Читать книгу: «Стратегическое изменение. Как вызвать изменения в чувствах и поведении других людей», страница 3

Глава 2. Изменить ум, изменить мозг

Все есть энергия, и это все, что существует. Это не философия, это физика.

Альберт Эйнштейн

Сегодня, работая с изменениями у людей, нельзя отказаться от рассмотрения этой темы с точки зрения нейробиологии, поскольку это стало обязательным для всех, кто изучает психические и поведенческие явления. Как утверждают Паоло Легренци и Карло Умилта в своей книге «Нейромания» (2009), эта современная научная область чаще всего переоценивается относительно её фактических возможностей и результатов, поскольку очарованность методами нейровизуализации мозга заставляет даже самого опытного исследователя забыть, что то, что мы видим, есть лишь компьютерный графический образ, а не реальный орган. То, что мы можем наблюдать, есть кровоток в мозге, а не конкретное проявление активации эмоций и реакций. Тот факт, что при определенных условиях мозг активирует одни зоны, а не другие, не означает, что они ответственны за наблюдаемое явление, поскольку активация этих зон может быть только эффектом явления. Конечно, возможность создания мгновенных нейроизображений активации мозга дала огромный импульс исследованиям нашего функционирования и взаимодействия с нашей реальностью; этот импульс все больше набирает силу, но к нему, как и ко всем новшествам, следует относиться с некоторым здравым скептицизмом, свойственным разумному исследователю, который никогда не должен очаровываться ни своими методами, ни своими теориями, из страха, что они могут сбить его с пути и ввести его в заблуждение.

Принимая все это во внимание, давайте посмотрим, что нейробиология говорит нам об изменениях, их динамике и процессах внутри нашего организма, а также о том, как они взаимодействуют с внешним миром.

В не таком уж далеком прошлом считалось, что различные области человеческого мозга по своей природе неизменны, то есть биологическая данность считалась не только фундаментальной для развития человека, но и неизменной. Этому предположению сопутствовала идея, что производство нейронов прекращается после завершения периода роста. Считалось, что, достигнув развитого состояния, мозг не эволюционирует дальше, а затем по мере увеличения возраста он обречен на медленное, прогрессирующее и неизбежное ухудшение. Полагалось, что мозг, как солнце, всходит, достигает своего апогея, а затем постепенно клонится к закату. Возможность изменений в пластичности мозга была отнесена исключительно к «критическому периоду» от младенчества до полового созревания, когда эмпирически наблюдается способность мозга впитывать подобно губке и без особых трудностей осваивать сложные навыки, например, такие как иностранные языки, или развивать спортивные или художественные способности. За последние двадцать лет все изменилось: было доказано, что некоторые области мозга, если его постоянно тренировать, продолжают развиваться до самой смерти (Голдберг, 2006), и сегодня профилактика дегенеративных заболеваний и реабилитационные вмешательства основаны, прежде всего, на умственной и двигательной деятельности, которая должна вестись на постоянной основе.

Более того, на протяжении жизни связей между нейронами становится все больше прямо пропорционально получаемому опыту и обучению, через которые проходит субъект. Взрослый, как и ребенок, обучение которого было мастерски описано Жаном Пиаже, благодаря процессам аккомодации и приобретения знаний продолжает развивать свои умственные способности и нейронные сети. Этот особый тип эволюции, лежащий в основе обучения и развития способности, активирует важные модификации в нейронных сетях. Как продемонстрировал в своих исследованиях лауреат Нобелевской премии Эрик Кандел (1998, 2001), умственная деятельность формирует мозг, а не является просто его продуктом. Если перевести это на более простой язык, то это означает, что наше активное взаимодействие с реальностью посредством восприятия, эмоциональной реакции, слов, мыслей, действий сильно влияет на функционирование нашего биологического мозга, определяя не только физиологические реакции, но и его структурную архитектуру (Кандел, 2001; Дойдж, 2007, 2015). Чувства, воображение, движение являются средствами взаимодействия с нашей внутренней и внешней реальностью, которые формируют специфическую биохимическую и электрическую динамику, лежащую в основе функционирования мозга и нашей жизни (Газзанига, 1999).

По утверждению Джозефа ЛеДу (2002), любой человек представляет собой сложную смесь биологии и биографии. Если биология влияет на биографию, то сама биология на протяжении всей эволюции жизни есть не что иное, как набор гомеостатических приспособлений к окружающей среде, то есть длинная биография самой жизни: «человек рождается и становится [человеком]» (Нардонэ, 2017). В связи с этим один из фундаментальных законов нейропластичности мозга – закон Хебба – указывает на то, как нейроны, активирующиеся одновременно, образуют друг с другом связи, то есть повторяющийся умственный опыт вызывает структурные изменения в нейронах, обрабатывающих этот опыт, что укрепляет и увеличивает синаптические связи. Другими словами, когда у нас появляется новый опыт, который заставляет нас чему-то научиться, определенные группы нейронов соединяются друг с другом, создавая новую специфическую единицу. Если этот опыт повторяется, то эта единица становится все более специализированной и реагирует все более быстро, интенсивно и точно, то есть нейронная сеть становится все более эффективной и действенной в выполнении того, что требуется для взаимодействия с реальностью. Если Хебб предвидел то, что подтвердила современная нейробиология, то задолго до него Зигмунд Фрейд в 1888 году определил «связь на основе одновременности» как то, что связывало нейроны при их одновременной активации. Уильям Джеймс (1890) ещё более точно утверждал, что «если элементарные мозговые процессы активируются одновременно или в непосредственной последовательности, то при последующей реактивации одного из них он будет стремиться передать свое возбуждение другому».

Изменение образа действий, дезадаптивные эмоциональные и когнитивные установки также приводят к изменению структуры синапсов и структур мозга, что подчеркивает в своем эссе по нейробиологии и психотерапии Вальтерони (2016). Манна и Даниэле (2014) также утверждают, что и в прошлом, несмотря на отсутствие биологических органических доказательств, уже было известно, что психотерапия способна вызывать не только перцептивно-эмоциональные и когнитивные изменения в поведении, но и изменения в психической и мозговой деятельности.

Сегодня современные методы нейровизуализации позволили нам, наконец, обнаружить конкретные нейробиологические эффекты психологического вмешательства. Однако, как уже упоминалось, для того чтобы оно действительно было эффективным, эмпатии между терапевтом и пациентом недостаточно, как недостаточно и глубокого осознания корней своих проблем; вместо этого необходим конкретный корректирующий опыт, способный вызвать изменения в биологическом гомеостазе субъекта. Действительно, как очевидно из открытий в области нейробиологии, личностные изменения не могут быть достигнуты без опыта, разрушающего модели восприятия и реагирования, которые в результате повторения приобрели тенденцию поддерживаться и активироваться автоматически (то есть они представляют собой психобиологический гомеостаз). Поэтому простого добавления обучения новым моделям поведения недостаточно, чтобы вызвать разрушение автоматизированных моделей нейробиологического функционирования, поскольку, как утверждал Клод Бернар (1859), говоря о принципе гомеостаза, любая система имеет тенденцию сопротивляться собственным изменениям. Осознанное обучение действует на уровне знаний и сознания, но, как ясно показывает ЛеДу (2002), нисходящий канал (сверху вниз) от современного разума к древнему очень мало способен к изменениям, которые, наоборот, реализуются в обратном направлении (снизу вверх), когда опыт вызывает ощущения, активирующие самую архаичную часть мозга раньше активации конечного мозга⁷. Все это демонстрирует решающую роль в изменении чувств и действий человека эмоционального корректирующего опыта, понимаемого как конкретный опыт, изменяющий гомеостатическое равновесие путем активации новых психофизиологических реакций, запускаемых ярко выраженным дестабилизирующим восприятием. Все это также указывает на то, что этот опыт, способный подорвать функционирование действующей модели, имеет гораздо бо́льшее отношение к чувствам, чем к разуму. Вспомним слова Фомы Аквинского, «Ничто не достигает интеллекта, не пройдя сначала через чувства».

Пол Вацлавик (1977), в конце семидесятых годов, продолжая исследования отца современной нейронауки Майкла Газзаниги, демонстрирует принятие этой идеи, определяя «язык изменений» как особый тип перформативной коммуникации⁸, способный вызывать ощущения, а не только давать объяснения. Точно так же факт предписания субъектам действий, которые косвенно заставляют их открывать посредством реального опыта, прожитого без знания его истинной цели, новые и альтернативные способы чувствовать и действовать, активирует ресурсы, которых, по их мнению, у них не было. Как понимает читатель, все это находится в противоречии с укоренившимся в рационалистической культуре предубеждением, согласно которому сознательный акт мышления является предпосылкой эффективных изменений индивида, который, в силу этого мнения, должен был бы добровольно видоизменять свои чувства и действия. Кажется почти невероятным, что, несмотря на то что говорит нейробиология, а именно, что более 80 % нашей наиболее важной умственной деятельности происходит без участия сознания (Кох, 2012), так называемые «когнитивные науки» и теории изменений, за исключением стратегических интерактивных теорий, по-прежнему остаются привязанными к идее преобладания сознания над бессознательным (Нардонэ, 2017).

Это не означает, что для изменения не важны осознанность и сознательно спланированные действия, но значит, что в последовательности процесса изменения необходимы сначала эмоциональный корректирующий опыт, затем осознание задействованных механизмов и только в конце умение научиться планировать их сознательно. Радикальное изменение зависит прежде всего от деятельности архаичного мозга и лишь затем на него оказывает влияние деятельность конечного мозга.

Последовательность представляет собой следующее:

восприятие (которое дестабилизирует гомеостаз) → бессознательные реакции (которые активируют новые психологические реакции) → открытие альтернативных способов чувствовать и действовать и когнитивная обработка → осознание процесса изменения → приобретение сознательной способности планировать и применять это произведённое открытие.

Из всего этого следует, что вмешательство, направленное на эффективное изменение чувств и действий человека, должно, прежде всего, включать в себя определенно «перформативную» первую фазу, в которой посредством использования специфических техник и суггестивно-эвокативной коммуникации, вызывающей ощущения, а также коммуникации, имеющей объясняющую функцию, реализуется эмоциональный корркетрирующий опыт. Это может быть результатом различных терапевтических методов, как во время терапевтического сеанса, так и вне его, посредством назначения предписаний. Как только эта первая важная цель будет достигнута, мы должны приступить к осуществлению всех дальнейших изменений, необходимых для достижения конечной цели вмешательства. Этот постепенный процесс, который следует за изменением вследствие эффекта открытия, вместо того чтобы основываться на методах и языке с сильным эмоциональным воздействием, должен проводиться посредством прямых указаний и планомерного достижения соглашений с использованием в меньшей мере методов суггестивно-эвокативной коммуникации и все в большей мере методов указывающей и директивной коммуникации так, чтобы постепенно сделать субъекта активным участником процесса своего изменения.