Читать книгу: «Мир, в котором меня ждут. Ингрид», страница 7

– Я зайду к вам, спасибо.

Ингрид и куратор распрощались до обихода и отправились по своим делам. Куратор – к себе в кабинет, а Ингрид – в астрономическую башню.

Персефона Стелла Перипата была высокой и крупной в кости женщиной в преклонных летах. Именно так, как казалось Ингрид, и должна была выглядеть преподавательница по астрологии. Серебряные волосы забраны в тяжёлую кичку, перетянутую синей лентой, очки-половинки на цепочке с бусинками-планетами, тяжёлое лиловое бархатное платье с таким же лиловым бархатным плащом, фибула украшена знаком Сатурна. Эта волшебница вела астрологию в Ликее и Академии уже очень давно, о дисциплине не заботилась, и это было бы лишним: ученики сами сидели притихшими в её присутствии, а она сохраняла редкую бодрость и подвижность.

Обратив внимание на новую ученицу, Персефона Стелла пожелала ей трудолюбия и начала урок. Занятие проходило в большом круглом классе с высоким белым потолком-полусферой. Ингрид посмотрела вверх и подумала, что если бы уроки по астрологии шли в планетарии, то осваивать учение было бы очень интересно.

Ко всеобщему удивлению, с лёгкого жеста Персефоны Стеллы бесшумно захлопнулись ставни на окнах, погас свет. В почти полной темноте раздался голос преподавательницы:

– И вот, наконец, мы окунёмся в звёздное небо.

В темноте мелькнуло что-то сверкающее, взлетело вверх и рассыпалось по потолку. Каждая крупинка, сияющая звёздным светом, безошибочно заняла своё место на сфере. Одни светились ярко, другие – блёкло, купол наполнился небесной глубиной. Засверкал Млечный Путь, дорожкой пересекавший потолок наискосок, и звёзды начали своё неторопливое движение. Они сияли достаточно сильно, в их свете можно было увидеть очертания класса и одноклассников. Ингрид молчала в благоговении.

– Есть две вещи, которыми я буду непрестанно восхищаться, это звёздное небо над головой и… и моральный закон внутри меня, – начала Персефона Стелла.

Под её рассказ от звезды к звезде ползли тонкие серебряные нити, соединяющие их в созвездия. Преподавательница говорила мелодично, плавно и возвышенно. Когда она называла одну из звёзд, та начинала мигать на небосклоне, чтобы все обратили на неё внимание. Персефона Стелла указала на планеты и спросила, знает ли кто, как можно ориентироваться в ночи по небу. Весь первый месяц ученики только делали записи по курсу астрологии о названиях созвездий, звёзд, планет и их расположении на небе, теперь же пришёл черёд узнавать их гармонию и свойства.

За астрономией следовала логика. Преподаватель по этому предмету – Севастиан Эйлер – был коренастым и очень много шутил. Логика считалась одной из опорных дисциплин в Ликее, в Академии её сменяла аналитика, диалектика и философия.

Урока по ботанике Ингрид ожидала с налётом скуки: в школе на земле этот предмет был позади, и ничего интересного в цветочках девочка для себя так и не нашла. Однако урок в Междумирье с тем же названием перевернул её представления о флоре. Здесь на ботанике она впервые узнала, что есть растения с разным характером, холодные и горячие, сухие и влажные, агрессивные и мягкие. Преподавательница Оливия Лаванда была женщиной средних лет, полненькая, степенная, с живыми глазами и тонкими пальцами.

На «оранжевый» урок в четверг со странным названием «метательные искусства» Ингрид шла уже с предвкушением одышки, больных рук, ног и спины. После хореографии и плавания у неё до сих пор болело всё. Причём она привыкла проговаривать свою боль, и одноклассники с большим терпением выслушивали её жалобы, которые, по существу, были не столько жалобами, сколько хвастовством. На земле ни один урок физкультуры не мог произвести такого впечатления на её тело, как здешняя нагрузка.

Метательные искусства заключались в стрельбе из лука, арбалета, метании камней из пращи и дротиков. Ученики Ликеи занимались стрельбой из лука, их тренировал Генри Вильхельм Хенсинктен. Он был из служивых людей, зрелых лет, огненноволосый, собранный, высокий и неразговорчивый. Ученики приходили со своими луками, а у Ингрид такового не было – требовалось подобрать подходящий для неё из арсенала. Генри Вильхельм внимательно посмотрел на Ингрид и оценил её физические данные: невысокий рост, крупная кость, телосложение плотное, но при этом сухое и узловатое; потом посмотрел на её ладони: крепкие кисти рук, негибкие, сухие, всегда чуть согнутые пальцы. Оставив других учеников на попечение помощника, он вместе с Ингрид пошёл подбирать лук и амуницию. Ингрид волновалась, примеряясь к оружию, что заметил ветеран.

– Раньше никогда не стреляли из лука? – спросил он.

– Не доводилось, только из пневматики в тире, – ответила Ингрид.

– Что такое пневматика, спрашивать не буду, а лук освоить надо. Для начала наденьте крагу, мы же не хотим пойти на обед с лепёшкой вместо руки…

Генри Вильхельм провозился с Ингрид половину занятия, объясняя и показывая всё с нуля. Первая самостоятельная стрела разрезала воздух и поразила край соломенного щита, на котором крепилась мишень.

– Что ж, учитывая, что вы держите лук первый раз, это весьма недурно, – вынес он свой вердикт.

Тренер вручил ей колчан со стрелами и сказал, чтобы она сейчас тренировалась, пока никто на неё не смотрит, и обращалась к нему со всеми вопросами. Все позиции, где стояли стрелки, разделялись шорами во весь рост. Он отошёл и резко дунул в свисток, означавший прекращение огня и сбор стрел. Ученики сошли с позиций и засеменили к мишеням. Через пару минут все вернулись на свои места, и после свистка выход на стрельбище был строго запрещён. Ингрид без свидетелей чувствовала себя уверенней, бодро клала стрелы на лук и метала их. Правда, не все стрелы попадали в мишень, но и малые хорошие результаты чуть вскружили ей голову. Ингрид даже не заметила, как сзади подошёл Генри Хенсиктен и положил руку ей на плечо:

– Целиться начинайте, когда сделаете свою первую тысячу выстрелов.

– Спасибо! – Она обернулась через плечо с искренней улыбкой. В ответ тренер ей по-доброму подмигнул.

Ингрид спустила все стрелы, когда раздался свисток. Она сошла с позиции, и тогда стало видно, где чья мишень и каков результат. Оказалось, что она видела далеко не все мишени на стрельбище, а её мишень самая большая по размеру и вовсе стояла ближе всего к линии огня. Тут она заметила маленькую мишень на дальнем огневом рубеже, центр которой был туго забит стрелами. Интересно, кто к ней сейчас идёт? Лучший результат по классу принадлежал Артемиде! Ингрид ожидала увидеть кого угодно, но не её. Девочка была опять удивлена. Арти никогда не делилась своими откровенными успехами, а вот Эдвард и Нафан напротив, любили прихвастнуть.

Стрельбища располагались во внешней части дворца, куда уходили поля с левадами, и дорога на обед проходила по старой, но ещё зелёной траве. Ингрид первый раз находилась в этой части Розы Ветров. Скакать от радости после успешного урока она начала, когда сдала лук и амуницию обратно в арсенал. Не смотря на боль в руках и спине, после тренировки ей стало очень хорошо. Сначала шла вприпрыжку, а потом уже еле ползла, проговаривая, что, как и где у неё отваливается. Одноклассники терпеливо сносили этот словесный поток, относясь к происходившему с большим снисхождением, поскольку шумные и болтливые младшие братья и сёстры были почти у всех.

Ингрид слишком сильно радовалась, что «оранжевый» урок прошёл успешно. Аппетит разыгрался не на шутку, и за обедом она с удовольствием поглощала салат, который сама же накануне приготовила. Вообще, девочка оказалась на редкость прожорлива для своих лет и комплекции, и при этом было неясно, куда уходил весь запас съеденного – пока что ликейская форма сидела на ней как влитая. Одноклассники молча наблюдали за ней, убеждаясь в правдивости мифа, что люди с земли в первые месяцы много едят. Это была почти правда: Ингрид ела не просто много, а очень, очень, очень много.

– А бывают же таланты, которые раскрываются сразу? – за обедом спросила Ингрид, возвращаясь к прошлому разговору.

– Ты про метание стрел? – уточнил Нафан.

– Такое бывает, конечно, – сразу сказала Хельга. – Бывает, стоит взяться за какое-нибудь дело и сразу всё идёт, будто твои руки сами знают, что и как надо делать.

– Но в любом случае не стоит обольщаться первыми успехами, – строго сказал Нафан. – То, что кажется отличным, может потом рассыпаться. Если что-то получилось сразу, это вовсе не означает, что оно станет твоим делом на всю жизнь.

– Недостаточно иметь талант: над ним надо много и упорно работать, – спокойно продолжила Артемида.

– Артемида, а сколько лет ты стреляешь из лука? – спросила Ингрид.

– У-у-у, – протянул Эдвард, – когда мы познакомились, а это было лет пять назад, Арти уже была отличным стрелком.

Артемида очень смутилась от такой похвалы и сдержанно ответила:

– С трёх лет. Ну, в три года это, конечно, игра была, а вообще, с пяти лет уже серьёзно.

– Для тебя, Артемида, здешние уроки даже слишком простые, – уточнила Хельга.

Ингрид всё больше восхищалась своими новыми друзьями.

На обиход она отправилась, отыскав среди учеников Сольвей и Эрин. Вместе с ними Ингрид вновь принялась строгать салаты и холодные закуски. По отработке обихода Дафна проставила в её кредитном альбоме новые печати. Тут Ингрид выяснила ещё, что печати бывают разных цветов: красная печать означает высшую оценку, а чёрная переводилась как «задание сделал, но кое-как».

В междучасье обихода и ужина Ингрид отправилась к Деметросу Аркелаю, как тот просил. По дороге она думала о том, как там поживает её копия и как прошёл первый урок по химии с новым преподавателем. Почему-то от этих мыслей в её груди сжалось сердце.

Перед дверью кабинета куратора Ингрид остановилась, оправила одежду и лишь после этого постучала.

– Ингрид, заходите!

Девочка вошла в кабинет и удивлённо посмотрела на Георга Меркурия, который сидел в кресле в углу.

– Здравствуйте, – кивнула она Деметросу Аркелаю и Георгу Меркурию, озираясь по сторонам: нет ли здесь кого третьего?

– Ингрид, как я и говорил, семья моего брата хочет взять опекунство над вами, нужно это оформить.

В голове Ингрид прояснилось: Георг Меркурий – брат Деметроса Аркелая. Но они были не очень похожи. Деметрос Аркелай в зрелых летах, плотного коренастого сложения, с пышными, но аккуратными усами. На усталом лице сильно выделялись носогубные складки от частых улыбок; его тёмные с редкой проседью волосы были коротки, что здесь было редким даже для мужчин (да-да, мужчины носили длинные влосы). Глаза его были карими, с добрыми морщинками в уголках, и над ними – густые брови. А вот Георг Меркурий, напротив, был весьма молод, ему едва ли исполнилось 30 лет. Очень худой и высокий, смуглый, с крупной челюстью и ямочками на щеках, широкой улыбкой во все зубы, густой шевелюрой и аккуратной короткой бородой. Глаза Георга Меркурия были серыми, брови – широкими и неяркими, взгляд – открытым, а лоб прикрывала чёлка, зачёсанная набок. Деметрос Аркелай выглядел уставшим, а вот Георг Меркурий ещё сохранял во взгляде мальчишескую живость и задор.

Ингрид сглотнула, ей и в голову не приходило, что они – родные братья.

– Кажется, мы забыли предупредить, кто именно приходится братом Деметросу Аркелаю, – догадался вслух Георг Меркурий.

Ингрид утвердительно закивала.

– Всё равно давайте закрепим постановление об опекунстве, – сказал куратор. – Напоминаю, что это будет по большому счёту формальностью, просто нам надо дать вам возможность свободно без лишних глаз перемещаться.

Он протянул лист, где было написано, что Ингрид Камнина поступает под опекунство Георга Меркурия до её совершеннолетия. Девочка уставилась на лист и спросила:

– И что мне делать?

– Вот что, – ответил Георг Меркурий и положил руку на лист, произнеся: – Я согласен.

– Я тоже, – быстро сказала Ингрид, тоже положив руку на этот лист.

Оба подавились смешком.

– Надо сказать: «Я согласна», – пояснил куратор.

– А, хорошо. Я согласна, – исправилась Ингрид.

– Многие покинут Дворец в субботу вечером, остальные в воскресенье утром. Моё поместье недалеко отсюда, в часах четырёх езды, поэтому я отправлюсь домой в субботу днём. А ещё в это воскресенье праздник закрытия земледельческих работ, – дополнил Георг Меркурий.

– А разве вы не едете на сборы?

– Еду, конечно, но не с первого дня. У меня есть малолетний сын, и у него, кроме меня никого нет. Стараюсь быть с ним хотя бы два дня в неделю, поэтому я на сборах только пять дней из семи.

Ингрид хотела спросить, кто же сейчас сидит с его сыном, но вместо этого сказала:

– Ясно. Тогда выходит, мне надо будет ехать к вам домой?

– Мы отправимся домой, а когда будем на безопасном расстоянии от Дворца, вы переместитесь на землю.

– Хорошо, как мне связаться с вами, если мне вдруг понадобится помощь? Я могу переместиться в общежитие Ликеи? Там ведь никого не будет и меня не увидят.

– Лучше этого избегать, – ответил куратор, – на всякий случай. В качестве исключения дадим вам голубка, он будет перелетать только между мною и вами. Обычно личных голубков выдают только старостам, но здесь особая ситуация.

– Голубок может так далеко лететь? Вы же будете на сборах? – Ингрид смотрела, как куратор складывает голубка из листа бумаги.

– Он перемещается только внутри Дворца: всё же ему тяжело лететь против ветра, далеко, в снег, дождь… Для дальних писем используются обычные голуби. А у кого-то ворон летает. У некоторых – орлы.

Ингрид хотела спросить, как же ей слать голубка, не перемещаясь самой во Дворец, но тут возле окна затрепыхался стриж и приземлился на плечо Деметроса Аркелая. Девочка отвлеклась на пташку, глаза её загорелись.

– Ой, это ваш такой?

– Да, это Зёрнышко, – сказал тот, кивая на птицу. – Да, Ингрид, я теперь должен всегда быть во Дворце, так что на сборы меня просто не возьмут. По сути, я своё отслужил. Если что, перемещайтесь только для того, чтобы прислать голубка.

На этой ноте они вместе отправились на ужин.

– Ингрид, а куда ты поедешь на время сборов? – как специально спросил Нафан.

– Надо мной только что оформили опеку, – ответила она.

– О, и кто же тебя взял? – Хельга и Эдвард задали этот вопрос почти синхронно.

– Деметрос Аркелай отдал меня на попечение Георгу Меркурию.

Нафан почти скривился:

– Что ты у него будешь делать? У него даже нет детей твоих лет.

– Полагаю, дело в том, что его сыну скучно, если он совсем один. И отца он видит не так часто, как хотелось бы, – быстро выкрутилась Ингрид.

– Мне маменька говаривала, что Георг-младший так нуждается в братьях и сёстрах, а у него их нет, – подхватила Хельга и вздохнула.

– А разве он не женат? Где мама ребёнка? – спросила Ингрид.

Эдвард начал что-то говорить, но Хельга его перебила:

– Там вроде какая-то странная история… Из нас даже толком никто ничего не знает. Будет нехорошо, если мы станем распространять гнусные сплетни о том, чего сами не знаем.

– Пожалуй, лучше и не скажешь, – внезапно сказал Улав, и разговор быстро перешёл на другую тему.

– Сегодня снова будешь заниматься? – спросил Эдвард.

– Да, как обычно, постараюсь что-нибудь почитать. И порисовать хочется.

– Рисование у нас завтра. А ты хорошо рисуешь? – спросила Хельга.

– Да, на земле я хожу в школу живописи и художеств, в смысле, ходила, – поправилась она.

– Неужели никто не заметил там твоего отсутствия? Ты такая заметная, – поинтересовался Нафан.

Ингрид опустила глаза в тарелку и очень медленно произнесла:

– Я-не-знаю. Пожалуйста, не напоминайте мне о земле.

Внезапно до Ингрид дошло, что кроме Хельги и Артемиды про её переходы знает ещё и Нафан. Ну как она могла забыть?! Необходимо срочно ему сказать, чтобы он держал язык за зубами.

– Прости, судя по твоим рассказам, земля – не такое уж и хорошее место. Понимаю, тебе не хочется о ней вспоминать, – быстро подхватил Нафан, чтобы снять неудобные вопросы. В душе Ингрид осталась чрезвычайно благодарна ему, хотя и не сказала об этом.

После ужина она поспешила в свою комнату номер 98, чтобы перейти на землю. По четвергам не надо было идти на внешкольные занятия, поэтому, слившись с копией, она оказалась у себя в квартире. Переходы становились её привычным делом, и звон в ушах в процессе слияния уже не так мешал жить, как в первые разы. Со слиянием в память врезались и воспоминания. Девочка вновь очень заволновалась: как прошёл первый урок по химии? Девочке стало интересно: переживает ли копия те же чувства, что и сама Ингрид, или она суха, как пыльная тряпка на горячей батарее? В воспоминаниях она чётко видела, новый учитель неказист, среднего роста, молод и не уверен в себе. Одет – бедно и нелепо, что можно списать на скромный достаток молодого педагога. Пытался держаться строго и даже сурово, но у него это плохо получалось. Половина же класса, радуясь, что учитель молод и неопытен, просто прогуляла урок. Ингрид попыталась понять ничем не объяснимое волнение, что охватывало её, стоило ей подумать о новом учителе. Чтобы хоть как-то успокоиться, она похлопала себя по щекам и чётко сказала вслух: «Да ну, глупость какая-то!» На её голос прибежал кузен и потребовал взять его на колени.

Скоро вернулись мама и бабушка, Ингрид посвятила час на общение с ними. Рассказав в общих чертах про день, который пережила копия, Ингрид удалилась в комнату, оставив родных на баталии с кастрюлями, бульонами, гарнирами и котлетами. В пятницу их класс не шёл на занятия, а ехал в импровизированный поход. Ей следовало собрать вещи и без четверти восемь перейти в свою комнату, где, согласно легенде, учит пропущенный материал. Ко всем обычным заботам добавилось лишь одно волнение – из-за Антона Павловича. Оно почему-то не давало спокойно жить.

08. Чёрный меч

Ингрид спустилась к молитве, предварительно сняв со своей двери табличку, предупреждающую, чтобы никто не стучался. Пока хор из студентов и преподавателей пел, она стояла, молитвенно сложив руки.

За последней трапезой Ингрид узнала, что девочки во время сборов не просто отдыхают дома, а отправляются на работы в лекарни, монастыри и малые деревенские школы – для дворянок это было обязательной частью воспитания. Ингрид сказала, что Георг Меркурий никуда её не собирается направлять – возможно, из-за маленького сына.

Пятничный день прошёл как нельзя прекрасно. Все предметы были ей знакомы, а преподаватель живописи хвалил её за работу – по крайней мере, хоть что-то она могла и умела делать. Нумерология, алхимия и языки стали теми предметами, на которые Ингрид бежала вприпрыжку. Трисмегист Николас очень быстро стал одним из любимых её преподавателей, впрочем, она почти со всеми нашла общий язык. Радость – именно так можно охарактеризовать её впечатление от учения в Ликее.

Наступил и неведомый урок для неё – фехтование. Ещё ни разу ей не приходилось держать в руках настоящее холодное оружие. Тренер по фехтованию делил класс на малые группы, девочки упражнялись на рапирах или шпагах, а мальчики – с более тяжёлым оружием. Ингвар Ульрих был из массивных, рыжих и бородатых, в нём Ингрид сразу увидела северное крестьянское происхождение. Несмотря на возраст, а выглядел он лет на шестьдесят, ветеран был крепок и хорош собой. Он носил меховой жилет на запах, подхваченный широким поясом с большой медной бляхой, голые его руки были сплошь покрыты конопушками и располосаны шрамами.

– Хм. – Задумчиво он глянул на Ингрид с огоньком в глазах. – Хм. Пойдём, выберем тебе оружие.

В отличие от многих других преподавателей, он сразу ей сказал «ты». За этим крылась не высокомерность, а простота и прямолинейность опытного мечника. Они вошли в оружейную комнату. У одной стены хранилось секиры и алебарды, а на другой в ножнах на специальных крюках лежали мечи и рапиры. В этой комнате на Ингрид напало благоговейное забвение. Она начисто забыла общее негласное правило, смело отправившись выбирать именно меч. Девочка почувствовала, как застыло время, подобно тому, как это происходило под временным куполом над готовой едой. Среди всего оружия, висевшего на стене, внимание Ингрид приковал меч, который – на её неискушённый взгляд – занимал среднее положение между мечом и саблей: он был не прямой, но чуть изогнут, на конце удлинённого эфеса не было яблока, ножны – из полированного чёрного дерева, а не из кожи или металла. В общем, не смотря на увеличенную длину – а он был длиннее остальных, – меч выглядел намного изящнее своих собратьев. И он единственный висел не вертикально, а горизонтально.

– Этот, – уверенно указала Ингрид именно на него.

– Хм, – снова вздохнул ветеран, – это тоже должно было когда-нибудь произойти.

Он снял ей меч и, держа его горизонтально за два конца, с поклоном протянул Ингрид. С каким-то неземным чутьём Ингрид ответила таким же поклоном и взяла меч в руки над головой. Вернувшись из оружейной в зал, где девочки отрабатывали упражнения, Ингрид ощутила возвращение времени. Тут только до неё дошло, что она взяла не шпагу или рапиру, а меч, который предназначался для юношей. Она с тревогой повернулась к Ингвару Ульриху, спросив его:

– А я точно могу взять этот меч?

– Разве он разонравился?

– Нет, конечно, но вдруг это не моё?

– Не ты выбирала себе оружие.

Она чуть осмелела и тогда спросила:

– И с кем мне тогда тренироваться? С девочками или мальчиками?

– По мечу и учитель.

Они отправились из зала фехтования на улицу через запасный выход, прошли через осенний сад и под аркой. Оказавшись во втором саду, Ингрид заметила, что его эстетика отличается от предыдущего. Низенькие деревья и кусты, гладкие камни на песчаных площадках, малые водоёмы с красными карпами и мостки, перекинутые через воду, цветы у самой глади. Ингвар Ульрих бесшумно шагал впереди, за ним, громко шурша мелкой галькой, семенила Ингрид и прижимала к груди меч в чёрных ножнах.

Они вышли к низкому домику в восточном стиле, который стоял за облетающими чайными деревьями и вишнями. У порога Ингрид увидела невысокого человека с длинной метёлкой в руках – он смахивал листья с дорожек. Человек сильно отличался от Ингвара Ульриха: низкий, в простой небелёной, но очень чистой одежде, загорелый, седой, с монголоидным лицом и старчески добрым прищуром глаз, – он внушал не устрашающее уважение, как ветеран-мечник, а совершенно иное чувство. Ингрид смотрела на него и гадала, как ему не холодно: если огненноволосый тренер активно двигался, был в меховом жилете и пылал жаром, то седовласый горел ровным светом и ничуть не мёрз в одной хлопковой рубахе в середине октябрьского дня.

Ингвар Ульрих остановился перед ним руки по швам и отвесил поклон почти под прямым углом. Человек поклонился ему, приветствуя.

– Рейто-сама, я привёл к вам ученика. – Ветеран сделал шаг в сторону, открыв перед взором хозяина садика Ингрид. Девочка смотрела на него, хлопая глазами, но догадалась сделать такой же поклон. Меч она по-прежнему прижимала к груди.

– Есури так, то мы начинём. – Рейто-сама странно произносил слова.

Он осмотрел пришелицу, но на его бесстрастном лице невозможно было ничего прочитать.

Ингрид хотя и была слишком молода, но особым чутьём переняла правила поведения в саду и общения с новым учителем. Она молча (правда, это давалось ей с трудом) и неспешно отправилась вместе с Рейто-сама в помещение для тренировок.

Рейто-сама перед входом в дом снял деревянные сандалии, похожие на табуреточки. Дом сильно отличался от всех остальных строений Розы Ветров: если те были из камня или дерева, то этот домик, казалось, склеили из бумаги. Песочного цвета листы крепились на деревянные рамы, а те в свою очередь – к массивным опорным столбам, на которых лежала тяжёлая черепичная крыша.

Девочка уже привыкла всюду снимать обувь, поэтому левой рукой быстро стянула уличные полуботинки. У домика был очень высокий порог, на который можно было залезть только закинув колено. Ингрид поднялась и поправила юбку с плащом. Дверь внутрь была раскрыта, вернее – отодвинута в сторону, как дверь купе. Рейто-сама шагнул внутрь, за ним проследовала Ингрид. Когда они достигли внутренней комнаты, он опустился на колени, отодвинул дверь, встал, перешёл через порог и, повернувшись лицом к стойке с мечом в конце зала, снова опустился на колени, сделав низкий поклон. Она внимательно следила за учителем и повторяла за ним все действия.

В зале снова было много поклонов, сначала перед учителем, потом перед оружием… Ингрид потребовалось очень много терпения, она неусыпно следила за всем церемониалом, пытаясь уловить логику каждого действа, но та постоянно ускользала. Так началось первое занятие по искусству меча. Ингрид, взяв в руки меч, ощутила себя совсем иначе, чем на всех предыдущих «оранжевых» занятиях. Именно меч был её продолжением. Для её руки он был тяжёлым, и она быстро устала его держать, однако продолжала делать это, хотя ей и приходилось стискивать челюсть, унимая дрожащую руку.

Рейто-сама во время занятия был бесконечно сдержан и немногословен. Да, искусство меча сильно отличалось от хореографии. Несмотря на то, что и там, и там движения требовали немалых усилий от неё, здесь она чувствовала своё тело свободным, в ней проснулось что-то вроде грации и пластики. Всего на тренировку ушло около сорока минут, но этого ей хватило по самые уши. Прощальная церемония, такая же долгая, как и вступительная, добила Ингрид: от усталости и боли она уже едва держалась на ногах.

Рейто-сама скромно улыбнулся, вокруг его потрясающих глаз появились лучистые морщинки.

– Теперь буду всегда ждать вас на урок, Камнина-тян, человек земли. – Он поклонился.

– Спасибо за урок, – ответила с поклоном Ингрид перед уходом на обед, с облегчением вздохнув после напряжения. Она почувствовала, что сегодня обрела что-то важное. И это важное боялась потерять.

За обедом она, как обычно, сидела за одним столом с Хельгой, Артемидой, Улавом, Эдвардом и, разумеется, Нафаном.

– Ингрид, мы не видели тебя на тренировке, неужели Ульрих не нашёл для тебя рапиры? – спросила Хельга.

– Я взяла меч,  – наворачивая салат, сказал Ингрид.

– Но в зале мечников тебя тоже не было! – возразил Эдвард.

– Девочки не должны тренироваться с мечом, это опасно! Ваше оружие – рапира, шпага, в конце концов, – возмутился Нафан.

– Ну, я взяла не обычный меч. Я вообще забыла об этом правиле в оружейной комнате. Для меня время как будто замерло, когда я увидела мечи, – призналась Ингрид, и её глаза блеснули.

– И что, куда тебя Ульрих отвёл, если тебя не было ни у нас, ни у мальчиков? – развесила уши Хельга.

– Ингвар Ульрих отвёл меня к Рейто-сама.

– Он всё-таки существует! – поперхнулся Нафан. – Ингрид, с твоим появлением я и сам всё больше узнаю нового об этом месте.

– Значит, это не легенда, – сказал Эдвард с очень серьёзным лицом. – Я всё время думал, что Рейто-сама – выдуманное лицо.

– Нет, что вы, он самый настоящий, невысокий, очень тихий и сдержанный, вежливый и… и… и добрый, – закончила Ингрид. – Он провёл со мной первую тренировку. А что за легенда?

– Существует легенда, что того, кто выбирает чёрный меч, будет тренировать старый монах, – заговорила Артемида. – Но дело в том, что Рейто-сама так редко выходит из своего сада, так мало людей его видит, что многие вообще сомневаются в его существовании.

– Можете не сомневаться, я его лично видела. И слышала. И даже трогала, – подытожила Ингрид. – Значит, я случайно выбрала этот самый чёрный меч?

– Ну, случайно – не случайно, – поспешил заверить её Нафан. – Вообще такие случайности редко бывают. Например, сколько раз я заходил в оружейную комнату, а его ни разу не видел.

– Может, его убирали? – предположила Ингрид.

– Исключено, – отрезал Эдвард. – Я знаю, что все тренировочные мечи хранятся в одном месте, в оружейной комнате. Мечи и шпаги всегда лежат там, чтобы не искать их по всему дворцу, а за хранение отвечает сам Ульрих.

– Я видела меч у Рейто-сама.

– Это личное оружие. У всех совершеннолетних мужчин есть своё личное оружие, которое всегда с хозяином, – ответил Эдвард.

– Ну не знаю, может, он был на ремонте, например?

– Тоже невозможно, – продолжил Эдвард, – им уже лет двадцать никто не пользовался, там нечему ломаться.

– Тогда я не знаю, как так вышло, что я сразу его нашла, – уже с лёгкой обидой в голосе ответила Ингрид.

– Дух меча, – раздался голос Улава.

В нависшей над их столом тишине все повернули головы к нему. Даже Артемида, которую было сложно чем-то удивить.

– Дух меча, – снова сказал Улав. – Он открывает глаза или закрывает их, чтобы спрятать своё оружие.

– Да, меч имеет свой дух, это точно. – Нафан откинулся на стуле. – Мой отец говорит мне, что его меч не признаёт никакую руку, кроме хозяйской.

– В каком смысле признаёт руку? – уточнила Ингрид.

– Меч слушает своего хозяина, – сказала Артемида. – У общих мечей один общий дух на всех, поэтому ими может сражаться каждый, а личное оружие будет служить только хозяину.

– А что будет, если личный меч возьмёт кто-то посторонний?

– По-разному бывает, – сказала Хельга. – Меч может ощущаться намного тяжелее в чужой руке или блокировать мастерство мечника, чужак становится неуклюжим, может и себя покалечить. А иногда они даже ломаются. Очень плохой признак, если меч начинает рассыпаться в чьих-то руках. Значит, он предпочитает погибнуть, чем служить такому горе-хозяину. И поверь, ни один меч не будет служить, если им хотят убивать.

– Убивать? А зачем тогда тренировки?

– Меч – это больше, чем просто оружие, – сказал Эдвард. – Это дух воина. А дух надо тренировать. Если кто-нибудь нападёт, как я смогу тебя защитить без тренировок?

Ингрид поперхнулась, когда услышала эти слова. Они зазвенели в голове так же, как и слова Деметроса Аркелая о друзьях. Даже лицо девочки замерло. Повисшая тишина позволила закончить обед, все разошлись на обиход.

На обиходе Сольвей спросила Ингрид, куда та едет на время сборов, пока они резали брокколи.

– Меня будет опекать здесь Георг Меркурий.

– О, даже так. Я хотела пригласить тебя с нами, наверняка Хельга тоже хотела бы увидеть тебя у себя в гостях.

– Ну… – протянула чуть растерянно Ингрид, – если честно, это очень неожиданное предложение. Хотя мне очень приятно!

– Смотри, мы поедем в монастырь недалеко от нашего дома. Это на севере. Время сборов такое, я даже с мамой толком не увижусь…

Желание проводить время с новыми друзьями было очень велико, но эту неделю она уже задумала быть на земле, чтобы больше времени уделить своей семье. Ингрид начала колебаться.

После ужина девочка по отработанной схеме ушла на землю, оставив записку, чтобы ей никто не мешал заниматься; Хельга, Артемида и Нафан и виду не подавали, будто им известно, куда исчезает Ингрид. Они даже поддержали слух, что Ингрид много занимается, чтобы наверстать упущенное, в то время как она сама, испытывая головную боль, соединялась со своей копией, переживала воспоминания дня и через несколько часов возвращалась в Междумирье без сил. В этот вечер всё прошло весьма спокойно, потому что их класс отправился на поездку за город, и Ингрид (конечно, не её саму, а копию), не блиставшую спортивными талантами, выбрали костровым. Нарубить щепы, поддержать огонь и заварить в котелке быстрорастворимой лапши, пока остальные принимали участие во всяких эстафетах, было ей в удовольствие. Стычки с одноклассниками обошли стороной, если не считать, что кто-то её облил водой из бутылки, пока она собирала розжиг.