Читать книгу: «Ражая. Волей богов», страница 2

– Глаза то не растеряй! Не до свадеб нам! – хохотнула над ним Алира заставив барона зардеть ушами.

Ну та то ясно дело про себя мнила дескать соперниц в красе ей здесь не сыщется! Ведь единая ручища ражей, не меньше чем на голову рыжую выше местных, набухшая от мощи, была равно бедру любой местной недокормке сухопарой, а уж шириной косых покатых плеч дочь клана и вовсе превозмогала непомерно, хоть двоих ставь если не притягивать в довесок половину третьей!

– Боги могучие кого я вижу! – аккурат на первой ступени лестницы к чертогу, со своим семейством их поджидал вождь Елистр, знакомый еще по Аннисбургу.

Средних лет воин русой масти волос, проплетённых гребнем через голову выбритых висков и длинных усов моржовых взамест бороды! На ровне войнам он был обнажён по пояс, дюже дорогой пояс, усыпанный поверх блях золотых каменьями как на раз заприметила ражая, даже топоров чёрной стали оголовков тронул узор серебра! Слева от вождя стояли домочадцы молодая женщина высоких скул светлых волос с пронзительными голубыми глазами в синем платье плетёного пояса, и двое равных ликом сыновей близнецов годов десяти в меховых шапках и рубахах родового узора по воротам. С четою, правящей не иначе бдя за далёкими родичами чуть дыбя холки лежали в ногах два лесных кота пятнистой масти, свирепых харь, ушей кисточек. И не смотри что малы враз рассвежуют во все концы!

Широко раскинув руки в клёпанных дублённых наручах Елистр, крепко обхватил Скавела а после Алиру лобызнув в обе щеки. Погладил и бусинку по головёнке. – Ну други! Смочим бороды добрым мёдом да расскажите про невидаль адову! – указал он на лестницу зазывая в чертог.

– Я вот у волчьего клана волков видела, у рысей тоже есть котята, а почему в вашем клане не живет медведей? – оглядывая кабы не поцапались с кошками её щеночки, да какие там щеночки уже чуть перемахали холками хозяйку два кобеля длинной шерсти, спросила негаданно бусинка у Скавела а тот натянуто-фальшиво улыбнувшись ответил, дескать сильно волен бурый и потому не живет с людьми!

Как кинжалом в сердце вонзился вопросик меченой скверной девочки растеребив в кровь старую рану! На раз вспомнился любящий преданный взор карих звериных очей Сестренки, огромной медведицы, что в юную пору нашлась у растерзанной волками матери. Дрогнули руки у кланников поднять сталь на одной с ними крови кудлатое дитя в голос звериный ревущее утратой, взяли к себе в поселение в надежде выходить. И выходили, росла как на дрожжах покуда не вымахала в бурую громаду – красавицу доброго к своим сердца и лютой ненависти необузданной к врагу! На неё не боясь оставляли детей, да брали с собой в походы! А Скавел младший сын вождя, что с ней почти всегда был, не таясь сестрой называл так вот и дружили как родичи человек и зверь! Скорбь пришла позже, когда клан медведя затеял тяжбу с лося племенем на порубежье вотчин. Не первая это была сеча Скавела, уже крепла о нем слава воя справного, на голову в ратном мастерстве многих кланников превосходящего, избравшего орудием когти ровняясь на медведицу. Много порвала его сестра недругов плечом к плечу с вождя сыном, да пала, на копья подняли невзирая на клёпанную броню под медведицу выкроенную. И тем мигом Скавел и обрёл свое грозное прозвище Медвежий рев, застила глаза кровавая пелена бешенства берсерка, не помнил, как зверем рвал убийц родного существа! Но как потом сказывали рвал по страшному по-звериному! А после оставил клан уйдя скитаться, боясь своим навредить, ведь часто стал в нем берсерк неистовый проклёвываться. Все уж думали пал, где на чужбине, но воротился спустя двадцать зим, заново собрав осколками душу, выковав нерушимый стержень воли, мудрости в странствиях по иным кланам да за чертой клыков рока понабравшись. Вернувшись, порубил брата старшего, совсем властью развратившегося плюющего на щуров заветы и сел на высокое кресло вождя, на радость, как вышло всего клана правя честь по чести! Но скорбь от утраты и по сей день тлела в Скавеле, иной раз тенью ложась на волевое лицо и омертвляя взор.

«Крови родства не оспорить!» Но как бают скальды и ведуны от долгих зим мудрости набравшись. «Нет крепче уз нежели родство душ! Все в этом мире волей богов сплетено незримыми обычному оку тропами духов, неразрывными узами! А душа есть у всякого стоит только заглянуть в очи, не важно человек-ли али зверь! Ты погляди повнимательней и найдёшь там и радость, и горе и любовь со скорбью! Бездушен лиш тот, кто не признаёт окромя своего, чужого права на жизнь!»

– За помощь клану лесного кота мы вас златом не обидим! – во всеуслышанье объявил вождь Елистр, поднимая кручёный витой рог, щедро бросающий сторонами пену! Указывая им на гостей по правую от него руку за красным столом аккурат в голове очага супротив входа, на почетной скамье подле кресла вождя! Первой была Алира следом Скавел что, скинув брони да оружье сидели нынче в рубахах просторных светлых, следом Бусинка и Руд в дублете иноземном черной тиснёной кожи,

И снова огромный на простор зал на дальнем супротив входа конце огородивший перерубами хозяйские клети, ярящегося пламенем длинного очага сложенного ладно камнем, играющегося отсветами пляски огненной по стенам в глухую завешенным шкурами и щитами, вместивший немало люда за ломящимися яствами столами, раскинутыми меж чудной рези столбов двумя рядами вдоль того же очага, попирающими чернеющий копотью свод, грянул ревом радости, славя на все лады гостей уже не первым таким тостом, от коих те из котов кто послабее желудком был уже пошли в пляс. Не два, не три, а целых шесть бочек крепкого меда и вдвое больше пива выставили коты на потеху в коей явно знали толк! Вон как ногами дрыгали в полуприседе крутясь вокруг дивчин пригожих, под пение рожков да ритм дикий барабанов, сменяющийся то и дело громкой песней раздольной!

– Да пусто… – хотел было молвить Скавел от широкой души и крепкого благородства отказавшись от награды. Вот только каблук мехового сапога Алиры сидящей подле, как оказалось вышел крепче и шире, так приложив под столом пальцы Медвежьего рёва что он всерьёз помыслил не стала ли нога на лапку тюленя схожа! А уж взор, испепеляющий зеленых глаз ражей сулящий разом все какие есть горести в этом мире, и вовсе чуть не высушил язык!

Боязно так пошевелив пальцами, спроверив целы ли? Вождь медвежий обернулся почувствовав, как его за рубаху дергает бусинка.

– Чего кроха? – кряжистому Скавелу пришлось даже склониться в сторону чудного ребенка, восседающего разом на трёх подушках дабы руки были не ниже столешницы.

– Не ищи смерти! – пиликнула огромными глазами бусинка, жутко выпучив их подтверждением слов. – Никогда не вставай напротив горной осыпи, голодного звери и Алиры учуявшей звон монет! – грозно поведала кроха коей бывалым видом кивнул Руд вот уже в несчётный раз уважительно отклонявший предложение поплясать местной настырной от хмеля красавицы.

– Неужто такая беда? – поднял бровь Скавел недоверием. И обмер на нутро, читая по глазам спутников смертный приговор. Уж кому как не им было знать поперёк себя шире взбалмошную мечницу, не упускавшей не единой оказии набить свою мошну!

– Так что привело вас к нам? В жизнь не поверю, что от Аннисбурга гнали эту выхухоль крылатую! – меж тем подался к Алире Елистр. – Ну как нашла отца? – тихим шёпотом осведомился он и вперед того, как разомкнулись её уста, узнал ответ по омертвевшим скорбью глазам.

– Нашла вождь и уже как две семьдницы Хорш от погребального костра миновал хладную реку тёмную да переступил порог предвечной кузни!

Древних богов вера не прельщала роскошью или бытием счастливым загробным! Горцы крепко верили, что любой почивший, перейдя на свой страх в брод мертвую черную реку, инистых берегов одних костей, в коей обитали неспокойные духи, тянущие на дно любого клятвопреступника, чьей хозяйкой была Мелитра сестра Сидраса, каждому представавшая в разном обличье то девой нет прекрасней, то старухой в ветхом саване, истлевшей ужасно с личины. Спуститься подгорными тропами к освященному потоками лавы гону в земли корнях, предвечной кузне. А уж великан последний отложив единого кристалла молот нахмурит чело над слепыми глазами, трогая узор что вышел на клинке души гостя! И коли творцу придётся по нраву разводы от славных дел и чести при жизни достойной! Кинет его в горн дабы душа переродилась в новом теле! Но может и в угол бросить на беду идти ржой за непотребства черные, обрекая на вечные муки скитаться навьей по оставленному миру живых!

Алира истово верила, что уже где-то в вольных землях радует гуканьем какую мать крепкий мальчонка серых глаз, стальных! Иначе и быть не могло!

– А эта демонюка, что его прибрала, ныне по нашим вольным землям колобродит? – страхом истовым дышал вопрос вождя. Помнил он что увидал на узких улочках Аннисбурга! До последнего дня не забудет, как полчища чумной нежити отвратной с гнилых харь, сиречь драугров, да прочих страховидов безымянных ломились на стену щитов горцев! Адовым замыслом весь град мором пал и поднялся, отринув смерти удел! Не приведи боги такой хвори посреди клыков рока грянуть!

– Да. – свело лютой ненавистью лицо широкое ражей. – Ништар греха владычица что-то ищет здесь на дальнем севере, истово ищет! Вот мы и пытаемся расплести тьмы клубок её замыслов, попутно слуг из преисподни вызванных, сталью черной венчая!

– Ну коли какая помощь потребна, мой клан подсобит! А нужно будет и хирд соберём! – коснулся обережного камня под рубахой Елистр, добавляя весу своим словам в глазах богов.

– Пошли говорю покуда не поколотила! – голос красавицы рыси правнучки, светлых волос, расчёсанных на две косы, еще добравшей решительности мёдом, кулаком грохнувшей о стол, привлек внимание Алиры и вождя на ровне смеху Скавела хлопнувшего обескураженного барона по плечу! Руд же в свою очередь глянул мольбой на Алиру, но кряжистая мечница только пожала здоровенными плечами! Уж шибко у девы, тянущей в пляску барона, был лихой блеск в очах, а уж шрам на левой щеке под голубым глазом, да и стать под платьем воинская осанистая не заставляла усомниться: «И впрямь поколотит!»

Поначалу нескладно неуверенно влился в толчею прочих плясунов Руд, а после нескольких рогов разошёлся закрутился, отмокая душой сим продыхом.

– Та адова тварь, что чуть вам крыши не по сносила. – вновь вернулась к важному разговору дочь клана, намеренно реже прикладываясь к кубку. – Летела как мы поняли к курганам Изгиррульва!

– Чего ей там понадобилось? – вздрогнул Елистр, померк пред его взором пылающий очагом зал чертога, раздаваемый музыкой и песней лихой, поддававшей прыти плясунам. Сменился картиной как с погребального священного для горцев плато, темной ночной порой беззвёздной, укрывшей непроглядным саваном окоёму в окружении пиков Клыков рока, от преисподних владык навета выберутся из своих древних курганов драугры в броне ветхой от ржи, порабощённые мраком короли древних времён, и поведёт их черная длань, последний правитель Изгиррульв, горя жаждой крови глазницами из-под рогатого шелома короны!

– Вот мы и хотим вызнать! – вместо Алиры ответил Медвежий рёв.

Подозвав какого ближника жестом руки Елистр, шепнул чего вою на ухо и тот покинул зал чертога. – Послал за богов вещуном, только по завету и дозволению богов можно посетить курганы те темные! – коснулся невзначай он камня обережного, не зря видать про то место дурная молва идет, ведь кому как не рысям на пороге усыпальниц живущим было про то ведомо.

Ражая в ожидании жреца или вёльвы, невместно кто с богами у рысей бает, приложилась к своему кубку воздавая должное местным медоварам. Скавел что-то о торговле на летнюю пору меж кланов начал втолковывать Елистру. Бусинка все кидала с тарелки мясо, идущее паром, своим «щенятам», на взор дочери клана все самое лучшее взявших от матери, храброй собаки что, положив жизнь, вцепилась в ногу вертлявому как змея главарю убивцев, выиграв время Алире посреди узкого проулка Аннисбурга.

Зал, полнившийся гонящими тени отсветами ярящегося очага, заставляющего забыть про суровую зиму снаружи, продолжал греметь музыкой, чарующей в своей первобытной манере, тонких рожков и глухих барабанов сплетения, кому и вовсе сослужившей колыбельной, несколько особо выдающихся гуляк ужо тюкнулись моськами в мисоньки, но ничего то не беда, часок и сызнова продолжат бражничать! Все также, но уже боле не скованно выплясывал Руд, не расцепляя рук с настырной девой!

Вот только Алире в корне не понравился взор одного из местных, случайно выхваченный из толпы радостного люда, много крепче прочих война наголо бритой головы и козьей бородки длинной косички! Не хорошо смотрел лесной кот на барона ой нехорошо, играя жвалами на посеченном лице, то и дело ложа руки на оголовки топоров, тяжеливших пояс.

«Кабы до беды не дошло!» – сжала пудовые кулаки ражая, хоть и сама не устававшая раздувать щеки своим воинским мастерством да гонором вперёд её из материнкой утробы проклюнувшимся, но помнящая, чутко бдящая черту дозволенного вежеством от предков заведённым, супротив таких сорвиголов все пытающихся себя показать от непомерной гордости и пустой как чаще выходило спеси! И под медом дурманящим, позабывшим про главное вежество от мудрости щуров и богов пришедшее, нерушимое: «Гостя не смей чем обидеть!»

Вождь на то он и вождь дабы за всем бдеть, везде поспевать! Остёр глаз оказался у Елистра что, приметив наравне ражей как целенаправленно двинул его человек к гостю!

– Ульд! Ко мне подойди! – ни следа не осталось от приветливого доброго хозяина. Рядом с Алирой и Скавелом сидел суровый предводитель клана чей лоб пошёл складками, а очи морозили прищуром.

– Горе от богов пришедшее! Сколь раз хотел вразумить обухом меж бровей да думал охолониться дурная кровь! – услыхала его ворчливый шёпот Алира, еще на раз оглядев по всему местного смутьяна, куда уж без него. Шаг его был плавен и тверд, обнажённое тело, располосованное воинскими метинами – шрамами в пляске очага лоснилось мышцами, а взор смотрел на вождя вызовом!

– Думно мне ты уже своего выпил! Иди на покой Ульд! – без прелюдий бросил Елистр.

– Это ещё отчего вождь? – отозвался кривой улыбкой почитай оскалом наречённый Ульдом.

– Да от того, что дурные мысли чаще ползут в дурные головы! – поднялся с кресла уперев руки о стол вождь, рядом возникли будто из неоткуда его ближники-Хольды лучшие среди первых рубаки в клане. Отличные даже тем, что руки были супротив кожи дублённой укрыты сталью наручей до локтя, а топоры посеребрены на оголовки! Хольды любого вождя горцев крепкая опора!

Смолк зал на музыку и хохот, все взоры обратились к головному столу, в воздухе повисло тягучее молчание, преддверие нарождающейся беды!

– Дурны мысли? И ты это мне говоришь Елистр? Ты, что гостями нарёк этих! – кивнул презрением на Алирину клику Ульд.

– Образумься покуда не п… – рявкнул вождь, но воя уже понесло, чужой рот не зашьёшь вот так в одночасье!

– Скверны проклятущий росток! – кивнул смутьян на бусинку, совсем скукожившуюся на своём креслице понурив головку.

Алира вскочила, опрокинув тарелки и кубки, полнясь яростью за обиженного ребёнка, вот теперь право было за ней, никто и слова не скажет, когда порубит хрякам в прокорм!

– А ты дочь предателя адовым силам душу заложившего проклятого во веки веков! – услыхав такое непотребство в сторону вождя соседнего клана, выбелился с лика Елистр не веря своим ушам, все грани преступил Ульд. – Не ерепенься, чего с чужбины воротилась? Не жилось под чужим богом в каменном дворце монашек дурных! – все также отвращением кривился воин покуда Алиру всамделишне затрясло, а глаза от услышанного начало заливать багрянцем берсерка естеством. – Видел я как ты слёзы лила над потаскухой церковницей, хвала богам сгоревшей их милостью!

Лицо Мириам вновь предстало пред Алирой, услышались хоть и не частые, но полные мудрости слова великой женщины, вечно мертвенно-спокойной и холодной как казалось на чувства! Именно образ Жрицы-судительницы помог ражей обуздать себя, найти в себе сил не сорваться в ругань или другую дрязгу чего так страстно желал Ульд!

«Э нет, этот бой пойдет по её правилам!»

– Тебе-ли безродное отродье пачкать имя Жрицы-судительницы Мириам! Знай своё место слабозадый щенок под мужами лежащий! – плюнула она отвращением в морду пакостную, аккурат в лоб!

Не выдержав оскорбления, нет страшнее для горца, хватив топор с левого бедра Ульд, занеся сталь ринулся на могучую деву да только Скавел оказался быстрее. Медвежий рёв молниеносной ухваткой прям из-за стола хватив занесённую руку смутьяна левой, а правую заведя за бок перекинул война через себя кубарем отправив к клетям хозяйским.

Одной спиной толкнувшись об половицы вскочил Ульд на ноги, но хольды тоже времени не теряли, сноровисто подскочив заломили ему руки, вопросительно глядя на красного с лица от тако позора вождя.

– Я бы, и сама управилась! – благодарностью кивнув Скавелу, Алира прихрамывая вышла из-за стола. – Ну Елистр, где у вас суд богов решают, освободи моего противника на Хольмганге! Скажут ещё потом, что допрежь битвы был твоими воями помят!

«Вот и вышло празднество кровью!» – горечью свесил голову вождь лесных котов, но поделать ничего не мог! И сам бы порубил окаянного, осрамившего разом весь клан, вот только гостья за него дело справлять взялась, бросив вызов чести смертным боем! Как теперь на тинге, вождей сходе будет прочим владыками Клыков рока в глаза смотреть!

Темная ночь беззвездная непроглядной властью, объявшая деревеньку, осветилась множеством факелов аккурат за священным древом, служившим своими раскидистыми ветвями кровлей капищу. Быстро коты высвободили землицу от снега плена, наскоро расчистив лопатами круг шагов пятнадцати в поперечнике. Огородив как изгородью кольцом воткнутых факелов. Плотной толчеей навалились рыси на тот круг, будто ворожбы барьером ограждённый огня пляской, во все глаза разглядывая супротивников, своего воя, что, чего таить поперёк глотки костью вставшего почитай каждому соседу! И гостьи, оскорблённой на раза два превосходящей могучим складом далеко не махонького Ульда.

Вот только шёпоты да пересуды, полнившие столпотворение разнились настроями! Кто, чаше из воев и воительниц, участвовавших в зимнем походе за Клыки рока, был сердцем за Алиру, как-никак воочию видывали какого ворога, она опрокинула в обители монашек, гиганта того с молотом, всего в шипах панциря в несколько слоёв стали, и пять таких Ульдов рядом не валялось! Другие из местных радели больше за своего, зная горазд рубиться дурна голова ой как горазд, коли не норов поперечный уже давно бы в хольдах ходил!

Хольмганг или богов суд поединком, был священен и потому войнам предложили одеть брони да выдали по три круглых обожжённых в прочность доской щита, все честь по чести, как никак сами боги чьи идолы рядом обретались будут бдеть сегодня за этим поединком, задетой честью обрекая кого-то на смерть! Ульв только скривился виду наручей да ламелярной чешуе кирасе. Алира в свою очередь тоже осталась в рубахе побрезговав равно щитам кованной защитой рук, принесённой бароном. Единственное что ей потребно было так златых письмен по долу черной стали любимец, поданный Скавелом.

«Молода!» – ражая не могла не заметить юность вельвы за вещуна богов в клане рыси служащей, едва они с Ульдом поднесли оружие к головне в руках жрицы, белого меха шкур одеяния бессчётных оберегов, с узким выкрашенном на левую сторону вайдой лицом. Равно всем вёльвам безумных глаз.

Огня язык, глодающий головню принесённый от самого капища, лизнул топоры и лезвие двуручника, не устрашившись да не потухнув, подтвердив, как повелось по обычаю нету заговоров или злых чар! И если простые и доброй ковки топоры малые черной стали в руках строптивца были привычны глазу местных, то двуручное чудище златых хитрых рун по долу, уже часто помянутое скальдами вызвало невольные ахи и ребятни восторги.

Вождь черный с лица ни слова не вымолвил кого напутствуя, не потешный чес кулаками гибель носов и зубов зачинался! А насмерть сражение! Просто подошёл в центр круга да махнул рукой давая раздолье кровавой сечи!

Мельком глянув за спину, дочь клана лихо подмигнула бусинке коию на плечи взял Руд, девочка вся испереживалась судя по личику. А затем выкинув все лишнее из головы Алира, подняла пред собой клинок, твердой чуть шаркающей от покалеченной ноги поступью идя на ворога, других в этом круге быть не могло!

Ульд жонглёром играясь топорами, что, порхая в несколько оборотов перекидками меняли руки, двинул чуть согнув ноги ей навстречу. Первым, как и ожидалось звон стали спустил кот, лихим скачком сократив расстояние да парой рубящих ударов, обласкав клинок двуручного меча, перехваченного хозяйкой, широко, почитай за конец лезвия левой, а правой за рукоять. Алира не вздрогнув приняла топоры на середину лезвия чуть меняя угол, не давая стали прорубиться дальше. И вдарила в просвете молниеносных росчерков, сверху-вниз справа-налево когтистой гардой, правым плечом подавшись вперёд. Ульд подался ловко назад, но меч ражей уже пошёл в обратку с левого бедра вверх кончиком шипастым шурша по морозному воздуху заставив отпрянуть еще на шаг. А после громадина и вовсе обернулась вокруг себя выбросив перехватом клинок на всю длину в горизонте. Ульд невместной прытью ну тот убивец в переулке, мелькнул над мечем ровно прародитель кошачьей масти, виртуозно перекинувшись через себя, под изумлённый возглас зрителей.

«Ловок!» – хмыкнула себе Алира покачав челом рыжих кос. Сызнова беря любимца черной стали почитай во весь размах рук сходясь с ворогом, в этот раз действующим куда настороженнее и оттого гораздо опаснее. Раз от раза сходились два разных на стили ратного дела ворога, незнамо чего меж собой не поделившие! И каждый раз вперёд возгласов дивных болельщиков, ночную тишь резал пронзительный звон стали далеко летящий окрест, будоражащий уже забывшийся сном скот по хлевам.

Ульд был не просто справным топорником, а большим мастером никто того не оспаривал, тем паче тяжело пускавшая ртом пар ражая, коей казалось, что руки ворога, размывшегося скоростью, живут невместно плечам. Лесным заигравшимся котом скакал из стороны в сторону, жалил змеёй коварными выпадами, незримо мелькали топоры то и дело срываясь каскадом выверенных росчерков. Но и Алира тоже богов волей не нашла себе праздных путей, нерушимо аки скала принимала хитрую вязь рубящих на удерживаемый пред собой широко схваченный меч. А то и сама срывалась, то скупыми на размах, но грозными ударами гардой и кончиком, рождёнными от движения плечей, то в жутких по своей силе взмахах на всю длину двуручника перехватом обретающего свободу, как пса шелудивого гоняя Ульда по кругу.

Это для наблюдателя схватка мгновеньем проноситься пред очами, вои ошеломительной скоростью потчуют друг друга выпадами да наскоками, коварными финтами и ухватками воинскими норовя пробить брешь в обороне, выпустить глубокой раной на волю сок жизни. Но для тех, кто супротив себя видит это ненавидящий взор вражьих глаз, сулящих только сметь, оно это противоборство чуть не вспять оборачивает времени поток, растягиваясь в вечность на пределе сосредоточенности и внимания! А супротивники были хороши, что Ульд много врагов положивший своей сноровкой ратиться на первый взгляд безудержно, переламывая врагов диким прытким натиском, что двужильная Алира по праву, считавшаяся мастерицей пляски длинного клинка! Раз от раза не в силах взять верх, под трепет сердец целого клана, сшибались сегодняшней ночью, стремительно-неуловимая удаль с нерушимой мощью необоримой.

Кувырком проскочив под двуручником в левый бок против горизонтального выпада, Ульд при подъёме на обороте рубанул наискось от себя правым топором, на поводу обрушив левый.

«И как умудряется чертова баба!» – грянула мысль совпав со звоном преградившего, алчущей плоти и крови стали дорогу, клинка, опять удерживаемого на разведённых руках могучей девой.

Левым сверху, правым с оттягом коварно низко в ноги, почти достав ляху хромую, но Ражая, негаданно подскочив вперёд, толкнула война своим мастодонтом от себя плашмя, а следом едва ступни кинулись мерзлой землицы обернувшись вокруг своей оси выписав чёрной смертью неподъёмной ошеломительную восьмерку грянула из-за головы рубящим. И лежать бы Ульду здесь двумя половинами раздавшись, коли не его изворотливость кошачья от рождения пришедшая, успел последним мигом как ему казалось вильнуть в право. Вот только использовав свой вгрызшийся в землю меч аки шест в прыжке оперевшись об рукоять кряжистая дочь клана всадила обе ступни ему в грудь, выбив вздох, кубарем отправив в толпу зевак за оцепление горящих факелов.

Вождь рысей Естар да медвежий предводитель Скавел неуверенно переглянулись, стоя недалече! Оба омертвевшими выжженными очами повидавшими не счесть сколько битв, приметили на своё удивленье безмерное, не Ульд прытью головокружительной сумел избежать смертушки, сама Алира последним мигом стороной повела удар! Невместно только от какой оказии?

А оказия была, в горячке боя средь обступивших заветный круг, перекошенных ликов кланников, где восторгом юности, где жаждой зрелища зрелости, промелькнуло одно лицо, клеймом будто застившее взор, истовой тревогой и скорбью глядящее на противника дочери клана ястреба! Лик старушки, выдубленный зимами долгими на морщины, залёгший под платком покрывшим седые волосы неимоверным горем!

«Мать не иначе» – подумалось Алире и что-то внутри в глубине её естества оборвав жажду крови, надкололось жалостью к матери какого никого, но дитя родного сердцу! Не позволило разбить старого сердца видом расправы над сыном!

Многого не знала ражая, отчего столь противен и горяч на нрав скверный, вышел Ульд, столь жестокий ко всем окружающим даже своим людям одного клана! Откуда было знать, что домик их махонький почитай лачуга супротив прочих, аккурат на двоих под самым частоколом на околице-отшибе обретался! Откуда проведать могла, что матушка его одна, от коей даже род отвернулся, пересилив все невзгоды воспитала сына, чьего отца обвинив в краже изгнали из клана! Не было ведомо про то, как с детства его чуть не ежечасно поносили за отцовы грехи, как издевались на слабеньким погодкой сверстники от родительских злых от дурных голов увещеваний, долго измывались покуда крепьня как телом, так и злобой от множества зим кровавым потом на ристалище пущенным, не обратился он в страшного своей удалью воя безжалостного, дурного на нрав, за единый косой взор готовый порвать любого обидчика. Не-было знакомо сердцу Удьда любви окромя к своей старенькой матери с каждого похода или добычи, одариваемой сверх всякой меры, во всех видел если и не врагов, то противников! А как иначе, не помог ему в трудные часы клан, должный как с Алирой было, всем миром воспитать заботой почитай сироту! Они отвернулись, а он теперь и смотреть на них не хотел!

Про то она проведает после, а сейчас едва сутолока выдворила обратно в круг топорника, ходом метнувшего правый топор, на силу, пойманный на лезвие ражей, он, перекинув левую снасть в правую опустевшую длань, ринулся очертя голову на неё. Опять град выверенных ударов, что мастерски блокировала Алира и вот в обороне несокрушимой мечницы появилась брешь, что приметил уже плывущий бешенством Ульд. Шибко высоко держала она свой неподъёмный меч сберегая больше голову да грудь!

Топор, лишившийся себе пары, одиноко саданул звонко крест-накрест по подставленному горизонтально клинку и лестной кот обернувшись боком чуть согнувшись очертив лезвием стремительный круг, ударил восходящим снизу, аккурат под двуручник, все также несломимым претором затворявший путь, широко схваченный дочерью клана на чуть согнутые руки. Вот-вот должен был топор вонзиться в брюхо, Ульд уже почти заслышал вожделенный вскрик полный боли, но противница перетекающее плавно вильнув влево, только усмехнулась на выстланный веснушками грубый лик, да вдарила, распрямив руку, наискось с левого плеча кончиком лезвия в висок. Не-было там бреши, только силок охотничий, намерено выставленный мечницей!

Толпа кланников обратилась мертвой тишью, средь коей всхлипнула одинокая старушка, все видели шипы на кончике двуручника гостьи, на раз голову пронзят!

Но нет, Ульд хоть и кропя снег кровушкой посеченной головы от плашмя прилетевшей стали, нетвердо подняв свой топор смазал выпадом по так близко стоящей противнице, а второго и вовсе не довелось! Перекинув клинок ему за голову ражая, потянула на себя обеими дланями, вдарив с хорошим таким хрустом со лба аккурат в нос. Пал свирепый как на духу воин подломились ноги, к чести, попытался подняться да все одно завалился плывущей головой обратно на бок!

Весь мир окружающий замер молчанием даже как казалось скот перестал голосить только трещали надуваемые ветерком факелы, в ожидании последнего удара по поверженному ворогу.

– Э не, я вам не дурна с головы, дабы такого война у клана отнять! – уперла в ноги клинок Алира нагло брезгуя обычаем битвы насмерть, тяжело переводя дыхание, отерев взмокшее солёным потом лицо. – Чуть не посёк окаянный, ещё бы разуму хоть в пол прыти и вообще первый жених на деревне! Ну на то они и боги чтобы коли одной сыплют то другой гребут без меры!

Недоумение, царившее по сутолоке кланников развеялось чьим-то сдавленным смешком, вскоре переросшим лавиной в хохот! Вот теперь от щедрот её души празднество по гостей случаю не попятнанное кровью грянет в новую силу!

Хватив широкоплечую воительницу на руки, котов радостная толпа, славя в голос её воинскую стать, вильнув потоком стороной ясень священный внесла Алиру в зал!

Часом позже уж пред рассветом, должным золотистым оком воспарив над снежными кряжами клыков рока, развеяв власть мрака, когда гульбище разрослось сверх всякой меры, супротив показавших дно, прикаченными с медоварни бочками, Алира выспросив у Естара, где живёт Ульд, покинет вместе с бусинкой неприметно чертог, прихватив малый бочонок ковшей на пять, про себя приметив, что не видать их благородного спутника барона, как и той нахрапистой плясуньи, ну боги им в помощь, вернее ему!

В свете факела с трудом петляя вереницами тропок меж высоких сугробов, найдет она на околице в тени частокола-городьбы ту полуземлянку невеликого хозяйства, обнесенного плетнём, частью врытого в землю сруба покатой ложащейся на землю стропилами крыши, да постучит в деверь!

– Кто? – раздалось старческим женским гласом.

– Отворяй мать с сыном твоим поговорить хочу! – как можно миролюбивей отозвалась Алира и едва скрипнув запором дверь отворилась, вошла в дом на пару ступеней спустившись до зашитого доскою, тесанной пола, уж точно убранством не по тому войну с коим давеча насмерть секлась. Небольшое помещение рубленных стен, проконопаченных мхом, с обложенным камнем очажком посреди, в углу новенькая ладная прялка с наполовину сотканным холстом, стол, пара стульев, сундук и занавесь вместо стены переруба!