Читать книгу: «Конструктор времени 3. Битва двойников», страница 12

Глава 18. Отражения из прошлого

Попытка девчонок вернуться оказалась неудачной.

Они взялись за руки, свет снова померк и вокруг какое-то время мерцали сумрачные тени. Юля и Лейла, когда тени пропали, расцепили руки, вышли и снова оказались в пустой комнате. Ли очень хотелось осуществить реверс, но что-то мешало. Вероятно, это была Юля, но без неё Лейла не решалась даже на попытку. Что-то в этих обоих Юлях было особенным. Они и без всяких камней могли свободно путешествовать во времени…

«Впрочем…» – остановила поток мыслей Лиля. – «Юлька ведь не совсем без камней!». И вспомнила про скрытый на ней где-то под одеждой пирсинг. И там точно был какой-то камень! И не «какой-то», а «арбузный турмалин», как похвасталась сама Юля. Она его не показывала, но Лиля была уверена, что этот пирсинг всегда был при ней.

Так вот почему им двоим удавались эти переходы! И ведущей здесь всегда была Юля. Эта она направляла и, подспудно, контролировала движение в переходах, Лиля умела давать лишь стартовый импульс. Ранее вчерашняя Юлька с ведущим Валерой прошла на пару минут в будущее там, в подвале, Лиля же тогда испытывать судьбу не захотела. И помнила только несколько реверсов, когда в ярком голубоватом свете, сбегали они от ночных бомбил. Оттого и свои переходы каждая выбирала по-разному. Лилю всегда тянуло к яркому прошлому, а Юлю – в сумеречное будущее.

Некрасовой Сашеньки, раньше неподвижно лежавшей недалеко от двери, с последним переходом в комнате не оказалось. Только сейчас Лиля вспомнила о третьем, несчастливом, спасшемся. Она посмотрела на Юльку, разглядывающую то место на полу и ничего не сказала. У Юльки снова дрожала губа.

За окном был уже день. Новый день, утро которого они пропустили.

– И что нам теперь делать, Лиля? – Юля из ступора вышла самостоятельно. – Я дальше в твоё будущее не хочу!

– И я тоже не хочу. – ответила соседка. – Нам с тобой надо бы обратно…

***

– Вот! – Максим, наконец, спрятал свой телефон в карман. – Меня кое-кто пытался убедить, что, не зная чем человек отравился невозможно придумать противоядие. Но всё же нашлись умные люди, и выдали мне такой список: пиво, активированный уголь, морская капуста, свекла и зелёный виноград. И ещё какое-то лабильное питьё…

– Быть может, обильное? – быстро сообразил я.

– Н-да! Это, пожалуй, лучше звучит! – согласился Макс.

– А это всё как, употреблять вместе или по очереди?

– Нет, надо выбирать. – нелогично ответил тот.

То есть, надо выбирать, под какие отравления что годится? Занятная универсальность!

Квартира Максима, на этаж выше сестры полковника, была чистой только на отдельных островках. Хозяин сам следить у себя за порядком не любил. И надеялся только на помощь друзей или подруг.

Самый минимум из мебели имели две просторные комнаты: один стол, один стул и одно кресло, всё в большой комнате. Спал хозяин, как видно, на полу в другой, поменьше, где в центре был расстелен ровный, просторный и толстый лист поролона, пожалуй двуспального размера, прикрытый сверху каким-то пледом, с лежащей почти на полу круглой подушкой. Угловой край поролонового тюфяка закрывал белый ноутбук, выступавший из-под пледа.

Другие помещения больше напоминали жильё. Небольшая кухня казалась главной в квартире, она была просто заставлена всякими устройствами: плитой и холодильником, стиральной машиной и машиной для посудной мойки, а также раковиной с криво висящей пустой сушилкой для посуды. На подоконнике стояли микроволновка и грильница, и там же был устроен склад, для временного хранения давно не мытой посуды.

Время было уже рабочее и когда я спросил у Максима, почему он сегодня никуда не торопится, тот очень удивился: «Так сегодня же воскресенье!»

А я совсем о днях недели забыл. Для меня последнее время был один сплошной выходной, больше похожий на нескончаемо тяжёлый рабочий день. Были просто ночи между днями и утомительные путешествия во времени в любой части суток…

***

Поняв, что временного резерва совсем нет, Богданов, выезжая из города, свернул к Пушкинскому аэропорту в Шереметьево. Ещё в дороге заказал билет и успел к стойке перед самым концом регистрации на утренний рейс.

Этот Евграфов постоянно создавал какие-то трудности, он без этого просто не мог. Да и руководство Богданову не очень помогало. Зачем нужен был этот Сашко? Он переключил на себя все функции Богданова и занялся беспощадным потрошением, созданной с таким трудом, его команды. Сашко везде надо было сунуть свой нос. Отстранил от серьёзной работы двоих классных офицеров, которые отказались признавать надуманность проблемы времени, ещё беспочвенно прошёлся по карьерной лестнице Вяземского, уличив его в каких-то махинациях. И Иннокентий Семёнович вынужден был приехать для разборок в Управление. Теперь Сашко, расправившись с командой, всячески старался досаждать самому Богданову, выслуживаясь по Евграфову.

Да и Валера попал сейчас в неприятное положение, Богданов ничем помочь не мог. Остроту такому положению добавляло случившееся в общежитии на Вернадского вчера днём и сегодня ночью. Ночью особенно! Потому, что пока сам Богданов на минуту отвлёкся, отвечая на звонок Валеры, девушки, безнадзорно оставленные в комнате, неожиданно исчезли. Труп их подруги остался лежать на полу, пришлось санитарам разрешить её вынос. Богданов сразу предположил, что это исчезновение студенток связано с чем-то новым и неизвестным ему. Исчезать и возникать вновь мог только сам Евграфов. И то, что говорила Камолова, можно было бы игнорировать, но теперь всё изменилось: либо две, либо все три девушки могли делать это легко и синхронно. Он сам, как, впрочем, ранее Валера, считал это принципиально невыполнимым.

Богданов всю серьёзность положения вещей осознал только в воздухе, когда расслабленно закрыв глаза, подумал о Валере. Ведь тот мог любое событие переиграть в удобном для себя виде. Один раз, по его словам, он переиграл собственную смерть. И Богданов этому верил.

Но свою любовь, Анжелику Егорову, он почему-то так и не спас. Эта мысль, как одна из многих, пришла, когда полковник собирался вздремнуть, пристегнувшись в кресле лайнера набирающего высоту эшелона. И от остроты осознанного, он даже нервно вздрогнул и снова открыл глаза.

Почему? Почему Евграфов не исправил такое страшное положение? Ведь он мог это сделать! Что с этой Егоровой было не так, отчего Валера её не стал спасать?

К этому у Богданова нашлось несколько гипотез. И одна из них, что эта Анжелика была клоном той, его настоящей подруги, живущей на Красной Пресне. Она, как и после трагедии две другие, появилась здесь неизвестно откуда и Евграфов знал об этом всё. И поэтому не бросился спасать. Но это было только ненадёжное предположение, одно из многих.

Второй вариант подкинул мысль, что Валера ещё может всё изменить, но по какой-либо причине решил переждать и не менять ничего, разглядывая всё со стороны. На Валерку это не похоже. Он был совсем другим, готовым без оглядки бросаться в бой за любого, кому мог помочь.

Следующая, третья версия, была такой же плохой и почти безнадёжной: сама федеральная служба с расшифровкой надписи в подвале провела в интересах грядущих злоумышленников простую, но очень уж сложную медицинскую операцию, лишившую Евграфова возможности переходов. И именно поэтому он сейчас не может ничего изменить.

Эта версия менее всего согласовывалась с тем, что знал Богданов. Но, как ни странно, согласовывалась со всеми нюансами и отбрасывать её Богданов тоже не стал.

В аэропорту до самого предупреждения стюардов об отключении смартфонов, Богданов ожидал сообщения о появлении парня в сети. Тот исчез напрочь, ушёл из дома сестры и отключил связь. Где он теперь находился оставалось тайной. И как его можно было в этих условиях найти, Богданов только мог гадать. Но надежда есть всегда, рано или поздно Валерий Евгеньевич телефон разблокирует и тогда его найти будет вполне возможно даже без подключения питерских оперативников. На это у Богданова оставался свой человек в Москве.

***

Это единственный документ, попавший в этот рассказ только из-за того, что верхнее начальство отнеслось к нему серьёзно. Отрывок из докладной записки руководству:

«…Опять этот их бывший начальник левачит, пытается что-то делать помимо своих прямых обязанностей. И каждый раз приходится ему указывать, что он со своей безумной идеей о полётах во времени, стопорит всю правильную работу коллектива. Полковник ФСБ Богданов довёл коллектив до полного распада, и мне теперь приходится заново выстраивать работу по всем параметрам. Коллектив о требованиях дисциплины, похоже, мало что слышал. На каждом шагу заметно их скрытное противодействие. И они, как и их бывший начальник, во всём стараются делать всё по-своему, даже вопреки ясному приказу. Если такое и дальше будет продолжаться, я буду вынужден вводить жёсткую дисциплину, а кое-кого вообще уберу из этого, в целом правильного, коллектива.

Вверенного им объекта 354Е они, по их заявлениям, вчера потеряли. Как я считаю, они, вероятно чтобы скрыть этого гражданина, нашли какого-то бомжа похожего на вышеназванного объекта, переодели в такую же одежду, с точно таким же датчиком, как на оригинале, и подкинули его в общежитие под общие пляски со стрельбой, которые тоже инспирировал этот полковник. Кто сможет определить тот это человек или не тот? А тот сейчас точно находится в Великом Новгороде, под нашим неусыпным контролем, и никуда пропасть не может.

Сегодня утром верный человек, майор Шахов доложил, что этой ночью полковник Богданов явился на место вчерашнего происшествия и, оттеснив полицию от дел, являющихся их прерогативой, вскоре пропал сам и каким-то хитрым способом сумел незаметно увести двух важных свидетелей.

И это последняя капля. Терпеть его выходки и присутствие рядом в дальнейшем я не намерен. Прошу снять его с должности руководителя и отправить для решения более простых, доступных ему задач.

25.05.2020

Полковник УСБ ФСБ М.Д. Сашко»

***

Максим отнёсся к рецептам со всей серьёзностью, и для начала стал меня обильно поить…

Кстати, об обильном питье. Тёплой дистиллированной воды, нашедшейся в хозяйстве Максима под окном кухни, было около литра. Но крови она мне попортила больше ведра. Худшей гадости пробовать не приходилось, меня стало тошнить с первого глотка. Насилуя себя, проглатывал жидкость и потихоньку пробовал осуществить переход. Когда не получалось, и я снова пил, и снова пробовал.

Это была бесконечная пытка. Наконец, когда воды в бутылке остался целый стакан, не выдержав, я попросил Максима дать воды. Простой невской воды из-под крана. Может быть вода без солей и очищает лучше, но пить её противно. А, значит, использовать как антидот, дистиллированную воду нельзя.

Вода из крана тоже была не особенно вкусной, а за последовавший час я выпил её больше дистиллированной. Но и это не принесло никакого облегчения, и больше пить я уже не мог!

Максим сказал, что у него в холодильнике на кухне есть пиво. Но, как видно, по выражению моего лица сразу понял, что этот великолепный вариант со мной не прокатывал. Предложение снял и пиво выпил сам. Остальных ингредиентов для лечения у него не было вообще.

Я сидел в кресле и тоскливо смотрел на стакан с водой в руке. Надо было спасать мою Лику, но меня от воды уже мутило. И переходные функции оставались нереализуемыми.

Выход в таком виде в город вызвал бы осложнения. Основными из которых было опять же отсутствие тёплой куртки, невозвращённые возможности перехода и отсутствие сколь-нибудь значительных средств на банковской карте. Я был готов на всё, но впереди ждали часы скитаний по чужому городу без надежды как-то исправить такое положение.

И тут вспомнил о дальнем от меня старом друге Профессоре. Как же я мог о нём забыть? Неужели он откажется помочь?

Извлёк из кармана старый смартфон, включил и закинул запрос Калашникову. Димка откликнулся достаточно быстро и в своей манере, не здороваясь с собеседником:

– Тебя все тут потеряли, горе-пропажа!..

– Дима, очень нужна от тебя материальная помощь! Чтобы вернуться в Москву, у меня ни копейки! А там Анжелика… – сказать, что её больше нет, не смог. И через секунду продолжил: – Ей срочно нужно помочь, а я в Питере… Пожалуйста, закинь на мою карту несколько рублей. Буду очень признателен, если сделаешь это в течение получаса! Прости, Димка, заряд на телефоне уже мигает, сейчас отключится…

И я решительно оборвал разговор. Нельзя долго оставаться в сотовой сети, люди Богданова могли засечь разговор и понять где нахожусь. Этому научила специалист, неделю занимавшаяся со мной в московском погранинституте.

Мой звонок длился только 23 секунды. Мой смартфон заряжался неделю назад и его аккумулятор уже готов был посыпаться от почти полного разряда.

– Максим, разреши я у тебя свой телефон заряжу! – вынужденно попросил я. Очень не хотелось оставаться в такой сложной обстановке без возможностей связи.

– Заряжай, но через тридцать пять минут от Московского вокзала в столицу отходит «Сапсан». Ты только-только успеешь!

– Видимо, придётся перенести. Денег нет и сумма перевода придёт нескоро.

– Сумма? Давай я дам! Сколько нужно?

– Я не знаю! Сколько за плацкарт до Москвы?

– Фу! – успокоено вздохнул Максим. – Пяти рублей за глаза хватит туда и обратно. Ты, Валера, только оставь мне за них свой номер телефона…

И он с готовностью достал из кармана бумажку в пять тысяч. Такая цена обмена мне нравилась, и я на найденном на полу обрывке бумаги карандашом быстро записал номер симки и имя. Сунул бумагу Максу в руку, купюру и смарт в карман, и, махнув на прощанье рукой, выбежал из квартиры, чтобы устремиться к Московскому вокзалу, надеясь успеть.

Опять лестница вокруг несуществующего лифта, я делаю круг, пробегаю мимо квартиры сестры полковника. И тут в кармане вибрирует оставленный не выключенным смартфон. Думая о Богданове, достаю из кармана. Мне с ним говорить не о чем. Но это оказался не он. Отвечаю:

– Слушаю!

– Это Максим! Я не успел тебе, Валера, сказать, что мой предок по профессии врач. Мы с ним вместе восхищались вашим блогом. Поверь, он хороший человек и возьмётся тебе помочь безо всяких условий…

– Макс, мне лечиться некогда… – я продолжал бежать по ступеням.

– У него есть знакомые в авиации. – перебил Максим. – Ты потом до Москвы за час с копейками долетишь. Это в три раза быстрее, чем «Сапсан», только чуть дороже. Соглашайся, он на своей машине потом тебя в Пулково довезёт…

Действительно, это быстрее. Время теперь играло существенную роль, и я согласился.

***

Мягкая посадка в Пулково, снова можно включить связь. Богданов тут же получил сообщение, что абонент в сети. И, прежде чем звонить абоненту, Юрий Маркелович соединился со своим источником в Управлении, желая прежде всего установить координаты ставшего скрытным Евграфова.

– Сейчас абонент движется по Загородному проспекту от Технологического института… – сообщил источник. – Быстро движется. Скорей всего, на транспорте, но это не метро. О, вот он сворачивает на Гороховую…

***

Троллейбус движется быстро, пользуясь воскресным днём, когда автомобилей на улицах не так много. Сразу за поворотом на тесную улочку Максим сказал:

– Здесь выходим!

Его «предок», живущий в старом, ещё петровских времён, доме, в весьма престарелой квартире, оказался не по годам крепким мужчиной с приятным голосом и седой, коротко стриженной, шевелюрой. И на врача совсем не походил. Врачи, в моём представлении, были подозрительными типами, выискивающими всяческие болячки. Хоть жалоб не было, они всегда приставали с неизменно обидным вопросом: «На что жалуемся?», с привычкой критиковать всё, что в жизни обычного человека считается нормальным. Я был согласен, что стараться держать себя в руках должен каждый, но назойливое повторение этого при каждом удобном и неудобном случае, бесило!

Глеб Константинович с первого взгляда показался тихим и неразговорчивым человеком. В ответ на моё негромкое «Здравствуйте!» он просто кивнул. Но когда Максим сказал: «Батя, ну ты что? Это же тот человек из «Уэллс плачет»!», он посмотрел на меня внимательными глазами и сказал:

– Да, действительно, похож. Только тот был с чёрными часами на руке и малость поосанистей…

Я покачал головой. Прошло два с небольшим года, как началась эта история со временем. Я тогда был моложе и ленивее… А эти два года из меня жирок вытопили и основательно убавили степенности.

– И тот был бритый! – закончил свою реплику Глеб Константинович, глядя на заросший щетиной подбородок.

– Да, я изменился! – сказал я. – Приходится много крутиться и не всегда есть возможность за собой следить. Но всё-таки это я! Валерий! – и я протянул ему руку.

Тот вздохнул, как бы говоря, что приходится участвовать в этих детских играх с дурацкими приветственными жестами, и лениво протянул руку в ответ. А его сын тут же стал излагать мои проблемы:

– Отец, Валерий отравился и ему нужна помощь…

– Мне бы в Москву попасть. – я решился прервать долгие рассказы. Потому, что проблема с отравлением как бы отошла на второй план, спрятавшись за визитом в Москву. Важнее всего вернуться к Лике, всё узнать и тогда уже, восстановив переход, пытаться спасти.

– Погодите, мальчики! – остановил нас Глеб Константинович. – По отравлению я могу лишь дать совет, а в Москву отвезти, простите, не смогу!

– Но у тебя же знакомые есть в авиации! – напомнил Максим.

– Есть. – согласился отец. – Но всё-таки я покупаю билет и лечу только тогда, когда есть рейс. Нельзя пользоваться своими возможностями направо и налево!

– А если от этого зависит жизнь? – нежданно я включился в диалог.

– Жизнь много от чего зависит… – повернулся ко мне старший. – У вас, молодых, жизнь зависит от всяких мелочей, которые вы считаете бесценными. Но это всё не так…

– Мою девушку убили! – не выдержал поучений я. – И я один могу её спасти и вернуть всё на круги своя. И для этого мне необходимо восстановиться и вернуться в прошлое…

Только тут я осознал, что опять наговорил лишнего. Это вышло как-то невольно. Они теперь меня будут считать лжецом. Ведь доказать им такое своё заявление я уже не мог.

Максим и его отец Глеб Константинович точно смотрели на меня, как на сумасшедшего. Верить таким заявлениям могут лишь мягкотелые амёбы. Максим присвистнул и покачал головой.

– Извините… – я просил прощения за то, что сказал.

– Не, – начал Максим. – ты чота не то…

Он меня уже предупреждал, что отец у него очень недоверчивый и выдавать ему всю свою правду не стоит. Но Глеб Константинович его перебил:

– Одну минуту, сын! – и тут же спросил у меня. – То устройство на руке – это действительно рабочая машина времени?

Я кивнул. Дальше озвучивать не принимаемую истину было глупо, а врать уж тем более подло.

– И вы действительно ходите в прошлое?

Это был уже серьёзный вопрос. И я снова кивнул и посмотрел старшему в глаза.

– И вы там всё можете изменить?.. И даже убить себя?..

– Вы зря так, я не сумасшедший! Себя проще убить в настоящем времени, для этого не надо никуда ходить. У меня такого никогда и в мыслях не было. Я свою жизнь люблю. Это другие хотят меня её лишить.

Максим опять свистнул, но уже не так уверенно, а его отец сказал:

– Мне самому странно, что я вам верю… Чем, Валерий, могу помочь?

Я усмехнулся потому, что сам теперь не знал, чем он теперь может помочь. И честно сказал:

– Я не знаю! Вероятно вы ничем помочь не сможете. Это не в силах обычных людей. А я боюсь, что теперь тоже стал обычным.

– Максим сказал, вы отравились. – продолжал Глеб Константинович. – Когда и чем?

– Не знаю…

– Тогда откуда знаете, что отравились?

Я уже столько всего наговорил, что дальше что-то скрывать было глупо:

– Я не могу путешествовать во времени. Раньше мог, а сейчас не могу. Безо всяких машин. Меня вчера утром мой… – я по старой привычке хотел сказать «друг». – …знакомый, полковник ФСБ, отвёз куда-то и мне там стало плохо. Мне было плохо ещё у него в машине, я оттуда еле вылез. Потом ничего не помню… Были разные видения. А, когда я очнулся, он, полковник, отвёз меня сюда, к своей сестре. А утром я ему звонил и он сказал, что Анжелику…

Я закрыл рот. Меня снова, в который раз, прошибло потом от этой каменно-неотёсанной фразы: «Анжелику убили». Я поморщился и снова почувствовал смыкающийся капкан, из которого теперь мне невозможно выпутаться.

– Принеси воды! – сказал Максиму отец.

– Он больше не будет. – сказал Максим, помнивший выражение моего лица, когда я пил воду у него в комнате. И я с Максимом был полностью согласен.

– А ты всё равно принеси! – приказал ему отец.