Читать книгу: «Конструктор времени 3. Битва двойников», страница 5

– Вы, Валерий, сами это умеете. А пробовали обучать транстаймингу других? – Натали, придумав такое оригинальное слово, вынудила рассказать об экспериментах с Женькой.

Я этой неудачной темы пытался избежать. И рассказал только про историю взаимоотношений с Женькой Калашниковым, как спас, потом пытался бросить помогать ему, когда с испугу поклялся прекратить эти транстайминги, но в конце сумел отбить его у бандитов, желавших наказать мальчишку за несговорчивость… Про то, что Женька мог или не мог осуществлять переходы, говорить не стал. Это было недоказуемо, Женька сам отказался от дальнейших попыток.

– А как это у нас выходит, чтобы попасть в будущее из настоящего? Это же невозможно… – снова включился в разговор рассудительный и здравомыслящий Тим. – Будущего ещё нет, как же в несуществующее будущее попасть?

– И как вы могли быть здесь вдвоём? Кажется это может привести к разрушению пространственно-временного континуума, или как там… – высказалась Аля. Остальные их поддержали и засыпали новыми вопросами. Каждый хотел непременно услышать ответ на свой.

Поднялся шум, за которым разобрать что-либо было трудно.

– Стоп, друзья! – я поднял руки и в комнате относительно быстро наступила тишина. – Все вопросы у вас интересные. И вам короткого ответа будет недостаточно. Давайте вы обмозгуете и дадите какие-то продуманные и согласованные вопросы по частностям потом. Идёт?

Но это только подлило масла в огонь, у них свои вопросы уже были, и они требовали немедленного ответа, все недовольны ожидавшейся затянутости.

Но у меня теперь свои проблемы, тоже не желавшие откладывания ни на какое «потом». Во-первых, у Лики день рождения. Во-вторых, предстояла сложная встреча с полковником Богдановым. Да и его служба наблюдения теперь точно знала моё местоположение, и я ожидал с минуты на минуту кто-либо из них, если не самого Богданова. Тогда всему нашему обсуждению сразу придёт конец. Как и моему желанию отметить этот день вместе с принцессой.

Лика за всем этим балаганом молчала и смотрела на меня.

Я надеялся, что диспут выдохнется. Но этим даже не пахло. Лёха и Аля до хрипоты спорили, что их вопросы самые-самые, и их спор разгорался. Лиля и Тим грозно хмурились. Юля не знала к кому примкнуть, а Натали безуспешно старалась успокоить всех. Так что инициативу пришлось снова проявлять мне. Подал руку Лике, остальным сказал:

– Если сейчас у вас такое неистребимое… – я хотел уйти потихоньку, поэтому говорить старался негромко. – …желание поругаться, ухожу. У меня много других дел…

– Тихо! – рявкнула Натали так, что все вздрогнули. – Замолкните, или Валерий Евгеньевич уйдёт!

Ну и голосина у этой девушки! Показалось, даже стекло в окнах зазвенело.

Лика взяла мою руку, погладила, успокаивает. Вроде: «Подожди немного!».

Ладно, я подожду, принцесса!

– Попробую объяснить некоторые принципы простого перемещения во времени. Простого, имею в виду, без машин… – решил, на большее времени не хватит.

Ответом был общий вздох. А пояснение про машину подействовало как наживка. Даже Тим молча смотрел, не пытаясь вставить чего-либо язвительного. Ничего не оставалось, как выкладывать правду. С одной стороны, этой темы меня уговаривали не касаться, а с другой, мой первый блин с обучением, результат дал, но такой неубедительный, до полной недостоверности! К тому же тот ученик, которого я выбрал сам, потому, что его нужно было научить защищать себя, не шёл в сравнение с этими энтузиастами. Любой, кто сейчас заглядывал мне в рот, мог оказаться самородком, способным заткнуть за пояс и меня с моими возможностями, и оправдать хлопоты с этим обучением. Но сначала – курс начинающего бойца, то есть, путешественника во времени!

Я, вопреки ФСБ, начал учить. Лекция вышла аховой. Хуже, я думаю, и при желании не вышло бы. Докладчик путался в простых понятиях и не находил нужных слов для описания всего, с чем в последнее время сроднился. Путался потому, что не только слов, но и понятий таких в нашем языке ещё не было. А выдумывать новые слова, как могла Натали, не выходило. Проход во вневременной канал называл то вокзалом, то временным шлюзом. Такое понятие как английское таймгейт (врата времени), оказалось ближе, оно отражало смысл явления, но было неудобным в произношении и второй половиной напоминало о каких-то политических скандалах.

И получалось примерно такое: «Скачок… э-э… чтобы попасть в какой-то день в прошлом, это, конечно, не… Я через чёрный ход… простите… тёмный тамбур… В общем, через определённый вход… оказываюсь в… э-э… по пути в прошлое. И слежу за тем, чтобы время… чтобы я сам… в общем, чтобы попасть куда хочу…»

Но интерес слушателей, что поразило, не убывал и после пятнадцати минут такой ахинеи. Только через полчаса, когда я начал рассказывать о своём эксперименте с натуральным опалом в перстне, появились симптомы утомления. Юля потянулась и глянула на Алю, которая давно сидела с каменным лицом. Пришлось сворачиваться:

– В общем, надеюсь, мы ещё встретимся и всё обсудим. Буду ждать вопросы…

– Один уже есть! – вскинулся Лёха. – Есть ли какой-никакой блог по путешествиям во времени?

Эта тема, очевидно, задела всех. Они очнулись и снова внимали.

– Был один, но наши друзья – рукой изобразил кавычки. – очень постарались и теперь его нет. Не буду против, если кто-то из вас создаст свой… Трудности есть, но победителями не рождаются. Всем – удачи!

Взял руку Лики и мы не торопясь двинулись к выходу. За нашими спинами повисла мёртвая тишина.

Глава 7. Война начинается

Всё прошло, как вспышка. Только была вокруг них огромная герметичная камера с заинтересованными лицами сотрудников за прозрачной бронекерамикой, и тут же возник тёмный подвал с грязными стенами. Головокружение у всех! Как рекомендовано, они повалились на пыльный пол и лежали, не решаясь шевельнуться.

Вместо личных имён для краткости в этот раз выбрали цифровые идентификаторы. Тимур теперь звался «тройкой», Ольга была «двадцать два», Камил – «четырнадцать», а Роман решил, как Джеймс Бонд, отзываться на «Ноль-Ноль-Семь». Откуда у него такое пристрастие к древним боевикам?..

Ольга на это возражала:

– Какая, к чёрту, краткость? Слишком длинно и труднопроизносимо!

Но Роман остался непреклонным. И командор его поддержал, подумав, что, когда надо, для краткости будет звать Бондом или семёркой. Это, пожалуй, в любом случае, короче «двадцати двух».

Сам командор для себя выбрал краткое «Зеро» – начало начал!

Долго лежать, отдыхать нельзя, время тикает. Они в прошлом и времени на глупости нет!

В глазах Зеро по-прежнему мерцает, но Ольга подняла голову, стала осматривать помещение. Видеокамер в подвалах тогда не ставили, поэтому данные были только из письменных источников. Пустое в это время, техническое помещение, которое будут через несколько дней заполнять стройматериалами. Затевалась подготовка к сезонному ремонту.

– Встаём! – скомандовал Зеро. Хотя, голова продолжала вальсировать. – Всем выставить точку возвращения. У нас меньше четырёх часов! Третий идёт первым, проверяет выход из подвала, Седьмой и Двадцать вторая – ждут, сторожат реверсер. Я и Четырнадцатый – на разведку. Сейчас ночь, при выходе включаем камуфляж.

Все молча кивнули, началась обычная работа. Весь план возможных мероприятий был по шагам отработан ещё «дома». И Зеро с Четырнадцатым, включив хроматофор-генераторы, называемые «камуфляжем», вышли в коридор подвала и побрели к лестнице на первый. При выходе стали пригибать головы от возможных камер. Была ночь и количество контактов с местными, которые могли их видеть, свелось к минимуму. На шестом они разделились, Четырнадцатый со включенным мультисканером отправился по коридору, присмотреть за теми, кто был интересен, а Зеро поднялся до машинного на технический, чтобы заблокировать автоматику. Лестницу контролировать они смогут, лифт не нужен.

Четырнадцатый вскоре сказал:

– Чисто!

Зеро ответил:

–Готовность – ноль!

Это сигнал остальным. Они ответили: «Ясно», «Да», «Понял». Двадцать вторая должна теперь подняться на шестой, Седьмой заменит собой охрану на первом, а Третий, оставаясь в подвале, после сигнала Ольги блокирует связь во всём районе.

***

23-е, утро.

Попасть к полковнику не вышло. Вчера Лика так радовалась что мы вместе! Я не смею винить в этом именинницу или её тётку, у которой было очередное дежурство в клинике. Это я нарушил все свои планы и остался с Ликой. Но исправлять это меня никто не заставит! Было волшебство! Как в детстве новогодний праздник с кучей подарков, чудес и бесед. Говорили про разное, вспоминали, делились своими мыслями до самого утра…

И Богданов за весь вчерашний день мудро ни разу о себе не напомнил. Уже утром, когда я на кухне готовил для нас скромный завтрак, Богданов всё-таки побеспокоил.

– Доброе утро, Валера! Как ты? Где ты был? У меня нет сведений, как минимум, за…

– Больше чем восемьдесят часов… – перебил я и поздоровался, – Доброе утро, Юра!

–Доброе!.. – он немного опешил от такой постановки беседы.

Не догадывался, что сам говорил мне это в немного более ранней версии реальности. И я решил добавить окончательной копоти:

– Твои люди сбились с ног и ты уже думал, что больше меня не увидишь. Тебе кто-то сказал, что я нашёл способ экранировать датчик и сумел куда-то сбежать, но потом, когда появились данные по баллону из парка, ты решил, меня украли. Верно?

Я почти дословно помнил наш с ним разговор в его ФИАТе тем вечером. Но Богданова взять голыми руками было трудно. Он, как видно, быстро сориентировался о вторичности беседы. Сказал:

– Вижу, лишних слов не нужно. Где встретимся?

– Думаю, ты и сам знаешь. Через полчаса выхожу из подъезда…

Когда вышел, Богданов запарковался у подъезда. Моргнул фарами и помахал рукой. Я устроился в привычно мягком кресле, сразу пристегнулся.

– Мы должны заглянуть в одно место… Ты, верно, уже знаешь, где? – я кивнул. – Тогда, вперёд! А по дороге ты расскажешь, что с тобой происходило эти восемьдесят часов…

Рассказывать, или не рассказывать, решил не спешить. Богданов сам должен был прояснить некоторые вопросы. Дело не только в том баллончике, стоило выяснить как у них осуществляется контроль за моей безопасностью. Та жёлтая футболка не давала мне покоя. Но подумав, решил что спасение утопающих – дело рук самих утопающих! И Богданов вряд ли чем сможет помочь.

Но Богданову нужно ответить. Про вчерашнее своё «преступление» с демонстрацией транстайминга лучше не вспоминать. И про перстень, пожалуй, тоже. Придумал простое:

– Я пытался поймать напавшего, гоняясь за ним во времени… Ведь он из будущего?.. – в этой реальности Богданов про дату на баллоне мне не говорил.

– Из сороковых! – подтвердил полковник. – Это по дате на баллоне. Кстати, баллон вчера исчез, если ты не знаешь!

– Как? – удивился я.

– Он вчера днём лежал в вакуумной камере, а, когда сегодня хотели его достать, там было пусто. И вакуум не нарушен, и вакуум-насосы не запускались. Я начал расследование и ты мне должен помочь!

– Ладно, поехали!

– А мы туда и едем! Часов пять ещё… Можешь пока откинуться, поспать. – осчастливил Богданов.

Так что я, оказывается, не знал то место, куда меня повёз полковник, ведь то, что я знал, за шесть часов можно легко достичь пешком. Прикрыл глаза и действительно быстро уснул. То ли день вчера выдался нелёгкий, то ли ночь была беспокойной…

– Валера! Мы приехали. Просыпайся! – послышался знакомый голос.

Автомобиль неподвижно стоял в закрытом боксе и прожектор через боковое стекло слепил глаза. Дверь с моей стороны открыл Богданов. При попытке встать, резко натянулся не отстёгнутый ремень безопасности. Пока пытался отстегнуться, прошло не меньше минуты. Богданов спокойно отошёл к выходу и ждал у двери.

Потом передо мной была трудная лестница куда-то вверх. Дрожали ноги и меня качало из стороны в сторону. Полковнику даже пришлось меня поддерживать чтобы не упал.

– Что с тобой? – спросил он участливо.

– Не зна… – воздуха в лёгких не хватило, не удалось даже сказать до конца.

Со мной творилось что-то ненормальное. Я оплывал… как оплывает перегретая свечка. Сознание было каким-то поверхностным. Но я помнил… я помнил, что должен помнить… Только, о чём? Как же это называется?.. Какое-то такое слово… Ана… нет! Ама… ама-мне-зия. Где-то так! Со словами у меня и раньше какие-то проблемы были. Не помню какие…

***

Кто-то потрепал меня за лицо. И я открыл оказавшиеся закрытыми глаза. Рядом находился незнакомый человек в очках, со звёздочкой на погоне. Я должен был знать, что означает звёздочка, но не помнил…

– Он весь ваш! – сказал человек в очках и пропал из поля зрения.

– Вы уверены, что подействует? – спросил другой.

– Пфф.. – фыркнул неизвестно откуда очкарик. – Сами проверьте!

Это был, конечно, сон, и я был недоволен таким грубым сюжетом, но всё-таки желал продолжения.

***

– Валерка! Да очнись ты… Хватит спать!

Дерзкий шлепок по щеке был чужим настолько, что поневоле я распахнул глаза. Не помню, чтобы Богданов так кричал когда-либо. Поморгал. Пятно лица плавало и я не мог сфокусировать изображение. Под спиной чувствовалась плоская поверхность, значит, лежу. Попытался подняться чтобы привести голову в вертикальное положение. Кое-как удалось, я сел, чуть не опрокинувшись назад. И сразу же, по инерции, попытался встать.

– Не вставай пока! – предупредил Богданов, удерживая рукой. – У тебя ещё не прошёл шок.

– Какой шок? – губы мои отказывались служить, я вынуждал их шевелиться каким-то немыслимым усилием воли.

Но Богданов понял.

– Ты на лестнице упал, наши врачи тебя едва откачали.

Повернул голову, посмотрел на полковника, понял, что не шутит. Лицо Богданова встало наконец в фокус и я смог различить, что тот взволнован и даже напуган. Боится видимо за моё здоровье. В затылке действительно саднило, будто я скатывался по лестнице и затылком пересчитал по пути все каменные ступени.

С трудом сглотнул. Головокружение постепенно стало отпускать. Я огляделся. Богданов сидел рядом, а за его спиной открытое настежь окно. А там, за окном, ветка с молодыми листочками…

Подо мной была медицинская кушетка, обтянутая кофейного цвета кожей. Мы с полковником были одни в просторной комнате, точнее, в медицинском кабинете. В углу кабинета какой-то электрический медицинский инвентарь с проводами из-за стенки, словно в рентген-кабинете. Но врачей здесь нет. Только мы с Богдановым.

Открыв рот, я снова попытался двигать губами. Пошевелил, они стали послушнее и я наконец смог спросить:

– Я… что, сознание терял?

– Ты меня чуть до инфаркта не довёл! – Богданов покачал головой. – Если бы я знал, что так случится…

– Как? – захотел поточнее выяснить я.

– Но уже вижу, ты в порядке. Так что поедем теперь обратно. Не волнуйся, я тебя доставлю, куда пожелаешь!

– Постой, Юра… а как же баллон с химией? Ты же хотел расследовать пропажу.

– Да! Но пока тебя приводили в работоспособное состояние, я сам разобрался. Эти олухи поставили баллон в другую камеру, а запись сделали в журнале этой. Только что пришёл сотрудник из вчерашней смены и мы всё выяснили. Зря тебя беспокоил.

Что-то в этом было не очень правильным. Я стал опасаться… Не приведи бог, конечно… У меня много стояло на этой карте. И всё же я стал опасаться, что Богданов мне почему-то не доверяет и лжёт.

Но пока конкретизировать не было смысла. Не хватало фактов. Всё было не очень надёжным.

Да и расследованием заниматься не было резона. Пока. Ведь ничего угрожающего и неправильного не произошло! И почти всё согласовывалось с тем, что я слышал. Но чувство разрыва реальности отказывалось меня покидать. И всё было не так, как должно.

Когда с Богдановым добрались до бокса и сели в его машину, он неожиданно спросил, и я сразу посчитал это каким-то отвлекающим манёвром. Тема была уж очень абстрактной:

– Ты, Валера, никогда не встречал такой аббревиатуры: ЯЗДВ. Случайно я где-то видел, а вспомнить не могу!

– ЯЗДВ? – спросил я. – Это что-то русское. Буквы дэ и вэ – вероятно «дальний восток», а слова на Я, мне кажется, достаточно редкие. Может нечто ядерное, или языковое, или, на худой конец, ячменное?..

– Или ещё японское и якутское… – засмеялся полковник. – Ладно, не загружай голову. Само как-нибудь вспомнится.

Снова сидел в едва покачивающемся кресле и часть дороги до Москвы пытался подобрать расшифровку ЯЗДВ. Подбирал и отвергал. И ещё успевал между делом дремать. Только когда мы проезжали какой-то город и Богданов снизил скорость почти до пешеходной, открыл глаза, посмотрел где же мы застряли. А мы проехали какую-то эстакаду, и движение почти остановилось, а под задним бампером медленно ползущего впереди автомобиля разглядел на асфальте белую надпись: «М10». Выходило, Москва – Выборг. Теперь хоть буду знать, в каком направлении меня вместе с Богдановым сегодня носило.

Потом снова дремал, позабыв про загадку с аббревиатурой, пока меня не отвлёк голос Юры:

– Город уже. Тебя куда?

– Знаешь, где живу? – вопросом ответил я.

– Догадываюсь…

– Тогда на Малый Каретный! Давненько дома не был.

Последняя фраза была из области риторики и ответа не требовала, но Богданов вялым голосом отозвался:

– Примерно, четыре дня!

Да, он знал обо мне много, даже очень много, но отнюдь не всё. И я, уже зайдя в подъезд, молча поднимался по лестнице и думал о своих, удачно скрытых от федералов, прогрессивных новых и необычных возможностях и друзьях.

Когда тихонько зашёл в квартиру, хозяин наверняка уже спал. На часах – одиннадцать тридцать, без малого полночь. Тусклое ночное освещение в прихожей позволяло просматривать только коридор до двери моей комнаты. И дверь была не открыта настежь, как обычно, а только приоткрыта. Хозяин и его заботливая родственница этого бы не допустили. Значит был кто-то посторонний. Причём, очень недавно. Если бы дверь прикрыли при Анне, то она обязательно всё восстановила бы в том виде, как я оставил. Значит что-то случилось уже после её ухода в восемь вечера. Мы с полковником в это время были ещё в дороге. О том, что в моей комнате меня пока нет, могли знать только люди Богданова.

Интересно! Может быть стоило взглянуть на то, что здесь происходило? Быть может это сам Фёдор Алексеевич, а не кто-либо чужой, по какой-то своей причине прикрыл дверь. Дверь тяжёлая, сквозняк не сдвинет. Но в отношении Богданова у меня уже появились подозрения, и это решило вопрос: быть или не быть!

Решил, что надо быть обязательно, сунул руку в карман, нащупал там перстень и вытащил его. Мой серебряный перстень. Вместе с ним лежала вчетверо сложенная бумажка. За последние дни я вспоминал уже второй раз, что это записка из будущего, которую я до сих пор не прочитал. Может быть это и было важным когда-то. Но теперь время всё изменило! Возможно, стоило эту бумагу уже выбросить за ненадобностью, мне не хотелось оставлять загадки у себя за спиной.

Но всё надо делать в порядке важности. Тот, кто был, или не был в моей комнате, занимал сейчас первое место в рейтинге задач. И я осторожно коснулся перстня, а бумажку уверенным жестом вернул в карман.

Выйти легко, как было я выходил, не удалось. Готовясь, я глубоко вдохнул, напрягся, нацелился, но ничего не произошло. Со второго и третьего раза – тоже… Я сразу вспомнил диалог, который чудился в помутневшем мозгу. Только теперь осознал, что это было наяву: «Он весь ваш», «Вы уверены, что подействует?», «Сами проверьте!».

И раз это была не галлюцинация, то тогда дело совсем плохо! Как и что они со мной делали пока я был в отключке?

Скорее всего, меня накачали каким-то препаратом! И его действие… Оно каким-то способом прервало мои возможности по переброске. Сам себе показался лишённым своего незримого оружия: преимущества выходить из любой воды сухим…

Торопливо снял куртку и повесил на крючок в прихожей. Потом по очереди засучивал рукава, пока не обнаружил того, что искал – маленькую красную точку на сгибе левого локтя.

Вот так! Значит они всё-таки сделали это. Впрыснули что-то и лишили… Вообще непонятно, зачем это Богданову и его бравой команде? И надо ли было только ради этого, везти меня за сотни километров? Впрочем, возможно весь смысл был именно в этом – увезти подальше, обработать, убедиться, что не смогу ничего исправить. И, пока я в этом странном состоянии, похозяйничать здесь…

В этом месте моего рассуждения оставалась трудноразрешимая головоломка. Зачем здесь им что-то было нужно? Был ли в этом какой-то стратегический замысел? Или это была просто такая тактическая уловка? Может быть провели обыск, поставили «жучка» и всё? Надеялся, что не поставили мину с дистанционным взрывателем. Меня-то не сильно испугаешь, я могу предвидеть такое, но это бы очень не понравилось классному старикану Фёдору Алексеевичу, хозяину квартиры.

Только вспомнил о нём, как из гостиной раздался голос хозяина:

– Валерий Евгеньевич? – он всегда обращался ко мне по имени-отчеству. И я большей частью старался отвечать тем же.

– Да, Фёдор Алексеевич, добрый вечер!

– Я слышу кто-то шуршит у порога… – пробормотал хозяин, выкатываясь на коляске из-за угла. – Что же ты стоишь? Проходи! Я уж думал, когда появишься. Да, сегодня тебя спрашивал мой знакомый, Петька, Пётр Голдобин, полковник в отставке. Не слыхал про такого? А он о тебе знает. Говорит, потеряли тебя в пограничном институте. Послали его, чтобы проведал… Да ты проходи!

Я ещё не был готов проходить в свою комнату. Мне ещё необходимо было убедиться в безопасности этой комнаты, хотя мой хозяин и снял часть вопросов. Я знал теперь кто из чужих приходил, но не выяснил, почему пришёл так поздно и что конкретно делал у меня.

– Фёдор Алексеевич, когда знакомый приходил?

– Да он вот только ушёл. Мы с ним поболтали обо всём. Немножко вспомнили молодость, вино он молдавское мне принёс. И мы его маленько продегустировали… Только ты Анне об этом не говори!

В таких условиях спрашивать почему и зачем его друг пробирался в мою комнату было неправильным, и я перевёл разговор на другую тему. Попробовал закинуть удочку про волновавшие меня проблемы со своими возможностями. Мне нужно избавиться от этого препарата, гулявшего в крови:

– Я, наверное, чем-то немножко отравился. Сегодня за обедом. – соврал я. – А в голове такой туман! Ты, Фёдор Алексеевич, не знаешь, как с этим отравлением бороться?

Я нарочно сказал: «немножко» и «сегодня за обедом», чтобы не дать повода думать о чём-то серьёзном. Правда, обеда у меня сегодня и не было! Пусть он считает, что я думаю о чём-то случайном и легкомысленном…

– Бороться? Ты себя как чувствуешь? Может врача?.. Тебя не тошнит?

Нет, пугать человека, дающего ночлег, я начал напрасно. Надо как-то по-другому.

– У тебя, Алексеевич, нет никаких рецептов от похмелья?

– О, вот оно что! – успокоился он. – Гулял, выходит, где-то. Ну, это я умею быстро править. Идём!

И он, ловко маневрируя на своей коляске, развернулся и покатил в сторону кухни. Я пошёл следом. В кухне он указал на диван.

– Садись, буду лечить!

Я покорно уселся на диванчик, на котором обычно сидели хозяйские гости. А Фёдор Алексеевич подъехал к холодильнику и достал оттуда литровую бутыль минеральной воды.

– Ну-ка, теперь помоги!

И мне выпало доставать из шкафа большой хрустальный стакан, а из аптечки на стене – упаковку шипучего аспирина.

В целом получилось неплохо. После первого же пузырящегося стакана почувствовал, как туман в голове стал проясняться. Я с достаточной проницательностью теперь мог вспомнить все детали своего странного поведения, начавшегося сразу после встречи с Богдановым сегодня утром. Да, Богданов был великолепным психологом. Так ловко орудовал мной, что и не подкопаешься!

Если бы я не был утром в состоянии лёгкой расслабленности, то сумел бы заметить, как Юрий Маркелович устроил в кабине своего ФИАТа систему вентиляции, при которой весь внутренний обдув шёл только со стороны водителя. А я сидел в каком-то воздушном мешке, в который легко и безопасно можно было впрыснуть нечто снотворное. После пяти часов такого воздействия, из меня можно было верёвки вить.

Потом, очевидно, он немного проветрил пространство кузова возле меня, чтобы я смог самостоятельно выползти из машины и подняться с ним по лестнице из гаражного бокса. А что со мной делали потом, я уже не помнил. Кроме, пожалуй, запомнившегося разговора. Это вероятно было уже после того, как мне вкололи порцию снадобья. И которое мне теперь было необходимо прогнать из организма.

После третьего стакана Алексеевич сказал:

– Давай ещё один стакан. И спать!

А я впихивать в себя больше не мог! Уровень воды стоял уже где-то возле горла.

Пока я грел в руке полный стакан, мы с дедом Фёдором побеседовали немного о политике, немного о футболе и совсем немного про его работу в спецслужбах. Когда я начинал выспрашивать про это, хозяин отделывался шуточками. И сразу переводил разговор на другие темы. Но всё-таки кое-какие сведения я получил. Последнее звание у него было никак не ниже полковника. А закончил он свою карьеру, когда я учился в пятом классе, году в две тысячи восьмом. А Анна была не дочкой и не внучкой, вообще не родственницей, просто хорошо зарекомендовавшей себя домработницей.