Читать книгу: «Хантер», страница 2

02. Раньше. Все девять жизней

Трое мальчишек пробирались через полуразрушенный холл когда-то роскошного отеля.

– Проклятая тварь, где же ты прячешься? – пробормотал один из них, тот что был повыше. Он сунул свою угловатую бритую голову в темную комнату справа. Посветил фонариком.

– Да здесь он, Гас. Видел вчера. – темноволосый мальчик в военной форменной куртке говорил уверенно и жестко. Наверное, так же говорил тот, кто носил его куртку раньше. Тот, кто был выше его и гораздо шире в плечах. Мальчик двигался быстро, совсем не по-детски. Его звали Докинз.

– Ага, я его чую, он здесь, затаился, – бритоголовый Гас открыл очередную дверь. Луч его фонарика метнулся в полумрак, послышался шорох.

– Вот он!

Мальчишки вошли в темное помещение. Стеллажи, полки, забитые квадратными блоками. Докинз, тот что в военной форме, бросился к окну и встал возле него, перекрывая пути к бегству.

Третий в команде, среднего роста, щуплый и неприметный мальчишка с неуверенным взглядом темно-карих глаз и торчащими из зарослей волос крупными ушами, держал в руках армейский брезентовый мешок. Старый, но прочный мешок, со стертыми боками, длинной лямкой с алюминиевым карабином и почти неразличимой маркировкой на боку.

Гас медленно двигался между стеллажей, светил фонариком. В его движениях уже чувствовались опыт и уверенность городского охотника. Снова шорох. Тот, кого они искали, оказался зажат в углу. Луч фонарика высветил серого кота. Блеснули отражениями света два серебристых глаза. Тощий, испуганный кот с напрочь оторванным правым ухом.

– Точно он! Одноухий! – радостно сказал бритоголовый Гас.

Кот сжался, готовый драться и бежать одновременно. Он чувствовал, что дело плохо. Но пока еще не знал насколько.

Гас бросился на кота, пытаясь ухватить его руками в толстых желтых перчатках. Рабочие кожаные перчатки – гордость Гаса. – хлопнули впустую, кот вывернулся. Гас промахнувшись, выругался. Кот, быстрый и ловкий, выскользнул из-под стеллажей и метнулся к окну, но там его встретил новый враг. Докинз перекрыл окно. Одноухий беглец, попробовал проскользнуть вдоль стены, пока к нему, сбивая коробки со стеллажей тянулись желтые перчатки. Внезапно на него опустились темнота и жесткий брезент.

– Молодец, Порти! Мы взяли его!

– Взяли бестию!

Мальчик, которого Гас назвал Порти, прижал кота к полу брезентовым мешком. Гас подскочил к мешку и врезал ногой по шевелящемуся свертку.

Тут же подлетел, третий, в армейской куртке, Докинз:

– Мочи его! – он тоже пнул кота, закатанного в тяжелый прочный брезент.

Кот отчаянно мяукнул и попытался найти выход. Порти, державший мешок, поморщился.

– Ладно, Докинз, успеем. Идем в Бастилию. – Гас обернулся к Портеру, – Порти, не упусти тварь.

Мальчишки выбрались из развалин отеля. Перед ними обломанными черными зубами торчали в небо два небоскреба. Впрочем, небоскребами они не были уже лет двадцать, хотя их фасады, местами сохранившие стекло, все еще отражали небо. Во время войны город подвергся только одной ракетной атаке. Всего одной, удивительно, правда? Величайший город планеты получил в свое сердце лишь один кинжальный удар. Несколько баллистических ракет превратили Сити – часть города, знаменитую своими стеклянными башнями, в руины. Из полутора сотен небоскребов не устоял ни один. Глубокие заполненные океанской водой воронки, размером с целые кварталы окружали руины. Но о чем жалеть? Весь мир лежал в развалинах. Планета, покрытая выжженным язвами, напоминала лицо, изуродованное оспой. Неживое. Немертвое. Небоскребов наверное не осталось нигде в мире. Только воспоминания о них. А небо? Говорят, все эти шпили, башни великих корпораций и роскошных отелей держали небо на своих плечах, словно зеркальные атланы. Обрушились башни, и небо опустилось. Низкие тучи скользили над разрушенными городами, мертвыми странами. Так было. Но случилось все это еще до рождения Портера, которого приятели называли Порти. И в его памяти не было ни великого города, ни стеклянных атлантов-небоскребов. Только руины. Только низкое, всегда темно-серое небо.

Портер ни разу не был там, куда уверенно шли его товарищи. Докинз и Гас были очень близки, проводили вместе большую часть времени. Портер иногда, нечасто, разделял с ними забеги по заброшенным районам. Но он не был «крутым отморозком», какими считались Докинз и особенно Гас. Он не дрался со всеми подряд, как Докинз, не пропадал в радиоактивных развалинах сити, как Гас. Портер был обычным мальчишкой, которого воспитывала тетка, сестра его отца. Родители Портера сгинули где-то в послевоенной смуте. Он не вспоминал их.

Одноухий кот в мешке затих. Портер чувствовал его – мягкий, сжавшийся теплый комок в грубом брезенте. Портера немного пугала целеустремленность «крутых». И он, так же, наверное, как Одноухий, не хотел думать, что будет дальше.

Бастилия оказалась нетронутым бомбами трехэтажным домом из красного кирпича с плоской крышей и фасадом без окон. Дом этот действительно был немного похож на крепость. Хотя Гас и Докинз вряд ли знали что-то про знаменитый французский замок. Просто подхватили где-то звучное слово.

– Это был кинотеатр, до войны тут показывали ужастики, – сказал Гас, поднимаясь впереди Портера. Мальчишки забрались на крышу по внешней пожарной лестнице. Здесь, под чудом сохранившимся карнизом, стояла разномастная мебель: несколько плетеных кресел, кожаный диван с прожженой обивкой и круглый столик из мутного стекла. Это было тайное место Гаса и Докинза. Портер понял, что его готовы принять в круг «отморозков». Ему было девять лет. Сбывалась его мечта – разделить компанию с Гасом, которому уже почти одиннадцать и молчаливым десятилетним задирой Докинзом. Это очень лестно. Можно бросить школу, как Гас или так же как Докинз дерзко отвечать учителям. Его, Портера, тоже будут опасаться. Он будет приходить в школу, стукаться кулаками с Докинзом и доставать сигарету прямо в школьном дворе… Маленький Портер споткнулся, потерял равновесие и чуть не выпустил мешок с добычей.

– Смотри под ноги, Порти! – крикнул весело Гас. Докинз шепотом выругался, как взрослый. Но Портер решил не обижаться.

День был удивительно яркий. Такой редкий день, когда солнце находит себе просвет в свинцовом переплете неба и согревает город. Стало так тепло, что у Порти тонкой струйкой пот стекал по спине. Под рваной, но аккуратно заклеенной зимней курткой у него был свитер с высоким горлом. Снять бы…

– Сюда тварь,– распорядился Гас, указывая на столик у дивана.

Портер положил мешок на стол и отошел. Кот внутри не шевелился. Затаился, в надежде на свою бродячую удачу. Напрасно.

– Замесим, – сурово сказал Докинз и с размаху хлестнул мешок толстым обрезком электрического кабеля.

– Замесим гада! – подхватил бритоголовый Гас и хлестнул мешок с другой стороны, а потом указал Портеру на обрезки кабеля возле одного из кресел,– Выбирай себе оружие, Порти!

Мальчик подошел и поднял с нагретого солнцем бетона обрезок кабеля длиной около метра. Внутри черной обмотки толстая металлическая жила. Обрезок хорошо лег в руке. Удобно. Гибкий, увесистый, он ощущался как настоящее оружие.

Сзади шипел и мерзко, страшно кричал из мешка кот. Его в две руки избивали такими же тяжелыми обрезками.

– Чувствуешь, Порти? Хорошая штука? Докинз придумал. Размером с катану – это меч такой японский, – объяснил Портеру подошедший Гас. Он тяжело дышал.

– Достаем, гада? Да, Докинз? – обратился он к товарищу.

Доггинз кивнул, потащил из под стола стальную проволоку и согнул ее в петлю. Гас приоткрыл мешок, где хрипло стонал кот. Голова кота показалась снаружи. Единственное ухо прижато, шерсть торчит в разные стороны, глаза – щелочки. У него был жуткий, совершенно демонический вид. Гас придавил тело кота к столу, а Докинз затянул проволочную петлю на его шее. Кот извернулся и вцепился когтями передних лап в руку Докинза. Портер видел, как глубоко вошли когти. Гас заорал, едва удерживая задние лапы кота в мешке. Портер сам не понял, как подскочил и ударил кота по голове своим тяжелым черным прутом.

Кот закричал, почти как человек, немыслимо выворачиваясь и в кровь разрывая руку Докинза. Порти снова ударил и еще раз… бессильный помочь Докинзу, не понимая, что еще он может сделать.

Докинз вырвал руку из когтей и рванул за проволоку, вздергивая кота в воздух. Потом взмахнул им как длинной мокрой простыней и ударил по бетонному скату крыши. Кота будто сплющило. Он вытянулся как плоский блин. Удар был очень сильный. Гас подскочил к нему и врезал ногой по его маленькой одноухой голове, как по мячу. Кот отлетел к бортику крыши, ударился всем телом, но все-таки попытался подняться. Лапы у него подламывались, а голова болталась, как у старика. Докинз снова взмахнул своим концом проволоки, кот взметнулся вверх и опять с размаху врезался в теплый бетон. Сухой мерзкий шлепок. Как тесто. Дернулись лапы, кот снова пытаясь подняться. Не мог.

Портер смотрел на кота, сжимал дрожащими руками черный прут. У него внутри царапалась необъяснимая стыдная злость на эту живучую тварь, которая продолжает держаться за свою бессмысленную жизнь.

– Сдохни же, гад! – крикнул он, сдерживая слезы.

– Сдохни, сволочь, – яростно подхватил Гас и засмеялся. Докинз, сморщившись, без остановки ругался, зажимал глубокие рваные раны на предплечье. Вся рука его по самые кончики пальцев была в крови.

– Убью, гниду, – сказал он и подошел к коту. Кот приподнял голову и снова дернул лапами. Сбежать он уже не мог. Оставалось только посмотреть смерти в глаза.

Портер отвернулся. Ему в глаза блеснуло солнце, отражаясь от обломанных вершин стеклянных башен. Ослепленный солнцем, он не видел ничего. Только слышал, как Докинз топчет кота. Тупые звуки эти отзывались у Портера болью в ушах. Ему не хотелось слушать. Ему хотелось сбежать.

К нему подошел Гас. Положил руку на плечо.

– Видал? Вот же одноухий гад! Как бешеный. Первый раз такого матерого взяли.

Портер не хотел понимать, о чем говорит Гас и продолжал смотреть на ослепительные блики солнечного отражения. В глазах почернело. Он зажмурился.

– Ослепнешь, Порти, – сжал его плечо Гас и отошел.

Когда Гас присел на корточки возле мертвого кота, Портер вытер глаза.

Через пару часов они вернулись в свой квартал. Гас и Докинз обсуждали силу Одноухого и шрамы, которые обязательно останутся на руках Докинза. Прощаясь, Гас, как тогда на крыше, потрепал Портера по плечу и сказал:

– Все девять жизней, Порти, я считал, когда они из него выходили. Все девять, серьезно.

03. Бегство

Портер жил у залива, окна его квартиры выходили на большую воду, холодную и черную в это время года. Когда-то здесь был престижный район. Не такой роскошный, как кварталы вокруг центрального парка, или у южного форта, но все же. Портер выбрал свою квартиру из множества пустующих только за огромные окна, занимавшие всю северо-западную стену. Вечерами, когда садилось солнце не было места красивее. Он влюбился в этот вид, в спокойствие залива, в котором отражался город на другом берегу. Одиночество и пустота. Безмолвие, с которым он привык жить в своих бесконечных путешествиях.

Сейчас на той стороне залива – тьма. Ни одного огня. Портер жил на последнем, седьмом этаже здания. Единственный житель большого дома, если не считать псов. Портер прикоснулся браслетом идентификатором к кодовому замку. Хорошо смазанные петли неслышно сдвинули в сторону обитую железом дверь. Свет внутри зажегся только после того, как Портер вошел в темноту подъезда, и дверь закрылась за ним и его гостьей. Фотоэлемент срабатывал только после того, как дверь закрывалась, чтобы Портрет не стоял на пороге идеальной мишенью. Зачем ему эта прочная, усиленная броней дверь и все сложности с сигнализацией, Портер не знал. Это было устроено без его участия. Техник из Ордена просто вручил ему тяжелую связку ключей и показал, как работают системы безопасности здания.

Портер тяжело поднялся на свой этаж. Устал. Все чаще он ловил себя на мысли, что слишком быстро устает, что каждый день дается ему тяжело. Тяжелее, чем раньше. Возраст сказывается. Ему сорок два. Еще несколько лет, и он станет слишком медленным для своей работы. Следующая тяжелая дверь. Связка ключей, три оборота, и он дома. Псы остались на улице. На крыльце. Замерли. Превратились в две неподвижные фигуры справа и слева от двери. Случайный прохожий принял бы их за статуи. Но случайно здесь никто не ходил. Прохожих в городе почти не было. Разве что в самом центре, где несколько кварталов с барами и ночными клубами помогали людям забыть о своем одиночестве. П здесь, у залива на весь квартал всего три живых существа, если киберпсов можно назвать живыми существами.

– Входите, – он обернулся к девушке, остановившейся на пороге. – Входите и прикройте, пожалуйста, дверь, тепло уходит.

Про тепло он, конечно, зря сказал. Но что-то же нужно было сказать. Она так потерянно замерла на пороге, что Портер уже пожалел, что взял ее. Пусть бы оставалась там, у себя. Сдалась она ему. Что теперь делать с ней делать? Впрочем, по вечерам Портер вообще был не силен в рассуждениях. Завтра утром у него снова будет свежая голова, а там и решение. Если же решения не будет, будет инструкция из Ордена, что еще лучше. А сейчас в голове только мертвец по имени Винсент с вырванной печенью и огромное желание смыть с себя въевшийся, кажется, в кожу запах смерти: крови, мочи, рвоты. Нет, трупы – это не его работа. Покурить бы. Зря он бросил курить.

– Я в душ. А ты… хочешь выпить? Ладно. Не хочешь. Я хочу, и ты будешь.

Он часто говорил сам с собой. И, хотя сегодня собеседник у него был, говорить приходилось, как всегда, за двоих. Звякнув стеклом, он достал из холодильника бутылку водки и поставил на стол два широких бокала для виски. Виски давно не найти, а то, что готовил его домашний синтезатор назвать виски было нельзя. Самогон времен его голодной и беззаботной юности и тот был лучше. Поэтому, водка, которую он покупал в старом городе. Впрочем, наверное, если бы очень захотел, нашел бы и виски, но какая разница? Крепкий глоток обжег горло. Выдох. Она стоит и смотрит на него, греет бокал в прозрачных ладонях.

– Пей. Водку пьют холодной, а льда у меня нет.

Она послушно выпила. И даже не поморщилась. Умеет пить.

– Хорошо. Располагайся. Душ я тебе пока не уступлю. Но я быстро.

Он ушел в ванную комнату, уверенный, что она так и будет стоять и смотреть в черное окно, на свое отражение. Странная, непонятная и до сих пор кутается в дурацкий клетчатый плед.

Когда он вернулся в гостиную, девушка спала. Она устроилась в кресле, сжалась и заснула, так и не выпустив из пальцев края пледа. Портер погасил в гостиной свет, постоял над ней, глядя на ее прикрытое спутанными темными волосами лицо. Она была совсем не так молода, как это ему показалось в городе. Возраст женщины можно понять по многим признакам. Шея и руки – вот главные признаки возраста. По рукам, сухим запястьям, и тонким пальцам с выраженными суставами Портер видел, что она его возраста, а может быть и старше. Он наклонился, стараясь разглядеть следы пластики у края волос, но было слишком темно, и он не хотел напугать ее. Пусть спит. Завтра он решит, что с ней делать.

Холодная постель в спальне не располагала ко сну. Сказать честно, спать он и не хотел. Сон давался ему с трудом, бежал от него всю жизнь, и последние годы Портер отчаялся догнать его.

Через час он встал, решив, что завтра точно выспится и сел к рабочему столу. Включил мониторы. Дело в квартале у заброшенного севера совсем простое. Последовательность необходимых действий выстроилась в его голове,как будто он всю жизнь занимался расследованием преступлений. Сначала получить список тех, кто был в квартале убийства за прошедшие сутки, сравнить с записями камер наблюдения на четырех перекрестках вокруг здания… стоп. Все еще проще. На схеме квартала он нашел камеру, установленную напротив нужного подъезда. И камера по-прежнему работает. Отлично. Список идентификаторов выгрузился на левый экран. QNX454-13. Это Винсент. А девушка… Удивительно, но она проходит под номером QNX454-12. Мисс Лора фон Геккель. Незамужем. 23 года (что сомнительно). Можно запросить ее подробную карту и все выяснить, но не сейчас. Хотя любопытно. Судя по номерам, оба они и Лора и покойный Винсент Кори из первого поколения. Но возраст Лоры совершенно не соответствует ни тому, как она выглядит, ни этому архаичному номеру. Очень странно. Оба они слишком хорошо выглядят для древних стариков. Да. Первое поколение чипов имплантировали задолго до Портера. Он тогда был ребенком. А первое поколение чипов получили взрослые. Когда же это было? Нет. Он не будет сейчас заниматься Лорой. Его дело – мертвец.

–

Среди идентификаторов Портер вычеркнул номер своего браслета и два номера техников. Перед ним остался список из пяти номеров чипов. В таблицу времени он ввел все пять и открыл на экране данные с камер наблюдения. Винсента он обнаружил сразу. Вот они с Лорой выходят из элекара. Стоят на улице. Ждут. Вот к ним подъехал еще один элекар. Они долго говорят. В элекаре три пассажира. Отметил их идентификаторы. Что-то передают из рук в руки. Стопкадр. Винсент передал что-то. Сверток. Портер отметил время в блокноте. Он по старинке пользовался бумажным блокнотом и ручкой.

Подобные анахронизмы вошли в моду лет пятнадцать назад и почти сразу прошли. Но Портер тогда заразился любовью к аналоговым инструментам. Со временем его любовь к винтажу распространилась еще дальше. Он искал и находил вещи пятидесятилетней давности и ещё древнее. Ничего редкого или относящегося к искусству, он отлично понимал разницу. Кое что из одежды, виниловые пластинки с музыкой, ежедневники и чернильные ручки.

Портер зафиксировал в блокноте время и пометил «сверток». Записал для себя вопрос: «Кому?».

Следующие метки в записях камеры показали два проезжающих элекара. С пассажирами. Больше ничего. Все пять номеров оказались вычеркнуты. Портер вернулся к моменту, где Винсент передает сверток. Просмотрел еще раз и на тройной скорости пустил воспроизведение. Вот Винсент и Лора вошли в дом. Вот Лора снова вышла на крыльцо, дождалась элекара и уехала. Утро, день, вечер. Элекар с Лорой вернулся. Вот она завернутая в плед выходит на крыльцо и сидит, судя по таймеру четверть часа. После этого она вошла в дом. И почти сразу приехал он, Портер. Он отреагировал на вызов быстро, потому что был буквально в двух минутах от локации вызова. В момент своего появления на крыльце Портер остановил запись. Ничего. Простого ответа не оказалось. Тот, кто вырвал Винсенту печень проник в дом не через дверь. И у него не было идентификаторы. По-крайней мере такого, который бы фиксировала система Ордена. Портер собрал данные в короткий отчет и отправил куратору. Потянулся, встал и отправился на кухню, приготовить кофе. Лора Геккель спала в кресле. Портер, стараясь не шуметь встал к ней спиной и выбрал программу кофе в кухонном синтезаторе. Настоящего кофе уже не осталось, по крайней мере Портер не сумел найти его в городе. Мировая логистика обрушилась в момент цифрового локдауна в тот день, когда началась война. Портер не знал никакого другого вкуса, кроме синтезированного, но догадывался, что настоящий кофе должен быть иным. И его никогда не устраивала горечь, аромат и условный бодрящий эффект того, что автомат называл кофе,

– Боже мой, как бы мне хотелось настоящего горячего кофе.

Голос девушки с эльфийскими глазами раздался за спиной Портера.

– Я могу предложить только синтезированный, мисс Геккель.

– Как вы узнали мое имя? А… вы, наверное, хантер? Конечно. Вы приехали на вызов. Странно, зачем для этого используют хантеров?

– Все так. И мне тоже многое непонятно. Хотелось кое-что уточнить у вас, мисс Геккель.

– Вы можете называть меня Лора.

– Как вам будет угодно.

– Вы говорите, как в кино. Любите древности? Конечно. Кофе, виниловые пластинки, ваше пальто… Вы не кажетесь самому себе смешным?

– Отчего же?

– Вот от этого всего. Синтезированный кофе вы наливает в кружку, стилизованную под японскую керамику, ставите винил джаза, который был рождён в поствиниловую эпоху и работаете на компьютере, который притворяется Ватиканом. Все это один безвкусный когнитивный диссонансе. Разве нет? А еще вы играете в частного детектива.

Портер молчал. Не знал, что ответить. Утренняя Лора Геккель была наблюдательной и язвительной. Пожалуй, вечерняя молчаливая мисс Геккель нравилась ему больше.

– Наверное, смотрите древние фильмы. Кто ваш любимый актер, хантер? Хэмфри Богарт? Вы на него похожи.

Портер не стал отвечать. Никакого удовольствия от подобных дискуссий он не получал. А вкус кофе подобные разговоры портили непоправимо. Оборачиваться он тоже не стал. Слышал, как девушка возилась в кресле, устраиваясь поудобнее. И смотрел в темноту. Для юной девушки она слишком цинична и образована.

– Опустите жалюзи, пожалуйста, господин охотник.

– Зачем?

– Я боюсь темноты.

Портер услышал в ее голосе правду, но не сдвинулся с места. Он не любил закрытые окна.

– Неужели вам нравится эта чернота? Зачем вы туда смотрите? Что вы там видите, господин хантер?

– Портер. Меня зовут Портер.

– Очень смешно. Смешать, но не взбалтывать?

– Что это значит?

– Вы не знаете это старинного фильма?

– Какого именно?

– Неважно. Забудьте. Просто опустите жалюзи, будьте так любезны.

Портер пожал плечами и вернулся к своим мониторам. Во входящих мигал ответ куратора.

«Господин Портер, нам крайне важно выяснить, кто и с какой целью напал на господина Винсента. Дело господина Винсента приоритетно перед любыми другими служебными обязанностями. Надеюсь, вам это ясно».

И это все. Никаких объяснений, никаких подробностей. Вполне в духе куратора. Хотя, смерть этого Винсента вовсе не стандартное задание. И первый случай, когда Портера просят заняться расследованием преступления.

Портер поднял глаза на темное стекло окна. Скоро рассвет. Часа через два небо посветлеет, на горизонте, на другом берегу залива проявятся темные силуэты далеких башен. Там, на другой стороне залива, безлюдный, пустой город. Те башни, что отражались в воде залива в тихую погоду до войны были жилыми. Там жили тысячи людей. Возможно только в этих нескольких зданиях людей было больше, чем во всем городе сейчас. Там давно никто не зажигает свет. Многие этажи чернеют квадратами выбитых стекол. Нижние этажи в пятнах от пожара. Эти холодные разрушающиеся строения уже не принадлежат людям. Кому, если не людям? Тому, кто придет потом. После людей.

Портеру часто казалось, что в окно его смотрит кто-то чужой. Особенно явственно он чувствовал взгляд этот ночью. Из безлюдной молчаливой пустоты. Но он никогда не закрывал жалюзи. Он не хотел прятаться от этого взгляда. Пусть безмолвный чужой знает, что Портер тоже видит его. Наблюдает за ним в ответ. И не боится.

Портер снял со стеллажа одну из виниловых пластинок в потемневшем картонном конверте. Нильс Фрам. Незнакомый музыкант, начала века. О нем почти не сохранилось данных. Видимо, он не был особенно известен в свое время. На конверте было написано что этот альбом о старых и новых друзьях. О людях живших очень давно. Давно умершие друзья неизвестного музыканта.

Мягко опустилась игла и раздались первые медленные аккорды фрртепиано. Портер закрыл глаза и опустился в кресло. Он купил ящик виниловых пластинок у антиквара из старого города. «Это несусветная, невероятная редкость», – убеждал его продавец. Китаец с дрожащими руками и глазами такими узкими, что Портер не понимал, видит ли он хоть что-то. Невероятная редкость стояла дёшево. Гораздо дешевле книг в кожаных переплетах, буфетов и чайных столиков из полированного дерева или фарфоровых кукол с мертвыми нарисованными глазами. «Дёшево, потому что никто не покупает эти странные аналоговые диски. Да и кому сейчас нужна старинная музыка? Редкость, да», – Китаец вздохнул, показывая его расстраивает равнодушие к пластинкам, – Настолько редкая, что кроме вас, господин Портер, мне некому ее предложить».

Портер забрал весь ящик дисков. Цена была высоковата, несмотря на уверения китайца. Но Портера цена не беспокоила. Деньги уже потеряли смысл, превращались в атавизм, а китаец, хорошо зная вкусы и увлечение Портера, поразительно точно умел находить для него нужные вещи.

Нильс Фрам нажимал на клавиши инструмента, которого уже сотню лет как не было. В шуршании пластинки угадывались движения пальцев, мягкость старинного аналогового инструмента. Музыкант жил в Северной Европе. Сейчас вся она была выжженной холодной пустыней. Война оставила только пепел и холод. Мягкий европейский климат война тоже отменила, развернув теплые океанские течения. Портер не интересовался тем, что осталось от цивилизации Старого Света. Разве что музыкой.

Он довольно долго просидел, откликнувшись на спинку кресла. Медленная меланхоличная мелодия фортепиано успокаивала его. Иногда он так и засыпал, а игла проигрывателя поскрипывала, доходя до края виниловой пластинки. Вот и сейчас он едва слышал, как в гостиной вышла из ванной комнаты его странная гостья. Портер задремал, но сигнал коммуникатора заставил его открыть глаза. Сообщение. Из Ордена. Остальные оповещения он отключал. На экране светился текст: «Немедленно уходите из дома. Вам угрожает опасность». Портер встряхнулся. Все-таки он задремал, и сообщение поставило его в тупик. Что может ему угрожать? И в эту секунду большое стекло на кухне с грохотом разбилось и посыпалось осколками. Закричала Лора. Портер два прыжка был рядом с ней и рывком бросил ее на пол, толкая за большой диван. Девушка всхлипывая поползла по ковру. Полотенце, в которое она была завернута, осталось лежать рядом с Портером, а сам он отвел глаза. Девушка осталась голой.

Портер почувствовал вибрацию браслета. Посмотрел на проекцию на ладони. Сигнализация сработала в подъезде. Кто-то пытался пробиться через дверь в подъезд.

Портер прекратился и схватил в охапку грязную одежду, которую снял пару часов назад и не успел бросить в стирку. Сделал знак девушке:

– Ко мне, мисс Геккель!

Глухие удары в стену гостиной напротив окна. Посыпалась штукатурка. Вещербленные следы пуль размером с кулак. Никаких шуток.

– Живо сюда! – закричал он Лоре, и она послушалась и поползла к нему, скользя по паркету.

С грохотом разлетелось зеркало на стене. Ещё одна пуля ударила в мелькнувшее в зеркале отражение. Откуда стреляют? Неужели одна из башен с другой стороны залива?

В спальне Портер двинул плечом большой книжный шкаф. Раритет с двухсотлетней историей. Шкаф легко откатился, открывая узкую деревянную дверь. На руке Портера снова дернулся браслет, дверь в подъезде открылась. Сейчас они будут у квартиры. Портер открыл деревянную дверь старинным ключом со связки и потянул за собой Лору, которая успела только схватить с кресла плед и набросить на плечи. Дверь вела в соседнюю заброшенную квартиру. Портер потянул на место шкаф и закрыл деревянную дверь. Теперь бегом по темному коридору. Никакого света, никаких фонариков, если стрелок сидит в башне, ему отлично будет виден любой свет. Еще одна дверь, и снова помог ключ со связки. Лестничная площадка. Нельзя останавливаться. Бегом вниз до второго этажа. Квартира справа должна быть открыта. Закрыта. Черт. Слева? Слева дверь не заперта. Пыльный темный коридор. Дальняя комната. Нет, другая. Точно. Поднять оконную раму. Теперь на пожарную лестницу, которая устроена по боковому фасаду. Лет пять назад, сам не зная зачем, Портер разработал этот маршрут. Даже себе не признаваясь, как смешно он пытается копировать винтажные триллеры. Пригодилось. Пожарная лестница не доходила до тротуара на добрых пару метров. Портер спустился первым, прыгнул вниз и приготовился ловить Лору. Она поскользнулась. Дьявол, она в крови! Босая нога скользнула по ржавой лестнице и девушка охнув полетела вниз. Портер успел. Подхватил у самой земли и упал сам. Встал. Бежать уже не получится, ногу он все-таки подвернул. Но бежать и не нужно. Он сжал коммуникатор-браслет и шепнул: «Элекар». Сейчас должен подъехать его элекар. Минута. Две. Что-то не так. Портер огляделся по сторонам. Впереди через перекресток начинался парк. Точнее лет пятьдесят назад здесь начинался парк, а сейчас заросли кустарника и деревья до самого залива. Портер принял решение, дернул Лору за руку и, хромая, потащил ее через перекресток. Девушка вцепилась в него, он знал, что ей трудно бежать, босиком по ледяному бетонному тротуару, изрезанными ногами. Но она терпела, молчала и держась за его локоть бежала следом. Они прибились через кусты. Портер запретил себе думать, как она идет вслед за ним. Она бежала. Он слышал ее тяжелое прерывистое дыхание. Молодец. Она – большая молодец. Останавливаться нельзя. К воде выходить тоже нельзя. Значит, нужно быстро идти, огибая высокие сосны. Бежать больше тоже нельзя, слишком легко споткнуться и упасть. А правая нога волочится и ноет. Только бы не перелом. Полчаса, не меньше, они пробирались через густой дикий лес. Когда-то здесь гуляли пары с колясками, бегали за здоровьем пожилые поджарые горожане. Сейчас дорожки заросли подлеском. И оставалось ориентироваться только на блеск залива справа.

Потом Лора застонала и потянула его вниз, повисла на нем, заставляя остановиться. Он понял. Поддержал ее за спину и усадил к стволу дерева. Она дрожала и тихо постанывала, с каждым выдохом, кажется готовая потерять сознание.

– Держитесь, мисс Геккель, вы – большая молодец. Здесь мы дождемся рассвета. И выйдем в город. Через час уже рассветет, я разберусь с элекаром, и мы будем в безопасности.

Портер шептал ей это на ухо, а сам судорожно пытался понять, что делать дальше. Он не знал, почему его элекар не ответил на вызов, не понимал, почему куратор из Ордена не сделал ничего, для того чтобы помочь ему. Что случилось с его псами, оставшимися у подъезда. И почему его коммуникатор не передает его сообщения. Ни служба спасения, ни центральный информаторий не отвечали.

– Где ваш браслет, мисс Геккель?

Портер только сейчас сообразил, что у девушки на руках нет коммуникатора.

– Он имплантирован? Он работает?

Девушка помотала головой:

– У меня нет никакого браслета. И не было. Никогда не было.

– Так не бывает. Браслеты-коммуникаторы есть даже у новорожденных. Наверное…

Лора Геккель устало помотала головой и приподняла обе руки вверх. Браслета не было.

Портер замолчал. Ситуация все больше походила на фантасмагорию из старинных фильмов. Девушка без браслета, без возраста, без обуви, в конце концов. Мертвец с нулевыми данными и вырванной печенью. Огнестрельное оружие с оптикой. Команда убийц, взламывающая дома в центре города. Служба спасения, которая должна была получить сигнал взлома и давно уже приехать на вызов. Это все на одной чаше весов. А на другой – он – хантер-одиночка, без оружия, со странной девушкой, которую преследуют, хотят убить. Девушка получилась у Портера на обеих чашах его выдуманных весов. И это еще больше его запутало.