Читать книгу: «Ничего страшного»

Шрифт:

ISBN 978-5-0067-3717-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Святая

Моей подружке Соне и другу Казачку, за идеи которыми они поделились.

Я твой любимый сын,
А ты мой библейский сад.
Группа «Нейро Дюбель»
Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его.
Евангелие от Луки 8:5

Участковый

– Два трупа, Саша, два трупа пропало! Где они?! – возмущался начальник сельского отделения милиции майор Остапов.

Двое сельских участковых сидели напротив его стола на стульях. Один – высокий, худощавый, черноволосый парень лет двадцати с небольшим. В милиции меньше чем полгода. Устроился после дембеля.

Второй парень постарше (ему уже двадцать пять), пониже ростом, белобрысый и гораздо шире своего коллеги. Он настолько плотный, что все в деревне называли его не иначе, как Большой.

– Товарищ майор… – Большой подал голос.

– Выкопали! Не украли даже, а выкопали на кладбище! Сука! Похоронили только на прошлой неделе! Родственники пришли помянуть на девять дней, а могилы разрыты!

Майор орал громко, со всей отдачей. Он не обвинял кого-то конкретно, потому что обход кладбища до сегодняшнего дня не входил в должностные обязанности его подчиненных. Также в их селе не было сторожа или смотрителя кладбища.

Ситуация сложилась ужасающая.

На прошлой неделе похоронили семейную пару: жена Ольга (двадцать три года) и ее муж Владислав (тридцать лет) найдены мертвыми в салоне автомобиля в гараже. Когда их нашли с утра, гараж был закрыт, но не заперт, машина была заведена. Они задохнулись выхлопными газами. Невооруженным глазом видно, что это групповое самоубийство. Глупая и трагическая история, как может показаться со стороны. Что же могло такое случиться в их жизни, что они решили ее оборвать таким способом? Никто никогда уже не узнает.

Особый трагизм и цинизм их поступку придает то, что у них осталась шестимесячная дочь Каринка, которая в ту трагическую ночь была с бабушкой. Бабушка вместе с внучкой и нашла их утром. Она удивилась, что дочь с зятем не вернулись домой спать после дискотеки в районном центре. Бабушка вышла с утра с внучкой посмотреть, где там мама и папа. А вот они, спят в машине… Надо звонить в скорую.

Бабушка Ира проявила титанические усилия, чтобы не разрыдаться у тел своих детей. Вместо этого, успокаивая внучку и говоря, что мама еще пока спит, вернулась в дом и вызвала скорую. Сотрудники скорой в свою очередь вызвали милицию. На вызов приехал участковый Александр Резунов по прозвищу Большой. Александр и составил протокол. И в тот момент, когда тела забирала скорая, чтобы отвезти в районный морг, и когда он должен был написать предварительную причину смерть, к нему подошла бабушка Ира. Внучку она уже передала своей старшей сестре-пенсионерке.

Ирина Геннадьевна, привлекательная женщина сорока трех лет, сейчас если и не выглядела пугающе, то как минимум вызывала жалость. Ее всегда приветливое лицо сейчас было темным, как у старухи. Даже ее выкрашенные в белый цвет волосы казались посеревшими.

– Сашенька, родненький, – говорила она, взяв участкового под руку. – Я тебя прошу, не пиши, что самоубийство, я тебя умоляю. – Она говорила быстро и горячо, при этом старалась не смотреть на медиков, которые возились с телами.

– Тетя Ира… – начал Большой.

– Да, да, да! – часто закивала она. – Я тебя прошу, пожалуйста! Их уже не вернуть, а мне еще с батюшкой про отпевание договариваться. А он откажется отпевать их, и будут они неприкаянные.

– Тетя Ира, врачи…

– Вот, договорись с ними, вам на всех хватит, если не хватит – скажи, Саша, я рассчитаюсь.

Саша почувствовал, как вторая рука женщины пролезла в карман его брюк и что-то там оставила.

Саша написал в протоколе: «Несчастный случай?». Тетя Ира похлопала его по плечу и направилась к сестре и внучке. Саша пошел к машине скорой помощи, в которую погрузили тела. По дороге он достал из кармана презент от Ирины Геннадьевны. Это было несколько стодолларовых купюр.

Он залез в кузов к медикам.

– Мужики… несчастный случай? – участковый просунул в сторону медиков две купюры.

Один из фельдшеров выхватил сотню и быстро спрятал себе в брюки. Второй взял бумажку, посмотрел на просвет, аккуратно сложил ее в кошелек и сказал:

– Несчастный случай. Такие молодые… Такая трагедия.

Участковый обошел машину и сел рядом с водителем. С ним рядом расположился фельдшер, который произносил речь о трагедии.

– Саша, – протянул руку водителю участковый.

Тот пожал ее молча, не представился в ответ.

– Саша, – протянул он руку фельдшеру.

– Валера, – охотно ответил фельдшер.

Машина тронулась, и они поехали в райцентр.

Несмотря на то, что стоял уже октябрь, было солнечно и свежо. Большой обливался потом. Он достал платок и промокнул себе лоб под фуражкой.

До райцентра, города Яндринска, было около сорока километров. Всю дорогу пассажиры скорой помощи провели в тишине. На месте у морга их уже ждали специалисты.

Фельдшер Валерий первым подошел к сотрудникам морга. Водитель, второй фельдшер и участковый курили у машины. Валера рукой позвал участкового. Саша подошел.

– Слышишь, товарищ старший сержант… тут коллеги сомневаются, что это несчастный случай.

– А, понял. Но тут, в протоколе… – участковый полез в карман, достал еще две сотни, мысленно отмечая, что карман пуст, – вот тут указано, что несчастный случай.

Он протянул деньги.

Вскрытие не проводилось. Уже находясь в здании морга, участковый позвонил тете Ире, и та попросила написать отказ от вскрытия за нее, что Саша, собственно, и сделал. Даже подписался за нее, где нужно.

Тот день был длинным и утомительным и привел в движение всю Якимовку.

Якимовка хоть и не была маленькой деревней, а носила гордый титул «поселок городского типа», потому что население было более двух тысяч человек. Однако такое событие, как смерть, которая привела к двойным похоронам, заставило Якимовку оживиться. Сейчас поселок напоминал встревоженный муравейник. Люди суетились: кто-то нес продукты в дом к Ирине Геннадьевне, кто-то ходил по поселку и собирал деньги. Больше всего движение началось, когда под вечер привезли тела супругов на той же скорой с участковым. Вообще, члены семьи должны сами забирать тела родственников, но те бумажные доллары, которые достались практически каждому в морге, сделали свое дело.

После того как тела занесли в дом Ирины Геннадьевны, дом завыл. За день там собрались многочисленные дальние родственники и знакомые умерших. Гробы для супругов уже были подготовлены. Когда в них положили тела, поднялся гомон, вой, плач. Даже участковый Александр, глядя, как женщины бросаются к бледному лицу с поцелуями и криками «Оля, Оленька!», не выдержал и вышел на улицу. По его щекам текли слезы. Ему было грустно от всего происходящего.

Олю он помнил еще со школы. Несмотря на то, что она была младше на пару лет, Саша ее запомнил. Она была яркая, светлая, всегда нарядная, накрашенная. А сейчас молодая женщина, наплевав на все, отправилась с мужем в последнюю поездку. Саша закурил. Подождал, пока вой в доме стихнет, вернулся в дом. Ирину Геннадьевну он нашел на кухне: она в черном платке и еще несколько женщин делали заготовки на завтрашнее прощание.

– Тетя Ира, врачи подтвердили несчастный случай. Вот, – он достал из папки два свидетельства о смерти и протянул их женщине.

– Ой, Саша, руки грязные. Положи на сервант в дальней комнате!

– Тетя Ира, еще могу что-нибудь сделать?

– Ой, Саша, ты и так помог. Спасибо, родной, – женщина говорила, уже не глядя на участкового, а сосредоточенно очищая картофель. По ее щекам текли слезы.

Участковый не стал заходить в отделение, потому что уже было достаточно поздно и за день он устал. Придя домой, он попросил свою сожительницу, которая была на двадцать лет старше, налить ему водки, чтобы снять стресс. Юлия, не приветствовавшая алкоголь в принципе, сегодня не стала возражать, а из «алкогольного» угла (такой угол она завела еще до того, как Саша начал жить у нее, на случай, если нужен муж на час), достала початую бутылку водки и налила в кружку сто пятьдесят.

На церемонию похорон Саша не пошел, и на поминки тоже, хотя тетя Ира звонила ему и просила зайти. У тети Иры были весомые аргументы: родители ее зятя смогли экстренно добраться из Калининграда на машине, а он, односельчанин, никак не доберется. По правде, Саша хотел зайти, потому что он остался без своих долларов, раздавая все медикам. Все-таки он шел на риск, указывая несчастный случай и не давая оснований для работы следственного комитета области. Дело в любом случае будет заведено, но, учитывая, что уже есть несколько источников, подтверждающих несчастный случай, оно спустится на тормозах и закроется на районном уровне.

Похоронили супругов до полудня по всем канонам. В полдень многочисленные родственники, друзья и просто желающие хорошо покушать собрались в доме Ирины Геннадьевны, где и жили последний год супруги.

История была закончена. Дело закрыли прямо в РОВД, не передавая его выше. И уже через пару дней Якимовка жила своей жизни, как будто ничего и не происходило. Родители зятя Ирины Геннадьевны остались: все-таки из Калининграда не самый близкий путь. К тому же появились неприятные вопросы: с кем останется внучка Карина; нужно поделить какое-никакое имущество, тот же автомобиль, в которым и нашли супружескую пару. И еще, родители зятя хотели отметить девять дней.

Вот на девятый день мир в Якимовке и перевернулся.

Ирина Геннадьевна проснулась около семи утра. Все в Якимовке знали, что случилось с дочкой и зятем главного бухгалтера СМУ-14. Знал и директор строительно-монтажного управления. И в день похорон он задним числом отпустил ее в трудовой отпуск, поэтому утро девятого дня Ирина встретила со светлой грустью и с тихим оптимизмом, который ей придавала внучка.

Девятый день выдался дождливым. Октябрь вступал в свои права. Дождь шел с вечера прошлого дня. Он то усиливался и напоминал летний ливень, то затихал настолько, что, казалось, не идет, а просто мелкими каплями висит в воздухе.

Приготовив завтрак сватам из Калининграда, Ирина накормила внучку. Не спеша собравшись, они вышли вчетвером на кладбище. Родители Влада – Анатолий и Елена Чистяковы – шли, взявшись за руки. Ирина Геннадьевна несла Каришу на руках. За эти дни Карина несколько раз сказала «ма-ма», глядя на бабушку Иру. Девочка иногда плакала, но в целом внимания двух бабушек и деда ей хватало.

До кладбища от дома тети Иры было около полукилометра. Они шли без зонтов, малышка была укрыта капюшоном. Шли не спеша, тихо переговариваясь, обреченно подбадривая друг друга.

– Вот дети наши и в Калининграде пожили, – говорила вполголоса бабушка Ира, улыбаясь Карине, – потом у бабы Иры пожили. А сейчас решили съехать, сами пожить, отдельно. А потом мы все вместе с ними жить будем.

Родители, потерявшие своих детей, с внучкой на руках уже шли по кладбищу. Никого, кроме них, не было. Олю и Влада похоронили в центре кладбища, возле прабабки и прадеда Ольги. И сейчас родители подходили к их последнему дому. Они пробирались через акации, которые захватили все кладбище. Ирина первой поняла, что что-то не так. Она уже увидела могилу своей бабули и обнаружила, что не хватает крестов. Должно быть четыре. Она решила, что ей стало плохо, оттого что она несла внучку всю дорогу.

– Толя, – окликнула молодая бабушка своего свата, – подержи Каришку, что-то я утомилась.

Анатолий подхватил внучку сразу же. Ира оперлась плечом об акацию, не понимая, где еще два креста, которые должны быть за небольшим холмиком, если идти от центрального входа. Ирина тяжело дышала.

А вот Елена пошла вперед. Она уже стояла на участке своих детей, когда Ира и Анатолий услышали душераздирающий крик. Так кричит мать, на глазах которой убивают ее ребенка. Это кричала Елена, потому что она смотрела на две разрытые могилы и два пустых гроба. Из-за ее крика начала плакать Кариша. Крик вскоре оборвался, потому что Елена потеряла сознание и упала рядом с могилами. Анатолий подбежал с плачущим ребенком к супруге, пытаясь привести Елену в чувство. А Ирина, тяжело дыша, вышла за кладбище, достала пачку сигарет, которую отобрала у дочери Ольги, когда узнала, что та беременна, и которая лежала в куртке не первый месяц, закурила и позвонила участковому Александру.

И вот спустя час, девятого дня после смерти семейной пары, участковый, убедивший медиков и сотрудников морга, что это несчастный случай, ел себя поедом за то, что пошел на поводу у убитой горем Ирины Геннадьевны. Да еще к тому же ему не хватило долларов, и получалось, что он пошел на злоупотребление должностными полномочиями просто так.

– А может, они не умерли? – предположил чернявый участковый, которого звали Коля. – Ну, типа летаргический сон. Говорят, так Гоголя похоронили. А когда вскрыли его гроб, нашли там следы от ногтей.

– А зачем вскрывали? – не понимал Саша Большой.

– А я не знаю… Я знаю, что его голову украли. Это в «Битве экстрасенсов» было.

Начальник милиции городского поселка с размаху ударил кулаком по столу и закричал:

– Какие экстрасенсы?! Какой Гоголь?! Кто в рапорте написал, что «несчастный случай»? Резунов? Резунов! Вот ищи их! Ищи, где они бегают!

От фразы «Где они бегают!» Резунов поежился. Он видел серые тела Ольги и ее мужа, как они застыли с открывшимися ртами.

– Но… я…

– Головка от… – начальник милиции осекся. – Ты сам знаешь, кто был зять у Иры. Он из России, из Калининграда. Не надо мне тут международных скандалов! Сука!

Игорь Борисович заговорил тише:

– Сюда же люди из области приеду, может, и из столицы даже. Нам всем погоны посрывают. А тебя вообще закроют. Да! Что ты машешь головой? Закроют! А я тебя прикрывать не буду. Я поработать еще хочет. Я еще второй дочке дом не достроил. Если меня снимут, я в хате твоей Юли дочку свою поселю! Я тебе сказал! Что хочешь делай! Все! Пошел! И этого, твою мать, экстрасенса забирай!

– Есть! – нехотя прикладывая руку к фуражке, ответил Саша. – Коля, пойдем, – сказал он второму участковому.

Гнев начальника якимовской милиции был понятен. Сейчас Якимовка для любого начальника милиции – это пенсия еще до пенсии. В подчинении десяток человек вместе с участковыми, парой патрульных, водителем, дежурным и, так сказать, «штабными» сотрудниками. Вышестоящее руководство в сорока километрах. Просто так или с проверкой без звонка они к нему не приедут.

В Якимовке один бар, несколько магазинов, рынок, три церкви, причем разных конфессий. Ну и сельский клуб, который днем работал как помещение для кружков, вечером как кинозал, а в начале ночи открывал свои двери для дискотеки, на которую приезжала вся молодежь из соседних деревень.

Времена уже были не те, чтобы из-за того, что ты из другой деревни, мог получить в нос. Сейчас, когда четверть двадцать первого века прошла, старые привычки покинули Ядринский район. Драться с молодыми людьми из соседних деревень невыгодно, потому что молодежи осталось слишком мало. Если в 1980-х годах в якимовском клубе только своих ребятишек было около сотни, то сейчас из самой Якимовки и семи соседних сел не наберется даже сорока.

Молодежь покидала как деревни, так и городские поселки. Поселки, конечно, не с такой скоростью, потому что здесь была хотя бы какая-то работа, если руки растут из того места. Если и освобождались какие-то рабочие места, например, в том же СМУ-14, их занимали молодые люди из той же Грабовки, что в шести километрах от Якимовки. Молодежи становилось все меньше, градус авантюризма и юности спадал во всем районе. Это и привело к тому, что число пьяных драк, дебошей, разборок практически сошло на ноль.

Несколько раз в год подчиненные майора Остапова ездили в соседние Малые Вольницы, чтобы запротоколировать, что местный алкаш умер сам, точнее, что ему никто не помогал, а он просто курил в постели и уснул с сигаретой. Сигарета зажгла подушку, и та начала тлеть, в результате чего алкаш отравился угарным газом во сне. Или кто-то влезет в дом, в котором хозяева появляются только летом и потом безуспешно пытаются найти при помощи милиции того, кто украл бабушкин сервиз.

Да, весь Ядринский район, который находился в центральной части белорусского Полесья, плавно засыпал. Наступала осень региона. Кто еще может – уезжает. Кто не может или не хочет – остается и живет не спеша вдали от городской суеты, от больших дел, от исторических событий. Выборы президента, голосование за очередную Конституцию никого не тревожили в Ядринском районе и Якимовке. Все знали, что надо проголосовать. Все это напоминало если не дом престарелых, то санаторий для зрелых людей.

Поэтому майор Игорь Борисович и был в гневе от того, что произошло. Он прекрасно понимал: его участковый Александр Резунов специально указал во всех бумагах, что это несчастный случай. Будь сам Игорь Борисович на его месте да в его возрасте, он поступил бы так же. Это чудовищное горе, зачем еще осложнять жизнь родственникам?

Но так вальяжно и спокойно в Якимовке было не всегда. И товарищ майор помнил и это. В начале двухтысячных Игорь Борисович, а тогда старший сержант, столкнулся с бандой насильников, которая промышляла в Якимовке не один год. Эта банда стала темным достоянием Якимовки, и ее дурная слава вышла за пределы области. Дело уникальное. Как правило, насильники – это одиночки с какими-либо психосексуальными патологиями, которые не могут получить удовольствие от процесса, как большинство обывателей. Им надо что-то этакое.

И вот, на тогдашнюю Якимовку с населением в две с половиной тысячи человек таких парней «c изюминкой» нашлось четверо. Четверо молодых парней в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет вылавливали девушек и девочек, как правило, после дискотеки, вывозили в лес, где и делали с ними, что хотели, после чего закапывали. Сначала следствие не могло найти даже тела, потому что леса много и куда, кто и на чем увозил этих девушек, было непонятно.

Примерно пару раз в квартал в Якимовке или в одной из соседних деревень пропадала девушка. Возможно, дело бы не вышло на республиканский уровень, если бы одной из жертв не стала жительница Минска, которая приехала к бабушке в Якимовку.

Елена Ногтева. Семнадцать лет. После первой же дискотеки в сельском клубе она не вернулась домой. На следующее утро, когда бабушка Елены обошла всех соседей и поняла, что внучка не ночевала у подруг, она направилась на почту и позвонила в Минск сыну. Отец Лены понял, в чем дело, потому что в те нечастые визиты к матери в Якимовку слышал среди местных, что есть банда насильников.

Ни количество участников, ни по какому принципу они выбирают жертв никто не знал. Но местные были уверены, что есть банда. Не надеясь на местечковые органы внутренних дел, отец Лены сообщил о случившемся в столичную милицию. Но и здесь он был неприятно удивлен, потому что заявление о пропаже летом в деревне семнадцатилетней девушки сначала принимать отказались. Мол, лето, жара, гуляет где-нибудь. Пришлось подождать еще пару суток, и только тогда столичные милиционеры взялись за дело. Естественно, что они сделали запрос в Якимовский отдел и, когда не получили оттуда внятного ответа о том, какие меры хотя бы приняты, отправили в поселок городского типа своих сотрудников. Принимал их старший сержант Остапов. Приятного было мало. Столичные коллеги вели себя дерзко, нагло, по-хозяйски. И Игорь Борисович, а в те годы просто Игорь, запомнил для себя, что не желает никого видеть из посторонних на своей территории.

Дела о пропавших решено было объединить в серию. На тот момент вместе с Еленой Ногтевой насчитывалось уже пять жертв. Количество столичных специалистов в Якимовке увеличилось. Местные милиционеры вместе с командированными начали обход от дома к дому с фотографиями пропавших и опросами. И в первый же день они нашли свидетеля. Этим свидетелем оказалась шестнадцатилетняя Оксана Климова, которая была подружкой Лены, когда та приезжала на лето в деревню. Когда ее впервые после пропажи спрашивала бабушка Лены, девушка то ли от испуга, то ли из-за того, что прикрывала подружку, не рассказала, что Лена села в серый седан с парнями и поехала за СМУ. Теперь был известен цвет машины и примерное направление. Найти машину было делом несложным. Серых седанов в Якимовке оказалось семь. Но девушку это найти не помогло. У всех хозяев машин было алиби.

За СМУ находилось поле рапса, которое сотрудники МВД и принялись прочесывать. Это уже дало свои плоды. Где-то около двух километров от СМУ в глубь поля и была найдена могила Елены. Она была закопана на глубину около метра. Как впоследствии показала экспертиза, закопали ее живой. Позже выяснится: преступники подумали, что она умерла, и решили избавиться от тела. К сожалению, Елена была без сознания.

Такие чудовищные новости мгновенно распространяются по деревне. Оперативная группа увеличивается. Среди местных начинаются волнения, потому что милиция, по мнению сельчан, бездействует. В одну из ночей в отделение милиции прилетает камень. Опасаясь за срыв всех поисков преступников, столичные оперативники просят привлечь областной ОМОН. Возле здания милиции Якимовки начала круглосуточно дежурить четверка сотрудников в балаклавах. Окна теперь в здании милиции не били, но случилось кое-что, что навредило следствию.

Местные были напуганы шокирующими подробностями гибели Елены Ногтевой, и все вечерние мероприятия в поселке сошли на нет. Даже на вечерний киносеанс в 18:00 в клуб никто не ходил. Дискотеку перестали организовывать: никто не приходил из женской части населения. Кто-то опасался сам, кого-то не пускали родители. А без женской части на танцполе мужской делать нечего. Примерно после третьей такой пустой дискотеки клуб начали закрывать сразу после кинопоказа.

Насильники затаились. Ночью добычи для них не было, а они одичали еще не настолько, чтобы нападать днем. Да и машина с четырьмя мужчинами, которая не спеша едет по Якимовке или тихонько катится за девушкой, – это весьма подозрительно и опасно. Тогда эти любители брать девушек силой разделились. Так было гораздо проще перемещаться по местности. План был хорош, но первая же жертва в одиночной охоте стала для насильников роковой.

Девочка четырнадцати лет Кристина Петровская в один солнечный день возвращалась от бабушки из соседней Грабовки в Якимовку. Обычно она ездила по бетонке на велосипеде, но в этот раз отправилась пешком и, дабы срезать, пошла через пролесок. В небольшом леске была дорога, которую до сих пор выбирали местные, когда приходилось идти пешком.

Примерно на полпути в сторону Якимовки Кристине встретился мужчина, который шел навстречу.

– Привет, Толька, – улыбнулась девочка мужчине.

– Привет, – угрюмо кивнул ей Толик.

Они разошлись, но через секунду Кристина почувствовала, как что-то схватило ее за шею и начало душить. Затем она провалилась в темноту. Очнулась девушка поздно ночью в канаве в нескольких метрах от лесной дороги. Кристина не сразу сообразила, где она и что с ней произошло. Ниже пояса одежда была разорвана. Джинсы растрепанными тряпками висели на щиколотках девочки и держались только за счет кроссовок, которые были на ногах. Шея болела. Она долго стояла, пошатываясь в темноте, не понимая, куда идти. Спустя какое-то время Кристина заметила огни Якимовки и направилась туда.

Подходя к своему дому, она была в таком состоянии, что не видела никого и ничего и не заметила уже стоящую возле ее дома милицейскую машину. Войдя в дом, поняла, что на нее смотрела мать вся в слезах, отец с округленными от ужаса глазами и старший брат, который, бросив взгляд на внешний вид сестренки, отвернулся и ушел в соседнюю комнату. Рядом с матерью и отцом сидели трое милиционеров, одним из который и был будущий начальник милиции Игорь.

Он надолго запомнил тот вечер. Совсем юная девочка со светлыми волосами, перепачканными грязью и слипшимися вместе с листьями. Совершенно не понимающие происходящего глаза. Окровавленные и потрескавшиеся губы с кровоподтеками. Грязная кофточка. И совершенно голая ниже пояска. В районе лобка большое бурое пятно. На внутренней стороне бедра обеих ног – кровавые дорожки.

Вызвали скорую. Девушка долго не могла начать говорить. Ее забрали в больницу. То, что Кристина была лишена невинности, уже ни для кого не было секретом. По правде, это было меньшим из зол. Все опасались за женское здоровье. К счастью, внутренние органы не были повреждены. Ничем посторонним ее не насиловали. В больнице Кристине стало лучше, и она в присутствии врача и матери смогла что-то рассказать и описать того, кто напал на нее. Им оказался Анатолий Свиридов.

Как такового СТО в Якимовке не было. Анатолий, или как из-за его небольшого телосложения в его тридцать все звали Толька, держал гараж, в котором ремонтировал за деньги машины. К автомеханику Тольке выехали сразу, и через двадцать минут его заломал ОМОН прямо на рабочем месте. В милицию его привезли прямо в рабочем комбинезоне. Свиридов был напуган, но говорить сразу не стал. Он начал свой рассказ, только когда Игорь показал ему фотографии жертвы и для острастки ударил лицом об стол.

Тогда Толька заговорил. Даже не заговорил, а запел. Он сдал троих оставшихся: студент, автомеханик и два разнорабочих из СМУ. Лидером и идейным вдохновителем был Виктор Косых, студент сельхозакадемии в городе Горки, который каждые выходные приезжал домой. Он и совершал убийства после изнасилований. Но в случае Елены Ногтевой душегубство напросился совершить Толька.

Виктор был против. В пользу Тольки сыграло то, что тот самый серый седан, который искала милиция, в тот вечер предоставил именно он. Толька взял клиентский автомобиль, который был у него в гараже на ремонте. Поэтому и получилось, что у всех владельцев серых седанов было алиби. Толька из всех четверых был самым маленьким по габаритам насильником, но низкий уровень физической силы он компенсировал особой ненавистью к женскому полу. Именно поэтому в доступе к телу Толька всегда был последним в очереди, а во время изнасилования он оплёвывал жертву, грязно ругался и несколько раз даже мочился на девушек.

В случае Елены Ногтевой было то же самое. Но в этот раз ему доверили убить ее. Тольке просто не хватило сил удушить девушку. Как Свиридов неприятно выяснил для себя уже на следствии, не так это и просто – душить людей голыми руками.

Вот и в случае Кристины Петровской после нападения сзади он был уверен, что задушил и эту. Как оказалось, последних двух он не убил сам. Кристину он скинул в канаву как труп. А в те слухи, что ходили по деревне, будто бы Лену Ногтеву закопали живьем, он не верил, потому что был уверен в силе своих «мозолистых лапищ».

Когда собрали всех четверых, Игорь мысленно поблагодарил минских коллег за ОМОН, потому что к отделению милиции начали подходить его односельчане. И они были крайне недовольны тем, что «эти ублюдки» еще живы.

В ходе следствия задержанные показали, в каких местах леса закапывали жертв. Суд проходил в областном центре. Всех четверых приговорили к смертной казни и в течение следующих нескольких лет расстреляли в Пищаловском замке в Минске. Последним расстреляли Виктора Косых.

Дело было резонансным. Его даже показывали по республиканскому телевидению в передаче «Зона Х». В сюжете, посвященном якимовской банде насильников, в течение нескольких секунд показывали молодого Игоря Борисовича. Он сопровождал насильников в автозак.

Игорь Борисович, майор и начальник якимовской милиции, еще несколько минут смотрел на закрытую дверь, куда вышли его парни. Он все понимал. Отвернувшись от двери, майор полез в ящик стола и достал оттуда бутылку молдавского коньяка, разлитого в Минске. В бутылке было около двухсот грамм. Он выплеснул из кружки остатки утреннего чая вместе с заваркой прямо на пол, вылил половину содержимого бутылки в кружку, залпом выпил, сморщился, занюхал кулаком. От крепости алкоголя выступили слезы.

Он начал рассматривать кружку. Белая, керамическая, внутри, как возрастные кольца на спиле дерева, видны круги от чая, которые уже не отмывались, на внешней стороне – надпись «Лучший в мире папа!». Борисович крепко зажмурился, затем вылил остатки из бутылки и сразу же выпил.

Саша Большой и Коля шли в сторону дома Ирины Геннадьевны. Саша понимал, что даже если они буду искать всей милицией Якимовки вместе с майором, то ничего и никого не найдут. Нет оборудования, нет понимания, кого искать, нет профильных специалистов… Банально, нет опыта. В основном молодежь. Единственный из всех одиннадцати человек в погонах, включая майора, кто хоть как-то ловил преступников, был сам Борисович. Сам Саша не так давно в милиции, пару лет всего: после армии не захотел возвращаться в родной Рог, который в одиннадцати километрах от Якимовки.

Здесь хоть какая-то движуха. Юлю встретил. Жить начали вместе после второго секса в ее машине. И дочь Аня, которой тогда было пятнадцать, нормально приняла, что Саша начал жить с ними. Девочка воспринимала его скорее как старшего брата, нежели отчима или сожителя матери. Саша на другом и не настаивал.

Да и Николай, считай, такой же! Полгода почти как с дембеля. В колхоз не хотелось. А походить днем с папкой под мышкой и поспрашивать бабулей, все ли у них хорошо, и для профилактики пригрозить местным алкашам ЛТП¹ – милое дело. Деньги те же, если не больше, чем в колхозе, и за вредность в сорок семь лет на пенсию. Коля, не собирался оставаться после пенсии в органах. Он планировал накопить деньги, оформить ИП и открыть в Якимовке ларек с рыболовными снастями.

Какое-то время участковые шли молча. На улице было сыро, и песок прилипал второй подошвой к обуви.

Подходя к участку Ирины Геннадьевны, милиционеры услышали мужские крики. Зайдя во двор, они увидели, как на пороге открытого гаража по телефону с кем-то ругается сват Ирины Геннадьевны.

– … я сказал, что я останусь в Белоруссии столько, сколько надо! Это мое судоходство, ты слышишь?! Мое, сука!

Анатолий заметил сотрудников МВД, виновато улыбнулся, свободной рукой прикрыл микрофон в телефоне, кивнул в сторону дома и полушепотом сказал:

– Кариша спит. Ира и Лена в доме. Тихонько проходите.

Саша и Николай направились в дом. Зайдя в сенцы, они услышали новую порцию криков Анатолия.

В самом доме было достаточно тихо. Ребенок спал в дальней комнате в детской кровати. Сватьи сидели на диване и о чем-то вполголоса беседовали. Женщины не были похожи на тех, кто нашел разрытые могилы своих детей. Да, они обе выглядели уставшими, у обеих были темные мешки под глазами, но не было похоже, что женщины сильно переживают.

1.Лечебно-трудовой профилакторий