерба.

– Нет, растить ребёнка – это очень дорого! – Ингрид не могла успокоиться. – Я же в жизни не отработаю эти деньги!

У Ингрид на голове шевелились волосы. Пальцами она вцепилась в свои колени.

– Георг Меркурий, скажите честно, что и как мне надо вернуть?

– Ничего.

– Нет, пожалуйста, ответьте. Одежду вы оплатили?

– Вся ликейная форма – это собственность Ликеи.

– А питание?

– Питание отрабатывается на обиходе.

– А вещи типа сумок, альбомов, тетрадей?

– Частично они за счёт Дворца, потому что обучение здесь – это государственная служба.

– Так, а всё остальное – это из вашего кошелька?

– Ингрид. – Георгу Меркурию явно уже не нравилась эта тема, и он заговорил строгим тоном. – Не надо ничего возвращать. Если бы я счёл, что мне это не подходит, я бы не взял опеку. Мы бы оформили дворцовый пансион. Я всегда хотел иметь большую семью, но у меня только один родной сын и один подопечный. Поэтому это для меня радость – содержать ещё кого-то. Пусть вы будете для меня типа племянницы.

Ингрид стало стыдно, она успокоилась и обещала больше не переживать из-за денег. Плавно за окном распогодилось, стало очень тепло и светло, они ехали в экипаже по многочисленным мостам, переброшенным через систему озёр. У пристаней Ингрид видела рыбацкие лодки и сети, маленькие домики на берегу.

– Мы уже почти приехали, вот там, видите двор?

Ингрид высунулась из окна и посмотрела, куда указывал Георг Меркурий. Они приближались к большому двору, в центре которого стоял большой белокаменный дом с черепичной крышей – это был сам трактир. По сторонам от него находились самые разные пристройки и длинная конюшня. Перед ней стояли экипажи, под навесом виднелся колодец. Их повозка проехала под вывеской «Рыба и оливки», Георг Меркурий вышел сам и высадил Ингрид, потом рассчитался с кучером и, взяв в руки немудрёный скарб, состоявший из двух саквояжей, повёл Ингрид на обед. В трактире народу было немного, они спокойно отобедали (Ингрид хотя и обещала не переживать из-за денег, но всё равно бледнела, видя, как Георг Меркурий платит за неё), а после обеда отправились на конюшню за лошадью. Их кучер пообедал наспех недорогой рыбной похлёбкой с ломтем чёрного хлеба и ушёл.

На конюшне Георг Меркурий заплатил за аренду лошади конюху и отправился дальше вместе с Ингрид. Он осмотрелся вокруг и негромко сказал ей:

– Мы сейчас выйдем через ту дверь – там есть ещё один выход со двора. Дорога уходит под холм, меня там никто не увидит. Вы видите небольшую дверь чулана?

– Да, – отозвалась Ингрид, присмотревшись. – Через дверь чулана я попала к вам, через дверь чулана отправлюсь обратно.

Ингрид стало как-то грустно, ей совсем-совсем не хотелось на целую неделю уходить на землю. Даже к глазам подкатили слёзы, которые она старательно подавила. Они вели лошадь под уздцы на выход. Ещё раз убедившись, что их никто не видит, Ингрид подошла к двери.

– Георг Меркурий, – повернулась она к нему, – спасибо вам за всё. До скорой встречи.

Ингрид достала дверную ручку и пристроила её к двери. Ручка, как обычно, прилипла, словно сильно примагниченная, и дверь приоткрылась. В проёме двери светился сероватый туман, Ингрид шагнула внутрь. Под хлюпающий звук, характерный для открытого портала на землю, девочка исчезла за дверью. Георг Меркурий вывел лошадь и, лихо оседлав её, быстро покинул «Рыбу и оливки».