Читать книгу: «Архивы Дрездена: Ведьмин час», страница 5

– Столь вопиющее проявление недоверия, – вконец помрачнел Гедвиг, – трудно не расценить как оскорбление в адрес гостеприимства свартальвов.

– Недоверия?! – вспылил я. – Да вы, черт возьми, шутите!.. – Я наморщил лоб и повернулся к Эванне. – Скажите, нет ли в вашем родном языке слова, обозначающего иронию?

– Мир, Гедвиг, – сказала Эванна. – Мистер Дрезден, не могли бы вы открыть дверь?

– Запросто. Главное, чтобы под рукой был нужный ключ. – С этими словами я выудил из кармана металлический ключ и повертел им перед Эванной, демонстрируя высеченный на поверхности пентакль. – Пожалуй, будет правильнее, если я войду один и побеседую с Мышем. Договорились?

– Да будет так, – кивнула Эванна.

– Миледи… – начал Гедвиг, но она предупреждающе подняла руку, и охранник тут же закрыл рот.

Я тоже кивнул и коснулся ключом дверной ручки. Скрытая в нем энергия проникла сквозь металл и достигла силового барьера, нарушив его целостность и закоротив магическое поле.

– Я мигом, – пообещал я и открыл дверь, не спуская глаз с обоих охранников.

Судя по виду, Гедвиг больше всего на свете хотел оттолкнуть меня и первым ворваться в квартиру, но держался за спиной у Эванны. Я вошел и закрыл за собой дверь.

– Папа! – воскликнула Мэгги. – Ты вернулся! Что происходит?

Моя дочь сидела на обеденном столе, держась поближе к самой его середине, а приходящая няня Хоуп Карпентер расположилась с ней рядом и покровительственно обнимала Мэгги за плечи. Вокруг стола мерно рыскал Мыш: морда к полу, нос ходит ходуном. Он поднял на меня глаза и приветственно повел ушами, после чего вернулся к патрулированию.

– Гарри, – произнесла Хоуп.

Она чрезвычайно серьезная юная дама, и пубертатный период щедро наделил ее приятными округлостями. Теперь, став за последние три-четыре месяца большим специалистом по отцовству, я по-новому осознавал тревоги Майкла насчет ситуаций, в которых может оказаться его очаровательная русоволосая дочь. Тем более что…

Звезды и камни! Тем более что Мэгги-то не намного младше Хоуп! Неужели спустя каких-то несколько лет меня станут изводить родительские тревоги вкупе с горячим желанием защитить мою красавицу от всего плохого? А ведь непременно станут. И эта мысль привела меня в ужас. Или вызвала чувство стыда. Или и то и другое.

Охохонюшки. Неужто скорбей тебе мало, Дрезден, что добавки просишь?

– Привет, Хоббит. – Эти слова я сопроводил самой ободряющей улыбкой. – Гм… А почему вы забрались на стол?

– Потому что они из-под пола лезут и хотят нас утащить! – дрожащим от страха голосом объяснила Мэгги.

В этот момент Мыш развернулся всем корпусом и вздыбил серую гриву. Футах в трех от стола каменный пол вдруг пошел рябью, и на свет начал появляться прошедший сквозь землю свартальв.

Мыш метнулся к незваному гостю, привстал на дыбы и обрушился на прибывающего визитера передними лапами, издав при этом звук такой громкости, что от него задребезжала кухонная посуда; с некоторой натяжкой этот звук можно охарактеризовать как лай, но по факту это был взрывной рык. Когда лапы вошли в контакт с пришельцем, от гривы пса разлетелись во все стороны мерцающие голубые искры, и в тот же миг комнату захлестнула волна сверхъестественной силы, вызвавшая у меня ассоциацию со вспышкой призрачной молнии. Я успел лишь заметить, что свартальв весь как-то съежился, а затем пол вернулся к первозданному состоянию, и Мыш возобновил прогулки вокруг стола.

– Вот так-то, – сказала Мэгги. – Хотя мы вообще ничего плохого не делали. Ату их, Мыш!

– Как долго это продолжается? – осведомился я.

– Минут д-двадцать? – Хоуп потрясла головой. – Полчаса? Мы сидели на диване, и вдруг появились эти существа. Хотели схватить нас. И схватили бы, но Мыш их разогнал.

Я непроизвольно сомкнул зубы так крепко, что они протестующе скрипнули. Затем развернулся, взял посох и скомандовал:

– Оставайтесь на месте. Молодец, мальчик, так держать. А я попробую во всем разобраться.

Мыш утвердительно фыркнул, продолжая курсировать по прежнему маршруту.

Я вернулся в холл. Должно быть, моя физиономия не слишком лучилась любезностью, поскольку Гедвиг с товарищем, едва взглянув на меня, тут же выхватили оружие и, держа пистолет в одной руке и кинжал с тонким волнистым лезвием в другой, расступились так, чтобы подобраться ко мне с флангов. Они не направили на меня пистолетов и не стали резать меня ножами, но по движениям было ясно, что в случае необходимости эти двое сдерживаться не станут.

Эванна же, сделав непроницаемо-нейтральное лицо, стояла на месте и выжидающе смотрела на меня.

– Зачем ваши сотрудники перепугали двух девочек? – Голоса я не повысил, но и гнева тоже не скрывал. – Чем они прогневали вас?

– Ничем, – ответила Эванна. – Мы лишь хотели взять их под защиту и вывести из здания через эвакуационный тоннель.

– Помнится, вы говорили, что пожар на этом уровне исключен.

– Да, говорила, – ответила Эванна.

– Я только что видел, как один из ваших пытался их схватить, – сказал я. – Остановите своих подчиненных. Сейчас же.

Глядя на меня, Эванна моргнула, затем отвернулась и рявкнула что-то в адрес Гедвига. Тот выпятил подбородок, но кивнул, убрал оружие и утонул в каменном полу.

– Ваш гнев неуместен, чародей, – сухо и отрывисто проговорила Эванна. – Вы не тот, кому причинили вред. Пролита кровь, и виновные ответят по всей строгости.

– Какого черта? Я-то тут при чем?

Какое-то время Эванна смотрела на меня своими громадными черными глазами, а затем ответила:

– Если хотите, я все покажу.

– Хочу, – заявил я. – Показывайте.

Эванна жестом велела второму охраннику опустить оружие, затем развернулась и зашагала по коридору. Для такой крохи двигалась она на удивление быстро, и я едва поспевал за ней.

– Сегодня вечером к нам в крепость проник наемный убийца, – сообщила Эванна.

– Что? – не поверил я. – У вас такая охрана, что рехнуться можно. Как такое случилось?

– Так же, как всегда случается, – ответила она. – Было совершено предательство. Убийца подобрался к деловым покоям моего брата. Последовали взрывы, положившие начало пожару. Ранены несколько охранников. Один заслонил Этри своим телом и спас его ценой собственной жизни.

Я запрокинул голову. Гнев испарился, вмиг уступив место острому чувству тревоги. Кто-то пытался прикончить главу другого государства, причем почти успешно. Этри – не последняя фигура в сверхъестественном мире. Пожалуй, он самая влиятельная персона среди известных мне свартальвов, а они, в свою очередь, искуснейшие мастера-ремесленники на всей планете. Проклятье! Я сам покупал материалы и заказывал у них магические штуковины, причем на постоянной основе. Приобретения обходились недешево, но стоили каждого пенни – даже по тем временам, когда у меня не имелось спортивного носка, набитого бриллиантами и припрятанного под матрасом на черный день.

– Не знал, – ответил я значительно тише. – Кого вы потеряли?

– Аустри, – сказала Эванна, – верой и правдой служившего нашей семье уже семьсот лет.

Это поразило меня, как удар под дых. Аустри был с причудами, но достойный парень. И очень любил своих детей.

– Адские погремушки… – выдохнул я. – Соболезную… вашей утрате.

Ответив единственным кивком, Эванна повела меня по коридору, в котором я прежде не был, пока мы не очутились в зале, представлявшем собой не что иное, как военный штаб.

Помещение было огромным, с двадцатифутовыми потолками, разбитое на обособленные секции. В одном углу щетинилась стойка со всевозможным оружием – не только древним или современным, но и таким, которое я даже опознать не мог. Напротив находился медпункт, защищенный от биологических угроз прозрачными пластиковыми занавесками, за которыми деловито сновали свартальвы в самых обычных медицинских костюмах.

Одна каталка, на которую уже не обращали внимания, стояла в стороне. На ней покоилось безмолвное тело, полностью накрытое окровавленной простыней. Аустри.

Я отвернулся, и взгляд мой упал на скромный парк транспортных средств. Среди них – несколько автомобилей, что-то вроде колесницы, драккар викингов, сделанный из материала, похожего на тускло блестящее серебро, и еще несколько штуковин, в поисках названия для которых я снова зашел в тупик. В дальнем конце зала располагался командно-контрольный пункт: множество столов, расставленных вокруг центральной рабочей зоны, а на столах светятся тонкие кристаллические листы – такими свартальвы пользуются вместо компьютерных мониторов.

Пока я изумленно таращил глаза, к нам подошел Этри в обычном костюме мужчины-свартальва, не прикидывающегося человеком, – в короткой набедренной повязке. Выглядел он ужасно: на скуле набухающий синяк, на обнаженном плече ожог – судя по виду, невероятно болезненный. Его громадные черные глаза не были спокойными. О нет, в них пылала такая глубокая ярость, что еще немного, и я бы почувствовал, как содрогается земля у Этри под ногами.

Он поднял правую руку. Эванна подняла левую и коснулась его ладони.

– Милорд брат.

– Сестра, – ответил Этри и перевел взгляд на меня. – Что ты выяснила?

– Как видно, он находится в неведении относительно недавних событий.

Как ни удивительно, Этри пару секунд хмурился, а затем уточнил:

– Ты уверена?

– Вне всяких сомнений, – сказала Эванна.

– Я и впрямь в полном неведении, – подтвердил я. – Во имя всего святого! Неужели вы думаете, что я стал бы покушаться на вашу жизнь – или помогать тем, кто покушается, – пока у вас в твердыне находится моя дочь?

Этри снова взглянул на меня и что-то пробурчал. Затем один из свартальвов выкрикнул какие-то слова на родном языке, и Этри бросил взгляд за плечо – туда, где находился командный центр.

– Я должен идти. Прошу извинить меня, сестра. – Он направился к столам и добавил, не обернувшись: – С союзниками мы придерживаемся политики полной прозрачности. Покажи ему.

– Что вы хотите мне показать? – спросил я.

– Прошу сюда. – Эванна направилась к последней секции штаба. Эта секция представляла собой пятифутовые кубы, сваренные из толстых черных прутьев, чей металл остался для меня загадкой, и находившиеся за сдвоенной решеткой из такого же материала.

Тюремный блок.

Чтобы попасть внутрь, пришлось миновать пару дверей, закрывшихся у нас за спиной с тяжелым и каким-то обреченным лязганьем металла о металл. Все клетки были пусты – кроме одной, окруженной в высшей степени настороженными свартальвами, вооруженными до зубов: все в бронежилетах, каждый держал в руках витое приспособление из чего-то наподобие серебра, напоминавшее не рукотворный предмет, а конечность органического происхождения.

– Убийца, – произнесла Эванна без тени эмоций. – Существо, нередко выступавшее в роли вашего союзника.

И тут мое сердце рухнуло куда-то вниз.

В клетке свернулся калачиком человек с обнаженным торсом. Его сильно избили. Он дрожал от боли и, пожалуй, от шока. Вряд ли на его теле нашелся бы дюйм кожи, не покрытый синяками, порезами и засыхающей кровью. Одна его нога была… даже не знаю, как объяснить. Эта нога выглядела так, словно ее зажевало в промышленном механизме. Вывернутая под самым невероятным углом, она сохраняла форму лишь благодаря обуви, в которой находилась.

И я узнал эту обувь.

Потому что утром видел ее на берегу озера.

Убийца приподнял голову и взглянул на нас. У него недоставало зубов, а губы покрывала запекшаяся кровь. Лицо карикатурно распухшее, один глаз полностью закрыт.

Я смотрел на своего брата.

Передо мной был Томас.

Глава 8

Брат тоже смотрел на меня. Лицо его дернулось в попытке изобразить печальную и беспомощную полуулыбку, но он тут же скривился от боли, уронил голову на пол и остался лежать, содрогаясь и не в силах поднять глаза.

Довольно долго я молча переживал это потрясение, чувствуя, что на мне сосредоточено все внимание Эванны.

– Знаю, что он сюда захаживал, – проговорил я наконец.

Мой брат жил в страхе. Он боялся, что медленно убивает Жюстину, высасывая из нее жизненную силу. Поэтому временами подыскивал других добровольных партнерш. В его ситуации это, пожалуй, было самым высоконравственным поступком.

Что тут скажешь… У инкубов довольно странная жизнь.

– Если точнее, время от времени он посещал меня, – произнесла Эванна, – а также других придворных дам. Превыше всего мой народ ценит красоту.

Она подступила к решетке и продолжила, обращаясь к Томасу:

– Занимаясь любовью, это дивное создание творило произведения искусства. Ослепительно прекрасного искусства страсти. – Ее голос сделался тверже. – И впрямь ослепительного. Какая жалость.

Я понурил голову, закрыл глаза и воссоздал в памяти расположение тюремной клетки, затем весь штаб, а затем наибыстрейший и не затронутый пожаром маршрут за пределы посольства свартальвов. Попытался вспомнить все, что знал о размещении охраны, поскольку не мог исключить, что в самом ближайшем будущем мне придется вступить в неравный бой. Все зависело от ответа на мой следующий вопрос.

В том-то и беда: если живешь под такой защитой, тебя ограждают от опасности, но с той же легкостью удерживают на охраняемой территории.

– Что его ждет? – спросил я.

– Правосудие, – ответила Эванна, сдобрив это слово отчетливой ноткой презрения. – Он напал через семь минут после вступления в силу официального перемирия на время переговоров. Согласно Неписаному договору, такое преступление судят по внутренним законам. Будет назначен нейтральный эмиссар. Он проведет расследование и выступит вершителем судьбы преступника.

Я сфокусировал взгляд на носках ботинок и слегка расслабился. Если вопрос будут решать по правилам договора, у меня есть некоторый запас времени. Сперва выберут эмиссара, устраивающего свартальвов и Белую Коллегию, да и расследование займет не один день. Значит, у меня нет насущной необходимости прорываться к выходу в ореоле славы – или, по крайней мере, в брызгах крови.

Не отходя от решетки, Эванна опустилась на корточки лицом к Томасу:

– Аустри был моим близким другом. Будь моя воля, я заточила бы тебя в камень, оставив ровно столько воздуха, чтобы ты, Томас Рейт, прочувствовал, каково это – умирать от удушья. За то, что сотворил, ты ответишь жизнью. Или начнется война, которой мир не видел уже тысячу лет.

И она плюнула ему в лицо.

Руки мои крепко сомкнулись на тяжелом дубовом посохе, и я сделал полшага вперед.

Четверо охранников тотчас нацелили на меня свое оружие, а поскольку я ни черта не знал про эти хреновины и понятия не имел, как они воздействуют на человеческий организм, то пришел к выводу, что результат стычки может оказаться самым непрогнозируемым.

Кроме того, договор остается в силе. Пока это так, я, по сути дела, представляю собой виртуальное государство, микронацию из одного человека, но мои поступки отразятся на всем Белом Совете – и вдобавок на Зимнем дворе. Ради всего святого! Выходит, я не одна микронация, а целых две, и речь идет вовсе не о могуществе, а исключительно о потенциальной трагедии.

Адские погремушки…

Эванна не отводила глаз от Томаса и уделяла мне так мало внимания, что я волей-неволей сообразил: она уверена, что, как только я надумаю озорничать, ее люди вычеркнут меня из уравнения. С учетом того, кто такие свартальвы – а их боялись прогневать даже скандинавские боги, – я был склонен принимать ее поведение всерьез.

– Итак, Рейт? – тихо спросила она. – Тебе есть что сказать?

Казалось, брат не заметил ни ее гнева, ни презрения, ни последнего вопроса. Он оставался молчалив и недвижим, если не считать непроизвольных мышечных спазмов.

– Я была о тебе более высокого мнения, Томас, – продолжила Эванна. – Если ты имел что-то против свартальвов, мог бы прийти к нам как друг и решить вопрос миром.

Затем она встала, выпрямившись во весь рост, и чинно удалилась. Похоже, ей было все равно, пойду я за ней или нет, и я слегка испугался, что окажусь заперт в тюремном блоке, а потому решил воспользоваться возможностью и тоже направился к выходу, но тут за спиной раздался хрип:

– Га… а… йх…

Мне было больно это слышать, но я собрал волю в кулак, напустил на себя самоуверенный вид и повернулся к брату. По его щеке медленно катилась слеза, оставляя на корке запекшейся крови бледно-алый след.

– Жюшх… Зюшх…

Он не мог выговорить имени Жюстины.

– Тихо, тихо, – мягко произнес я. – Я понял. Я позабочусь о ней.

При этих словах в нем что-то надломилось, и Томас начал содрогаться от мучительных всхлипываний, издавая при этом звуки, свойственные животному, которое умирает чрезвычайно болезненной смертью.

Я зажмурился, глубоко подышал и усилием воли отогнал нахлынувшие слезы, после чего отвернулся от брата и оставил его в руках существ, причинивших ему лютую боль, а также имевших самые серьезные намерения лишить его жизни.

А какой у меня был выбор?

Мой брат – мой единственный брат – только что дал собранию старейших и самых могущественных сверхъестественных созданий на планете безусловную причину уничтожить его раз и навсегда. За какой-то час он умудрился попасть в зону самого пристального внимания крайне опасных существ и навлечь на себя столько бед, что переплюнул достижения всей моей жизни.

Просто поверьте на слово. Я не первый день на этой работе и знаю, о чем говорю.

Звезды и камни, Томас, дурак ты дурак. Что же ты наделал?

Глава 9

– Что случилось, пап? – спросила Мэгги.

Мы снова находились в квартире, и по первой просьбе дочь послушно достала из кладовки тревожный чемоданчик.

Да, я знаю, что, если учишь ребенка иметь под рукой сумку со сменной одеждой, сухим пайком, водой, аптечкой и базовыми припасами для выживания – на тот случай, если вдруг придется пуститься в бега, – можно и параноиком прослыть. С другой стороны, мало кому из детей приходится помнить, что из пола могут вылезти враги, желающие уволочь тебя под землю.

Я воспитываю дочь так, чтобы она умела выживать в обстоятельствах, в которых может оказаться из-за особенностей своего отца. И до поры до времени наилучшей стратегией выживания для нее будет постоянная готовность к бегству.

– Пока не могу объяснить. – Я метнулся к ней в комнату, схватил сумку для боулинга с деревянным черепом Бонни, а затем собрал скудный чародейский инвентарь, не забыв и про собственный тревожный чемоданчик. – Отвезем Хоббита домой, и ты сможешь пару дней пожить у Карпентеров. Как тебе такая идея?

Какое-то время Мэгги – сама серьезность – рассматривала меня ясными глазенками, а затем спросила:

– Ты в беде?

– Я в беду не попадаю, – подмигнул я ей. – Зато делаю так, чтобы в нее попадали плохие дяди и тети.

– Все пройдет отлично, малышка. – Хоуп по-сестрински обняла мою дочь за плечи. – Мне такое не впервой. Спать будешь у меня в комнате. Там есть ноутбук. Можно допоздна смотреть по «Нетфликсу» всякое интересное, пока не надоест.

Мэгги прильнула к Хоуп, но глаз от меня не отводила.

– Пап, почему свартальвы разозлились на нас?

– Они не разозлились, – сказал я. – Но кое-что их испугало, и какое-то время они будут нервничать. Хоббит, будь другом, возьми в холодильнике кусочек тунца и положи к дальней стенке переноски Мистера, чтобы его приманить. Не хочу оставлять его в одиночестве.

– Не вопрос, Гарри, – кивнула Хоуп и ушла выполнять мою просьбу.

– Они нервничают? Ты из-за этого отсылаешь меня обратно? – спросила Мэгги.

Я уже был готов к выходу, быстро и во всеоружии, поскольку мне предстояло сделать сотню дел, а возможность отоспаться в обозримом будущем казалась весьма призрачной, но за всеми этими приготовлениями я позабыл, что в некотором смысле моя дочь остается совсем маленькой девочкой. Поэтому я сделал паузу, выбросил все из головы и, опустившись перед Мэгги на колени, обнял ее. В ответ она крепко обхватила меня за шею тоненькими ручонками, а Мыш перестал разгуливать вокруг стола, подошел к нам и прижался плечом к спине Мэгги.

– Ох, солнышко, – сказал я, – никуда я тебя не отсылаю. Просто хочу, чтобы за тобой присмотрели, пока я не вернусь.

– Потому что рядом монстры?

– Похоже на то, – признал я.

– И ты воюешь с ними? – спросила она.

– Когда это необходимо, – подтвердил я. Хотя зачастую провести эту грань куда труднее, чем кажется.

– А если ты не вернешься? – Мэгги еще отчаяннее стиснула мою шею.

Будь это кино, в такой момент квазигероический папаша пообещал бы маленькой дочке, что непременно вернется, и заверил, что волноваться тут совершенно не о чем. В кино у квазигероев масса дел: ведь им надо развивать сюжет, чтобы публика не заскучала и не уткнулась в телефоны.

В роли папаши я нахожусь не так уж давно, но Мэгги заслуживала большего, нежели краткая шаблонная реплика и четырехсекундные объятия, во время которых камера даст крупный план моего измученного лица.

Поэтому я отстранился от дочери и положил руки ей на плечи. Они казались тонюсенькими и очень хрупкими, хотя я прекрасно знал, что Мэгги не слабее любого ребенка ее возраста. На лице дочери застыла нерешительность, а глаза вдруг сделались огромными и карими-карими.

– Во-первых, тебе следует знать, что твой папа – крутой сукин сын, – негромко сказал я.

– Папа! – Ее глаза раскрылись шире прежнего.

– Я обязан сказать тебе правду, – продолжил я. – Я буду драться как лев, чтобы вернуться к тебе целым и невредимым. Всегда. Я силен, не сказать чтобы глуп, и у меня полно умных и могущественных союзников. А во-вторых, тебе следует знать, что я обо всем договорился и одна ты не останешься. Если со мной что-нибудь случится, Майкл и Черити уже дали согласие, что присмотрят за тобой. Мы подписали официальные бумаги и все такое. К тому же рядом с тобой будет Мыш. И тебя всегда будут любить. Повторяю, всегда.

– Гав, – негромко, но решительно подтвердил Мыш.

– И даже если я умру, – с нежностью продолжил я, – здесь останется моя частичка. Даже если ты не увидишь и не услышишь меня, я буду рядом. Смерть не разлучит нас, солнышко. Просто я буду приглядывать за тобой из соседней комнаты.

Я не шутил. В прошлом я, помимо прочего, сотрудничал с эктомантом. Если меня все-таки убьют, рядом с Мэгги останется чрезвычайно свирепая тень, охраняющая ее покой, оберегающая ее от хищных духов и стерегущая ее сновидения. А также консультант-архангел, следящий за психоэмоциональным состоянием этой тени.

Более того, если у Мэгги разовьются таланты, ведущие на сверхъестественную дорожку, там ее будут ждать учителя. Люди, которых я знаю и которым доверяю, а не психанутые Зимние фэйри. Я довел свои желания до сведения Мэб, а она считает преданность своим сеньорским обязанностям величиной куда более постоянной, чем сила земного тяготения. Случись мне погибнуть в роли ее верного приспешника, она согласилась устроить все от моего имени, а в том, что касается подобных обещаний, я доверяю Мэб как никому другому.

Всякий отец, обожающий свою доченьку, по возможности обеспечит ей наилучшую страховку.

У меня имеется такая возможность.

Мэгги покивала, а затем произнесла со всей серьезностью:

– Тебе следует знать, что иногда ты меня пугаешь. Совсем немножко. Обычные папы не говорят дочерям таких вещей.

Я хотел улыбнуться ей, но вдруг обнаружил, что в глазах все плывет и туманится.

Она прижалась ко мне и добавила:

– Я бы предпочла, чтобы ты остался здесь в нынешнем виде. И кормил меня оладьями.

– Я тоже, – сказал я и поцеловал ее в макушку.

– Смотри, чтобы тебя не убили, – предупредила Мэгги. – Сделай все, как надо, и надавай им по… по заднице.

– Когда тебе исполнится восемнадцать, – усмехнулся я, – сможешь говорить «по жопе».

Она хихикнула и кивнула, продолжая обнимать меня за шею.

– Говоришь, сделать все, как надо? У кого ты подхватила эту фразу?

– У мистера Карпентера. Он говорит, делать все, как надо, причем изо дня в день, – самое главное в жизни. А ты всегда стараешься поступать именно так.

– Ну, – сказал я, – в подобных вопросах он настоящий эксперт.

– А он говорит, что это ты эксперт. И хороший человек. Один из лучших, кого он знает.

Я ничего не ответил. Не смог. Горло перехватило. Хвост Мыша колотил по моей ноге, словно пушистая бейсбольная бита.

– Гарри! – крикнула Хоуп. – Мистер уже в переноске!

Я покашлял, похлюпал носом, поднялся на ноги и объявил:

– Ладно, девчата. Берите вещи и не отставайте. Начинаем переезд.

– А что потом? – спросила дочь.

Я взял ее за руку и подмигнул:

– А потом папе надо на работу.