Осенний дом

Предисловие

Клервинд – это планета частых, но слабых землетрясений и обычных людей с красной кровью. Планета, которая привлекла внимание рослых и сильных людей с даром призыва крыльев, мечей, а также исцеляющего света и возможностью различать ложь по глазам.

Благополучно принятые ангелоподобные пришельцы, названные крылатыми, взяли на себя обязанность защищать Клервинд и его хозяев от перевёртышей – часто диких, жестоких и голодных инопланетян, путешествующих самостоятельно. Высокие и твердокожие перевёртыши, в большинстве своём будто покрытые тонким слоем сажи, имели врождённые особенности тела и навыки, которые, казалось бы, делали их непобедимыми. Действительно, две из трёх рас перевёртышей обрастали прочными доспехами, а способность выбрать любую точку центром притяжения для своего тела, позволяла кровожадным чужакам летать с невероятными скоростями, не пользуясь никакими приспособлениями.

Только благодаря сплочённости и опыту, крылатые нашли способы противостоять неприятным гостям из космоса. Но с каждым столетием перевёртыши прилетали всё чаще, и всё реже – в одиночку. В 42-м году эпохи Непредвиденного Клервинд впервые посетило целое царство – мудрый древнейший перевёртыш по имени Ли привёл за собой не только сильных наследников и воинов, но и подданных, нуждающихся в его защите – женщин и детей. Вынужденный вести захватническую войну очень осторожно, царь-шипастый закрепился возле городка Лифорд на северном континенте, и выстроил подземный дворец-город – предел. Терпеливо и неуклонно Ли по прозвищу “Лифорд” вёл войну с людьми и крылатыми, спокойно принимая как потери и проигрыши, так и победы.

В 90-м году на помощь Ли прибыл старый знакомый – повелитель собственного предела Рицка Рашингава, родовитый учёный-перевёртыш. Цари оказались высококультурными существами, не лишёнными своего рода чести. Кроме того, подданные Рашингавы и Ли во всём брали пример со своих лидеров и кумиров, и люди скоро нашли тысячу приятных отличий нынешних пришельцев от прошлых, успешно устраняемых крылатыми.

Мир наступил спустя 178 лет после пришествия Ли. В течение войны противники прибегали к самым разным и необычным уловкам. Крылатые пробудили своих древнейших, среди которых нашёлся настоящий ясновидящий, и даже призвали на помощь человекоподобных фитов с их космическим флотом. А перевёртыши переманили в союзники людей, вывели фантастических полукровок – драконов и эскортов, – и присоединили к своей борьбе царства благородного Адмора и коварного Хоакина по прозвищу Классик.

Древнейшие крылатых, фитов и перевёртышей решили отложить сведение счетов на неопределённый срок и смирить гордыню ради рывка к всестороннему процветанию и благополучию народов.

Итак, в 221-м году эпохи Непредвиденного, в едва основанном на границе городе Ньоне, потомок ясновидящего, Брайан Валери, бывший святой, короновал выбранного богом человека, Эрика Бесцейна, на владение всей планетой.

Древнейшие, цари и прочие хозяева и покровители колоссальных территорий, равных целым странам, получили титулы принцев и членство в высшем совещательном органе империи – принсипате.

С тех пор прошло 57 лет, объединённые армии с успехом защищали Клервинд и его великолепное, подуманное будущее от так называемых “перевёртышей извне”.

Межвидовые браки людей и трёх человекоподобных видов окончательно прояснили положение о значительном биологическом различии только людей-аборигенов и перевёртышей. Психически, однако, все четыре вида оказались полностью совместимы. Более того, с течением времени оказалось, что старение всех разумных на Клервинде замедлилось до предела без чьих-либо усилий – войны теперь не хотел никто.

Так, для клервиндцев ненависть отошла в прошлое на столько, на сколько это вообще было возможно. Но не для ряда принцев и членов их семей, рискующих оказаться заложниками или первыми жертвами вендетты.

Часть первая. С первого летнего дня

1.5.34. – Первый день пятого лунного периода тридцать четвёртого года эпохи Террора Сапфира.

– Эй!.. – Тони Эшберн не скрывал возмущения в голосе. – Отрастите глаза на затылке, милейший!.. Позади вас живое существо, между прочим!

Впереди стоявший высокий, обросший тяжёлыми доспехами и шипами перевёртыш, только что пошатнулся и наступил ему на ногу. Обернувшись к пострадавшему, немалого роста тип только улыбнулся, увидев, что неприятность доставлена не кому-нибудь, а крылатому. Тихая, лукавая радость засветилась в глубине треугольных зрачков громилы. И как они всегда так успешно отличают крылатых от прочих видов разумных? Крылья-то всегда отозваны. Рост? Бывают высокие люди и фиты. Зрачки? У людей они тоже круглые. Но бороды и усов нет, черты лица мягкие, не слишком выраженные – наверное, так. Впрочем, бороды люди чаще всего сбривают. Да и крылатые обычно золотистые, светловолосые, а Тони – нет. Почти все крылатые клана Сильверстоунов белокожи и черноволосы. Нет, не понятно. Наверное, нюх у них, у этих перевёртышей.

Шипастый даже не ответил на "живое существо" Тони фразой вроде: "Сейчас будет мёртвое, приятель!" и не попытался врезать. Тогда как, по мнению крылатого, всё к тому и шло. Поменяйся бы они ролями, Тони наверняка использовал бы даже самый малый повод сунуть в морду.

А, всё-таки, у преспокойно отвернувшегося шипастого, так называемая "кость" наростов заметно поблескивает металлом. Любой человек, заметивший это, даже не пикнул бы, наступи ему на ногу такой перевёртыш. Конечно не от того, что не воспринимает боли – только эскорты в этом смысле бесчувственны – а от того, что испугался бы вступить в конфликт с этим громилой. Как известно, с незнакомыми шипастыми, с заметным содержанием металла в теле, лучше не связываться. Значит, дело в отсутствии страха – так перевёртыш понял, что досадил именно крылатому. Крылатые ничего не боятся. А перевёртыши? Они, случается, бывают умны. Но не так уж часто, чтобы победить, благодаря этому.

Между тем, первый день лета 34-го года эпохи Террора Сапфира в империи Бесцейна праздновали особенно ярко в столице – Ньоне. Здесь лето длится пять из тринадцати лунных периодов. Почему бы не отметить начало лучшего и самого длительного времени года?

Перевёртыши-актёры, поднявшись ещё выше в небо, развернули гигантские полотна, плавно и быстро, кружась, образовали форму шара и закрылись тканью от всего мира. Сине-зелёная шёлковая планета вращается на фоне ясного звёздного неба. Ровно. Всё как надо.

Тони перевёл дыхание. Получилось. Оглянулся. Толпа смотрит; все они так же перевели дыхание. Построение гигантской и, честно говоря, шишковатой сферы у перевёртышей – в порядке вещей на войне. Но чтобы шар был гораздо меньше, предельно ровный, да ещё вращался – такого раньше не было.

Теперь пришло время построения лун и имитации их оборотов вокруг планеты. А ещё собственное вращение? Нет, актёры не подвели. Тони снова задышал. Всё. Теперь уже можно не волноваться. Остальное – типично. Театр масок легко справится дальше. В конце концов, все где-то раньше служили, все – профессионалы. Роли заучены до такой степени, что будут исполняться даже в полумёртвом состоянии. Хорошо, что последнее не требуется.

Представление, конечно, фееричное для большинства. Но крылатые и фиты только интуитивно понимают его смысл. Люди – чуточку лучше, но далеко не все. Потому Тони, адаптируя традиционный театр масок перевёртышей для выступления в небе над столицей, постарался сделать акцент на яркости представления. Ведь если для подавляющей части подданных императора смысл укроется, то красота происходящего мимо глаз не пройдёт никак. Мало кто способен интересоваться смыслом красивых закатов и рассветов. Ими просто любуются.

Почему нельзя любоваться тем, что красиво?

Моргана Аргиад-Валери, признанная Красивейшая женщина империи, прижимается к губернатору – нынешнему мужу маркизу Валери – и единственному выжившему дядюшке Тони. Долго жившая в качестве любовницы каждого из принцев-перевёртышей, Красивейшая эскортесс лишь примерно понимала смысл происходящего, но совершенно точно отметила разницу – необыкновенный размах представления. Об этом говорили её глаза – Тони хорошо узнал тётушку с тех пор, как она стала частью семьи.

Всё это замечательно. Для неё, эскортесс, никогда не вдававшейся в детали. А, значит, и для значительной части собравшихся на площади, даже не планировавших стать зрителями.

Выступление театра, впрочем, можно увидеть, находясь довольно далеко от Цитадели. Ни одна сцена не может быть так удачна в этом плане, как небо.

"А где моя жена, чёрт возьми?" – вдруг задался вопросом Тони.

Если бы было всё как прежде, она сейчас стояла бы рядом с ним.

Представление прошло великолепно. Подданным императора совершенно точно понравилось; и восторг толпы выстрелил в голову Тони зарядом чистейшей эйфории.

Это полная победа. Его собственное, целенаправленное достижение в мирное время.

Ощущая себя очень пьяным, хозяин театра масок нашёл в толпе свою жену, привёз её домой… и рассказал ей о внебрачном сыне.

Он изменил ей через пять лет после заключения брачного контракта. В первый и последний раз.

За тридцать девять лет супружеской жизни жена-перевёртыш так ни разу и не забеременела. А случайно встреченная одной безумной ночью женщина-человек – да, и с одного дурацкого, неуклюжего, нетрезвого раза.

На лице супруги всё же… никаких эмоций.

– А как его зовут?

– Дэниел Масс.

– Я запомню, – вздохнув и поправив волосы, с прохладцей сказала она.

Крылатый и перевёртыш – муж и жена. Это редкий тип брака. И редкая женщина. Невозмутимая, сдержанная до невозможного. Предскажи ему ясновидящий предок Си сто лет тому назад, что Тони попадёт в сети к такой леди, он бы не сразу поверил во вменяемость принца Сильверстоуна. Но сейчас ясно, что иначе быть и не могло. Чайна Циан слишком притягательна. Её внешность необыкновенно влечёт. Густого сине-фиолетового оттенка почти чёрные волосы, заплетённые в косу, спускаются вдоль идеально ровной и прямой спины до самой… самого… стула. Подбородок почти всегда гордо поднят, но красивые синие глаза не смотрят высокомерно. Холодного оттенка смуглая кожа иногда отливает густым индиго, а прикоснись – горяча. Чайна Циан всегда дышит часто-часто, и это заметно, или вовсе перестаёт дышать, когда слушает или готовит ответ. Её сердце всегда колотится как сумасшедшее. Если она вздумает всё-таки улыбнуться – радости и смеха в её глазах всегда в разы больше, чем в изогнутой линии неярких губ маленького рта. Плечи, грудь, бёдра – всё крутое, упругое и крайне женственное. Талия такая тонкая! Фигура правильная настолько, что руки чешутся и невозможно не коснуться. Пробивает насквозь при одной мысли, что этим богатством может владеть другой. Но любому мужчине, кроме Тони скоро бы наскучила эта недвижимая красота. Чайна Циан совершенна… Но эта женщина не сдвинется с места без какой-либо серьёзной причины. Она не станет развлекать, веселить, петь по собственному желанию. У неё не бывает порывов, затмений, инициатив и идей, интересов, ярких эмоций. Она, словно камень, безразлична и тиха. При этом Чайна Циан далеко не идиотка…

– Надеялся, ты изобьёшь меня до полусмерти, – высказался Тони.

Вспышка ярости, обиды, желания мстить, даже в такой женщине была бы понятна. Но… этого всего нет. Чувства в жене не наблюдаются.

"Зато цел остался" – мысленно отметил Тони.

– Ну, я же не одна из твоих истероидных актрис, – произнесла Чайна Циан.

– О. Конечно. Всегда полна собственного достоинства – княжна Чайна Циан Лифордская.

"Я что, ещё нарываюсь?"

– Попридержи сарказм, граф Эшберн-Фольманский. Я давно уже не Лифордская княжна и тоже кое-что должна тебе сказать.

– Весь внимание.

– Я приняла предложение принца Адмора. Работаю штатным лаборантом в его исследовательском центре. Уже две недели.

– И ты так спокойно говоришь?! – вырвалось у Тони.

Весь мир свернулся в клубок и был отброшен во имя сегодняшнего представления театра масок. Тони не заметил бы обрушения дворца, в котором жил, не то, что… этого…

Он закрыл глаза. Вздохнул. Эйфория давно ушла, отступила перед натиском не самых лучших чувств. Трезв, но голова всё равно почти не работает.

– Это развод, – придавлено признал он. – Я говорил тебе, что не приму подобного. Уезжай сейчас же. К Шерил в Белые Колонны, или к Ретту Адмору в предел – мне всё равно. Просто сделай это сейчас же. Бумаги начнём готовить завтра.

– Хорошо, – ровно сказала Чайна Циан и поднялась. – Я попрошу Мелиссу заняться моими вещами.

– Ей не хватит и года, чтобы очистить мою гардеробную от десяти тысяч пар твоих туфель.

– Их не так много.

– Тысяч пять? – с кривой улыбкой поморщился Тони. – Всё равно многовато.

– Ты не унываешь, – мягко отметила Чайна Циан.

Тони поймал любящий, нежный взгляд жены. А затем она просто ушла. Без слов и сожалений.

В таком случае, все эти её взгляды – что это было? Только ли дело в том, что она – перевёртыш, а он – крылатый? Только ли дело в том, что он придавал слишком много смысла каждому её выдержанному, точно отмеренному жесту, каждому полутону её чистого, ясного голоса?

Не думать. Позже, когда всё придёт в норму, он точно сделает правильные выводы.

Ночь. В последние годы он, бывало, ложился спать один – Чайна Циан засиживалась за книгами до утра. И утром, не однократно, просыпался тоже один – жена уже отбывала в университет. Значит, будет не так уж непривычно одиноко.

И действительно, утром не сразу вспомнил, что чего-то не хватает. Самочувствие отличное. Отсутствует тревожность глубоко внутри – это выступление театра масок, прошедшее вчера и удавшееся на славу, сняло всякое напряжение. Но вот дальнейшие воспоминания сделали сложным и тяжёлым каждое движение. Возился с одеждой дольше обычного. Всё – дольше обычного.

Надо спуститься вниз, в гостиную, и рассказать родственникам о том, что Чайна Циан здесь больше жить не будет.

Все уже завтракают. Собрался, натянул улыбку на лицо и вошёл в столовую.

– Доброе утро, клан! – произнёс Тони обычным легким, весёлым тоном.

– Ты опоздал к завтраку, – отреагировал герцог Сильвертон – глава клана Сильверстоунов, – останешься без еды.

– Я и к началу войны опоздал родиться, но в стороне меня не оставили, – парировал Тони и уселся на своё место.

– Наглец.

– …Моё второе имя.

– Реджинальд твоё второе имя, – пробурчал дядя Брайан.

– Ты какой-то не радостный.

– Это ты не радостный. Отбрось лицемерие и скажи, что у тебя не так.

– Это не для завтрака. Это для клансбора.

– Хорошо, после завтрака поговорим.

– А не я здесь решаю такие вещи? – холодно поинтересовался герцог.

– Да какая разница, – с непроницаемым лицом ровно, без эмоций, возразил Брайан. И добавил: – На данный момент.

Тони почти полностью потерял аппетит. Захотелось чего-то… невозможного сейчас.

– Так что ты хотел сказать? – спросил герцог, усаживаясь в своё привычное кресло в белой гостиной.

Герцогиня уселась рядом с супругом, и, сложив руки на коленях, обратилась в слух. Остальные родственники вели себя тихо. Не сияющий благостно "почти святой Брайан" и не унывающий Тони, у которого плохо получается скрывать, что у него что-то не так – это очень плохой признак. Очень.

– Вчера я и Чайна Циан вскрыли карты. То, что мы узнали друг о друге, оказалось достойно разрыва брачного контракта.

Все молчали. Герцог, однако, среагировал почти сразу:

– Ты, полагаю, изменял ей. О тебе болтают, что ты не пропускаешь ни одной актрисы. Но ты сказал, что узнал что-то о ней. Чайна Циан никогда не сделала бы ничего плохого. Она, перевёртыш, по своим качествам крылатая больше, чем половина знакомых мне женщин. Она честная и чистосердечная, безыскусная, прямолинейная и добрая. Что, скажи мне, она могла сделать?

Поскольку Тони сразу не нашёлся с ответом, герцог продолжал говорить, свирепея:

– Полагаю, она уехала к Шерил. И, знаешь, даже если тебе будет от этого паршиво, и, более того, как бы тебе от этого не было паршиво, я намерен вернуть Чайну Циан. Она часть клана. Мы дали ей свою фамилию, когда её отец отказался от родства с ней. И, что бы между тобой и ней ни происходило, она должна жить здесь, в Нью-Лайте. А ты мне отвратителен. Такие как ты, не способны удержать ни одну в мире женщину. Притвориться, что ты достоин уважения хоть в чём-то, и удержать жену. Вон с моих глаз.

Герцог умеет разговаривать, отличный дипломат, предводитель крылатых планеты в прошлом; он хорошо знает цену громким фразам, а так же зубовному скрежету и тихим проклятиям, брошенным вслед. И сейчас он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что сказал. А Тони, после услышанного, вкупе с явным презрением герцога, оказалось сложно собраться с мыслями.

– Прежде всего, есть нечто, – заговорил всё же Тони, не двинувшись с места, – что клану следует узнать обязательно. У меня есть сын. Его зовут Дэниел Масс, ему тридцать три года…

– Вот оно!.. – прошептал кузен Тони, Шип Валери.

– Ночь Багровых Лепестков? – протянул Даймонд – сын прародителя, Сапфира Сильверстоуна.

– Она самая.

– Знаешь, я, пожалуй, не удержусь, – пророкотал герцог, поднимаясь с кресла.

Последнее, что из увиденного запомнил Тони, кроме разъярённого лица и заалевших глаз главы клана, это тяжёлый кулак герцога, несущийся навстречу.

Моргана тихонько вошла в спальню Тони, где он приводил себя в порядок, пытаясь убрать посеребрившуюся кровь с лица. Отметина на лице осталась – будь здоров.

– Как так вышло? – с лёгким возмущением обернулся он к Красивейшей.

– Ты надолго отключился, а твой дед запретил исцелять тебя. Свеча точно истаяла за это время – теперь только ждать, когда само регенерирует.

– Мог бы и не спрашивать, – сделал вывод Тони. – И сколько такие штуки проходят сами?

– Не знаю. Я же эскортесс, на мне всё за пару мгновений заживает.

– Повезло, – Тони уселся у туалетного столика жены. Все её баночки, скляночки и порошки на месте.

– А ты на войне уж наверняка насмотрелся на раны, но не знаешь.

– Ну, там, бывало, ни одного живого места на теле не было, так что и не замечали… Но, помню, у Джереми, после стычки с Брайаном, была такая же штука, только больше, забавная, в форме крылофитской "Ко". Исчезла за пять дней. Я так сокрушался. Когда исчез тот синяк – то есть.

– Значит… на пять дней нужно придумать что-нибудь… Я принесу краски для лица. Рэйн научил меня ими пользоваться.

– Каждое утро ждать, когда ты вылезешь из постели, чтобы намалевала мне… Помню, что дедуля кулаком вломил… а выглядит, будто ногой. Он точно меня не пнул потом по тому же месту?

– Нет. Но…

Моргана подошла к Тони, рассматривающему видимый урон от несдержанности главы клана. Руки Красивейшей сначала опустились Тони на плечи, а затем принялись перебирать его чёрные, отливающие пепельно-зелёным, волосы. Прикосновения её рук приятны. Он закрыл глаза. Спиной и затылком чувствовал тётушку, слегка приобнявшую его сзади. Они всегда считались друзьями. Но почему так уж аморально слегка хотеть её? Это не угнетает, это бодрит.

Почувствовал, однако, немного туманно, как она поцеловала в ту из скул, что осталась в целости. Белые волосы жены дядюшки Брайана упали Тони за ворот рубашки. Красное кружево платья коснулось его шеи. Он подавил желание посадить красавицу себе на колени. А она сглотнула, словно…

– Щекотно, – только и сказал он.

Сдержанности его учить не надо. Научен женой.

В комнату вошла Мелисса. Ещё одна тётушка – младшая, сводная, единственная сестра пропавшего отца Тони. Собственно, самая молодая женщина клана. Её прелестное личико в обрамлении золота волос и стройную фигурку в светлом платьице, кроме как милыми и любимыми не назовёшь.

– Мама сказала, что другого поступка от отца она не ожидала, – быстро сказала Мелисса, усаживаясь на ближайший стул.

Все некоторое время осматривали следы на лице Тони. Ссадина на лбу, разбита бровь, повреждена часть скулы. Герцог фантастично избивает родственников. Казалось бы, два-три удара, а сколько следов. Ну и кулачищ-ще. А с виду так не очень.

– Оливия права, – признал Тони. – И дед, в общем-то, тоже прав. Потерять Чайну Циан просто… Но так вышло. Не думаю, что я виноват. Нам было сложно быть вместе с самого начала. Но мы справлялись тогда. Сейчас – нет. Вот и всё.

– И где сейчас Чет? – поинтересовалась Мелисса. – У Шерил?

– Наверное. Хотела, чтобы ты собрала её вещи и переслала их, – он не сдержал вздоха.

– Когда же это случилось? – несколько сочувствующе прозвучал голос Мелиссы.

– Вчера вечером. Ночью. Где-то так.

– Ты был пьян?

– Нисколько.

– И сказал ей о… об этом своём ребёнке? – вступила в разговор Моргана.

– Да.

– А она в чём созналась?

– Что работает с Адмором.

– И?.. – поторопила Моргана.

– И всё. Этого не достаточно? – посмотрел на эскортесс Тони.

– И всего-то? – изумилась Мелисса.

Моргана несильно шлёпнула Тони по больному месту. Обе тётушки постарались заглянуть ему в глаза, склонив и приблизив к его лицу свои красивые, розовеющие от возмущения мордашки.

– Ты соображаешь? – с напором спросила одна.

– Где справедливость? – спросила другая.

– Ты понимаешь, что это уму непостижимо? – вопрошала одна.

– Где твои мозги?! – звенел голос другой.

– Не лезьте, – только и смог вставить Тони.

Тётушки никогда не испытывали особой любви друг к другу, Моргана – бывшая жена принца империи Рэйна Росслея, а Мелисса – того же принца нынешняя официальная невеста. Но сейчас спелись.

– Но это же!.. – задохнулась Моргана, выпрямилась, упёрла кулаки в бока и посмотрела на Мелиссу.

– …Уму непостижимо! – закончила Мелисса, так же выпрямившись и встретившись взглядом с Красивейшей.

– А что? – похлопал глазами Тони.

– Ты изменил ей. Она тебя не убила, – перечисляла факты Мелисса, загибая пальцы. – И, после этого, ты сумел оскорбиться, узнав о её работе у Адмора! – теперь её руки взметнулись вверх.

– Ты сегодня такая энергичная, – медленно проговаривая, отметил Тони, с опаской глядя на руки Мелиссы.

– Это невероятная наглость с твоей стороны, – покачала головой Моргана. – Так обходиться с женщиной, быть таким требовательным к той, кто тебе всё прощает. Что это? Как это называется? Мужчины, чёрт возьми!

– Не хочу говорить об этом, – скривился Тони, нахмурился и тут же застонал от боли. Пока лицо немного не заживёт, лучше не гримасничать. – Уйдите.

– Да с радостью! – сообщила Мелисса, и тётушки зашагали прочь.

Моргана, однако, порхнула обратно. Несколькими движениями взлохматила его волосы, затем пригладила и положила высвободившиеся пряди поверх ссадин. Получилось что-то вроде длинной чёлки с косым пробором. Тони уже полторы сотни лет такое не носил.

– Романтический стиль, – прокомментировала Красивейшая и убежала.

– Удачно, – отметил Тони, разглядывая себя в зеркале.

Где-то в узоре рамы зеркала он увидел россыпь листьев. Вспомнил своё любимое ощущение – прохладный, влажный листопадный лес вокруг, и согревающая рука Чайны Циан на щеке. Было так хорошо.

…Но Осенний дом хотя бы останется.

Вошла следующая партия посетителей. Дядюшка Брайан и сын прародителя-ясновидящего – крылатый принц империи Даймонд Лайт.

– Какая трогательная забота о собственном лице, – произнёс Даймонд, узрев Тони подле зеркала. – Уже планируешь рейд по домам свиданий?

– Кто бы мне дал времени хотя бы подумать об этом, – парировал Тони. – По собственной воле.

– Девчонки навещали? Избили словесно за потерю Чет?

– Я стонал.

– И поделом тебе, придурок.

– Знал, что ты поддержишь меня, – фыркнул Тони.

– Но, я полагаю, – осторожно заговорил Брайан, – ночь ушла не на составление разводных бумаг?

– Нет. Не моя ночь – точно.

– Вот и хорошо. Если Чайна Циан не будет торопиться, а мне что-то подсказывает, что не будет, то и ты, малыш, не слишком гони. Это герцог сразу всё воспринимает буквально, а леди, насколько мне известно, изменчивы.

– Да, – с некоторым сомнением посмотрел на Брайана племянник. – Через сколько разводов ты прошёл, говоришь?

– Это ты правильно подметил, Энтони, но я близнец твоего отца, перегруженного опытом расставаний. И он бывал со мной предельно откровенен. Всё ещё может измениться. Так что не торопись праздновать.

За спиной Брайана открылась дверь. Вошёл сиятельный герцог собственной персоной.

– Никогда не считал празднование развода достойной традицией, – сухо проговорил Сильвертон. – Это оскорбляет леди.

– А я не против, если это помогает некоему господину взять себя в руки, – протянул Даймонд.

– Некоему господину можно помогать подбирать сопли до бесконечности. А развод – это трагедия, – гнул своё герцог. – И радоваться тут нечему.

– Драма, – внезапно уточнил Тони. – Не трагедия.

– Мы все потеряем члена семьи, – по голосу герцога слышалось, что он снова начинает выходить из себя. – Я теряю внучку, пусть и не родную. А ты думаешь только о себе, эгоистичный, мелкий…

– Виноват!.. Понял я, не трудись продолжать. С каким скрежетом ты, должно быть, отдавал моих сестёр замуж.

– Мы оба знаем, что я тогда предводительствовал крылатым всей планеты. И на свадьбах плакал преимущественно твой отец.

– А, ему лишь бы поплакать…

Герцог наклонился к лицу Тони, сложив руки на груди, и с напором приказал, как будто не в первый раз:

– Чайну Циан – верни!

– Нет, – Тони почувствовал, что тоже начинает злиться.

– Почему?

– Не твоё дело, герцог, – процедил Тони.

– Ясно, – с откровенным неудовольствием выпрямился герцог и перевёл взгляд на Даймонда и Брайана. – Скажите ему, что упрямцам я выбиваю зубы.

– Вот уж что будет регенерировать долго… – протянул Даймонд, заранее сочувствующе глядя на Тони. На деле в нём сочувствия ни капли.

– Нет, ну если она не выскочит за Адмора при первой же возможности, то я готов прислушаться, – прошипел Тони, сдержав желание устроить драку с собственным дедом. – Но я посмотрю, как ты будешь плакать на такой её свадьбе.

Герцог молча воззрился на Тони.

– Она была невестой Адмора, – продолжал внук главы. – Красивой и сильной дочерью принца Ли. Ослепнув и потеряв ценность для своего отца, она естественно приняла мою заботу. Сейчас она снова красива, сильна и ценна. Зрение и рефлексы – в норме. И снова вокруг неё крутится Адмор. А дочерью Ли она так и осталась, кто бы и что ни говорил. Всё просто возвращается на прежние места.

– Адмор, говоришь? – заметно нахмурился герцог.

– Так что оставим Чайну Циан в покое. Меня интересует мнение клана о возможном родственнике.

Герцог, всё ещё хмурый, хмыкнул.

Тони вскинул бровь.

– Ты сам-то его видел? – наконец позволил сменить тему Сильвертон.

– Видел ли я собственного сына?

– Он сам-то знает о тебе?

– Всё знает. Но его мать – человек. Мальчишка нормальный, но, сам понимаешь, несколько более хрупкий, чем мы, чистокровные крылатые. Прими он наше имя, не сделает ли его это военнообязанным первого порядка? И не сделает ли это его лёгкой мишенью для ударов по тебе, Сапфиру и Даймонду?

Взгляд Ричарда Сильвертона потяжелел дальше некуда.

– Клансбор вечером, – объявил герцог и вышел.

– Ждём вечера, в таком случае, – сказал Брайан и тоже покинул спальню.

– Счастливо оставаться, неудачник, – выдохнул Даймонд, засобиравшись прочь.

– Иди сюда, красавчик, – отреагировал Тони. – Ты меня как назвал?

– Хочешь ещё раз по лицу получить? – вернулся Даймонд.

– Нет, этого хочешь ты.

– А я уверен в обратном.

– Уверен?

– Да.

– В таком случае, ты слишком ласков.

В кровь Тони будто впрыснули не то что бы уж свойственный крылатым кураж. В огромной дозе. Потому, когда Даймонд накинулся на него, он едва ли не радостно рассмеялся.

Они с Джереми провели почти всю юность на войне. Эйфория крылатых, проклятие чистокровных молодых представителей вида, заставала их чаще всего в бою, и это воспитало в них склонность любить хорошую потасовку не менее вкусной еды, крепкого сна и быстрого, ни к чему не обязывающего секса. Даже довольно сильная боль (а в стычке с Даймондом она только такой и бывала) уже не воспринималась как нечто, способное прекратить дальнейшие эпизоды кровопролития.

Но сейчас эта боль почти приятна.

"Я что, наказываю себя?" – внезапно поразился Тони, морщась и снова поднимаясь прямо навстречу кулаку родственника. – "Похоже, очень похоже на то – вот прямо сейчас!"

Родственник постепенно превращал лицо Тони в противное месиво. Кровь попала на волосы.

Но! Если исцелиться сразу после драки, кровь остаётся на коже, но ран и ссадин уже не будет. Даймонд не смог не врезать в то же место, что и герцог утром. И, благодаря своевременному исцелению, часть следов, оставленных гневливым дедушкой, ушла сразу и навсегда.

– Ах ты хитрый, мелкий… – почти пролаял Даймонд, приводя себя в порядок и заглядывая в самый большой кусок разбитого теперь зеркала, застрявший между туалетным столиком и стеной, и потому не упавший на пол, подобно другим. – Ты меня использовал.

– Как девку, – удовлетворённо ответил Тони, аккуратно поднимая один из осколков и оглядывая своё лицо.

Он всё ещё полулежал там, куда его свалил финальный удар Даймонда. Всё-таки сын ясновидящего – древнейший. Опытный, сильный, со скрытыми талантами и не чуждый магии крылатых. Даром, что Красивейший мужчина в империи. Умный. Но почему-то всё время ведётся на подначки Тони. Наверное, даёт повод попытаться отомстить за ослепление Чайны Циан. Но теперь Чет… отошла в прошлое…

– Не боишься, что изобью теперь серьёзнее? – поинтересовался Даймонд, стряхивая с кулаков свернувшуюся кровь, на глазах обращающуюся серебряным песком.

– У тебя сейчас нет подходящего настроения. Ты уже размялся и хочешь вернуться в свою лабораторию.

– Верно, – не глядя согласился сын предка, стряхнул блестящую пыль с плеча и ушёл.

Тони осторожно приподнялся и сел, прислонившись к стене спиной. Оглядел следы борьбы с одним из старших Сильверстоунов.

Ближайший столбик кровати словно срезан, письменный стол в углу и кресло у камина испорчены, пара стульев – в щепу, зеркало – в осколки. Порошки Чайны Циан свалились на пол и частью рассыпались. Драки Сильверстоунов между собой означают если не ремонт стен дома и его отделки, то смену мебели и стёкол – наверняка. Тони знал это, нарываясь на драку с Даймондом.

За тем столом работала Чет. То кресло тоже любила она. В зеркало часто смотрелась, когда зрение вернулось. Кровать эту любила не меньше.

Прощай.

– Итак, у Тони есть сын, – начал семейное собрание Сильвертон после ужина. – И он утверждает, что этот полукровка, получеловек, получился вполне нормальным.

– Почему мы всё время делаем это после еды? – возмутился Даймонд. – У Мелиссы так начнутся проблемы с желудком.

– Мелисса?

– Я в порядке, – откликнулась тётушка, холодно глядя на Тони. – Врежь ему, папа.

– Да я бы не прочь, – медленно произнёс герцог, – но разве тебе не любопытно услышать о своём внучатом племяннике? Это огромная редкость – нормальный полукрылатый ребёнок.