Синтез

Глава

X

Лунная ночь, лёгкий, еле заметный ветерок, небо, усыпанное мириадами звёзд, блики лунной дорожки, убегающие во тьму океана, тишина и убаюкивающий привкус спокойствия. Вот она, ни к чему не обязывающая, умиротворяющая романтика. Природа, нечаянно сотворив такое обрамление видимому миру, обрекло жажду действия на испытание наркотическим сном удовольствия и безмятежности.

– Вечность способна замереть?

– Вечность никогда не замирает. Вечность преображается.

– Почему человек не может ощутить вечность?

– Ему не позволяет память.

– Я вас не понимаю.

– Человек проживает одну жизнь, не замечаемую вечностью. Так он считает. На самом деле, эту самую жизнь не замечает он сам. Будучи обречённым с годами приблизиться к смертному одру, он, оглядываясь на бесконечное множество лет, прожитых человечеством, забрасывает свою жизнь в тень забытья, не слишком увлекаясь самой жизнью, как своим творением. Будучи уверенным в безысходности своего существования и его окончания, он, по большей части, подставляет себя под течение времени, и не пытается изменить ни время, ни течение, ни само свое существование.

– Но как можно это изменить?

– Есть разница между проживанием всей жизни, как единственной и последней и проживанием одного дня, как единственного и последнего в этой самой жизни. Многочисленное ощущение конечности жизни придает ей насыщенность и определенный смысл, если ты задаешься целью придачи своей жизни смысла.

– Но это лишь говорит о полной жизни, вернее, о наполненности, или насыщенности жизни. Но при чём тут вечность? И при чём тут память?

– Отдавая себя целиком деятельности в жизни, ты становишься её хозяином, а становясь хозяином своей жизни, ты способен разглядеть вечность. А память? Наверняка ты замечал, как иногда тебе кажется, что некая текущая ситуация тебе в точности что-то напоминала. И порой, не только её фрагмент, а вся целиком. Бывало такое?

– Не скрою, бывало, хоть и крайне редко, и в основном в ранние годы.

– Именно в ранние годы человек в большей степени открыт миру. Мир ему интересен. Он ещё не задумывается о том, что когда-то он перестанет существовать в нем.

– Напоминает о том, что эту самую жизнь он уже прожил? И не раз? И будет переживать её снова? Как это может быть?

– Можно же один и тот же фильм смотреть по нескольку раз.

– Но в фильме ничего не меняется! Жизнь тоже не меняется? Я должен…

– Нет. Ты не возвращаешься к исходной точке, и не копируешь свою жизнь в том же временном отрезке. Это было бы очень скучно и бессмысленно.

– Но вы же сами сравнили жизнь с фильмом.

– Фильм можно переснять, как и саму жизнь, переписав сценарий. Только память не дает осознать ошибки прожитой жизни и исправить их в жизни последующей.

– Тогда зачем это всё? Вы меня снова путаете. То есть, вы называете жизнь предыдущую и жизнь последующую. Но, это уже не вечность! Это разные жизни.

– Это разные пути.

– Я всё равно не понимаю.

– Живи с отдачей. Жизнь сама тебе даст знак, и ты сможешь почувствовать вечность. В этом нет ничего сложного. Главное, не отдать себя течению.

Свеча молчала. Тишина окутала замок теплом и нежной романтикой.

– 1 –

На следующий день, после того, как Жанна побывала в гостях в замке Дракона, она давала последний концерт в округе. Перед выступлением, собираясь у себя в номере, она включила телевизор, стараясь отвлечься от испытанного ею накануне испуга, который не давал ей заснуть до тех пор, пока она не приняла снотворное. Но и во сне её преследовал таинственный огонек, мерцающий во тьме чёрного монолита замка, ей чудилось, будто это сверкал глаз Дракона, который следил за ней, готовясь выкрасть её из гостиницы и заточить в своём подземелье.

К полудню Жанна немного успокоилась, ночные страхи показались ей надуманными. Из-за туч выглянуло солнце, и его лучи проникли в номер Жанны, моментально подняв ей настроение и растворив мрачные видения. Но именно в этот самый момент совершенно другая напасть пошатнула её душевное равновесие. Напасть из другого мира, мира реальности. Диктор, вещавший из телевизора о последних событиях президентской гонки, сообщил о новом кандидате в президенты, стремительно набирающем голоса избирателей. И этим кандидатом был её отец, Филипп Роллан.

Дозвониться до отца ей не удалось.

«Почему он ничего мне об этом не говорил? – думала Жанна. – Ещё месяц назад ничего не предвещало его намерений. Да, он пытался вклиниться в политику, но, чтобы так… Всё это подозрительно и не сулит ничего хорошего. Шнайдер! Нет, при чём тут он? Подумаю об этом после. Нужно работать».

Концерт не удался. Зрители ничего не заметили и по окончании выступления овациями вновь и вновь возвращали артистов театра на сцену. Жанна заперлась в гримерной и дала волю слезам. Успокоившись и собравшись, она вышла в коридор и встретила ожидавшего её режиссера.

– Что-то случилось? – участливо спросил он.

– Думаю, я устала и мне немного нездоровится, – ответила Жанна, сразу же поняв истинную причину вопроса.

Режиссер внимательно смотрел ей в глаза.

– Я понимаю, что всё вышло не так, но… – Жанна осеклась.

– Ничего страшного, дорогая. Всё в нашей профессии бывает. Ты слишком распыляешься в последнее время. Человек не машина. Ты понимаешь, о чём я?

Впереди были два дня пути на северо-запад, всё дальше от центра. Оставалось ещё четыре округа, в которых были запланированы выступления труппы. Гастроли этой осенью можно было именовать западными, поскольку вся их география, если от Центра провести перпендикулярную линию на север, была выбрана западнее неё. Оставались промышленные центры региона.

У Жанны был свой персональный трейлер. Ей, как примадонне, полагалось. К театру он не имел никакого отношения. Кац всё устроил.

«Кац, – со злостью думала Жанна, – ты всё устроил! Как я оказалась в такой кабале? Мне это нравится? Мне это нужно?»

Жанна вдруг прониклась вопросом режиссера: «Ты понимаешь, о чём я?»

Да она понимала, о чём он. Она отчетливо осознала смысл его фразы. И она приготовилась принять решение.

«Я больше не хочу быть продажной куклой! Мне не нужны ваши эстрадные сцены, клубы, корпоративные посиделки, ваше телевидение, ваше кино, ваши бессмысленные интервью, все ваши «массмедиа». Вся эта пошлость. Все ваши журналы, передачи, ток-шоу, всё это безумие, все ваши деньги. Я – артистка театра оперетты. Я без вашей помощи знаю себе цену. Я сильная и свободная женщина. Мне надоела вся эта ложь. И я больше не буду игрушкой в руках продюсеров и папиных сынков – политических выскочек. Я стану свободной. Я хочу быть свободной и любимой».

Расстаться со сценой за пределами сцены театра оперетты и порвать с Томасом Шнайдером! Разорвать все контракты и жить своей жизнью!

Жанне стало так легко, что она мигом заснула под еле слышный шелест шин и гул мотора. Она провалилась в мягкую тишину и кошмары больше не тревожили её.

– Мы не можем быть столь безответственными, чтобы заявлять и своей свободе, – медленно, словно подбирая каждое слово, и хитро улыбаясь, произнес Давид Кац.

Чтобы добраться до округа, в котором должен был выступить театр, продюсеру Жанны Роллан нужно было провести в пути как минимум четыре дня. Плюс четыре дня на обратную дорогу. Потратить полторы недели для того, чтобы присутствовать на концерте в одной из нефтегазовых столиц? Чтобы повидать свою протеже? Чтобы пожелать ей удачи и скорого возвращения под своё крыло?

Когда Жанна на стук открыла дверь своего номера в отеле и на пороге увидела своего продюсера, стоящего с букетом роз, она даже не поняла, кто это. От неожиданности она, не сказав ни слова, впустила его и, проследовав в номер, в растерянности опустилась в кресло и смотрела на Каца, пока тот искал вазу для цветов.

Машинально ответив на пространные вопросы продюсера, Жанна принялась молча слушать его рассказ о том, как он соскучился, как хотел убедиться в том, что гастроли идут своим чередом, как её и театр воспринимает публика, как он добирался на поезде, как устал, как рад ее видеть, как то, как это, как он распланировал следующий год, сколько контрактов он намерен заключить, сколько того, сколько этого… В какой-то момент Жанне наскучили его словесные потоки и она, перебив его на полуслове, тихо, но твердо произнесла:

– Я намерена остаться в театре.

Кац не уловил смысл ее слов.

– Конечно, – сказал он, – я не хочу тебя разлучать с театральной сценой. Мы распределим время, и я обговорю с твоим режиссером всё так, чтобы и…

– Я намерена остаться в театре, – повторила Жанна. – Только в театре.

Кац опешил. С минуту он смотрел на Жанну. Потом помотал головой и громко ухмыльнулся.

– Но как? У нас, во-первых, текущие контракты…

– Я доведу их до конца. Но не все. Об этом нужно будет поговорить подробнее.

– Но ты не можешь! – возмутился Кац.

– Почему?

– А нас обязательства! У нас… – Кац от неожиданности не мог подобрать слова и начал глотать воздух. Он вскочил и принялся расхаживать по номеру.

– Я так решила, – уверенно произнесла Жанна.

– Дорогая, ты не в том положении, чтобы самой решать. Я не в том положении. За нас с тобой решает публика. А публике нужна ты! Понимаешь?

– Не понимаю.

– Люди готовы платить за тебя, за твой голос, за твое лицо, за твой талант, за твою харизму. За концерты, за фильмы, за телевидение, за…

Жанне стало смешно от того, что её продюсер перечисляет всё то, о чём она накануне думала и что, в частности, стало причиной её решения.

– В тебя вложены огромные деньги, – не унимался Кац.

– Вы хотите сказать, что за последние три года вы на мне недостаточно заработали?

– Дорогая, – застенчиво улыбнувшись, продолжал Кац, – дело не в деньгах. Дело в той сказке, что мы создали для народа. Народ тебя любит. Он тебя боготворит. Ты нужна народу! Народу, понимаешь?

– Народу или тем, кто стрижет на мне купоны.

– Дорогая, ты и сама неплохо стрижешь, хочу тебе заметить.

Кац тут же пожалел о сказанном.

– Что ж. Я вдоволь настригла и готова завершить стрижку, уйдя на покой.

– Ты так молода! Кто ещё в твои годы обладает такой властью над публикой? Возьми любой рейтинг. Ты везде впереди. Тебе это нравится, не лукавь. Неужели ты готова расстаться со славой?

– Мне хватит славы в театре, – спокойно заметила Жанна.

– Ну, какой театр в наш век? Завоевать любовь народных масс можно только через экран, через радио, через всё то, чем мы занимаемся все эти три года. Что с тобой?

Кац постепенно успокаивался и осознавал, что до сих пор им двигали эмоции, что ему было совсем не свойственно. Плюс ко всему, он до сих пор говорил в никуда, так и не попытавшись выяснить причину столь неожиданного для него решения его протеже, его дойной коровы, удой с которой он собирался приумножить в ближайшие несколько лет, умело отбивая других, алчущих приблизится к солнцу сцены, продюсеров.

– Могу я поинтересоваться причиной столь неожиданного заявления? – уже более уверенней спросил он.

Жанна, на мгновение задумавшись, ответила:

– Я так хочу.

– Ах ты, капризная девчонка! – весело заметил Кац.

– Возможно, но я не ваша рабыня, – смело заявила Жанна.

– Определённо, что-то с тобой случилось, – серьезно произнес Кац. – Ты не хочешь рассказать, что именно?

– Я прозрела.

– Брось ты. Ты молода, но не настолько, чтобы быть такой наивной как два-три года назад. К тому же, твой отец дал тебе благословение, отправляя в столь заманчивый мир. Он, как ты знаешь, сам давеча вынес себя на растерзание народа. Почему бы тебе не взять с него пример? Его задача гораздо сложнее. Мы отвлеклись. Что, всё же, с тобой случилось? Так просто, на ровном месте, ни с того, ни с сего? Не верю. Тут что-то спрятано. Что-то личное? Я прав?

Жанна молчала. Она поняла, что разговор становится бессмысленным. Она даже пожалела о том, что подняла эту тему. Нужно было вернуться с гастролей и объявить о своём уходе. Но Кац объявился именно в то самое время, когда её решение находилось на пике своего осознания, в зените эмоционального всплеска.

– Скажи мне, милая, что тебе хочется? – участливо спросил продюсер.

– Я хочу быть свободным человеком.

Кац причмокнул языком и, прищурившись, спросил:

– А ты знаешь, что такое быть свободным человеком?

– Очень хочу узнать.

– Я бы не советовал.

– Почему же?

– Потому что, став свободной, ты проиграешь.

– Я не собираюсь ни с кем играть.

– Ты проиграешь, не успев вступить в игру.

– С кем?

– С этим миром.

– Что вы такое говорите?

– Я знаю, что я говорю. Иначе я бы не стал самым успешным продюсером в Городе.

– Вы путаете ощущение успеха с ощущением свободы.

Кац не ответил, а лишь тихонечко рассмеялся.

– Всё же ты ребенок, если говоришь такие вещи. Или кто-то тебя заколдовал. Кто это был? Дракон?

Жанна вздрогнула.

Дальнейший разговор, состоящий в основном из шутливых уговоров Каца и препирательств Жанны, ни к чему не привел. Тем не менее, хитрый и грамотный продюсер вывел его в нейтральную зону, уговорив в конечном итоге Жанну вернуться к нему по её возвращении из тура, на что та неожиданно для самой себя согласилась.

– Вот и славненько, – резюмировал Кац. – Утро вечера мудренее. Скажу прямо, ты превращаешься в настоящую опытную звезду. И тот факт, что ты учишься выставлять свои условия, желания, и, что греха таить, прихоти, говорит о твоём личностном росте. Мы с тобой покорим такие вершины, о каких никто из твоих коллег по цеху и не мечтает.

Жанна невольно улыбнулась.

– Вот, вот, ты оттаиваешь потихоньку. Обещаю, вскоре я расколдую тебя окончательно и бесповоротно. Примадонна! Звезда неземной величины. Ты даже представить себе не можешь, как ты бесценна, сколь много ты значишь для своих фанатов. Ты обретёшь такую власть над их умами, что сама скоро сможешь управлять этим Городом. Будет у вас семейный подряд.

Услышав об управлении Городом, Жанне захотелось сказать о своем решении разорвать дикий контракт со Шнайдером, контракт, который Кац, судя по всему, намеренно не затрагивал в их беседе. Но она промолчала. Вместо этого она спросила Каца об истинной причине его визита.

– Я же говорил, соскучился, – ответил Кац. Жанна окинула его откровенно недоверчивым взглядом. Кац рассмеялся. – Дорогая, я твой продюсер. Я чувствую, когда мне нужно быть рядом со своими… – он осекся.

– Куклами? – помогла ему Жанна.

– Друзьями. – Кац снова рассмеялся.

Кац тоже понял, что разговор исчерпал себя. Он быстро поднялся с кресла, пожелал Жанне хорошо отдохнуть перед выступлением и попрощался, проинформировав её о том, что пробудет здесь до отправления труппы в следующий округ.

Когда за продюсером закрылась дверь, Жанна вздохнула с облегчением.

Ещё в ходе беседы поняв, что в словесной перепалке ей ни за что не одолеть Каца, пусть она тысячу раз скажет о том, что уходит, она решила оставить всё до возвращения в Центр, о чём, собственно они и договорились. И никоим образом продюсер не сбил её с выбранной линии. В этом она была уверена, уверена и горда собой за то, что решилась на этот, пусть незначительный, бунт.

«И с чего мне вдруг гордиться тем, что я устроила бунт? Я никогда не задумывалась ни о бунте, ни о свободе. Что со мной произошло? И разве это бунт? Я просто… это просто то, что я хочу. Разве делать так, как я хочу вопреки тому, как меня делать заставляют, это бунт? Это выбор свободного человека».

Вечером Жанна решила прогуляться по окрестностям отеля. Не успела она выйти из парадной и сделать шаг по улице, как кто-то окликнул её по имени. Жанна остановилась.

– Здравствуй, Жанна. – Это была Джессика, жена Давида Каца.

– Здравствуй, – не скрывая удивление, поздоровалась Жанна.

– Почему ты так удивлена? – спросила Джессика.

– Давид не сказал мне, что приехал не один.

– Вероятно, он думал, что ему что-нибудь перепадет, пока вы будете в номере одни, – слащаво улыбнувшись, предположила Джессика.

– Ты за этим приехала?

– Зачем?

– Проконтролировать мужа?

– Больно нужно. Пусть этот старый хрен делает, что хочет. Я ему не мать.

– Оно и видно.

– Хамишь?

– Нисколько.

– Он тебя домогался?

– Спроси у него сама.

– Спрошу. – Джессика рассмеялась.

– Что ты хочешь? – строго спросила Жанна.

– Хочу узнать, как дела?

– Отлично. Это всё?

– Новых поклонников не объявилось?

– У меня нет времени на это? Это всё?

– Не торопись, дочь президента. – Джессика снова рассмеялась. – Ты теперь со всех сторон неприкасаемая. Так ведь?

– Я не понимаю, чего тебе надо.

– Ну, почему ты такая грубая? Совсем зазналась?

Жанна молчала, оглядываясь по сторонам.

– Ты кого-то ждешь? Его тут нет. А ты не знаешь, где он?

Жанна непонимающе взглянула на Джессику.

– Кто? – спросила она.

– Как кто? Максим.

Жанна побледнела, что не ускользнуло от Джессики.

– Какой Максим? – спросила Жанна.

– Да брось ты? – ещё громче рассмеялась Джессика. – Передо мной не надо прикидываться. А то ты не поняла?

– Я не поняла.

– Мы же с тобой девочки. Давай поделимся нашими девчачьими секретами. Хочешь я первая. Слушай. Слушаешь? Я переспала с Максом через десять минут после знакомства с ним. Интересно?

Жанна молчала, плотно сжав скулы. Ей так хотелось врезать по лицу собеседницы, что она убрала руки за спину.

– И, кажется, это было ещё. Он был пьяный, но такой милый, как большой ребенок. Вроде и мужчина, а как ребенок. Забавно, правда? А ты спала с ним?

Жанна молчала, но лицо её не могло совладать с переполнявшим её гневом.

– Спала! – крикнула Джессика так, что прохожие в недоумении обернулись.

– Что ты от меня хочешь? – выдавила из себя Жанна.

– Я ничего не хочу. Но вот, боюсь, кое-кому это может не понравиться, – на этот раз строго произнесла Джессика, прямо глядя в глаза Жанны.

– Я совершенно не понимаю, о чём ты говоришь. Ты разрешишь мне пойти дальше? Я хочу прогуляться в одиночестве перед сном.

– Так ты не знаешь, где он? – продолжала Джессика, будто ничего не слыша.

– Я не понимаю твоих вопросов, – настаивала Жанна.

Джессика выдержала паузу, после чего серьезно спросила:

– Ты его любишь?

Жанна потеряла самообладание, но промолчала. Джессика зло улыбнулась.

– Любишь. Можешь ничего не говорить. Я всё вижу.

– Ты зачем приехала? – опять спросила Жанна.

– Скучно мне стало. Решила развеяться. Твои новые охранники такие жеребцы.

– Какие охранники? – смутилась Жанна.

– Твой ненаглядный Томас прислал тебе дополнительную охрану. Видимо, он не хочет, чтобы ты с кем-то «трахалась» без его ведома. Ему нужно, чтобы ты вернулась вся изголодавшаяся по сексу и готовая на всё. Он ведь так давно этого ждет! Иначе его контракт с тобой неполноценен. А что, ты не догадывалась? Вот вернешься, и тогда он будет «трахать» тебя, как последнюю шлюху.

Жанна больше не могла её слушать и, толкнув её плечом, двинулась прочь.

– Не вовремя ты полюбила, дрянь! – донеслось до неё.

«Это какой-то абсурд! – в панике думала Жанна, быстрыми шагами преодолевая улицу за улицей, пока не оказалась в небольшом скверике и не присела на лавку. – Что им от меня нужно? Они узнали о том, что я хочу с ними порвать? Они умеют читать мысли? Отец! Он сможет мне помочь. А я! Я не просто уйду от них ото всех. Я… Я им отомщу за все унижения. Они ещё увидят, что значит быть свободной женщиной!»

– 2 –

«Рождение силы» – так назвалась первая статья из цикла, именуемого «Из глубины веков. Помни законы Города». Названия были придуманы редакцией газеты «Время», относящейся к центральной прессе и имеющей наибольший вес среди печатных средств информации. Статья была так удачно подана, что неожиданно оказалась на самой вершине информационной волны. И информация, содержащаяся в его объемном для ежедневного издания исследовании, произвела определенный фурор. Стержнем первого блока стало резкое, хотя и безобидное, обвинение властей в сокрытии правды, правды, которая была выброшена на обочину истории сотню лет назад. Несмотря на то, что сведения, изложенные в статье, добрые граждане могут обнаружить на страницах школьных учебников, тот формат, в котором они там представлены, напоминают скорее небылицу, легенду или предание, никоим образом не соотносящиеся с реальной жизнью, не говоря уже о том, что сведения эти запакованы в полстраницы параграфа. Тем не менее, абзац в учебнике совсем не легенда, а что ни на есть основа политической системы древнего Города, прошедшая через века и не потерявшая своей актуальности. И основа эта не что иное, как закон, стоящий рядом с конституцией Города. И все законопослушные граждане Города, от мойщика посуды до президента, обязаны неукоснительно следовать ему, дабы такие понятия, как «закон» или «конституция» не превратились в пустой звук и не лишили Город его главного достояния – истинной демократии. И так далее и тому подобное. Вслед за умеренно эпическим вступлением следует краткий экскурс в древнюю историю Города, постепенно подводящий к основному предмету повествования.

Первая статья заканчивалась интригующей фразой «продолжение следует», а ниже крупным шрифтом сообщалось о том, что в каждом третьем номере граждане будут знакомиться с забытой традицией Города и от самых корней постигать его законы. Автором статьи значился некий А. Такеши.

Если статья оказалось на самой вершине информационной волны, то этот самый некий А. Такеши взлетел на вершину восторга, гордости и надежды на грядущие перспективы. Акира был не настолько тщеславен, чтобы мгновенно воспользоваться удачным стечением обстоятельств, но и не столь отрешенным от жизни, чтобы, не обращая внимания на зарождающуюся славу, продолжать работать исключительно по велению души. Через неделю после выхода номера «Времени» со второй серией статьи в редакцию газеты, в штате которой Акира продолжал числиться и работать, позвонил представитель издательства «Сфера», которому принадлежали ведущие газеты города «Вести», «24 часа», журналы «Наши люди», «Специалист» и ряд других, и предложил встретиться.

Несмотря на то, что встреча была назначена на следующий день, готовиться к ней Акира начал сразу же после того, как положил трубку телефона. И не зря. Беседа с редактором «Вестей» заняла не более десяти минут, после чего Акира, еле сдерживая фонтан радости, направился в редакцию «Вестника ЮВЦО» сообщить о своем переходе на новое место.

Все складывалось как нельзя лучше. Карьера дала старт. Оставалось не упустить внезапно попавшегося журавля. В порыве радости Акира даже забыл о том, кому он обязан столь стремительному успеху, равно как и о теме своей статьи и пробелах, которые в ней, судя по событиям, развернувшимся в кругу его новых друзей, благодаря которым он, собственно, и решился на данное исследование, обнаружились. Забыл он и о предостережениях цыганки.

Первый рабочий день был назначен на 15 октября. До него оставалось полторы недели. Все необходимые документы Акира подал в редакцию на следующий день после собеседования и ещё через день ему вручили официальное уведомление о зачислении в штат. Кроме того, накануне он получил извещение о почтовом переводе и, придя на почту, обнаружил во врученном ему конверте сто пятьдесят рублей. Итого за статью он получил годовой оклад.

Акира решил отпраздновать свой успех. И отпраздновать он решил его в кафе, расположенном напротив отеля «Рапсодия». Чем был обусловлен его выбор, он не смог объяснить Лале.

– Интересное место ты выбрал, – заметил Кальман.

Акира пригласил Кальмана с Сарой. Думая о том, кого бы ещё пригласить на торжество, Акира обнаружил, что у него нет друзей. Совершенно неожиданно этот факт поставил его в тупик. И не потому, что он только сейчас об этом подумал, а по причине наличия самого факта. О школьных друзьях он забыл, они, вероятно, тоже. Видимо, они и не были его друзьями. В институте он держался особняком, так и не присоединившись ни к одной из многочисленных компаний журналистского факультета. Выйдя в жизнь, он оказался совершенно одиноким.

Стоя в коридоре и держа в руках конверт со ста пятьюдесятью рублями, Акира взглянул на свое отражение в зеркале. Маленький рост, предрасположенность к полноте, круглое лицо, добрые глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков.

– Мам, пап! – окликнул он.

Ответа не последовало. Квартира была пуста. Он один дома с успехом, грядущей карьерой и деньгами.

«Почему я? – подумал Акира. – Я такой незаметный, тихий… пугливый. Лала! Как такая девушка, как Лала, могла обратить внимание на такого, как я?»

Акира вспомнил, как редактор газеты, в которой он числился, в шутку предложил ему написать репортаж о нетрадиционной медицине и колдовстве, подсунув адрес какой-то аптеки. Акира пришёл туда и за прилавком увидел девушку, одного взгляда которой было достаточно для того, чтобы он забыл, для чего он туда пришёл. Единственный покупатель, находившийся в тот момент в лавке, пересчитывая сдачу, вышел, прозвенев на прощание дверными колокольчиками. Акира стоял, не в состоянии оторвать взгляда от Лалы.

– Я вас слушаю? – тихо спросила Лала. К слову сказать, это был первый раз, когда бабушка попросила её постоять за прилавком.

Акира молчал.

– Вы что-то хотели? – растерянно произнесла Лала.

– Да. Я… Вас. То есть. Простите. А вы Зора?

– Нет, Зора это моя бабушка.

– Жаль.

– Что жаль?

– То есть, не жаль. – Акира поплыл. – Я пришел к… Я журналист… Мне… Я хотел… У меня задание… Жаль, что вы не Зора. Если бы вы были Зорой, мне нужны были бы вы. А так, вы мне не нужны… То есть, простите, я хотел сказать. Вы могли бы быть мне нужны, если бы… «Нужны» не то слово… Точнее, то слово, если бы я хотел вас… То есть, опять не то. Не хотел, а нужны… Нужна… Нужно… Сейчас…

Акира вспотел.

Лала напряженно слушала речь Акиры, после чего вдруг звонко рассмеялась.

Акира опешил.

– Так что вам нужно? – сквозь смех, спросила Лала.

– Мне? – удивился Акира.

– Да, вам, – Лала засмеялась ещё громче.

– Я хотел. – Акира не выдержал и, заразившись от Лалы, сначала сдержанно улыбнулся, а после дал волю смеху.

– Итак? – несколько успокоившись, спросила Лала.

– А давайте встретимся сегодня вечером в парке Козерога, – неожиданно для самого себя произнес Акира и тут же весь покрылся цветом спелой вишни.

Лала растерялась.

– У центрального фонтана в семь часов, – уже не слыша собственного голоса, продолжил Акира, почувствовав, как пол под ним начал уходить в сторону.

– Что здесь за веселье? – раздался скрипучий голос цыганки, возникшей неожиданно откуда-то снизу.

– Молодой человек журналист, – сказала Лала таким странным голосом, что старая цыганка сразу же подметила и, замерев на месте, окинула внучку подозрительным взглядом. После перевела взгляд на Акиру.

– Что вы хотели, молодой человек? – не подавая виду, строго спросила цыганка.

– Меня зовут Акира.

– Очень хорошо, и что же вам нужно, Акира?

– Интервью, – ответил Акира, переводя дыхание.

– Это что ещё такое? – не поняла цыганка.

– Молодой человек журналист. Он хочет написать статью о твоей магии, бабушка, – пришла на помощь Лала.

– Что ещё за глупости?

– Бабушка, – умоляющим тоном произнесла Лала.

Цыганка бросила взгляд на Акиру, после на Лалу. Потом вдруг закатила глаза, развернулась, и начала медленно спускаться вниз, в подвал, на ходу обронив:

– Мне некогда. Завтра приходи…

Акира, немного помедлив, тихо произнес:

– Спасибо.

Лала улыбнулась.

В этот момент дверь в лавку распахнулась, и внутрь вошли покупатели, семейная пара, сразу же направившись к прилавку и обращаясь к Лале с вопросами. Вслед за ними вошёл ещё кто-то.

Акира некоторое время стоял посреди аптеки, глядя на Лалу, занятую работой с клиентами, после чего медленно развернулся и направился к выходу.

Ему стало грустно.

Он дернул за ручку двери, взбудоражив колокольчики, и только хотел сделать шаг наружу, как услышал за спиной голос Лалы:

– Я приду…

Ему стало весело.

«И ещё через две недели я познакомился с Максимом, и потом… пошло-поехало… А на статью меня натолкнул Маркес. И всё это оказалось так завязано и запутано».

Но, почему он позвал только Кальмана и Сару? Та, спонтанно сложившаяся компания, состояла ещё из кого-то. С кем он не раз встречался и гулял по набережной? Рик и Сандра? Нет, они ему не подходили. Ренат? Его он, вообще, не знал. И всё. Полицейский Гашек? Было бы странно его звать, да и как его позвать, Акира не знал. Оказалось, что всё сконцентрировано было на Максиме и Маргарите, и без них он снова оставался без друзей. Но, ведь друзей и не должно быть много. А компания? В каком возрасте это понятие перестает быть весомым, если компания не превращается в банду? Наступает момент, когда выбирать приходится в полном одиночестве. Но, всё же, как Лала и Акира могут быть вместе? Этот вопрос вдруг вырос перед Акирой в тот самый момент, когда он смотрел на себя в зеркало.

«Почему я только сейчас об этом подумал? Прошло почти три месяца с нашего знакомства. Это… просто-напросто, любовь».

Что-то ещё держало Акиру в оцепенении. Подходя с Лалой к кафе, он украдкой кинул взгляд на возвышающееся рядом здание отеля «Рапсодия». В этот момент на него словно напала оторопь. Он шёл, держа за руку Лалу, словно танцуя под музыку, отдаленно напоминающую вальс.

– Всё хорошо? – спросила Лала, испуганно глядя в глаза Акире.

– Всё замечательно, Лалочка.

Басы пробивались отчетливее. «Рапсодия», швейцар у главного входа приветливо помахал Акире. Это был Матвей Кузьмич.

С момента выхода статьи, Акира не видел цыганку, а Лала ничего не рассказывала о её реакции. Не может быть, чтобы та ничего не знала. А Акира не решался спросить Лалу. Сегодня он спросит. Вальс!

Войдя в кафе, им навстречу вышел бармен, по своему облачению напоминавший пингвина.

– Добро пожаловать, молодые люди! Вон ваш столик. Когда прикажете подавать?

– Дождемся друзей, – растерянно проговорил Акира.

– Всё хорошо? – снова спросила Лала.

– Всё замечательно, Лалочка, – на автомате ответил Акира.

– Можно вас на минутку? – обратился к Акире бармен.

– Да, конечно, – ответил Акира и последовал за бармен.

– Зови меня Пингвин. Я знаком с Максимом. Но я не об этом.

Вальс.

– Гляди, какая партия, какой накал! – Пингвин указал на шахматную доску с расставленными на ней и задействованными в боевых действиях фигурами. – Ну, да ладно. Слышишь музыку?

– Вальс? – словно в тумане угадал Акира.

– Именно! – воскликнул Пингвин.

Акира отшатнулся от него. Он обернулся и увидел Лалу, усаживающуюся за столик. Всё замечательно.

– Небольшое замечание к твоей статье, – начал Пингвин.

Акира снова отшатнулся. Вальс.

– Не достает глубины. Не хватает деталей. И отсутствуют довольно-таки значительные факты самого законодательства, если так можно выразиться. Одним словом, сыровато.

– Я не со всеми деталями был ознакомлен, а когда…

– Уже не имеет значения. Именно та статья, что вышла. Не имеет значения. Её не изменить. Она уже прошлое. Но! Поверьте, тебе необходимо, крайне необходимо выкопать из истории всё, что в ней закопано. Иначе, как вы понимаете, история будет уже не историей. Я прав, коллега?