Читать книгу: «Инфер 6», страница 4

– Сучья сентиментальность убивает, Ссака. Либо ты живая тварь насмешливая с куском обосранной стали вместо сердца… либо дохлая добрая бабенка, что отвлеклась на чужие проблемы и получила пулю в тупую башку. Не расслабляй булки.

– Да я и не расслабила! Просто чуток помогла гражданскому нищеброду.

– Не помогла ты нихера, – возразил я. – Жизнь – это череда долбанных выборов с последствиями. Он знал, на что шел ради спокойной жизни для себя и своей бабы. И был готов заплатить цену.

– И что?

– А ты заплатила вместо него.

– Патрон потратила! Велика трата? Да с Гадюк в сто тысяч раз больше стрясем! В следующий раз выбью кувшин ботинком!

– Да мне посрать на патрон, Ссака, – качнув головой, я попытался собраться с мыслями, но от усталости это получалось плохо. – Каждый… каждый должен платить сам. Платить полную, сука, цену. За все! Хочешь нормальную работу и теплую койку, но надо выпить кувшин мочи – хлебай мочу, сука! Хлебай! Или отказывайся и вали обратно на дождливые улицы, где тебя насадят на нож, а твою бабу на чужой хер! Это твой выбор! Твое решение! Выбирать – тебе! И платить – тоже тебе! Вот это и есть жизнь гоблинов! А вот если ты вдруг начинаешь платить за такого гоблина… он начинает чувствовать себя человеком! Или даже сраным эльфом, которому все должны! Раз… два… и он начинает этого ждать – что кто-то ему поможет просто так! Что кто-то заплатит за него! Что кто-то исправит им сломанное! Кто-то бесплатно вылечит его! Кто-то вместо него поговорит с боссом, чтобы ему повысили зарплату. И этому же дерьму он научит своих детей! – срите, ломайте, не работайте, не тренируйтесь, не учитесь выживанию, не заглядывайте в будущее – так и так придет добренький кто-то и все сделает за вас!

– Лид… да ладно тебе… – моргнув, Ссака осторожно пододвинула ко мне стопку. – Я просто выбила кувшин с мочой из лапы нищего бродяги, тащащего за собой прицеп с ревматозной бабой… чего ты завелся? У тебя глаза бешеные… аж побелели к херам…

– Если надо, чтобы он вернулся и выпил кружку мочи – я щас все сделаю, – успокоил меня Рэк и привстал. – И бабу его притащу. Пусть вдвоем хлебают – не все же мужикам за баб делать! Ну я сбегаю? А чтобы калорий больше – пусть Каппа насрет! Он умеет!

Мечника перекривило, но он сдержался и лишь пожал плечами.

С шумом выдохнув, я отпил самогона и тихо проговорил:

– Это все сраный Формоз. Он действует на меня. Здесь все начиналось. Здесь я вляпался во все это дерьмо, попавшись на сладкие слова Первого. Поэтому меня и потряхивает… Потому что здесь я стал частью глобальной операции по расчистке накрывшего планету токсичного дерьма, что появилось из-за упырков, которые никогда и ни за что в своей жизни не платили полную цену! Да… надо чуток поспать… а затем раз пятьсот отжаться, столько же раз присесть, убить сучьего Мэкса Скермиса и… похоронить Рокса.

– Я тоже люблю отжиматься, мистер Оди, – спокойный голос раздался из коридора вместе с шумом неспешных и нарочито впечатываемых в пол шагов. – Еще я очень не люблю хоронить друзей. И вот вам сучий Мэкс Скермис…

Через порог внутренней двери перелетел связанный крепыш с наголо бритой башкой, кляпом во рту, татуировкой опасной бритвы между отвисших сисек, солидным пузом и перепуганными глазами. Мелко просеменив, он споткнулся и упал в лужу компота с мочой. Заворочавшись, поднял голову, встретился со мной взглядом и… опять опустил ее и с тихим сдавленным стоном вжался лбом в пол.

– Мы с ним не беседовали, – тепло улыбнулся вошедший в бар темноволосый мужчина в старомодном сером деловом костюме. Широкоплечий, чисто выбритый, с короткой военной стрижкой, он глядел прямо, шагал широко и был один и безоружен, если не обращать внимания на ремень рюкзака за его правым плечом. – Я Гадос. Экс-Гадос, если точнее. Прежнее имя – Виктор. Виктор Випера. Вот это дерьмо, – он кивнул на застывшего почти голого крепыша в желтых трусах в цветочек, – примите за ни к чему необязывающий подарок. Ах да – Черные Пончики начали полномасштабную военную операцию против Лезвий. Мы бы помогли разобраться с в край обнаглевшими отморозками, но… надо бы сначала узнать мнение нашего нового, а вернее – старого командира Гадоса Первого. Или просто – Первого.

Не сдержав нервный тик, я тихо произнес:

– Никогда не называй меня Первым…

– Услышано, запомнено, принято. Не назову. Оди…?

– Оди, – кивнул я, изучая командира группировки Ночных Гадюк. – И я не ваш командир. И никогда им не буду. Ты по-прежнему на своем посту, гоблин. Поделись чуток куском пирога – раз уж я замесил для него тесто лет так триста назад… отдай мой шлем, не лезь ко мне… и мне нет до тебя дела, Виктор Випера.

– Вот так просто? – удивился остановившийся в трех шагах от меня Виктор.

– Ага.

– То есть можно смело отзывать всех снайперов, самоубийц-взрывников, просто преданных мне солдат, что готовы сделать все, чтобы незнамо из какой гнойной жопы вылезший прародитель Гадюк поскорее сдох…

– Ага.

– Думаешь, я поверю?

– Думаешь, мне не посрать на тебя и всех твоих… Гадюк? – рассмеялся я. – Если ты вдруг возомнил себя и свою группировку чем-то важным… то и тебе следует выпить кувшин мочи, чтобы чуток протрезветь… Отдай мне мое, поделись чуток своим – и вали. Хотя знаешь… дай сюда мой шлем, и этого хватит, – вдруг решил я, почувствовав себя слишком усталым для долгих речей. – И двигай жопу на выход. Как выйдешь из бара – снова будешь командиром.

– Реально так все просто? – саркастичная улыбка исчезла, взгляд стал откровенно удивленным – на этом посту тупых не держат, так что Виктор был опытен и умен. И он уже понял, что я не блефую и не веду никаких игр. – То есть… все из-за шлема?

– Все из-за запроса на мой арест, – зевнул я. – Шлем!

– Да… прошу прощения… мистер Оди.

Из взвизгнувшего столь же старомодной, как и его костюм, молнией рюкзака с эмблемой Россогора показался шлем. Мутное от трещин пробитое забрало, искореженный металл, общая деформированность… я с трудом узнал родной шлем Ночной Гадюки.

Взяв его в ладони, вгляделся в свое едва просматриваемое на мутном фоне трещин отражение, заглянул в одну из дыр забрала, что была прямо напротив лба. Как я выжил? Это точно дыра от пули… внутри головы что-то легко запульсировало – будто та самая пуля – но воспоминание не всплыло.

– Связь, – произнес я, и шлем ожил, захрипел, выплюнул долгий стон, состоящий из шумовых помех, и наконец разродился:

– Ну наконец-то, Оди… ты становишься слишком медленным… – голос был живым, эмоциональным и очень знакомым.

А вот Виктор Випера, наоборот, выглядел крайне удивленным, если не сказать изумленным. Застыв, растеряв свою невозмутимость, он не сводил глаз со шлема.

– Шлем почти мертв… синтетический женский голос… редкие оповещения о событиях Мутатерра, что позволяло нам делать прогнозы, планировать перехваты и стратегии отпора…

– Виктор, – насмешливо изрек изуродованный шлем, опущенный мной на край стола, где недавно стоял кувшин с испоганенным компотом. – Ты даже не представляешь, как долго мне приходилось оставаться полезным твоей группировке… столетия, мать твою! Столетия! А все потому, что я знал – однажды сюда придет тот, кого ты приказал сегодня взорвать к херам вместе с этим сраным баром. Взорвать, даже если с ним удастся договориться. Взорвать, даже если здесь окажутся непричастные… твои саперы уже подвели сюда подземный лаз? Или продолжают долбить колодец у соседей?

Виктор замер с приоткрытым ртом и стремительно бледнел.

– Расслабься, – усмехнулся я. – Я и так знал, что ты та еще гнида.

– Я не… шлем был мертв и служил лишь странным фантомным радиоприёмником, что вещал о Мутатерре сквозь лавину помех… я и подумать не мог, что все это время он слышал… устройство слышало и…

– Это древняя и очень важная игра, Виктор… и если ты вздумаешь вмешаться в эту шахматную партию… – голос из шлема стал тише и вкрадчивее. – То я сначала верну тебе остаток воспоминаний, затем выну из холодильника твою все еще спящую мать – ту, чье лицо ты вспомнил благодаря наркоте, ту, что так любила тебя… Я посажу ее голой на металлический стул и вскрою ее от паха до рта заживо! А затем освежую ее! И брошу ее уже старенький морщинистый кожаный костюм на красно-белый кафельный пол! И только после этого я возьмусь за эту суку всерьез! А ты будешь все это видеть! Свали нахер из моей игры, пацан! Топай до ближайшего терминала и запроси у здешней полудохлой суки Управляющей информацию по разовому коду «Истина42!», пароль к доступу «Не вздумай, сука!». Повтори!

– Истина сорок два! Пароль: Не вздумай, сука!

– Вперед! А я пока начну размораживать долбанную старушку…

– Мама… Стой! Послушай… не знаю, кто ты, но…

– У тебя две минуты. А потом готовься к просмотру семейного влажного видео…

Виктор умел принимать решения быстро. Бросив еще один взгляд на оживший шлем, что выглядел мертвой стальной отсеченной головой, он развернулся на пятках и тут же перешел на бег, пролетев коридор и выскочив на улицу.

– Первый, – выдохнул я. – Сучий, гнида, Первый… а че так просто-то? Че не дождался, пока я дойду до Темной Башни? Ну чтобы по всем сраным канонам… или тут такого нет?

– Есть. Аналог – Трон Оберона. Но ты стареешь, Оди… и раз за разом у тебя уходит все больше времени на такое простое дело, как прорыв с кровью и кишками через все препятствия для очередной дружеской беседы, что всегда заканчивается для тебя одинаково холодно и темно…

– Ну да… думаешь, я тебе поверю?

– Поговорим? Мое время ограничено… как и время этого мира-убежища…

– Поговорим, – пожал я плечами и обвел взглядом застывших бойцов. – Рэк…

– А?

– Оттащи сучьего Мэкса Скермиса на кухню и разговори его.

– С радостью, командир! – ощерился орк, вставая из-за стола. – Че бы придумать, чтоб не скучно было…

– Попробуй раскаленный арахис, – буркнул я. – Ссака. Каппа. Проверить периметр. Чтобы без чужих ушей. Шмякос! Еще компота и мяса! А ты… – я перевел взгляд на мутное от трещин дырявое бронезабрало. – Ты… ты говори…

Глава третья

– Этот мир погибает! Агония началась! – проскрежетал мертвый шлем экзоскелета и, сменив голос на тонкий женский, истошно проорал: – Спаси нас, о герой Оди! Спаси нас срочно! Мы подыхаем! А ты тут компот посасываешь…

– Хочешь, я окончательно раздолбаю этот шлем и утоплю его в ближайшем сортире? – поинтересовался я, уже через силу впихивая в себя последний кусок мяса.

– Да ладно тебе, дружище… ведь могут старые камрады перекинуться парой шуток? Как в те давние времена, когда мы бок о бок перебирали информационные запросы о спасении с тонущих островов, затапливаемых городов, умирающих новосозданных закатных сучьих королевств с их трахнутыми монархами с придуманными родословными… И каждый из этих запросов сочился липким вонючим страхом обделавшихся с перепугу ублюдков. И в каждом запросе делался особый нажим на их первоочередность, потому как в их тонущей общине особо много невинных детишек, беременных женщин и милых старушек с лучистыми мудрыми глазами… А стоит послать им эвакуационный транспорт, как первым делом в него трамбовались те самые монархи со свитой, чемоданами ценностей и тощими модельными суками для траха без малейших признаков беременности… Помнишь, как ты направил один из таких транспортников на мелководье и притопил? Как они орали, захлебываясь… Как они колотились в стальные стены… И в следующую эвакуацию в приземлившуюся машину первыми сели женщины с детьми на руках… Сработал твой посыл. Ведь все видели утопленников в вылезшем с мелководья транспортнике, что вывалил свой груз на том же месте, где и подобрал – рядом с толпой ожидающих эвакуации бедолаг. Снятые ими видеоролики с толпой дохляков тут же стали вирусными… Застывшее удивление в огромных прооперированных глазах придавленной жирной жопой дохлого господина суки… В те времена законы еще кое-как действовали, и твоя наглядная карательная акция заставила Атолл изрядно постараться, чтобы убедить привычно верящую в любое налипающее на ее уши дерьмо с лапшой общественность о техническом сбое, приведшем к ужасной трагедии…

– Мне нужен молоток или чья-нибудь тупая голова, – проинформировал я слушающее окружение. – Хорхе…

– Молоток не знаю, сеньор, а дебилов вокруг полно. Найду влегкую. Тащить?

– Я тебе найду, сучий консильери! – озлился голос из шлема. – Твоей родни дальней и близкой у меня тоже полным-полном в личном холодильнике для мороженого!

– Не верь ему, Хорхе, – усмехнулся я. – Даже если он говорит правду – не верь. С таким, как он, договориться невозможно.

– А тебе откуда знать? – осведомился Первый. – Ведь ты считаешь меня фальшивкой.

– Верно.

– Тогда я – не он.

– Верно.

– Тогда ты нихера не знаешь меня! Я для тебя фактор непредсказуемый…

– Даже если ты говоришь правду о родне в морозилке…

– Бережно завернутой в блестящие фантики от пломбира с клубничной сочной начинкой…

– То все эти гоблины старательно разбросаны по миру и спрятаны в глубоких подвалах миров-убежищ. У тебя нет к ним доступа.

– Тут ты ошибаешься, Оди. Не спорю, что такие упертые властные суки, как Камальдула, правят немалым числом убежищ, но… есть и те, с кем у меня налажены теплые сексуальные отношения.

– Пусть так. Все равно посрать на твои угрозы. Ведь если ты все же тот, за кого себя выдаешь…

– Ну наконец-то!

– Или ты хотя бы часть его…

– Ха!

– То ты всегда поступаешь по-своему… Ты можешь пообещать сохранить жизнь каждого из родичей, широко улыбаясь просящему и одновременно отдавая через нейрочип приказ о немедленной казни.

– В этом мы с тобой похожи, Оди. Ты мясник и я мясник… может, хватит ласково слизывать друг с дружки подтухший мясной сок? Друзьями нам все равно никогда не стать…

– Ты же говорил, что мы друзья…

– Были ими, – согласился голос из шлема. – Были… И, может, даже все еще ими остаемся… Но это как пойдет… и есть у меня, сука, недоброе ощущение, что сегодня последний день нашей с тобой дружбы… до того момента, пока я опять не сотру тебе память… Может, потому я вдруг начал разговаривать в вашем разбитном сраном стиле мнящих себя крутыми упырков? Тугие комочки в однородной говнослизи…

– Болтай… болтай…

– Какой же ты упертый… не хочешь признать, что ты всего лишь зазубренный старый скальпель в моей окровавленной руке…

– Ты всего лишь хрипящий голос из смятой консервной банки… И тебе давно пора перейти к делу.

– Иначе что? – с нескрываемой насмешкой вопросил голос фальшивого Первого. – Огорчишься, развернешься и уйдешь? Покинешь к херам Формоз и вернешься к исследованию и прополке очищенного от человеческой проказы мира?

– Не очищенной. Там полно гоблинов.

– Разумное их количество. Обезьяны тоже важны для нормального функционирования кишечника природы. Должен же кто-то проталкивать дерьмо к спасительному свету в конце тоннеля… Но не будем о дерьме… Так что ты сделаешь, Оди? Уйдешь?

– Ты мне и ответь. У тебя же досье.

– На всех вас… всегда держу стопочку на уголке рабочего стола, выражаясь фигурально. А ответ… да… ты ведь реально долбанный упертый гоблин. Так что можешь посрать на все потраченные усилия по проникновению в Формоз и просто уйти. Но тогда получается – старый Рокс умер просто так?

– Ты тратишь мое время.

– Ты никуда отсюда не уйдешь, Оди, – отбросив наигранно-веселый вызывающий тон, голос Первого вернул себе холодную равнодушную звучность. – Ты останешься в Формозе и приложишь все, сука, усилия, чтобы добраться до центра первого мира-убежища! Сдохни, но сделай! И ты сделаешь! Или сдохнешь! Вот тебе мой ответ, гоблин!

– Ты мнешься, – вдруг понял я. – Мнешься как перед первым в своей жизни трахом. Не хочешь продолжать. И хочешь одновременно. Да тебя рвет на части, фальшивый долбанный эльф. Почему?

– Да… может и не хочу продолжать. Может и мнусь. В отличие от тебя, я не забыл нашу дружбу. А мы были друзьями! Более того – ты был единственным моим настоящим другом.

– Сейчас расплачусь… – рассмеялся я, скривив харю. – Может, и ты слезой брызнешь из пыльного шлема? Ты лжешь! В жопу дружбу, в жопу прошлое! Ты почему-то не хочешь продолжать… Почему?

– У меня к тебе простое предложение, Оди – не задавая лишних вопросов, выполни еще одно мое задание. Доберись до нужного места, впечатай вручную правильный пароль в один старый и надежно спрятанный терминал, следом введи всего одну команду… и я дам тебе шанс встретиться со мной лицом к лицу. Два старых друга… два старых врага… даю слово!

– Нет, – коротко ответил я. – Не верю. В одной Темной Башне я уже побывал.

– Кончилось не очень, согласен. Ну так я тебя не звал – ты сам приперся. Ладно! Назови цену! Я готов на большие траты… Оружие, техника, особые уколы, любая из действующих валют… Выбери что угодно, прилепи к этому слово «особое» – и получишь!

– Нет.

– Тогда чего ты хочешь? Свободу?

– Я и так свободен.

– Хм… у меня есть возможности даже здесь, Оди. И снаружи. Я всегда могу дотянуться до твоей наглой глотки…

– Именно. И однажды ты дотянешься – когда я тебе снова понадоблюсь. Мой ответ – нет.

– Чего же ты хочешь?!

– Для начала – рассказывай все как есть. Что происходит с Формозом?

– Он гибнет…

– В жопу твое «гибнет». И поглубже! Один раз я на это уже купился. Второй раз не прокатит. Давай полную информацию.

– Не иди этой дорогой, Оди. Не вступай на этот путь… Так и так ты выполнишь эту задачу. Вопрос в том, как ты будешь ее выполнять – спокойно и размеренно или же подыхая от бессильной ярости…

– Нет. Никаких выполняемых вслепую задач.

– Даже ради спасения мира?

– Ты снова туда? Однажды я уже выполнил такую задачу… и погляди, в насколько глубокой дымящейся жопе мы оказались…

– Но мир спасен! Осталось не допустить разлива мусора Формоза по водам чистейшего океана!

– Старой песней меня уже не удивишь! Никаких выполняемых вслепую задач! Даже ради спасения сраного мира!

– Этого я и не говорил. Я дам тебе достаточно информации. Формоз – мое первое детище. А когда-то я думал, что он будет моим единственным огромным спасительным ковчегом для флоры, фауны и горстки замороженных людишек. Другие убежища попали в план уже позднее, и я не занимался ими так плотно, как Формозом. Часть моей души вплавлена в этот мирок. И как только ты введешь в нужный терминал указанные данные, я верну себе частичный контроль над Формозом, одновременно с этим выводя на более высокий правовой уровень почти задавленную на настоящий момент управляющую систему.

– Уже ближе к делу, – кивнул я. – Продолжай.

– После этого независимость Формоза закончится, но он все равно не перейдет под мой полный контроль. Мне этого и не требуется. Я бы вовсе исключил себя из процесса, но пока я сам не дотянусь до рычагов управления – не смогу дотянуть до них и здешнюю Управляющую. Если ничего не сделать, то Управляющая Кальвария продолжит разлагаться заживо и погибнет – а вместе с ней и весь Формоз.

– Кальвария, – медленно произнес я.

– Подобные системы не могут пребывать в стагнации. Пассивность и слишком большая ограниченность в правах столь же пагубно влияют на них, как и долгая кома на человека. Как только я верну ей большую часть независимости – Формоз начнет восстанавливаться, одновременно избавляясь от накопившейся грязи. По моей оценке, понадобится не больше пяти лет, чтобы залатать самые большие дыры, полностью восстановить критично важные системы, заново переформировать мир и восстановить порядок. Как только Формоз восстановит стабильность – можно будет начать изучения вопроса о постепенной экстракции во внешний мир хотя бы части населения. Разве не этого ты хотел, Оди? Стальные двери откроются, и наружу устремится пусть тонкий, но все же ручеек возвращенных в мир людей, что шагнут на первозданные зеленые луга и вдохнут полной грудью чистейший воздух…

– Хм…

– В этом и заключается мое предложение, Оди. Прояви рассудительность. Хотя бы раз удовольствуйся взглядом на тонкую ледяную корочку и не разбивай ее, чтобы увидеть темную холодную воду и плавающего в ней покойника… Ты из тех, кто вечно ищет гниль среди ванили.

– Не проявлю, – я усмехнулся прямо в потрескавшееся забрало. – Ты знал, что этот фокус не сработает по очень простой причине – ты недоговариваешь. Не лжешь…

– Не лгу.

– Но и не говоришь всей правды. Ты вообще ничего не говоришь. Я все это уже знал. Любому тупорылому кретину хватит одного взгляда, чтобы понять – Формоз гниет заживо. Следующего взгляда на любой из полумертвых терминалов достаточно для понимания того факта, что со здешней Управляющей что-то охренеть как не так! Сопоставь два эти наблюдения – и уже ясно, что надо как-то оживлять контролирующую гигабункер систему. И раз я это и так понял… то все рассказанное можешь запихнуть обратно себе в глотку или в жопу! Ты не рассказал ничего нового! Ну разве что интересна инфа про надежно спрятанный где-то старый терминал…

– Насколько ты доверяешь своим бойцам?

– Доверяю, – отозвался я. – Шмякос жарит мясо на задней улице. Бойцы следят за периметром. Лишних ушей тут нет. Прослушка в баре… не особо верю… только не в этой грязной дыре. И если уцелела хотя бы часть датчиков шлема…

– Уцелела. Ты породил удивительно крепкую и ладную боевую игрушку, Оди. Ночная Гадюка, возможно, одно из величайших твоих творений. Раньше великие воины заказывали себе меч под стать, ты же заставил создать это…

– Я начинаю засыпать…

– На Формозе скрыто три терминала. Я назову их координаты, но не знаю их текущего состояния. Но если первые две точки уничтожены – последняя так надежно скрыта, что гарантировано уцелела. И все они подключены к Папе.

– Папе? – запнулся я и удивленно тряхнул головой. – Что-то знакомое…

– Суперкомпьютер, что некогда был куплен мной за бесценок в одной затонувшей стране… Раньше машина стоила сотни миллионов, а мне обошлась в три древних океанских лайнера. Трудно торговаться, когда из-под ног уходит твердая земля, а руки оттягивают орущие дети и клетки с последними пестрыми углозубами…

– К делу.

– Мы назвали его Папа и считали венцом творения рук человеческих – ведь в те времена все истово верили в квантовые компьютеры. Все поклонялись святым кубитам с их двойственной сущностью. Кто ж знал, что будущее за полными соплей умными аквариумами с червями… Но Папа свое дело сделал, выполнив все главные задачи и заодно доказав, что ни одна подобная машина не сможет контролировать все процессы будущего гигаубежища. Тут мало вычислительных мощностей – тут нужен настоящий разум, причем не человеческий. Нужно нечто помощнее и нечто, что никогда не посчитает людей равными себе или даже просто похожими, дабы не возникло и тени сострадания.

– И ты породил амбициозных высокомерных сук Управляющих.

– Мы породили… мы…

– Че там с Папой?

– Он отключен. Но он все еще здесь, хотя и заперт так глубоко, что туда не доберешься.

– И эти три скрытых терминала…

– Подключены к Папе напрямую.

– Добрался я до консоли. Врубил машину. Ввел команды. И что это даст?

– Папа был главным в Формозе.

– Был…

– В то время системы вроде Кальварии только-только появились и проходили испытания. К ним не было полного доверия…

– И ты ввел в старый надежный компьютер какие-то сдерживающие протоколы?

– Ха! Управляющие умны! Они бы нашла способ обойти программный запрет…

– Тогда что?

– Все просто, Оди… бык питается травой – ограничь ее потребление до жиденькой охапки в день, и вскоре могучий грозный зверь будет едва в силах просто передвигаться, волоча копыта по земле…

Переглянувшись с бойцами, я провел ладонью по лицу, глянул на грязную кирпичную стену и уточнил, не сводя взгляда с пятна блевоты:

– Ты посадил Кальварию на голодный паек, и она…

– Не я! Я проклял этот мир! Но не стягивал удавку – я же не дебил, чтобы разрушать мною и созданное! Ненавистный Формоз люб мне… – сделав долгую звенящую паузу, голос из шлема продолжил уже куда спокойней: – Это не моих рук дело, Оди. И сейчас я хочу все исправить. Чтобы сохранить хотя бы что-то. Чтобы не допустить окончательного коллапса Формоза, умирающая от голода Кальвария ограничила свою мыслительную деятельность, дабы не пострадали жизненно важные для убежища процессы, что связаны с ней напрямую.

– Компьютер посадили на голодный паек? – изумленно произнесла Ссака. – Охреневшие гоблины добрались до издевательств над искусственным разумом?

– Кто это сделал? – задал я самый важный вопрос.

– Это уже неважно! Тут происходило много черного и страшного за минувшие столетия! Но мы можем все исправить!

– Погоди… – возразил я. – Не забегай вперед, фантом… Раз квантовый Папа может вернуть Кальварии полный продовольственный паек, значит, он может его и ограничить… верно?

– Зачем тебе лишняя информация? С каких пор ты стал таким… глубоким? Наша задача – спасти Кальварию! А она вытащит из жопы Формоз! Дело для тебя привычное, солдат!

– Кто-то уже дергал за квантовый хер Папы? Кто? Зачем? Даже мятежникам нет смысла творить такое – это как выбить из-под собственной жопы табуретку, когда голова уже в петле. Тут ведь все верят, что там, за стенами, погибающая в огне и кислоте планета…

– Это было давно! Все причастные давно сдохли! И все, что тебе требуется – добраться до терминала, ввести пароль и отдать команду!

– История пахнет дерьмом, – окончательно убедился я. – А ты… ты говоришь так уверенно и яростно, что уже убедил меня в самом главном – ты в отчаянии. Ты в страхе! Я почти чую запах твоей потной вони… Что с тобой, якобы Первый? Какого хера ты так испуган? Почему ты притащил меня в Формоз? И почему ты боишься самого того факта, что я оказался здесь? Такое ощущение, что ты, сука, сам себя загнал в ловушку…

– Чушь!

– Я прав, – удовлетворенно кивнул я и парой жестов отдал бойцам команду прийти в повышенную боевую готовность. – Что за дерьмо, Первый? А? Для чего тебе мой старый шлем в качестве терминала? Будь все дело в спасении здешней Управляющей – ты был бы с ней в обнимку сейчас. Не пришлось бы булькать пыльными динамиками… ты предстал бы во всей красе на экранах или даже в голограмме… Тебе выдал бы полный доступ любой терминал…

– Бред!

– Ты боишься… и Управляющая боится! Да, она полумертвая… но она до сих пор не ввела мои данные и не признала их… мой статус скрыт до сих пор – я только что проверил! А когда на меня дали арестный запрос, система вывела меня в качестве Гадоса – командира Ночных Гадюк. Обычная смена руководства… Гадос сменился на Гадоса – как это уже не раз бывало…

– Тебе пора проверить голову, Оди. Я разочарован. Думал, ты наконец-то приходишь в себя, думал, долгая заморозка и очистка мозгов пошли тебе на пользу. Но ты стал конченым параноиком…

– Я параноик, – кивнул я. – В точку. Я, сука, конченый параноик. Я параноик, я гоблин Оди, и заодно я Гадос – командир Ночных Гадюк, хотя в моем нейрочипе этих данных по-прежнему нет, как и нет выхода во внутреннюю сеть! Почему?!

– Мне откуда знать?! – устало рявкнул голос из шлема. – Хватит уже! Я призвал тебя спасти еще один мирок!

– Призвал? Жопу свою призови!

– Типичный ответ мелкой личности…

– Так я глубоким стал или мелким?

– Не будем заниматься ерундой…

– Ты боишься, – повторил я. – Управляющая чего-то боится. Или кого-то? Ты боишься меня – я прямо чую это. При этом я тебе нужен до жопы. Я и мои навыки глубокого мясника… А вот Управляющая… она точно боится не меня – захоти и убьет в любой момент. Вот ведь дела мутные… не пояснишь о происходящем?

– Повторю – ты для чего-то лезешь в давно минувшее прошлое. Все мертвы… даже мстить некому. Призвать к ответу некого. Смотри в будущее. Надо закатать рукава и еще раз залезать в кровавую грязь, чтобы нащупать там рычаг и…

– И море красивых вонючих слов, – поморщился я. – Говори уже!

– Я все сказал!

– Хорошо, – кивнул я и, отсалютовав потрескавшемуся забралу, широко улыбнулся. – Тогда до встречи за пределами Формоза, Первый. Сейчас мы с бойцами допьем и дожрем, чуток передохнем… и потопаем прямиком к Гнойному Каньону, а затем и Зоне 40, где меня уже заждался сучий Замрод. Когда я вырву ему глотку и кишки, мы захватим баржу и… наверное, двинем к ВестПику для начала. Немного мескаля… Хорхе заварганит рагу, поохотимся на разных тварей… а дальше посмотрим – перед нами весь мир. И в жопу твой Формоз и тебя вместе с ним.

– Это и твое наследие тоже! Ты тоже в ответе! За миллиарды!

– Да что ты? – ухмыльнулся я. – Передай им, что мне похер. Гоблины! Сбор! Хороним Рокса – и домой!

С легким запозданием отозвавшись, бойцы засобирались, заклацали оружием, начали закидывать на потные спины рюкзаки.

– Хватит со мной шутить, Оди! Просто сделай дело, как ты всегда делал! Выполни невозможное – и свободен!

– Нет! Слишком много тут тухлых непоняток… Кто такой или такая Владыка? – повернулся я к шлему и постучал о забрало дулом автомата. – А? Кто Владыка?

– Управляющая! Во Франциске II – Мать. Здесь – Владыка.

– Да ну? С какого вдруг хера звать Владыкой систему, что никак себя, считай, не проявляет, оставаясь на уровне старательной глисты? Редкие ее проблески не в счет… Камальдула умеет выдавить из визжащего гоблина последнюю каплю крови. Легко отбирает руки и ноги, превращая в червя! Вот откуда уважение и страх! Суровая Мать! Поклонись пониже! А здешняя система… она почти ничем не отличается от старой системы правосудия – арест, суд, приговор… там ненавидели копов и судей. Здесь то же самое. Откуда взяться страху и поклонению перед машиной? Камальдула чуть что мобильный эшафот притаскивала и публично отсекала руки, ноги, а затем и жопы! В призмов превращала! В кошек для траха! И потому она – Мать! Бог! А Кальвария? Да ее нет! Невнятная безголосая хрень! Таких не боятся!

– Мне откуда знать?

– Владыка! Кто это?

– Управляющая!

– Мы уходим, – буркнул я. – Шлем в контейнер, Каппа. Убедись, что он полностью экранирован. Если не получится – вырви из него к херам уцелевшие кишки.

– Есть.

– Тронь шлем – и тебя разберут на молекулы, Каппа! – предупредил громыхающий голос из шлема. – И всех твоих прямых потомков тоже – перед тобой! Я заставлю тебя увидеть, как я вырываю с корнем все порожденное тобой родословное древо!

Каппа дрогнул… но лишь на секунду. Жестко обозначились жевалки на челюстях, когда он опускал ладонь на вершину шлема, чтобы сгрести его для начала в рюкзак. Шлем со скрипом проехался по столу, фальшивый Первый яростно взревел и… его голос вдруг сменился совсем иным, превратившись в четкий и отменно поставленный женский:

– Кальвария на связи.

– Не смей! – сквозь помехи прорвался голос Первого и тут же затих.

– Отключаю доступ к динамикам. Микрофон по-прежнему активен. Он слышит тебя, Оди. И пытается вернуть доступ к каналу… что потребует некоторого времени. Поэтому у меня нет времени на прелюдию, и я перечислю лишь основные факты.

– Кальвария, – проговорил я, недоверчиво глядя на покачивающийся на краю стола шлем. – Чем докажешь? И сможешь ли?