Читать книгу: «Болезни империи. Как пытки рабов и зверства во время войн изменили медицину», страница 2
Троттер опытным путем подтвердил теории Линда о целительной силе цитрусовых плодов, но заявил, что предложенный Линдом метод приготовления сока был малоэффективен. Лучше всего было позволить пациентам высасывать сок непосредственно из плодов. Свежий сок также можно было сохранить, соблюдая определенную методику приготовления [25].
Троттер назвал ряд факторов, вследствие которых африканцы были особенно уязвимы для цинги. Среди них – плохое питание и недостаток физической активности. Помимо этого, «предрасположенность к цинге, судя по всему, может повышаться вследствие тяжелых условий содержания в трюме корабля» [26]. Задолго до введения антропологами термина «структурное насилие», который описывал, как бедность и другие формы притеснения способствуют распространению и усугублению серьезности заболеваний, Троттер осознал, что физические и моральные мучения от порабощения служат причинами для повышения предрасположенности к болезням [27]. Он сосредоточился на работорговле как явлении, вместо того, чтобы фокусироваться на индивидуальных особенностях или расовой принадлежности человека. Бесчеловечная жестокость, с которой приходилось сталкиваться рабам во время плавания из Африки в страны Карибского бассейна, ошеломляла. «Было бы несправедливо полагать, будто африканец не чувствует боли расставания, навеки прощаясь со своей родиной, со своей свободой и друзьями», – объяснял он.
У ряда женщин во время этого кошмарного плавания случались «жестокие истерические припадки». По ночам из трюма слышались «чудовищные стоны».
Некоторые африканцы совершали самоубийство, предпочитая спрыгнуть с корабля в море вместо того, чтобы быть проданными в рабство [28]. Троттер ратовал за то, чтобы в будущем на борт кораблей сажали меньше африканцев, обеспечивая их качественными фруктами, цитрусами и свободным доступом к воде. Он также призывал ввести режим зарядки и даже предлагал «поощрять танцы, которые, помимо необходимой физической нагрузки, могут обеспечить некоторое развлечение, отвлекают от неугодных мыслей и приводят африканцев в более веселое расположение духа». Тем не менее, предупредил он, внедрять такие предложения нужно аккуратно, не «прибегая к помощи плети‑девятихвостки» [29].
Внимание Троттера к ужасным условиям, в которых содержались на невольничьих судах африканцы, безусловно, стало толчком для развития его идей. Однако на него также повлияло развитие в восемнадцатом веке пневматической химии, которая вдохновила многих представителей медицинского сообщества на изучение влияния тесных пространств на качество воздуха [30]. Троттер предложил использовать для транспортировки рабов корабли большего размера, чтобы обеспечить нормальную циркуляцию воздуха. И подчеркнул, что зерно в корабельных кладовых также нужно проветривать как можно чаще [31].
Его исследования цинги с одной стороны опирались на положения пневматической химии, а с другой – способствовали дальнейшему их развитию. «Новейшая область химии, – писал он, – открыла нам сокровищницу знаний». Троттер предположил, что фрукты с высокой кислотностью помогали при лечении цинги в связи с содержанием в них «витального воздуха» или «оксигена». Он также заметил, что «несвежая атмосфера в трюмах», полная «грязного воздуха» и «гнусных испарений», провоцировала развитие болезни [32].
Кроме того, Троттер изучал состояние здоровья не конкретного индивидуума, а целой группы населения, заложив тем самым основы общественного здравоохранения и внеся вклад в развитие эпидемиологического подхода к изучению заболеваний. А сам феномен заболевания рабов на невольничьих кораблях стал свидетельством того, как на возникновение болезней могут влиять антропогенная среда и принимаемые человеком решения.
В конце своего трактата по цинге Троттер привел рекомендации по питанию, физической нагрузке и уборке помещений, в которых на кораблях держали порабощенных людей. Он резюмировал: «Для всех этих рекомендаций нужно добавить, что внедрять их в жизнь необходимо максимально мягко и часто – с величайшим тактом. Хотя строгое обращение уже вытесняется, и мало кто считает, что своими действиями попирает права человека и его брата!» [39]. Впоследствии эти рекомендации станут общепринятыми в эпидемиологической практике.
Показания Троттера стали появляться в трудах о важности кислорода. В «Медицинских записках» от 1796 года издания Роберт Торнтон, который был сторонником пневматической медицины, посвятил вторую часть первого тома действию кислорода в животном организме и причинам жизнедеятельности и преднамеренных действий. В своей работе он упоминает Троттера наряду с другими известными медиками, такими как Пристли и Лавуазье. И подчеркивает, что именно выводы Троттера, основанные на наблюдениях судового хирурга за «пассажирами» невольничьего судна [40], подтверждают лабораторные результаты, полученные вышеупомянутыми учеными.
* * *
Интерес к необходимости свежего воздуха на невольничьих кораблях совпал по времени с куда более известным явлением – расцветом тюремных реформ конца восемнадцатого века. Они были непосредственно связаны с именем Джона Говарда, британского филантропа и реформатора. Говард получил должность старшего шерифа в английском Бедфорде, где ему было поручено заниматься инспектированием тюрьмы графства. Говард быстро обнаружил, что тюремщики брали с заключенных плату за содержание под стражей. Однако многим было просто‑напросто нечем платить, из‑за чего срок отбывания наказания только увеличивался. Филантроп счел эту практику чудовищной, особенно в случае тех заключенных, которые могли быть невиновны или отбывали срок за незначительные правонарушения [41]. Потрясенный этой несправедливостью и другими ужасными условиями содержания в тюрьмах, Говард провел всю зиму 1773–1774 годов, тщательно инспектируя британские исправительные заведения. А после – тюрьмы и других европейских стран.
Во время своих странствий он собирал подробную информацию и тщательно документировал свои наблюдения. После целого дня в какой‑либо тюрьме он останавливался на ночь в местной гостинице и записывал все, чему стал свидетелем. Он подсчитывал, сколько камер было в каждом учреждении, измерял их площадь и отмечал, сколько людей находилось в одной камере. Он указывал, в каких тюрьмах мужчинам можно было взаимодействовать с женщинами, в каких среди обычного контингента встречались также умственно отсталые заключенные, в каких содержались совсем юные мальчики.
Говард также отмечал качество воздуха. Провидение, писал он, дарит воздух всем людям безвозмездно. Заключенным не нужно прибегать к каким‑то изощрениям, чтобы получить к нему доступ. И все‑таки арестантов «лишают этого подлинного жизненного лекарства». Даже животным свежий воздух необходим для выживания. Однако «воздух, который уже сослужил свою службу в легких, является грязным и тлетворным». Говоря о важности свежего воздуха, Говард также сослался на историю британских военнопленных, задохнувшихся в индийской тюрьме в 1756 году [42]. Факт упоминания этого случая свидетельствует о том, как в тот период времени эта история стала краеугольным камнем для всех, кого заботила необходимость свежего воздуха. И как примеры из далеких уголков земного шара способствовали развитию медицинского знания в Великобритании.
Говард утверждал, что дефицит таких базовых вещей, как чистая вода, свежий воздух и приемлемые условия проживания, непосредственно приводил к вспышкам инфекционных заболеваний. Тюремная лихорадка, равно как оспа и другие болезни, заявлял он, возникала в результате тесноты помещений и плохой планировки исправительных заведений [43]. Тюремной лихорадкой в восемнадцатом веке называли все болезни, которые развивались в тюрьмах и других скученных местах. Под этим названием могло скрываться огромное множество самых разных заболеваний. Однако обычно оно подразумевало болезнь, которая теперь известна как сыпной тиф.
Как и многие его современники, Говард полагал, что зараженные заключенные передают болезнь своим сокамерникам [44]. Он цитировал трактат Джеймса Линда – того самого хирурга, который предложил для лечения цинги использовать лимоны, заявляя, что «источник инфекции в нашей армии и во флоте – это, несомненно, тюрьмы» и что британские корабли, отправившиеся на сражение в Войне за независимость США, потеряли две тысячи солдат, потому что болезнь на суда принесли освобожденные из тюрем заключенные [45].
Основываясь на своих наблюдениях, Говард составил список рекомендаций для улучшения условий в тюрьмах. Он утверждал, что заключенных нужно содержать в индивидуальных камерах, чтобы предотвратить негативные последствия загрязненного воздуха [46]. Он понимал важность свежего и чистого воздуха и открытых окон и предлагал по мере необходимости выводить заключенных на улицу для проветривания [47]. Доклад Говарда помог убедить чиновников в необходимости пересмотреть планировку тюрем. В 1779 году Палата общин приняла пенитенциарный закон, который призывал города‑графства и городские поселения строить исправительные учреждения с одиночными камерами в соответствии с идеями Говарда. При возведении новых тюрем теперь учитывались рекомендации филантропа [48].
Говард продолжал заниматься изучением тюрем и путешествовал по Европе, заглядывая в исправительные учреждения Голландии, Германии, России и других стран. В одной московской тюрьме он увидел мужчин, прикованных к стенам, но отметил, что женщин такая участь не постигла. Он побывал в Бутырской военной тюрьме, где заключенные содержались в одном помещении и выглядели «бледными и больными». Он также посетил военный госпиталь, основанный по указу Петра Великого, при котором тоже была своя тюрьма. В свой первый визит Говард назвал камеры в этой тюрьме «грязными и непристойными», но, когда он позже вернулся туда в сопровождении русского врача, там стало значительно чище [49].
Изменения, запущенные Говардом в Англии, привели к тому, что местные чиновники стали регулярно проводить инспекцию тюрем в попытке улучшить их санитарные условия. В тюрьмах вспышки заболеваний становились особенно заметными. Они иллюстрировали наиболее популярные медицинские теории того времени о распространении инфекций и необходимости свежего воздуха [50]. Эти знания помогли обрести более полное понимание того, как именно распространяются инфекционные болезни. Были разработаны механизмы лечения [52], что привело к значительному сокращению заболевших в исправительных учреждениях. Это были первые шаги к санитарной реформе. И хотя ранние теории о причинах «тюремной лихорадки» были позже опровергнуты, они успели сыграть важную роль в развитии медицины [51].
Через столетие после выхода трактата Говарда «Ланцет» опубликовал статью Р. М. Говера, тюремного инспектора по медицинской части [53]. Напечатанная в 1895 году, в пик так называемой бактериологической революции, когда микробная теория произвела настоящий переворот в понимании механизмов распространения болезней, статья Говера уделяла особое внимание исследованиям Говарда. Автор заявлял, что именно реформы Говарда стали важной поворотной точкой, позволившей предотвратить распространение тюремной лихорадки [54].
В своей работе Говер также ссылался на труд Томаса Троттера, посвященный тюремной лихорадке на кораблях. Говер упоминает лихорадку, вспыхнувшую в 1796 году на борту корабля Его Величества «Колосс», экипаж которого в большой степени состоял из мужчин, недавно вышедших из тюрьмы. Говер цитирует британского врача, который возносил Троттеру хвалу за то, что тот продемонстрировал, как на кораблях могут возникать вспышки заболеваний, очень похожие на возникающие в тюрьмах. «Там торжествуют такие неблагоприятные условия, как голод и холод, недостаток и плохое качество еды, воды и воздуха, отсутствие света, безделье, грязь, апатия и печаль» [55].
Реформаторы вроде Троттера и Говарда были не одиноки. Множество других врачей по всему миру собирали ценную информацию об опасностях стесненных условий и необходимости свежего воздуха. Так, например, выдающийся британский реформатор Эдвин Чедвик, которого особенно чествовали в Лондоне, смотрел на проблему еще шире. В своем докладе правительству от 1842 года о санитарных условиях в Великобритании он отметил, что нищета в Константинополе, а также грязь и теснота в Париже были причинами высоких показателей смертности [56]. Английские и французские врачи и реформаты работали сообща. После изучения тюрем Джон Говард обратил свое внимание на больницы. В 1785–1786 годах он посещал их по всей Европе, включая ведущий госпиталь Франции, Отель-Дье де Пари. Говард назвал палаты в этом госпитале «мерзкими и зловонными». Двум пациентам часто приходилось тесниться в одной кровати, окна не открывались, а «медики ставили под сомнение необходимость свободной циркуляции воздуха» [57].
После разгромной критики Говарда последовало продолжение. В 1788 году французский хирург Жак-Рене Тенон написал доклад, в котором обличал антисанитарные условия, царящие в упомянутой больнице. Особое внимание он заострил на отсутствии системы вентиляции. «Мы видели столь узкие комнатки, что воздух в них застаивался, не обновлялся и был наполнен парами, – писал он, – а свет едва‑едва проникал внутрь».
Ужасные условия в больницах подтолкнули французских реформаторов создать новую систему медицинского обслуживания. Опираясь на идеи рациональности и порядка, возникшие из принципов эпохи Просвещения, они инициировали ряд изменений. В числе прочего они отделили больных от нищих, живых от мертвых, а мужчин от женщин, тем самым исправив ситуацию, которую наблюдал Говард [59]. Их усилия привели к строительству новых больниц во Франции, персонал которых следовал рекомендациям по проветриванию помещений и соблюдению гигиены. Кстати, в этом свою роль сыграла и работа Лавуазье о кислороде [60].
Франсуа Жозеф Виктор Бруссе, один из ведущих французских врачей, занимался исследованиями причин различных заболеваний. Особенно его интересовало, каким образом кислород может чрезмерно стимулировать различные органы. Холодный воздух, еда, лекарства или пары, утверждал он, могут привести к чрезмерной стимуляции органов и вызвать раздражение, которое, в свою очередь, приводит к болезням [61]. Как и многие другие медики, открывшие новые взгляды на методики лечения, Бруссе часть своей жизни посвятил военной службе. В войне против Англии он три года служил судовым хирургом, а потом стал врачом в армии Наполеона. Много лет он проработал в Испании, Германии, Голландии и Италии. В это время Бруссе вывел свои собственные теории о причинах болезней [62]. Понимание климатических условий других стран помогло ему разобраться с природой туберкулеза. Рассуждая о типичных для этой болезни поражениях кожи, он писал: «Если мы попытаемся выяснить, какие обстоятельства способствуют появлению этих образований, мы узнаем, что, во‑первых, они часто возникают в странах с холодным и влажным климатом. И редко – в странах с теплым климатом. Даже если болезнь изначально поразила пациента в холодном регионе. Как я уже неоднократно отмечал, мне удалось это установить с высокой точностью благодаря двадцатилетней военной службе» [63].
Когда в 1832 году вспыхнула эпидемия холеры, затронув весь мир от Индии до Европы и Америки, слава Бруссе как одного из ведущих специалистов в этой области внезапно померкла. Его теории, которые фокусировались на физиологии и воспалении органов, не могли ни объяснить причины эпидемии, ни предложить способы лечения холеры [64].
Однако в 1822 году во Францию вернулся врач Николя Шервин. Он изучал желтую лихорадку в Соединенных Штатах, странах Карибского бассейна и в Южной Америке. И мгновенно обрел статус ведущего авторитета в этом вопросе. Основываясь на своих зарубежных исследованиях, он полагал, что желтая лихорадка была не заразна. Ее вызывали миазмы – пары, с помощью которых болезнь передавалась по воздуху, а не путем прямых контактов [65]. Несколько лет спустя, когда во Франции вспыхнула эпидемия холеры, Шервин сохранил верность своим теориям – несмотря на резкий скачок количества заболевших и растущее число смертей. Хотя Шервину и не удалось понять, что холера передается через воду, его усилия по привлечению внимания к окружающей среде и местным условиям внесли определенный вклад в дальнейшие исследования эпидемиологической природы этой болезни [66].
Хоть французские врачи начала девятнадцатого века иногда делали неверные выводы о возникновении и распространении заболеваний, они значительно продвинулись в таких областях, как статистика, физиология и анатомия [67]. Их стремление найти ответы любой ценой было совершенно инновационным и оказало сильное влияние на дальнейшие исследования. Им удалось создать алгоритм действий для поддержания приемлемых санитарных условий в больницах и не только. Местные органы власти учреждали советы по охране здоровья, а жители объединялись в волонтерские организации. Эта работа привела к реальным изменениям в стране. С городских улиц и деревенских дорог начали убирать тела мертвых животных, к канализационным сетям предъявлялись более строгие требования, а количество общественных бань значительно возросло. Врачи не только привлекали внимание к местам, которые провоцировали развитие болезней, но и, что более важно, запустили публичный дискурс, предупреждая правительство и граждан о проблемах плохого здоровья. Они открыто говорили о том, что, по их мнению, способствовало ухудшению ситуации [68].
Продвижение гигиены помогло привлечь внимание к опасности, которую несли в себе для общественного здоровья стесненные условия существования. [69]. Именно они были признаны главной причиной распространения эпидемий. И хотя некоторые адепты устаревшей теории о миазмах продолжали разрабатывать идеи о «ночном» и «вредном воздухе», порой и они сами указывали на места большого скопления людей как на причину заболеваний. Постепенно французские и британские врачи отошли от концентрации на воздухе как на ключевом факторе. Вместо этого они сосредоточились на физических условиях среды как таковой. Их исследования условий жизни угнетенных групп населения в других частях света способствовали продвижению изучения механизмов распространения болезней.
Британский хирург Колин Чисхолм, сперва участвовавший в Войне за независимость США, а позже работавший в Гренаде с 1783 по 1794 год, отметил опасность, которую представляли места больших скоплений людей. Об этом можно прочесть в его книге, которая впервые была опубликована в 1795 году (в 1801 году вышло второе издание) и посвящена эпидемии желтой лихорадки в Британской Вест-Индии. Он заявлял, что эта болезнь заразна. Согласно Чисхолму, низший класс обитателей Сент-Джорджеса, столицы Гренады, в особенности моряки, солдаты, а также негритянские матросы и грузчики занимались нелегальной продажей рома и распивали его в маленьких помещениях и узких проулках. Так, «они быстро приходили в состояние алкогольного опьянения и толпились в жарких, тлетворных или зараженных условиях до тех пор, пока не трезвели. После чего обнаруживали себя в лихорадке опаснейшего характера» [70].
Польза книги Чисхолма заключается не столько в ее научной достоверности, сколько в выдвинутой в ней теории, опиравшейся на выводы, сделанные от первого лица. Чисхолм лично наблюдал за условиями жизни «низшего класса» Гренады. И увиденное служило доказательством его теорий [71]. Поскольку Гренада была частью Британской Империи, у Чисхолма был доступ к изучению жилищных условий как «белых», так и чернокожих людей. Многие врачи того времени полагали, что бедняки по своей природе были предрасположены к нездоровью и несли ответственность за распространение болезней [72]. Чисхолм же обратил внимание общественности именно на стесненные условия существования нищих слоев населения.
Точно так же, как Говард обозначил меры по предотвращению болезней в тюрьмах, Чисхолм предложил свои превентивные меры. Ряд таких мер включал улучшение жилищных и санитарных условий в Гренаде. Чисхолм призывал к уничтожению маленьких деревянных домов и строительству новых – из камня и кирпича. Узкие и грязные улочки следовало заменить просторными проспектами, где воздух мог свободно циркулировать. Мясникам полагалось забивать животных подальше от центра города, чтобы предотвратить распространение болезней из‑за «тухлого мяса и потрохов». Стойла и зерно нужно было постоянно проветривать. А животным – обеспечить доступ к проточной воде. Кладбища тоже полагалось устраивать подальше от центра города [73].
* * *
Британская колониальная экспансия в других частях света, в особенности в Индии, привела к быстрому расцвету большого количества предметных исследований. Это, в свою очередь, повлияло на развитие эпидемиологического подхода к заболеваниям. В девятнадцатом веке в Индию отправлялось все больше британских врачей, которые начали активно изучать влияние тропического климата на здоровье [74]. Хотя бо́льшая часть Индийского субконтинента оставалась за пределами охвата британских военных врачей, у них был беспрепятственный доступ в тюрьмы. В этих урбанизированных условиях они систематически классифицировали болезни и симптомы. А также сводили данные по проценту заболевших и уровню смертности, прибегая к статистическому способу мышления [75]. Хотя Троттер, Говард и многие другие открыто публиковали результаты своих исследований, далеко не все врачи были знакомы с их идеями. Отправляясь на колониальные миссии, многие медики разрабатывали свои собственные теории в ответ на кризисы, которым им приходилось противостоять.
Расцвет колониализма, равно как и расширение международной работорговли, привел к тому, что врачам приходилось генерировать новые медицинские идеи за пределами метрополии. Так, например, в статье 1852 года, посвященной здоровью британских военных в Индии, майор Дэвид Грирсон, британский военный врач и главный инспектор больниц в индийском регионе, написал о проблеме свежего воздуха и вентиляции в бараках и госпиталях [76].
Грирсон ссылался на отчет, который он чуть ранее написал о тюрьме в Карачи, отметив, что выделенное пациентам пространство было очень маленьким, что приводило к очень плохим последствиям. Далее он объяснил, сколько места должно отводиться на одного человека в тюрьмах, больницах и бараках, чтобы обеспечить нормальный доступ к свежему воздуху. Определяя минимальное пространство на человека, он ссылался на британского врача Дэвида Рейда, который рекомендовал 42 кубических метра. Но отметил, что другие члены медицинского сообщества считали такой объем излишеством. Грирсон обозначил, что в Европе одному человеку полагалось по крайней мере 28–42 кубических метра с хорошей вентиляцией, но в регионах с более теплым климатом, как, например, в Индии, это пространство должно было быть даже больше [77].
Грирсон признавал, что некоторые чиновники возражали против его выводов. Делали они это на том основании, будто гораздо меньше 29 кубических метров на человека полагалось в больницах Лондона, Дублина и Эдинбурга. Не говоря уже о провинциальных госпиталях по всей Англии, а также центральных военных и военно‑морских госпиталях британского правительства [78]. Его критики, писал он, также намекали на то, что европейцам нужно больше места, чем «аборигенам». С этим Грирсон был категорически не согласен. Здесь он приводил доводы Лавуазье и других ученых начала девятнадцатого века, которые исследовали связь между объемами пространства и доступом свежего воздуха.
Грирсон также опирался и на другие примеры, подтверждающие его выводы о том, что качество воздуха может ухудшаться вследствие таких факторов, как влажность воздуха, высокие температуры, нехватка кислорода во вдыхаемом воздухе, а также количество в нем углекислого газа.
Там есть «всего одно окно. А в маленькой и нагретой печью комнатке ютятся сразу несколько человек. В морозные зимы на окнах изнутри образуется толстая ледяная корка – от конденсата дыхания, продуктов испарения тела, чада свечей, жара печи и т. д. Когда приходит оттепель, ледяная корка тает и запускается вредоносный механизм, последствия которого похожи на последствия вдыхания гари». Пострадавших людей выносят из дома на свежий воздух, натирают снегом и заставляют пить холодную воду, пока их лицо не приобретает нормальный цвет [79]. Грирсон противопоставил этот пример ситуациям, где у людей был доступ к более чистому воздуху. И подчеркнул, что русские бедняки, равно как и британские, помогли проиллюстрировать теорию об изменении качества воздуха.
Грирсон разобрал несколько вариантов конструкции зданий, чтобы найти способ обеспечить нормальную вентиляцию. И заключил, что на одного человека должно приходиться по 85 кубических метров жилья при условии естественной циркуляции воздуха. И 51 кубический метр – при доступе к мощной механической вентиляции [80].
Военные колониальные медики часто обращались к отдельным примерам, чтобы проиллюстрировать причины и механизмы распространения тех или иных заболеваний. Статистика и инженерные решения помогали им показать опасность, которую таили в себе переполненные помещения. Как и будущие поколения эпидемиологов двадцатого века, эти врачи прилагали множество усилий, чтобы понять механизмы распространения болезней и попытаться их предотвратить.
Реформаторы настаивали на приведении в порядок урбанистических центров от Лондона до Парижа и Нью-Йорка. Люди теснились там в крошечных квартирках, бедняки жили рядом со свиньями, а городские улочки были завалены экскрементами [81]. Но крупные города были не единственными местами, которые беспокоили медиков и санитарных врачей [82].
Колониализм и рабство тоже порождали ужасные условия жизни, приводившие к различным проблемам. Этот факт часто называют основной поворотной точкой в санитарной реформе. В ходе колониальной экспансии врачи постоянно оказывались в новых местах, где им приходилось разрабатывать медицинские теории о причинах и распространении инфекционных заболеваний. Конечно, вспышки эпидемий в прошлом также способствовали тому, что врачи начинали исследовать болезни с точки зрения больших групп населения. Но широкое распространение кораблей, тюрем и рабских плантаций дарило больше возможностей для изучения опасностей, которые таили в себе переполненные помещения, и вносило вклад в развитие общественного здравоохранения, вынуждая медиков рассматривать здоровье с точки зрения коллективного организма. Иными словами, общественные кризисы дали толчок развитию новых медицинских теорий.
И все же, хотя невольничьи корабли часто оказывались местом самых активных исследований, в медицинских журналах и докладах вроде трактата Троттера о рабстве они часто упоминались просто как «примеры» или «корабли». Это приводило к нежелательным последствиям в виде устранения рабства из дискуссии о важности свежего воздуха для состояния здоровья.
К примеру, Стивен Хейлз, получивший известность благодаря своему пневматическому устройству для сбора газов, также изобрел вентиляторы для использования на кораблях. Однако очень редко уточнялось, что многие из этих кораблей перевозили порабощенных африканцев. В 1741 году Хейлз представил Королевскому научному обществу свой первый труд, проиллюстрировавший важность этих устройств, которые способствовали циркуляции воздуха. В своей работе, составившей более двухсот страниц, он упомянул рабство лишь вскользь. Объясняя, сколько людей понадобится для управления вентиляторами, он писал: «Если на некоем транспортном судне или, скажем, гвинейском невольничьем корабле есть двести мужчин, поскольку именно таково обычно число членов экипажа», то каждому, по его заявлениям, придется тратить не более получаса раз в два дня [83].
Более десятилетия спустя, в 1755 году – за год до нашумевшей истории о Калькуттской черной яме, – в своем втором докладе для Королевского научного общества Хейлз уже недвусмысленно ссылался на невольничьи суда, которые были важным доводом в пользу использования вентиляторов на кораблях. В этом труде, озаглавленном «Свидетельствами большой пользы вентиляторов для сохранения здоровья и жизней людей на невольничьих и других морских судах», Хейлз привел комментарии нескольких ответственных лиц самых разных кораблей. В том числе невольничьих и тех, на которых перевозили каторжников и переселенцев. Все говорили о важности вентиляторов. Один капитан сообщил ученому, что его корабль плыл из Гвинеи (Западная Африка) в Буэнос-Айрес (Аргентина). На борту находилось 392 раба. И все они, не считая двенадцати порабощенных африканцев, которые вошли на борт, уже страдая кровавой диареей (вероятным следствием дизентерии), пережили смертельно опасное плавание через Атлантический океан [84].
Он также заявил, что оставшиеся 340 негров хорошо понимали преимущества постоянного вентилирования и каждый раз выражали недовольство, когда вентиляцией пренебрегали [85]. Эта отсылка капитана на заявления порабощенных африканцев указывает на то, как оказавшиеся в рабстве люди повлияли на развитие науки.
По сравнению с пассажирами, матросами и солдатами порабощенные африканцы вынуждены были сталкиваться с самыми жестокими и экстремальными условиями. Именно поэтому их мольбы о свежем воздухе в этом медицинском контексте убедительно свидетельствуют в пользу эффективности вентиляторов [86]. Обычно экипаж корабля игнорировал потребности рабов и нередко наблюдал за их гибелью. Но в этом случае капитан, пусть и не заботясь о судьбе африканцев на борту, все‑таки сообщил об их просьбах, чтобы проиллюстрировать, какое облегчение приносили вентиляторы. Мольбы африканцев о свежем воздухе в медицинских отчетах Хейлза превратились в подтверждение его идей.
Начислим
+13
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
