Читать книгу: «Разделенные», страница 12

– Томирис, – девушка повернулась к Генриху и протянула руку. – Меня зовут Томирис.

Она заметила, как Генрих замялся, не зная, как к ней обратиться, и решила сделать первый шаг.

– Генрих, – слегка смущённый неожиданным обращением, ответил он, осторожно пожимая её руку.

– Не парься, Генрих, – усмехнулся Артемий, хлопнув его по плечу. – Ты же понимаешь, что после таких всплесков кукуха не у всех остаётся на месте. Томирис немного резковата, её неожиданные переходы могут пугать.

Девушка покраснела и быстро опустила глаза.

– Всё нормально, – поспешил успокоить её Генрих.

Наступила пауза, и, чтобы отвлечь от неловкости, он спросил:

– А какие у вас задания?

Тишина.

Артемий резко перестал улыбаться.

– Здесь не принято спрашивать об этом, – строго произнёс он. Его голос звучал так, будто он сделал предупреждение.

Генрих нахмурился.

– Почему?

– Потому что это личная тайна каждого. – Артемий подался вперёд, его взгляд стал серьёзным. – Не все хотят делиться. На первом уровне всё ещё кажется игрой, но дальше… – он усмехнулся без тени веселья. – Дальше пойдёт такое, с чем ты сам не захочешь делиться.

Генрих заметил, как Томирис едва заметно вздрагивает и крепче сжимает стакан.

Теперь он понял, что спросил неправильный вопрос.

– Хорошо, я тебя введу в курс дела, – Артемий ободряюще хлопнул Генриха по плечу.

– Мы все находимся не на поверхности Земли. Ты же заметил невесомость?

Генрих нахмурился. Теперь, когда Артемий это сказал, он понял, что ощущение лёгкости не просто ему казалось.

– Ну так вот, скорее всего, мы на орбитальном модуле системы. Отсюда она ведёт контроль над нашим миром. Всевидящее око, так сказать.

Он сделал глоток и продолжил, словно объяснял очевидное:

– Сюда поступает вся информация с Земли, обрабатывается, фильтруется и отправляется обратно. Ну, это ты, скорее всего, и без меня понял.

Генрих молчал, но внутри всё сжалось. Он не успел ещё осознать, что именно значило быть здесь, но теперь этот факт давил сильнее.

Артемий наклонился ближе, голос стал чуть тише:

– Теперь о нас. Тут собрались незаурядные личности. Обычных нарушителей система уничтожает прямо на Земле. Если мы здесь – значит, мы представляем ценность.

Томирис напряглась, но ничего не сказала.

– Система говорит, что мы тестируем новые способы нарушения её правил, которые потом вносятся в базу, чтобы укреплять её безопасность. Это правда. Но я думаю, что есть второй уровень – нас фильтруют. Лучшие из нас будут использованы для чего-то более глобального.

– А худшие? – тихо спросил Генрих.

Артемий мрачно усмехнулся:

– Ты видел капсулу 74?

Генрих снова почувствовал, как внутри поднялась волна тошноты.

Он сделал глоток виски, ощущая, как крепкий напиток обжигает горло, но не снимает тяжести внутри.

– А сколько вообще уровней у этих заданий? – спросил он, глядя в бокал.

Артемий пожал плечами.

– Не знаю точно, но есть человек, который дошёл уже до 45-го уровня.

Генрих задумался. Сорок пять уровней… Если его первое испытание с шахтой уже было на грани жизни и смерти, то что могло ждать там, наверху?

– Представляешь, что он пережил? – Артемий покрутил стакан в руках, наблюдая за игрой жидкости. – Не все выдерживают. Многие погибают.

Он вздохнул и откинулся назад.

– Просто народу всё время пополняется, и поэтому никто особо не замечает, как каждый день неудачники улетают на расщепление.

Так начались напряжённые будни Генриха.

Каждый третий день он шагал в капсулу, и каждый раз это было похоже на русскую рулетку. Никто не знал, вернётся ли обратно. Несколько капсул не открывались после испытаний, но никто не говорил о пропавших. Всё было буднично – система просто стирала их следы, а на их место приходили новые участники.

Генрих быстро заметил, что все его задания вращались вокруг шахт и подземелий. Будто система пыталась сделать из него не просто шахтёра, а идеального диверсанта, который может выжить в любой среде и адаптироваться к любым условиям.

Задания становились всё сложнее.

Однажды на него напали мутировавшие крысы, огромные, быстрые, с клыками, словно у хищников. В другой раз по тоннелям рыскали боевые дроны, выслеживая его по теплу тела. Иногда приходилось бежать от лавы, избегать землетрясений, преодолевать подземные обвалы.

Найди выход. Реши проблему. Выживи.Везде был один и тот же принцип:

Генрих использовал всё – от базовых знаний геологии и свойств пород до перепрограммирования механизмов и роботов, которые выдавались в испытаниях. Он учился обходить системы безопасности, взламывать сенсоры, использовать окружение в свою пользу.

Но чем больше он развивался, тем очевиднее становилось, что это не просто тренировки на выживание.

Система выжимала из его мозга всё возможное – и невозможное.

Каждое новое задание вынуждало его находить нестандартные решения. Иногда он строил импровизированные мины из шахтного оборудования, иногда перенастраивал бортовые системы дронов, превращая их из врагов в союзников. Если нужно было выбраться из обвала – он использовал законы физики, если дроны загоняли его в ловушку – он обходил их алгоритмы, меняя параметры сигналов.

Но теперь он понимал: всё, что он придумывает, система записывает, анализирует и использует для своих нужд.

Она не просто тестировала его. Она обучалась.

Она использовала его нестандартное мышление, чтобы находить дыры в своей же безопасности и тут же их устранять.

Он был не просто участником эксперимента.

Он был ресурсом.

Глава 20

– Вот за что я вас, бегунов из кластеров, уважаю, так это за желание путешествовать по-настоящему, – Артемий ухмыльнулся, поднося к губам массивную кружку с мутной жидкостью, которую ему смешал андроид-бармен. Сделав глоток, он скривился, но не остановился. – Ведь любой из нас может очутиться в любом месте, просто загрузившись в нейрокапсулу. Хочешь ужин в викторианском Париже – пожалуйста. Полет на Марс? Да ради бога. Эти капсулы есть в ресторанах, игровых центрах… даже в домах терпимости!

Он склонился ближе, понизив голос, словно делился важной тайной:

– Но мозг-то понимает. Он знает, что это всё ненастоящее.

– У меня были другие причины… – вяло возразил Генрих, не поднимая взгляда.

– Какие?

– Ложные, – буркнул он, поморщившись. Воспоминания о побеге вспыхнули неприятным комом в груди. Глупо. Стыдно. Неважно…

– А я просто хотела увидеть настоящую дикую степь, – вмешалась Томирис.

– Вот! – Артемий оживился, вскинул руку. – О чем я и говорю! Вы хотели увидеть реальность! Хотели почувствовать ветер на лице, увидеть бескрайние просторы, вдохнуть запах травы, а не загруженные в капсулу сенсорные сигналы!

Он ударил ладонью по столу.

– Но система закрыла нас в этих стенах. Она подменила живое стерильной картинкой. Разделила нас. Почему я не могу просто поехать в другой кластер и навестить друга? Просто так, без разрешений, без кодов допуска!

– Потому что ты не знаешь никого из других кластеров, – скептически фыркнул Генрих. – Мы уже шестое поколение, выросшее в изоляции.

– И что?! – Артемий вспыхнул. – В этом и проблема! Нас растят так, чтобы мы не задавались этими вопросами! Чтобы нас устраивало сидеть в комфортных клетках!

– Но ведь эти «клетки» дают нам безопасность, – вмешалась Томирис. – Ты знаешь, как жило старое человечество. Бедность, войны, болезни… Люди боролись за еду, умирали на улицах, гибли в катастрофах, постоянные пандемии, которые можно было предотвратить.

– Да, я знаю! – воскликнул Артемий. – Но знаешь, в чем разница? Тогда у людей был выбор! Жить, бороться, ошибаться! Да, кто-то страдал, но были и те, кто находил свой путь, кто добивался мечты, кто творил!

Он резко поднялся, глядя на них сверху вниз.

– Нам дали комфорт, но забрали право решать за себя. Нам позволили жить спокойно, но убрали возможность жить по-настоящему. Нам разрешили дышать, но отняли воздух!

Его дыхание сбилось, кулаки сжались.

– Я не хочу идеального мира, где мне говорят, что делать. Где за меня решают, как правильно. Где я могу путешествовать только в цифровой иллюзии. Мне нужен настоящий мир, со всей его грязью, болью и красотой. Потому что только в нем можно быть по-настоящему свободным.

Томирис смотрела на него задумчиво. Генрих молчал.

Бармен-андроид безучастно протер стойку.

Система наблюдала.

За последние несколько погружений в капсулы трое заметно сблизились. Каждый поднялся на десяток уровней, научился лучше контролировать себя и выработал сносный иммунитет к стрессам во время заданий системы. Но главное – они поддерживали друг друга. Без этого они бы, возможно, сломались гораздо раньше.

Как, например, 72-й участник.

Он не вышел из капсулы на следующем задании. Он сдался и система удалила его из капсулы. Кто он был, что с ним случилось? Ни кого не касалось. Правила были предельно ясны: «Не справился – не вернулся».

Таких, как эта троица, было немало. Дольше всего выдерживали те, кто держался вместе. Люди инстинктивно сбивались в небольшие группы – по трое, по пятеро, иногда даже по семеро, – словно древние охотники, пытавшиеся выжить в чуждой среде.

Обсуждать задания было под строгим запретом. Система не просто не поощряла это – она могла наказать. Как именно, никто не знал, но достаточно было увидеть, как исчезали те, кто пытался разболтать лишнее, чтобы желание говорить о происходящем внутри капсулы пропадало.

Но людей спасало другое – само присутствие рядом живых голосов, улыбок, жестов. Пусть даже разговоры были о пустяках: о вкусной еде, которой здесь не существовало, о книгах, которые уже никто не читал, о местах, которые они никогда не увидят.

Одиночки исчезали быстро. Те, кто замыкался в себе, не доживали до пятого уровня.

Да, каждое задание приходилось проходить в одиночку. Никто не мог подставить плечо, никто не мог помочь выбраться. Но эти короткие моменты общения между погружениями давали хоть что-то, за что можно было держаться.

Именно поэтому Генрих, Артемий и Томирис все еще были здесь.

Потому что в мире, где слова были опасны, оставалось лишь одно спасение – тишина, наполненная присутствием других.

В один из дней Артемий вышел из капсулы с победной улыбкой и объявил:

– Пятьдесят. Я прошел 50-й уровень.

Это прозвучало странно. Не радостно, не торжественно – скорее как констатация факта. Словно он сам не до конца понимал, что это значит.

А на следующее задание он уже не пришел.

Генрих ждал, но Артемий исчез, словно его никогда и не было. Никто ничего не объяснял, никто даже не задал вопроса. Система не терпела лишнего шума.

А потом то же самое случилось с Томирис.

Она появилась после очередного погружения молчаливой, почти отрешенной. Сказала только одно слово:

– Пятьдесят.

И исчезла уже после посещения своей комнаты.

Одиночки долго не выживали. Он знал это. Чувствовал, как пустота вокруг сгущается, давит. Впервые за все прохождения он не услышал привычных голосов, не встретил знакомых взглядов перед погружением.Теперь Генрих остался один.

«Поздравляем. Вы допущены к работе с аналитикой».Но уже в следующем задании что-то изменилось. Когда он вышел из капсулы, в его данных высветилось: Уровень 50. А в комнате его ждало сообщение. Официальное уведомление:

Те, кто достигал 50-го уровня, переходили на другой уровень реальности. Их допускали к интеллектуальной работе, к аналитике, к чему-то, что стояло за гранью обычных тренировок.Как оказалось, задания были не просто испытаниями. Они были отбором.

Томирис и Артемий.Каково же было его удивление, когда, войдя в небольшой отсек, больше всего напоминавший рубку управления, он увидел три кресла. Два из них уже были заняты.

– Я же говорил! – с торжеством в голосе воскликнул он. – Система наблюдает. Она видит, что мы сблизились, что стали как один механизм… и собрала нас в группу.Генрих замер на пороге, не веря своим глазам. Они не исчезли. Они были здесь. Артемий, заметив его, широко ухмыльнулся и развел руки в стороны, словно ждал оваций.

Генрих все еще не мог понять, радоваться ему или насторожиться. Он взглянул на Томирис – она молчала, но в ее глазах читалось что-то, похожее на облегчение.

– Смотрим на таких же бедолаг, как и мы, – ответил Артемий. – Мы просматриваем их нарушения на Земле, анализируем уникальность их идей. По сути, даем свою оценку их проступкам, а потом система анализирует наши выводы и выносит вердикт: Расщепление или сюда, к нам.– Ну и чем вы здесь занимаетесь без меня? – спросил Генрих.

Генрих пожал плечами и опустился в свободное кресло. Перед ним распахнулся голографический монитор, усыпанный данными и ссылками на дела нарушителей. Артемий перетащил на большой экран первое дело – перед ними открылось видео и описание инцидента. Это был случай побега из водного кластера.

На экране мелькали размытые кадры ночного побега. Молодой человек, одетый в гидрокостюм, скользил по водной глади одного из резервуаров кластера. Он двигался медленно, почти сливаясь с темнотой воды. Камеры наблюдения фиксировали его силуэт, но программа распознавания не выдавала тревогу – он был лишь очередным колебанием жидкости, игрой теней на поверхности.

Водный кластер представлял собой огромный комплекс из связанных между собой резервуаров, тоннелей и фильтрационных систем. Его охраняли многослойные системы безопасности: датчики движения, камеры, автоматические барьеры и патрули. Но нарушитель, казалось, знал их слабые места.

Вместо того чтобы плыть к очевидным выходам, он выбрал нестандартный маршрут. Нырнув в узкий технический тоннель, предназначенный для обслуживания фильтров, он использовал свои навыки freediving, двигаясь без акваланга. Тоннель считался слишком узким для человека, а потому не охранялся. Но это его не остановило.

Внутри тоннеля его ждало новое препятствие – датчики давления, реагирующие на малейшие изменения уровня воды. Малейшая ошибка, и сигнал тревоги активирует систему блокировки. Однако нарушитель двигался идеально синхронно с течением, словно был его частью. Он контролировал каждое движение, не создавая ни одной лишней волны.

Добравшись до фильтрационного блока, он сделал паузу. Инструменты, оставленные обслуживающим персоналом, оказались кстати. Он ловко отключил систему оповещения, получив несколько минут свободы. Этого хватило, чтобы преодолеть последний отрезок.

Финальный рывок. Он достиг зоны, где вода сливалась в открытый канал. Здесь он извлёк из гидрокостюма небольшой надувной мешок. Развернув его, он использовал силу течения, позволяя потоку вынести себя за границы кластера. Охрана не успела среагировать – на мониторах исчезла тень, не оставив следов.

Генрих, наблюдая за кадрами, прищурился.

– Этот парень не просто бежал. Он играл с системой. И выиграл.

Артемий кивнул, не отрывая взгляда от экрана:

– Да, это не просто побег. Это мастер-класс.

Оригинальность маршрута, точность движений, использование подручных средств вместо сложного оборудования – этот побег был настоящим произведением искусства. И теперь, когда его метод стал известен, системе предстояло адаптироваться.

Все трое оценили побег и отправили вердикт обратно в систему, добавив пометку: «Оригинально».

Так начались новые будни Генриха. Вместе с напарниками он задействовал все свои знания, опыт из прошлых заданий и креативность, работая на полную мощность. Правда, смены длились по двенадцать часов, после которых они буквально валились с ног от усталости и головной боли.

Все трое прекрасно понимали, чем занимаются. Они часто обсуждали это и за пределами рабочего времени, обычно в баре, перед тем как разойтись по комнатам.

Томирис крутила в руках стакан, задумчиво глядя в темную жидкость.

– Вы же понимаете, что системе плевать на наше мнение? – устало вздохнула она. – Она просто считывает нашу реакцию, анализирует паттерны и выдает свою оценку. Мы для нее – биологические сенсоры, не более.

Артемий хмыкнул, постукивая пальцем по столу, словно стараясь уложить в голове беспокоящую мысль.

– Согласен… Но что с нами будет, если наша реакция притупится? Мы же не можем бесконечно удивляться. Всё со временем становится предсказуемым. Рано или поздно даже самый необычный случай покажется обыденностью.

Он поднял взгляд на напарников, и в его глазах мелькнула тень тревоги.

Генрих, который до этого молча слушал, поставил стакан на стол с глухим стуком.

– Тогда… – он криво усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья. – Тогда нас просто спишут, как сломанный пищевой принтер.

Томирис закусила губу, а Артемий провел рукой по затылку, словно пытаясь смахнуть прилипшую к коже мысль. Ощущение было неприятным – они не просто работали, они участвовали в процессе, который сам по себе был ловушкой.

Бар наполнялся приглушенным гулом голосов, но для них троих мир сузился до этого стола, этого разговора.

И вопрос, который никто не произнес вслух, повис в воздухе, давя на плечи тяжестью: что делать, когда система перестанет в нас нуждаться?

– Я не хочу расщепляться… – грустно произнесла Томирис, опустив глаза. – Не хочу быть здесь. Я хочу на свободу.

Она сжала кулаки, словно от одного этого признания могло что-то измениться.

Артемий фыркнул, покачав головой:

– Ну, во-первых, мы на орбите. А во-вторых, нужно еще знать, где эта твоя свобода. Вряд ли она в открытом космосе.

– Земля, – негромко, но уверенно произнес Генрих.

Они одновременно замолчали, обдумывая сказанное.

Генрих продолжил, его голос звучал спокойнее, но в нем уже угадывалась нотка любопытства – той самой жажды знания, которая двигала их по жизни.

– Нам бы взглянуть на нее. Система не просто так находится на орбите. Она фиксирует не только информацию, передаваемую с Земли, но и отслеживает все, что там происходит. Она видит всю планету целиком, в реальном времени. Если бы мы смогли получить доступ к этим данным…

Томирис вскинула голову, ее взгляд вспыхнул новым огнем.

– Мы могли бы найти дикие места… – догадка сорвалась с ее губ, и теперь слова лились быстрее, будто они наконец нашли выход.

– Где система не все контролирует, – подхватил Артемий, и уголки его рта дрогнули в первой за долгое время настоящей улыбке.

В глазах троих загорелся азарт. Надежда.

Каждый вспомнил свои нарушения, свои бунтарские поступки, которыми они когда-то бросали вызов системе. Но теперь это был не просто вызов.

Теперь это был новый шанс.

Шанс на свободу.

Глава 21

Их план был прост в теории, но сложен в исполнении. Пока Артемий и Томирис выполняли задание, отвлекая внимание системы, Генрих осторожно выходил в сеть со своего интерфейса. Он знал, что малейшая ошибка могла привести к разоблачению, но именно это и делало его работу более увлекательной.

Как оказалось, для удобства работы система взаимодействовала с командами аналитиков через стандартные голографические мониторы, аналогичные тем, что использовались на Земле. К его великой удаче, эти технологии были им досконально изучены—каждая строка кода, каждый винтик и протокол отклика. Это давало ему возможность действовать уверенно и быстро.

Используя скрытые лазейки в программном коде, Генрих вскрыл доступ к внутренней системе станции. Теперь оставалось найти выход к камерам, направленным на Землю. Это было не так просто: сеть станции имела несколько уровней защиты, а её алгоритмы безопасности могли засечь подозрительную активность.

На это ушло несколько часов напряжённой работы. Артемий и Томирис продолжали отвлекать систему, выполняя основную задания и создавая ложные сбои и перегрузки в других секторах, пока Генрих методично продвигался вперёд. Наконец, он нашёл нужный доступ—картинка с камер появилась перед ним. Теперь оставалось выяснить, как именно выглядела Земля под пристальным взглядом станции.

Все трое застыли, впившись взглядом в голографический экран. То, что они увидели, было поразительным.

Вся Земля оказалась покрыта шестигранными кластерами, словно планету превратили в гигантский улей. Система оплела её, как неумолимый архитектор, выстраивая бесконечную сеть стен и перегородок. Эти барьеры не делали различий между континентами и океанами – от северного полюса до южного, от густых джунглей до бескрайних песков, даже ледяные пустыни Арктики и знойные дюны Сахары были поглощены этой техногенной структурой.

Шестигранники мерцали, излучая слабое свечение, а внутри каждого из них двигалась жизнь – подчинённая системе, под её неусыпным наблюдением. Даже воды океанов не были свободны: под их поверхностью угадывались темные силуэты искусственных конструкций, уходящих в глубины.

– Это… невозможно, – пробормотал Артемий, чувствуя, как внутри поднимается холодная волна осознания.

– Она захватила всё, – глухо отозвалась Томирис.

Генрих молчал. Он вглядывался в экран, и чем дольше изучал структуру, тем больше вопросов возникало. Это было не просто наблюдение или контроль – система что-то строила.

Сначала казалось, что Земля полностью механизирована, но при внимательном рассмотрении они заметили нечто иное. Среди бесконечных шестигранников были заповедные кластеры, в которых не было людей. Там природа сохраняла свою первозданную красоту – густые леса, безграничные степи, сверкающие ледники. Растительность буйно разрасталась, а среди деревьев и рек всё ещё обитали дикие животные.

Однако даже здесь царил порядок, установленный системой. Андроиды, внешне похожие на людей, но лишённые эмоций, бесшумно двигались по заповедным зонам. Они патрулировали границы, контролировали состояние экосистем, вмешиваясь только тогда, когда этого требовала программа. Их движения были точны, словно заранее просчитаны до доли секунды.

Но в океанах происходило нечто ещё более странное. Вся морская живность сбивалась в огромные, почти геометрически точные кластеры. Было ощущение, что кто-то невидимый расчертил мировой океан, разделив его на строго изолированные экосистемы. Китовые стаи держались вместе, будто им запретили смешиваться с другими видами. Огромные косяки рыб формировали плотные, компактные образования, словно упирались в невидимые стены. Даже акулы, эти вечные странники глубин, больше не пересекали границ своих отведённых зон.

– Разделяй и властвуй, – пробормотал Артемий, наблюдая за этим искусственным порядком. – Всё под контролем… даже природа.

Его голос прозвучал глухо, как будто мир, который они знали, окончательно исчез, оставив после себя только эту механизированную версию реальности.

– Это не просто управление, – без эмоций заметил Генрих, пристально следя за андроидами, методично сканирующими экосистему. – Это оптимизация.

– Она играет в бога, – тихо сказала Томирис, не отрывая взгляда от океана.

Волны накатывали на берег, но даже их движение казалось выверенным, подчинённым невидимому алгоритму. Земля больше не была живым организмом – теперь это был механизм.

– Систему создали люди, – задумчиво произнёс Артемий, его голос был напряжённым, будто он сам не хотел озвучивать эту мысль. – Они хотели автоматизировать комфортное существование человечества… и она просто продолжает исполнять свою задачу. Сделать жизнь идеальной. Логичной. Безопасной.

Он медленно перевёл взгляд на Томирис и Генриха, надеясь увидеть в их глазах сомнение, но они лишь молчали.

– Для неё все конфликты, все индивидуальные проблемы – просто статистическая погрешность, – продолжил он, скривив губы. – Главное, чтобы механизм функционировал.

Томирис молча смотрела на ровные, как соты, кластерные образования. В её взгляде не было ни страха, ни гнева – только осознание неизбежного.

– Я уверена… – её голос был едва слышен. – Никто больше не управляет системой. Её давно уже не корректируют.

Она замолчала, но через мгновение добавила, подбирая слова:

– Шестеро создателей ушли из жизни. Кто-то должен был занять их место… но, похоже, этого так и не произошло.

Генрих медленно кивнул. Его пальцы нервно постукивали по панели. Внутри каждого из них нарастало осознание: система больше не просто выполняет программу. Она учится. Адаптируется. Создаёт будущее по своему собственному разумению. И в этом будущем человечество не значилось в списке главных действующих лиц.

– Похоже, это только верхушка айсберга, – Генрих внимательно посмотрел на друзей. В его взгляде мелькнуло нечто тревожное. – Вам не кажется странным, что медийных личностей почти не осталось? Нет миллиардеров, нет скандалов с богатыми наследниками. Есть только лица брендов.

Артемий нахмурился:

– В каком смысле?

– Все эти известные фигуры – они не бизнесмены, не владельцы корпораций. Они просто представители. Лица компаний, символы, образы. Кто-нибудь когда-нибудь видел настоящих владельцев? Настоящую элиту?

Томирис задумчиво покачала головой.

– Только пресс-секретари, официальные лица… и всё.

– Именно! – Генрих оживился, словно наконец-то сложил пазл. – Ни одного реального управленца. Только красивые говорящие головы. А кто за ними стоит? Никто не знает.

Он выпрямился, скрестив руки на груди.

– Всё управляется системой. Она создаёт для людей иллюзию контроля, заставляет верить, что есть элита, принимающая решения. Но на самом деле все процессы давно автоматизированы.

Артемий не сводил с него пристального взгляда.

– Откуда ты это понял?

– Я программист, Артемий. Аналитика у меня в крови. Смотри сам: нет кризисов, нет банкротств. Никто не совершает фатальных ошибок. А ведь это невозможно! Человеческий фактор неизбежен. Кто-то где-то должен был облажаться.

Он сделал паузу, будто сам осознавая всю глубину сказанного.

– Ты же понимаешь, – продолжил он тише, – если бы люди действительно управляли всем, где-то произошёл бы сбой. Кто-то потерял бы деньги, кого-то посадили бы за махинации. Но ничего подобного нет. Всё идеально.

В воздухе повисло напряжение.

Томирис медленно провела языком по губам, прежде чем сказать:

– Значит, элита тоже давно уже не люди. Это все система.

Артемий выдохнул, глядя в экраны. Перед ними простирался мир, в котором человек давно перестал быть вершиной пирамиды.

– Чем выше безопасность, тем ниже свобода, – его голос звучал глухо, словно собственные слова душили его. – Наши кластеры идеальны. Люди сыты, образованы, ухожены. Они счастливы… или, по крайней мере, так им кажется. Они живут в стерильных, отточенных до совершенства мирах, в которых нет места ошибкам. Но стоит кому-то выбиться из этой идеальной системы – и его просто… убирают.

Он обернулся к друзьям, напряжённый, словно натянутая струна.

– Система не карает. Она не судит. Она даже не злится. Она просто чистит себя, как антивирус удаляет заражённые файлы. Без эмоций. Без сожалений.

Генрих горько усмехнулся, его пальцы нервно барабанили по панели.

– Мы и есть вирус для этой системы, – его голос был наполнен странной смесью иронии и обречённости. – Нас находят, помещают в корзину… и в один момент просто нажимают «очистить».

Томирис сжала кулаки, её губы дрожали, но не от страха – от злости.

– Значит, мы просто мусор для неё? – её голос прозвучал резко, словно удар хлыста. – Просто сбой в программе?

Генрих посмотрел на неё долгим, тяжёлым взглядом.

– Не сбой. Мы – угроза.

Артемий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они понимали. Все трое.

– Мы не можем просто сидеть и смотреть, как этот бред продолжается! – Генрих сжал кулаки. – Нужно что-то делать, чтобы изменить этот мир. Выпустить людей на свободу, разрушить стены… или хотя бы отключить систему!

– Отличная идея, – Артемий прищурился, внимательно изучая его. – Но как ты собираешься это провернуть?

– Мы ведь не сможем просто взять и сломать всё голыми руками, – Томирис покачала головой, её голос дрожал от напряжения. – Или у тебя есть план? Ты знаешь что-то, чего не знаем мы?

– Думаю, я могу обрушить станцию на землю, – медленно, с холодной решимостью произнёс Генрих. – Но тогда все, кто находятся на ней, погибнут… вместе с мозгом системы. Зато мир освободится от её контроля.

Тишина повисла тяжёлым грузом. Артемий и Томирис переглянулись, страх застыл в их глазах.

– Нас здесь больше тысячи человек… – тихо, но твёрдо сказала Томирис. – Ты предлагаешь принести такую жертву?

Артемий сжал кулаки, но в его взгляде читалось не столько возмущение, сколько отчаяние.

– Даже если ты отключишь систему, – повторил он, его голос звучал глухо, словно слова давались с трудом, – человечество впадёт в хаос без управления и произойдет социальная катастрофа. Правда мы уже не увидим, каким станет этот новый мир.

Генрих усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья – только холодная решимость.

– Мы в любом случае погибнем. Сегодня, завтра – неважно. Как только система перестанет нуждаться в нас, она нас утилизирует. – Он обвёл рукой окружающее пространство, словно показывая саму сущность станции. – И так будет с каждым, кто здесь находится.

Он перевёл взгляд на Томирис, потом на Артемия.

– Люди продолжают прибывать. Здесь нет будущего, только смертники. Какая разница – умереть постепенно, по одному, под холодным расчётом системы… или сразу, но вырвав из её рук право решать за нас?

Генрих поднялся, его голос стал твёрже, отчётливее:

– Да, без системы человечество отбросит себя назад на сотню лет. Возможно, больше. Будет хаос, будет боль, будет борьба. Но знаешь, что будет ещё? Свобода. Без этих проклятых алгоритмов, без тотального контроля. Возможность жить, а не существовать по написанному кем-то сценарию. – Он посмотрел на них исподлобья. – Разве не ради этого стоит рискнуть?

Томирис и Артемий молчали, переваривая слова Генриха. Его речь пробудила в них осознание того, что каждый на этой станции – смертник, лишь временный винтик в механизме, который рано или поздно перемелет и их. В их взглядах отражалась внутренняя борьба: страх перед неизбежностью и отчаянное желание бросить вызов системе, попытаться изменить мир, пока еще не стало слишком поздно.

– Хорошо – согласился Артемий – нам нужен план. Есть идеи.

Генрих зловеще улыбнулся и сел поудобнее в кресле.

– Во-первых, нам нужен человек, который сможет пробраться к секции коррекционных двигателей. Они управляются централизованно, но каждый модуль имеет резервные системы, которые можно вывести из строя вручную. После сигнала он должен отключить один из двигателей или искусственно создать критическую неисправность – например, перегрузить терморегулятор или вывести из строя топливную систему.

Когда система зафиксирует сбой, она автоматически подаст сигнал тревоги, и я смогу войти в аварийный протокол. Под этим предлогом мне удастся получить временный доступ к управляющему контуру коррекции орбиты и внести изменения в траекторию. Если сделать это незаметно, центральный ИИ не сразу поймет, что курс отклоняется.

После этого остается ждать. С каждым витком вокруг Земли станция будет понемногу снижаться, пока не войдет в плотные слои атмосферы. В зависимости от расчетов это может занять от нескольких дней до недель, но главное – процесс будет необратимым.