Читать книгу: «Космическая Армада. Том 1. Королева», страница 2

– Я знаю, просто… Не может она по-другому. А вы единственные, кто со мной провозился самоотверженно: она да ты, мой друг…

Цимих, положил планшет с бумагой на колени и быстро начал вычерчивать слова, проговаривая:

– Я, Его Величество, Король Паэгон из династии Аверфолд, в здравом уме и светлой памяти излагаю свою последнюю волю, и печатью Королей заверяю её нерушимость и законодательную силу. В случае споров и иных инцидентов, связанных с престолонаследием, любые расхождения с Моей последней волей будут считаться незаконными, повлекут за собой преследования и соответствующие наказания. Данным письменным документом заверяю… Заверяй, – Цимих встал, положил бланк на грудь Королю. Тот согнул руку в кулак, и на костяшке его безымянного пальца засветилась именная печать, которую он приложил к бумаге. Забрав её, Лешер сел на прежнее место и продолжил: – Теперь твоя очередь много говорить, а я буду записывать.

После небольшой паузы Король затянул речь, которую прервал внезапный звон удара ручки об пол.

– Чего ты так разнервничался, Цих?

– Это… Неприемлемо. Ты сам себя слышал? Я не стану этого писать!

– Хоть ты не спорь со мной, Цимих. Джен и так меня утомила. Я уже всё решил, пока лежал и думал, и решение менять не стану.

– Она не заслужила такого, Паэгон!

– Хватит. Мы уже всё обсуждали.

– Вот это мы не обсуждали! Ты хоть представляешь, что будет дальше? Твоё «решение» не понравится никому. Оно даже мне не нравится. Я бы ни за что не стал пререкаться с тобой, более того, я ни капли не хочу этого делать после всего пережитого… Да поглотит меня Бездна, Паэгон, я тебя прошу… сделай правильно, а не как тебе хочется.

Король молчал. И не было слышно, как он дышит. Цимих обеспокоенно приподнялся.

– Паэгон?..

– Я тут ещё, – вздохнул монарх. – Удивляюсь просто, чего ты её защищаешь? Её ничего хорошего не ждёт на троне, она не сможет править.

– Это неправда! Это неправда… Я с тобой не согласен. Совершенно не согласен. И ладно, если… Но так зачем, Паэгон? За что?!

– За то, что я её знаю, и знаю, что это её не остановит. А против моей воли она не пойдёт. Пиши давай…

Цимих вертел ручку в руках, сжимал и перекручивал её, уставившись в никуда.

– Я не передумаю, Цих, времени уже нет. Ты пишешь там? Советую поторопиться. Что-то плохо мне, больно… Не мучайте меня с Джен, дайте уже помереть… Ну, она-то ладно. Ты меня только не мучай. Я тебя больше всех люблю Цимих, ты столько для меня сделал, для Армады.

– Вот именно, а ты…ц

– А я своё слово сказал. И так будет лучше всего, ты со временем поймёшь. Записал?

Послышалось резкое и быстрое царапанье по бумаге. Спустя минуту Цимих зачитал вслух то, что записал, затем подошёл к Королю и положил ему на грудь ещё лист.

– Я первый бланк испортил.

Паэгон снова приложил именную печать.

– Уничтожить его не забудь, чтоб никто моей волей воспользоваться не мог…

– Я тебя не подведу.

– Я знаю. Так уж.. сказанул… – проговорил Король и вдруг прокряхтел от боли, да так, что у Цимиха волосы на шее зашевелились.

– Врачей позвать?

– Нет, посиди со мной. Когда я помру, позовёшь… Не хочу умирать один. И при медиках умирать не хочу. Боль.. скоро пройдёт. Я вот говорю с тобой, и мне не так больно… Расскажи мне что-нибудь, а? Или… вспомни чего из наших похождений, ну, из тех – старых, когда ещё брат мой был…

Цимих не выдержал и проронил слезу, потом опустился прямо на кровать рядом с Королём, взял его за руку. Паэгон сжал его руку в ответ.

– Хорошие были времена… – сказал Лешер, сдерживая слёзы.

– Ты.. брату моему скажи, что я скучал по нему, ладно? Я знаю, он прилетит ко мне на похороны. Обязательно прилетит… Мне только сейчас, перед лицом неминуемой смерти понятно стало, каким же я был идиотом, как я его обижал, как я был не прав… Кто меня ещё любил, как он? Ну, может, ты меня почти также любишь. Ты мне как брат, Цимих, и всё же… Он – кровь от крови Королей, а кровь не водица. Я обижен на него был, только вот к чему обиды эти теперь, да? Вообще ни к чему…

Паэгон снова прокряхтел. Застонал. Цимих крепче сжал его руку.

– Смотри-ка, даже обезболивающие не помогают… – мучительно выдавил Король. – Ну, расскажи, Цимих, расскажи что-нибудь!..

Лешер склонился ближе к Королю, заглядывая в его единственный уцелевший янтарный глаз, и тихо, как песню, заладил прекрасный стих, который монарх ранее не слышал, не знал, и не мог знать. Король слушал, и будто погружался в образы слов, в ставший реальностью мир; его рука сжимала ладонь Цимиха, но уже мягче, боль отзывалась в теле лишь чуждыми покалываниями. Он мерно задышал. Был только гипнотизирующий взор голубых глаз, бездонных и мерцающих, как воды из стиха; только голос, молитвенно-торжественный, льющийся и успокаивающий:

В стране Ксанад благословенной

Дворец построил Кубла Хан,

Где Альф бежит, поток священный,

Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,

Впадает в сонный океан…

На десять миль оградой стен и башен

Оазис плодородный окружен,

Садами и ручьями он украшен.

В нем фимиам цветы струят сквозь сон,

И древний лес, роскошен и печален,

Блистает там воздушностью прогалин.

И тень чертогов наслажденья

Плыла по глади влажных сфер,

И стройный гул вставал от пенья,

И странно-слитен был размер

В напеве влаги и пещер.

Какое странное виденье -

Дворец любви и наслажденья

Меж вечных льдов и влажных сфер…

Король закрыл глаз и разжал ладонь, тихо засыпая вечным сном; челюсти расслабились, раскрывая рот, высвобождая последний выдох. Грудь монарха больше не вздымалась.

Убрав ладонь, Лешер не сразу поднялся и какое-то время молча сидел у ещё тёплого тела, затем сложил письменные принадлежности в папку и вышел. У порога сидела Дженова, прижав к себе колени. Посмотрела на него снизу вверх.

– Ещё не хватало, чтобы вы заболели… – покачал головой финансист.

– Всё? Он умер, да? – прервала его Королева. Цимих кивнул. Она поднялась на длинных ногах. – Как он умер?

– Тихо. Духи милосердно приняли его.

Джен издала тихий всхлип.

– Ты сам как, а?

– Я? Даже не знаю. Я устал, спать хочу, а мне мерещится, будто он ещё здесь. Что он там спит, дышит и шевелится. Вот как.

Дженова обхватила себя за плечи. Лешер снял пиджак и набросил ей на спину.

– Давайте я вам малсару заварю.

– Малсару?.. А водка у тебя есть?

– Есть. А вы выпить хотите или напиться?

– Я бы напилась, если честно. Не знаю, что я детям завтра скажу… Что делать теперь, не знаю. Мне тоже мерещится, что он там лежит и дышит… Может, мы спим с тобой, а? И это странный сон такой, в котором я предлагаю тебе напиться, потому что вдовой стала?..

– Вам только хуже будет от водки, Ваше Величество. Я вашим детям сам скажу. Ну, про Паэгона…

Дженова закивала, не прекращая, и глядела Цимиху за спину.

– Да-да… Ага. Я пойду, Цимих.

– Куда, Ваше Величество?

Дженова мотнула подбородком вперёд.

– У него посижу ещё. Поплачу. Хоть так попрощаюсь с ним. Он-то со мной попрощаться не захотел…

– Ваше Величество… Он говорил о вас.

– Угу. Но вряд ли, что я хотела бы услышать, – сказала Дженова и через силу поплелась в покои мужа.

***

Едва закрыв за собой дверь в спальню, Лешер открыл коммуникатор и связался с секретарём:

– Аван Чейнт, у нас чрезвычайное происшествие… Да. Собирайся и возьми ключ от моего кабинета у авана Рохтара, подготовь всё к моему приходу. Я сейчас оденусь и приду… Найл? Да не спит он. Он вообще никогда не спит. Наверное. Как Ведьма прорицаю – он будет стоять на вахте и ждать тебя, когда ты придёшь… Угу. Давай, собирайся, и встретимся в кабинете… Сейф не забудь открыть с печатями. Всё, до скорого.

Отключившись, Цимих сложил коммуникатор и папку на стол, подошёл к гардеробу, достал оттуда свою сиреневую министерскую куртку с высоким воротником, золотыми пуговицами и узорными оторочками. Сменил футболку на серую рубашку, идеально выглаженную и свежевыстиранную, потом облачился в куртку и завершил образ, набросив на шею массивную цепь со Звездой Армады. Напоследок расчесав волосы, тяжело вздохнул, глянул на отражение в зеркале и потянулся к папке и коммуникатору, как вдруг в его спальню постучались.

Цимих метнулся к двери, спросил:

– Кто там?

– Это я, Цимих.

Прикрыв на мгновение глаза и заставив себя вдохнуть глубже, Лешер распахнул дверь, за которой стояла юная принцесса. Она смущённо сжалась, её тонкие белые пальчики вцепились в края ночной рубашки, слишком короткой для её длинных, стройных ног, которые она тщательно старалась прикрыть. Растерянный взгляд её проникновенно-вдумчивых глаз блуждал от лица финансиста к его груди и плечам.

– Проходите, принцесса, – сказал Лешер, жестом приглашая её войти, но она так и застыла на пороге.

– Почему ты в форме, Цимих?

– Прошу тебя, входи и присядь.

Девушка зашла в полуосвещённое помещение, озираясь и по-прежнему стараясь спрятать ноги.

– А куда присесть?..

– Куда хочешь. Вот стул, вон кресло. Или на кровать.

Принцесса опустилась на стеленную постель, взирая на Лешера, как птенец на родителя.

– Что случилось? Я проснулась, потому что ты с кем-то разговаривал, я подумала… Ночь глубокая, может, мне померещилось… Встала у твоей двери и слышу, ты ходишь туда-сюда по комнате, но я не думала, что ты… Даже в форму приоделся… Ты меня пугаешь, Цимих.

Лешер встал перед принцессой, не поднимая опущенный взор.

– Энтара, Король умер. Он разъезжал по своим охотничьим угодьям, и произошла авария. Его вытащили, сделали несколько операций, но этого оказалось недостаточно. Где-то час ещё он пожил после медицинского вмешательства, попросил его отнести в свою постель. Мы с твоей мамой были около него до самой смерти. Вот, завещание, – Лешер поднял вверх чёрную папку с серебряным гербом Армады. – Её Величество с ним. Он не остыл ещё.

Закончив, финансист взглянул на принцессу. Она больше не старалась прикрыть белоснежные бёдра, опустила руки и плечи, уставилась в одну точку, и впервые в жизни Лешер ощутил себя беспомощным. Сердце колотилось, тело было напряжено от импульсивных желаний подойти, сесть рядом, броситься к её ногам, прижать к себе её тельце… Но Цимих стоял на монолитных ногах, недвижимый.

Вдруг принцесса молча встала и унеслась прочь. Она так и бежала не одетая по длинному коридору четвёртого этажа, вниз по лестничным пролётам и до самого крыла отцовских апартаментов, где уже столпились врачи и Ночные Ветра. Все глядели на неё, отшатывались в стороны и шептались: «Дайте принцессе пройти. Её Высочество идёт!»

Добравшись до спальни отца, Энтара резко распахнула двери и шагнула внутрь. Духота и железистый запах крови наполнил лёгкие. Голова закружилась. Но принцесса собралась, устремила взгляд перед собой: на просторной кровати лежало тело, а рядом с ним – сидела Королева.

– Дочь?..

Энтара шагнула в трансе, рассматривая бугор под одеялом, где должны быть ноги. Должны бы быть… Подняла взор выше к туловищу, шее в бандаже, и голове, с красным пятном на правом глазу. Левый был закрыт и слегка ввалился в глазницу. Увиденное поразило принцессу, она вскрикнула и разрыдалась.

***

Король умер.

Это потрясение для Армады. Нет ничего хуже смерти короля.

Едва Жрицы Смерти унесли тело Паэгона Аверфолда в храм, Лешер отдал распоряжение страже собрать всех министров, подданных государя и военачальников в тронном зале во второй четверти дня, а также сообщил ужасную новость младшему брату монарха, чтобы тот приехал на прощальную церемонию и простился с родственником, как полагается.

Королева всё ещё не могла прийти в себя, поэтому Цимих приказал авану Берфону быстро написать речь для пресс-служб и обращение к гражданам, которое он собирался зачитать сразу после оглашения завещания на всеобщем собрании. Аван Рохтар должен был по приказу заняться усилением мер безопасности на непредвиденные случаи. Несмотря на доброе имя Аверфолдов и уважение народа, у короны всегда есть враги, а по мнению Лешера, их провокации не вписываются в заложенный распорядок и должны быть пресечены заранее. Пока официальная власть не обозначила свои права, безопасность иллюзорна.

Закончив с приказами и распоряжениями, Лешер зашёл в апартаменты к Королеве.

Служанки бросились врассыпную, едва он возник на пороге проходной, лишь вскользь бросил на каждую пронзительный взгляд холодно-голубых глаз, затем по-хозяйски прошёл через другие комнаты в спальню Её Величества.

Дженова сидела на балконе, приодетая и причёсанная, со скромной тиарой на голове, но сама выглядела будто неживая кукла: в застывшей позе и отсутствующим взглядом, с маской бледности на лице, изящные белые руки сложены на коленях в складках бархатного платья. Когда Цимих встал рядом с ней, она не шелохнулась.

Лешер раскрыл рот, чтобы заговорить, но Дженова неожиданно вставила:

– Ты к детям заходил?

Финансист откашлялся в сторону.

– Первым делом я позаботился обо всех формальностях, Ваше Величество, – ответил он сухо. – Вам нужно будет обязательно присутствовать на внутреннем собрании – я буду оглашать завещание.

– Ты ведь знаешь, что там?

– Я его запечатал, как положено. Разглашать не буду до вскрытия печати.

Дженова тяжело вздохнула.

– Мне всё равно, как он определил мою судьбу. Мне б узнать, что ждёт моих детей. Ты не хуже меня знаешь, как он вёл себя последние несколько лет… Королева, потерявшая доступ к покоям мужа, больше не имеет никакой власти. Сижу здесь, а мне, может, надо вещи собирать и проваливать отсюда. Даже завидую тебе, Цимих, – ты в большей безопасности, чем я и мои дети.

– Жутко видеть вас такой мрачной. Где неунывающая, яркая Дженова Аверфолд?.. Запряталась куда-то глубоко, и на разглядеть.

– Разве ты совсем не печалишься, Цимих?

– Вы когда-нибудь слышали про эмоционально отсталых людей?..

Дженова впервые шевельнулась и посмеялась.

– Какая чушь, Лешер… Я больше чем уверена, что ты переживаешь не меньше меня, ты просто никогда этого не показываешь. Ты всё подавляешь.

Цимих промолчал.

– Во сколько собрание?

– В самом начале второй четверти, Ваше Величество. Ах, да! Ещё Волф скоро прилетит.

Плавная грудь королевы медленно поднялась от тяжёлого вздоха, белая шея вытянулась.

– Знаешь, как ты меня сейчас расстроил?..

– Ну вот. – Лешер пожал плечами. – Зато я выступлю вместо вас перед прессой для граждан. Берфон уже готовит речь.

– Вместо меня?.. – протянула Дженова. – Значит, я точно есть в завещании… – Она взглянула Цимиху прямо в глаза, но он невозмутимо стоял в своей сиреневой министерской куртке. – А если сама захочу выступить? Если.. найду в себе силы?

– Тогда у меня появится время выкурить сигарету. Может, даже две…

Королева улыбнулась в сторону.

– Только со мной не встречайся после этого, ты же помнишь: я не выношу запаха табака.

– Как скажете, Ваше Величество. Прошу вас, займитесь приготовлениями. До второй четверти осталось не так много времени, а ваши подданные должны видеть перед собой Королеву. Будьте безупречны, как, собственно, и всегда… Мне нужно покинуть вас.

Дженова кивнула.

– Спасибо, что навестил меня лично, Цимих. Мне теперь не так одиноко. Возвращайся к делам и… Увидимся на собрании.

***

Покинув покои Королевы, Лешер деловой походкой направился к комнатам принцев и принцессы, по пути совершив несколько звонков министрам, чтобы высказать им своё недовольство по поводу некоторых отчётов и законопроектов, которые он получил в, мягко говоря, ненадлежащем виде. Несмотря на спокойный, вкрадчивый тон, Цимих отчётливо слышал свой голос, эхом отлетавший от широких и высоких стен. Впервые во дворце было так тихо и пусто, только Ночные Ветра стояли у постов и прислуга время от времени пробегала мимо.

Первым делом Цимих заглянул в комнату к самому младшему принцу – Неву. Он сидел с нянечкой, как обычно. Маленький, беззаботный. Няня была немного бледной, но ничего не просила и ни на что не жаловалась, потому Лешер кивнул, скорее сам себе, чем ей, и пошёл в следующую спальню. К его удивлению, она была заперта. Лешер состроил недоумевающее лицо и дёрнул ручку ещё раз, затем постучался.

– Эджер? Эджер, открывай, это я!

За дверью послышалось шуршание и топот маленьких, быстрых ног, а потом – гнусавый мальчишеский голос:

– Я не хочу никого видеть!

Цимих выдохнул. Вдохнул. И выдохнул. «Господи ты Боже…»

– Тогда скажи мне это в лицо, как поступают настоящие мужчины, Эджер, а не через дверь.

Замок щёлкнул, и на Лешера упал яркий свет из окна комнаты напротив, отчего силуэт мальчика девяти лет выглядел ещё контрастнее. Недовольное, заплаканное лицо принца вызывало в душе Лешера множество эмоций. Финансист и ребёнок глядели друг на друга: голубые глаза в тёмно-зелёные – озлобленные и печальные.

Эджер проглотил рыдания и выпалил:

– Я. Не хочу. Никого. Видеть!

– Я б на твоём месте тоже так говорил.

– Что ты знаешь о «моём месте»?! Это не твой отец умер вчера ночью! Не твой, а мой!..

– Ты прав. Мой отец умер очень давно, а я даже не полетел на его похороны. Я по нему вообще не плакал, представляешь? Зато вчера я потерял своего Короля. И своего друга, Эджер. Я очень любил твоего отца.

Принц расплакался, проливая крупные слёзы, шмыгал носом, вытирал подбородок рукавами вышитой рубашки. Лешер молча стоял перед ним с опущенным взглядом, пока Эджер не заговорил снова:

– Почему ты.. не полетел на похороны отца?.. Ты не любил его?

«Я его ненавидел».

– Я не хотел возвращаться домой, и улетал оттуда не для того, чтобы возвращаться.

– Это звучит грустно…

– Потому что ты сам грустишь. Может, посидим у тебя или у меня? Я нам малсары налью. Ты, наверное, и не ел ничего с утра.

– Да… Ко мне только мама зашла. Сказала, что папа умер. Я и не сразу понял, что это значит, а потом… Мне стало больно, и я плакал, и плакал!..

– Дженова уже ушла, когда ты начал плакать?

– Я… Я не хотел плакать при маме. Настоящие мужчины не плачут! Ты же не плачешь. Как у тебя это получается?

– Все плачут, Эджер, и мужчины, и женщины. Если бы мужчинам не положено было рыдать, у нас не было бы слёзных желез…

– Каким ты бываешь занудой, Цимих… – сказал Эджер, отвернувшись.

Лешер вздохнул и сел на корточки перед принцем.

– Прости, я совсем не знаю, что говорят в таких случаях. Я не знаю, как тебя утешить. Но я хочу сказать тебе, что ты не один. Мне тоже больно. И Её Величеству. И твоей сестре. Если тебе будет грустно – не бойся к нам подходить и плакать, хорошо? Это важно. Я не плачу потому что… Потому что мне тоже не разрешали плакать при всех. Но я уже большой дядька, и меня сложно исправить, всё равно что кричать на реку, чтобы она потекла в другую сторону. А ты ещё юный принц, и я хочу, чтобы ты поверил мне, понимаешь? Я твой наставник, и я забочусь о твоём благополучии. А если ты будешь держать всё в себе и плакать в одиночестве, как я узнаю, что ты здоров и счастлив?

– Ну, наверное, никак…

– Поэтому пойдём посидим вместе, хотя бы малсары попьём, если тебе совсем кусок в горло не лезет.

– А как же Энтара?.. Я её не видел даже сегодня. Стучался, но она не открыла. Может, ей тоже плохо и грустно.

– С твоей сестрой я тоже поговорю, не переживай. Я хотел узнать, как ты поживаешь.

Эджер развёл руками.

– Мама сказала, что папа разбился, это если… Если его тело разделено Даэт’Мирре может не увидеть его, и он не сможет потом переродиться… А я бы хотел, чтобы он переродился скорее, и может, я увижу его ещё при жизни, только в другом человеке… Но я же сразу пойму, что это он! Я это почувствую…

– Даэт’Мирре обязательно примет его, Эджер. Жрицы Смерти уже заботятся о твоём отце подобающе. Помнишь, я рассказывал, что они сведущи в сакральных законах тонкого мира? – Эджер активно закивал. – Они обязательно помогут твоему отцу воссоединиться с Ней и найти путь к следующей жизни.

– А когда мы будем с ним прощаться?

– Чуть позже, Ваша Высочество. А сегодня будет всеобщее внутреннее собрание, на котором я оглашу последнюю волю твоего отца, и тебе нужно будет присутствовать, понимаешь? Если ты не попьёшь и не поешь, у тебя совсем не будет сил.

– Ладно, уговорил, я поем, сколько смогу. Мы же вместе пойдём на кухню? – Цимих кивнул, и в этот же момент у Эджера заурчало в животе. – Ох, ведьмовские козни!..

Лешер усмехнулся.

– Не ругайся.

– Как тут не ругаться? Это ты можешь целый день проработать без обеденного перерыва и… Папа так ругался. И аван Рохтар. А он вообще похуже словечки знает, я слышал!

Лешер поднялся на ноги и одарил принца хитрым взглядом.

– Я тоже такие слова знаю, что тебе и не снилось.

Эджер закатил глаза.

– Ты?! Я тебе не верю. Ты слишком деловой. Ты даже на своих подчинённых не орёшь!

– Потому что мой имидж – это отражение власти Аверфолдов. Но.. об этих занудствах позже, хорошо?

Цимих раскинул руки в стороны, и Эджер тут же бросился к нему в объятья.

– Я тебя всё равно люблю, Цимих. Таким, какой ты есть. Это ведь значит, что я тебя по-настоящему люблю, да?

Лешер медленно погладил подопечного по голове, а на его губах расплылась мягкая улыбка.

– И я тебя люблю, проказник Эджер…

***

Когда аван Чейнт дочитал до точки, я опустил голову опёрся локтями о стол и помассировал виски. Голова гудела. От ужаса, от мыслей. Мыслей, что уносили меня далеко в прошлое, а я не любитель возвращаться к ушедшему – было и прошло, воспоминания – удел стариков, а я чувствовал себя хуже, чем старик. Я чувствовал боль. Я буквально ощутил, как мой отец умирал, как страдала моя мать. Вспомнил, как страдал я, что было со мной, когда мама сказала мне: «Эджер, папа больше не придёт. Папы больше нет».

Видимо, моё лицо приобрело какое-то скверное выражение, поскольку все глядели на меня с осторожностью и не смели даже слова вперёд вставить, когда я, наконец, взглянул на всех. И как я мог сохранить лицо в такой момент?

– Что скажете, Ваше Величество? – первым подал голос аван Берфон.

– Я.. ничего не понимаю… Кто мог такое написать?!

– Это нам и надо выяснить, мой Король, – с нажимом на каждое слово произнёс он. – Теперь вы понимаете, почему я так обеспокоен?

– Ведьмовщина какая-то!.. – сорвалось с моих губ.

– М-да, дело скверно… – протянул аван Рохтар. – И что же, вся книга.. такая?

– Полагаю, что да, – кивнул Берфон.

– Но, погодите… – заговорил я, немного обретая способность здраво рассуждать. – Вы сказали, что книга про меня, однако, она начинается с правления моей матери. А чем она заканчивается?

Берфон опустил взгляд и нервно сглотнул.

– Она заканчивается завершением её правления, Ваше Величество.

Я откинулся на спинку стула:

– Ничего не понимаю… «Король»? И там есть что-то про Содиена? Про его, так сказать, преступления? Так… Мне срочно нужен отчёт. Структурированная информация. А это всё.. уводит меня от реальных целей. Сбивает с толку. Я не люблю такое. Берфон, сделайте из этой художественной фантазии на тему «семья Аверфолд» что-то более приземлённое.

Берфон прямо смотрел на меня во время своего ответа:

– Ваше Величество, за «художественной фантазией» прячется неприглядная и пугающая правда: автор пишет так, будто он сам там был. Обратите внимание, в начале сказано, что ваша мать была в окровавленной ночнушке – никто из открытых источников не мог об этом узнать, между тем, она выскочила из спальни в чём спала и вместе с докторами оказывала вашему отцу первую помощь, потому и была в крови, я это хорошо помню. Аван Рохтар, подтвердите мои слова!

Начальник безопасности моей резиденции нахмурился так, что складка между его бровей стала явной, хотя он вечно её скрывал, стараясь не напрягать лоб.

– Меня тоже пугает, как это всё написано. Я будто слышу их голоса в голове: Лешера и покойной Дженовы… Это наводит на мысли, что наш автор либо жил во дворце, либо хорошо знает дворцовую жизнь.

– Вот поэтому я настаиваю на более тщательном изучении работы. Конечно, без вас, Ваше Величество, у нас ничего не выйдет, поскольку мы, и правда, не сможем спросить со многих участников книги, но вы – живой свидетель событий, что в ней описаны. Если мы поймём, чего хотел автор, мы сможем выйти на него…

Аван Рохтар развёл руками.

– Следствие проводится не за чтением, Валайт… Круг подозреваемых слишком велик. Мы зря тратим время. Мои парни быстрее выйдут на автора по горячим следам.

– Не утешайте себя напрасно, мой друг, след давно простыл.

– Я верю в своих людей.

– А я верю, что мы можем понять мотив и выйти на человека быстрее.

– Мотив ясен. Более того, я бы уже арестовал одного. Цимиха Лешера.

Берфон покачал головой.

– Его причастность… Слишком очевидна. Поэтому я в неё не верю.

– Он достаточно умён, чтобы скрыть следы. Я бы сказал, преступник из него вышел бы не хуже, чем финансист. На всякий случай… Я бы велел найти и его.

Берфон разозлился.

– Ты серьёзно, Найл? Ты.. Думаешь, что он мог так поступить с Королём, с Эджером, после всего пережитого?! Он входил в Первый круг министров, он был нашим другом… Метеоритный дождь мне на голову, Рохтар!

– Да мне плевать. Наша дружба не имеет теперь никакого значения. Цимих Лешер в изгнании, и под явным подозрением.

Мои челюсти неприятно сомкнулись.

То, как автор описал наше с ним взаимодействие, когда я узнал о смерти отца… Это было слишком реально. Острые чувства оставляют острые воспоминания. Мать зашла ко мне в спальню, закрыла дверь, попросила меня присесть. Я сел. «Эджер, папа умер», – сказала она. Я переспросил её, тогда она озвучила, что он разбился на беспилотнике, спасатели вытащили его, но врачи не смогли ничего сделать. Всё, что я мог сделать тогда – это кивнуть в ответ. На глаза наворачивались слёзы, но я молча сидел на стуле. Мама ещё спросила меня о чём-то вроде: «Как ты себя чувствуешь? Ты не хочешь поплакать?» Я сказал «нет». Она что-то неловко пробормотала и ушла, оставив меня за закрытой дверью. Мне было одиноко и больно. Я плакал. Побежал к Энтаре, но её дверь была заперта, а за ней не было слышно звуков человека. Я вернулся к себе, подавленный горем, злился на жизнь, на мир, что оставил меня без отца. И как раз в те часы ко мне постучался Лешер.

И хотя книга лежала далеко от меня, глядя на её печатные страницы, я ощущал привкус нежности и тоски, которые я испытывал к этому человеку, переваривал в голове каждое его слово, каждое движение или взгляд… И кто, как не он, мог такое написать? Про меня самого… Тот стих, что он читал отцу – он читал и мне в самые скверные мои дни, в ночи, когда я вскакивал от кошмаров и звал его, распугивая слуг и стражу своими криками… Я погружался в ту страну и засыпал. Я и по сей день слышу голос, шепчущий мне о благословенной стране, о водопадах и о горах в сонных льдах, о туманах и пещерах, в которых слышны крики о жутких предвестиях – о грядущей, неминуемой войне, что всё разрушит.

Лешер так много значил для меня, и его было сейчас так много, в то время как я пожелал бы не слышать и не видеть его!

Как и Рохтар, я отчётливо видел наставника перед собой, слушал Чейнта, а слышал его голос. Я ощутил боль и стиснул руку в кулак, очевидно, Инга почувствовала моё напряжение и коснулась плеча, заставив меня вернуться к реальности, перевести на неё взгляд.

– А что ты помнишь, мой неспокойный океан? – спросила она. – Так ли всё было?

– Я… плохо помню те дни. – Отчасти слукавил я. – Я был мальчишкой, ребёнком, потерявшим отца. Может, оно всё так и было, а, может, было иначе – сейчас и не вспомнишь. Мне нужны результаты, а не изучение какой-то писанины, вы понимаете? Король Содиен оказался в ужасном положении, и я должен исправить это. Не его репутацию брошена тень страшных преступлений, которых он не совершал, мне нужна информация, которая подтвердит его невиновность, и она есть в этой ведьмовской книге – так найдите её! Мне нет дела до всего остального, вы должны…

– Прошу тебя, Эджер, мы найдём доказательства, – прервала меня моя супруга, подтягивая книгу к себе. Я смотрел в её зелёные кошачьи глаза, как околдованный. Я заткнулся. – Но наш враг, возможно, среди нас. Это кто-то, чья жизнь проходила во дворце, и ему известны тайны, недоступные общественности. Твоё желание исправить положение короля Содиена оправдано, однако, такие книги вызывают сильный общественный резонанс. Если нашему соседу нечего стыдиться – он подождёт. Армаду же точит червь. И уже давно. Позволь, я продолжу читать. А ты – слушай внимательно. Постарайся вспомнить, как всё было. Сердце подскажет правду. Я начну…

Голос Инги приобрёл новые оттенки в своём звучании, когда она стала читать. Я закрыл глаза, погружаясь в шёлк её голоса; мысли растворились, а память унесла меня далеко, туда, где я был её мальчишкой.

Эджером, в девять лет. Маленьким Королём.

Глава 2. Жизнь после смерти.

По завещанию Короля Армады единственным и истинным правителем назначен его малолетний сын Эджер. До его совершеннолетия право правления в качестве регентов было отдано королеве Дженове, а затем принцессе Энтаре, которая по достижении двадцати двух лет могла стать королевой. Также упоминалось, что в случае смерти законного Короля, его право на трон перейдёт второму сыну Паэгона – Неву.

Как только Цимих умолк, дочитав последнюю строчку, министры и подданные настороженно зашептались: королём Армады стал ребёнок? Регент не обладал абсолютной властью Короля, её ограничивал Первый Круг Министров, согласно конституции королевства. А этот самый Первый Круг возглавлял министр Лешер. Цимих, чтоб его, Лешер. Мало кто был доволен таким положением дел. Но Дженова успокоилась: она осталась у власти, и её сын станет королём!

Немного позже внутреннего собрания, Королева выступила перед камерами с обращением для граждан. Всё это время Лешер был с ней рядом, поскольку Дженове не приходилось заниматься политикой. Она была прекрасной Королевой в глазах народа, поскольку подарила их любимому Королю троих детей, среди которых двое наследных принцев, также Дженова постоянно уделяла время благотворительности, в частности помогала жителям Андоруса, и была известна как покровительница искусств. Всё же внутренние дела королевства были ей мало знакомы, и Лешер взял с себя обещание ознакомить Королеву-регента с ними, но сразу после выступления не стал ими донимать. Дженова ушла в свои покои, а Цимих взял свой плащ и отправился на парковку беспилотников, забрал у охранника ключи от своего красного кабриолета, и поехал к дальним окрестностям дворца – к Некрополю.

Ему доводилось лишь раз бывать в том месте, поэтому пришлось включить навигацию в коммуникаторе. Дорога казалась ему длинной, почти бесконечной, а пейзажи чёрных лесов по обе стороны дороги из-за облысевших деревьев ещё больше навевали тоску, коричнево-серые ветки выглядели острыми и цеплялись за взгляд, монотонное вождение утомляло… Вскоре навигатор оповестил о приближении к назначенной точки, и Лешер сосредоточенно уставился перед собой.

Впереди замаячило широкое пространство без деревьев, теряющееся за горизонтом. В оттенках бело-серого неба Обитель Даэт’Тхалли была едва различима. Цимих остановился у самого края леса, выкурил сигарету и двинулся по вечноцветущему бордово-красному газону к Дороге Скорби. Разумеется, он не собирался идти по ней, зато обнаружил у самого края бассейна знакомые ему туфельки. Он окинул взглядом обрамлённые белым камнем чёрные воды, которые казались такими из-за плитки, и на широкую лестницу у другого края, что вела к белокаменным дверям храма Жриц Смерти, взял туфельки и пошёл по краю.