Читать книгу: «Бабкины панталоны – с юмором о старости!», страница 5

Короче, у бабушки так накипело, она никак не могла понять, что это был автоответчик. Мы целую неделю переслушивали бабушкины голосовые сообщения! И ржали до слёз!

Только спустя несколько дней нам удалось успокоить бабушку, и она поверила, что это был не Лёша, а чудо техники!

«Серьезное разрушается смехом, смех – серьезным». – Аристотель.

Вёрстка газеты продвигалась медленно, то мы отвлекались, то нас отвлекали. В дверь постучали. Это была Вероника Сергеевна – философичка. Она запыхалась и раскраснелась.

– О, вы тут, ребятки! А я, Аня, тебя повсюду ищу. Мне нужно тебе историю про мою соседку старушку рассказать. Ты, я знаю, любишь такие, а я про неё вот вспомнила, и время у меня есть – сейчас. Там всё как ты любишь: и старость, и юмор. Запишешь, для статьи?

– Ну да, хорошо, это ж недолго.

Рома тяжело вздохнул и продолжил работать один, а я написала новую статью.

Рубрика: Бабкины панталоны – с юмором о старости!

Статья № 10

Петровна, Кирби и Жужа

А помните, раньше предлагали прийти и бесплатно почистить ваш ковёр пылесосом «Кирби»? Моя тогдашняя соседка Любовь Петровна обожала менеджеров из компании «Кирби».

«А что? Я, – говорит, – и не убираюсь особо. Они ж часто звонят, постоянно предлагают свои услуги. Вот я и вызываю их примерно раз в три месяца. Придут, ковры начистят, пропылесосят всё-всё в доме, и даже шторы – чистота, красота!»

Дело было так… Любовь Петровна жила на первом этаже, а я на втором, прямо над ней. Квартиру я тогда снимала. И вот в то лето ко мне хозяйка квартиры приехать должна была из Латвии. А в договоре аренды у нас был пункт – НИКАКИХ ЖИВОТНЫХ в доме!

Рыжая такса была моей мечтой с детства. Я очень сильно хотела себе эту собаку, лет примерно с десяти. Тогда после школы я ходила и гуляла с соседской таксой, помню, его звали Адамчик. Завести себе щенка было для меня непозволительной роскошью, ибо квартира съёмная, а щенки всё грызут, на пелёнки ходят.

Джульетту я нашла по объявлению – молодая такса четырёх лет ищет новый дом. Я взяла её и, чтобы ей ничего не напоминало о прошлой жизни, она была переименована в Жужу.

С Любовью Петровной, несмотря на разницу в возрасте почти в 40 лет, мы сильно дружили и решили, что она на время приезда хозяйки квартиры возьмет Жужу к себе. Ну, будто бы это она себе на старости лет решила завести таксу.

Хозяйка приезжала рано утром, и поэтому Жужу на передержку я завела к Петровне с вечера. Как раз в тот день к ней приходили из компании К. и начистили ковры до блеска! Особенно тщательно ковровую дорожку в прихожей – длинную, метра четыре, из хорошей шерсти, светло-бежевую, с изысканным орнаментом.

Жужа, конечно, не поняла, в чём дело, до этого она заходила со мной к Петровне в гости, но мы всегда возвращались домой. А тут такое дело… Её место и миски разместили в кухне. «Новый дом, новая хозяйка, что ли?» – подумала Жужа, но сильно горевать не стала, так как Петровна пожалела её и для снятия собачьего стресса плотно покормила перед сном.

А потом в 23.00 у Петровны холодец был готов, и костей осталось видимо-невидимо.

Жужка не спала и на сон грядущий, раз предлагают, ещё поела, ну чтобы уж совсем забыться, где она и почему нет хозяйки. Но она такса, а не алабай. И желудок у неё не вместительный.

Ночью все спали прекрасно. И моя милая соседка-подружка, и я, и Жужа, наверное.

Любовь Петровна, правда, ночью часто в туалет бегает.

«Я, – говорит, – встаю сонная-сонная и, чтобы сон не растрясти, иду в туалет медленно. Из спальни выхожу, затем через прихожую по ковровой дорожке, рукой за шкаф-купе придерживаюсь и так же на автопилоте обратно. Бух, в постель и засыпаю.

За ночь я, – говорит, – раз 5-6 могу встать. Мочевой слабый, вот и хожу часто».

Идя до туалета в который раз, сквозь сон, Любовь Петровна думала – ну как же в этот раз неудачно почистили ковровую дорожку! Пены, конечно, не пожалели, а вот собрали пену нехорошо, вот прям и скользко, и пенно, или она не просохла еще, и запах химии прям резко кислый, видно, порошок сменили на более дешёвый – экономят паразиты. Того и гляди упаду еще!

«Ложусь в кровать сонная, нога об ногу потру, вроде как бы от пены вытираю насухо и сплю дальше. Снова встаю, снова пена, снова не просохшая дорожка – ну я им наутро позвоню, я им уж скажу, чтобы приходили и чистили снова».

6 утра. Едва рассвет.

В молодости так спать хочется, а Любовь Петровна в свои 65 вставала рано. И сразу в туалет, конечно. Прямо через коридор по ковровой дорожке.

А там?!

Жуже – было плохо всю ночь! Стресс, переедание. Вот она и справляла расстройство желудка на ковровую дорожку.

В 6.15 мне позвонила соседка с криком:

– Ника! Твоя собака…

А дальше только неприлично. В общем, следующая чистка ковровой дорожки была за мой счёт, – смеётся Вероника Сергеевна.

«Сон и бессонница сверх меры – плохой признак», – слова Гиппократа.

Затем мы с Романом снова продолжили, работали над вёрсткой, но дело не ладилось. Рома предложил мне показать, что такое «Аська», и от чего всё время раздаётся звук: «О-оу!»

Сели за один компьютер. Сидим, глядим в монитор, между моим и его плечом расстояние с ладонь. Я пялюсь в экран, а он объясняет, как скачать программу, но смотрит всё время на меня. Как только я поворачиваюсь – он отворачивается в монитор, а если я отвернусь – он буквально дышит на меня. И тут я не выдерживаю этот взгляд, поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

– В чём дело?

Расстояние от моего кончика носа до его кончика носа совершенно неприличное.

– Аня, весь вечер я не нахожу себе места, мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

«Уволит или любит – одно из двух», – подумала я.

– Я сижу тут и делаю вид, что редактирую газету. И веду себя словно чёрствый сухарь. Но я, но ты… ты мне очень сильно нравишься, понимаешь?

Это было для меня очень неожиданно. Или скорее нет – ожиданно, но слишком прямо, откровенно, чувственно! Словом, я впала в ступор. Вдруг вспомнилось нечаянно сказанное им слово «красотка», но я думала, это так случайно вырвалось и вообще не про меня. А потом письмо, лепестки роз. В общем, я растерялась, опешила и сказала:

– Рома, извини, мне на автобус пора.

– Я провожу тебя!

Шли молча. На расстоянии метра друг от друга. Пришли на остановку, автобус всё не приходил. Я стою и вглядываюсь вдаль, скорее бы уже увидеть свет больших фар автобуса. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, где стоит в это время Роман, а он рядом, совсем близко, хотел схватить меня за руки, но я их спрятала в рукава, и он ухватился за манжеты и с силой притянул меня к себе, обнял за талию и нежно едва-едва дотронулся до моих холодных от зимнего вечера губ. Потом он обнял меня покрепче, даже через куртку было слышно, как бешено стучит его сердце. И его губы снова прижались к моим горячим губам.

Двери автобуса закрывались, и я вскочила в него в последний момент. О Господи, что это было?! Он любит меня, что ли? Это же мой первый поцелуй? Всё, я люблю его навеки.

Так получилось, что к своим 17 годам у меня не было опыта общения с противоположным полом. Строгое бабушкино воспитание дало о себе знать. «До 18 ни-ни!» – говорила бабушка. А что значит это «ни-ни»? А поцелуй – это «ни» или «ни-ни»?

Я всё рассказала бабушке. Она обняла меня и сказала:

– Ещё бы, ну как можно не влюбиться в такую красавицу? Высокая, стройная, всё при тебе, кожа словно персик, белокурые волосы, идеальные черты лица, речь словно мелодия, ум такой светлый!

– Ну, бабушка, не смеши меня. Ты мне никогда ничего подобного не говорила.

– А теперь время пришло.

На следующий день во время большой перемены Аня долго сидела в буфете и ждала его. Потом она ещё посидела в библиотеке. Зашла в аудиторию к программистам, где он обычно занимался, но его нигде не было. «Может, в деканате? – подумала она. – Бегом туда!»

А там никого, только секретарь Маргарита Георгиевна.

– Здрасьте, скажите, пожалуйста, вы Романа Шевченко не видели? Я статью написала, хотела отдать, да вот нет его что-то нигде.

– Да ты чего, Рунская? Он же в Америку сегодня уезжает с родителями. Навсегда уезжает. Они визы получили, давно мечтали и вот. Кстати, он тут просил кого-нибудь из ребят книги за него в библиотеку занести, ну так ты сходи, пожалуйста. И с наступающим 8 Марта тебя!

«Америка, уезжает, насовсем…» – ничего не понимаю. Наверное, мне всё это снится. Иду на подкошенных ногах, словно в тумане, открываю дверь библиотеки. Всё там как обычно, те же парты, те же люди.

– Леночка, привет! – говорю я нашему библиотекарю, она учится вместе с Романом в одном потоке, вернее, училась.

– Привет, Рунская! Ну ты смотри, как всё продумал наш Ромка-тихоня! Вот откуда он мог знать, что ты придёшь сюда с его книгами? Ничего не понимаю. Он, конечно, такой странный, вообще не от мира сего. Вы, писатели – творческие люди, наверное, все такие. Он тут письмо ещё оставил – сказал, чтобы ты его отнесла на почту и отправила вот по этому адресу, говорит, это касательно вашей студенческой газеты. Он сам не успел. У него же отец – зверюга, собрал всю семью и за границу. Там, говорит, возможностей больше. И укатили. С 8 Марта тебя! С наступающим!

Я взяла конверт ледяными руками. Внутри было что-то плотное. Записку с адресом положила в карман. Леночка ещё продолжала что-то говорить, но Аня ничего не слышала. Очнулась на почте.

– Девушка, ваша очередь! А зачем мне конверт без адреса? Заполнить, что ли, не можете? Ну, совсем уже! Адрес впишите, марки купите и в ящик! Ну, совсем уже.

«Адрес, точно, адрес. Да, где же этот листик?» – думала я, выворачивая карман. Стоп. Так это же мой адрес. Моя улица и мой дом. Письмо – моё.

Аня пулей выскочила из здания почты. Пронеслась мимо ожидающей толпы, рухнула на сырую от мокрого снега скамейку и вскрыла конверт. Внутри красное бархатное сердце-сувенир, с надписью «С любовью…» и открытка. Некрасивым почерком Романа написано:

«Поздравляю с 8 Марта! Желаю, чтобы солнце на твоём пути светило всегда ярко, как в этот день. И пусть тебе встречается поменьше таких дураков, как я. Почему дурак? Да потому что ты – лучшая! 08.03.2004. Рома».

Наступил женский праздник 8 Марта, и солнце в этот день действительно светило очень ярко.

Тогда за несколько дней я написала больше трёх десятков стихотворений, и все о нём, конечно. Эти стихи разместили в студенческой газете анонимно. Но каждый студент понимал, кто их автор.

***

Ты уезжаешь? Не успела!

Я не успела проводить тебя.

Ты уезжаешь? Не сумела!

Я не сумела позабыть тебя.

Я буду помнить,

Я буду вспоминать тебя.

И нашу встречу —

я не забуду никогда.

Обиду прячу, хочу забыть тебя.

Но всё иначе,

во сне я вижу лишь тебя.

Ах, если б знать мне,

Что буду я любить тебя…

Я бы успела,

я бы успела проводить тебя.

***

Я не могу тебя забыть.

Ну почему всё в жизни так жестко?

Я не хочу тебя делить

И быть так долго одинокой.

Я так хочу тебя увидеть,

Хочу с тобой поговорить.

Я не могу тебя не видеть

И не могу тебя забыть…

На сердце остался осадок.

Виню лишь себя я за то,

Что не смогла удержаться

И – целовалась с тобой.

На звёздное небо смотреть не могу я.

Всегда вспоминаю тебя.

Я сильно, так сильно тоскую,

Что кругом идёт голова.

С тобой не хочу расставаться,

Так долго, почти навсегда.

Не плачу, ты знаешь? Не плачу!

Я просто грущу иногда.

И страшно мне даже подумать,

Что я не увижу тебя.

Не плачу, ты знаешь? Не плачу!

А только грущу иногда.

Тишина

Тихо-тихо в тишине

Я жду всегда чего-то.

Не слышу тиканья часов

И гула самолётов.

Так тихо в комнате моей,

Что мне бывает страшно.

Я не боюсь слепых чертей,

Косматых ведьм несчастных.

Моя немая тишина

Ни с чем ведь не сравнится.

Сижу я здесь совсем одна,

Как пленница в темнице.

А за окном всё хорошо:

Природа, солнце, ветер.

Но лучше здесь – совсем одной,

Как в целом белом свете.

Однажды меня вызвали к директору. Бояться мне было нечего, и я тут же поднялась к нему в кабинет. Подумала, может, статья какая не приглянулась или опять грубую ошибку пропустили.

– Ань, слушай, я тут звонил по рабочим делам отцу Романа Шевченко. Ну, они ж в Америке, ты же знаешь. Так вот их номер – подумал, может тебе нужно?

– Спасибо вам большое.

Я молча взяла бумажку и вышла. Их номер. Его номер. А зачем он, собственно, мне…

Прошёл год.

Теперь я главный редактор студенческой газеты. Свою рубрику я никому не отдала, да и желающих особо не было.

В свете последних событий с юмором в рубрике была вечная напряжёнка. Да ещё и наша завуч с мужем разводилась так громко, что об этих сплетнях в нашем институте не знал только пёс Боб, живущий на заднем дворе возле двери столовки. Его плотное питание от этого не страдало, и это главное.

Завуч преподавала английский язык и подписывала номер газеты перед выпуском, это была её обязанность. И придя в очередной раз за подписью, она спросила:

– Ань, ты можешь написать обо мне, ну о нас с мужем написать статью? Пожалуйста. Я очень устала от сплетен и хочу рассказать всю правду. Юмора только не будет.

Рубрика: Бабкины панталоны

Статья № 11

Развод спустя 45 лет совместной жизни (юмора не будет)

Мне было 18, а ему 22, когда мы решили пожениться. Всё было как у всех, построили дом, вырастили двоих детей, ездили в отпуск на Чёрное море раз в год. Летом сок яблочный закручивали, а зимой играли в лото с друзьями.

Прожили 45 лет вместе. И вот как-то даже ни ссор, ни скандалов особо не было, а тут раз – и всё рухнуло. Дом сгорел, семья развалилась, наступили дни судов и делёжки имущества…

Началось всё с того, что муж собирался на работу, на сутки. Он тогда работал электриком на заводе по производству чипсов. Уехал из дома в 7 утра, взял с собой термос, бутерброды и не поленился, в такую рань полез и нарвал ведро черешни. У нас тогда в саду росло огромное раскидистое дерево очень редкой черешни. Урожай всегда был невероятный. Ягоды жёлтые с розовым бочком, крупные, сочные и сладкие. Мне сказал, что хочет угостить коллег.

В тот летний день была такая хорошая погода, мы с внучкой поливали огород, и тут я ей сказала:

– Ты знаешь, я, пожалуй, доеду на велике до дедушкиной работы, посидим с ним, как раз обед скоро – чай выпьем с бутербродами.

И я поехала. До его работы на велосипеде минут 20 по хорошей тропинке через поле. Приехала, а в пропускной будке сторож:

– Да вы что? Он уже как неделю в отпуске!

Домой я примчалась за 10 минут. Переодела сырую от пота одежду и на остановку. На автобус до соседнего городка.

Вышла и решила пройтись по окрестностям, ведь я только примерно догадывалась, с кем он мог проводить свой отпуск.

Ходить долго не пришлось. Пройдя пару улиц, я увидела женщину лет 40, та несла в руке белое эмалированное ведро с красным дном. Мы купили его в Молдавии, когда возвращались домой из отпуска, и поставили чёрной краской на красном дне букву «Ч» – черешня, чтобы только по назначению его использовать.

Это ведро, полное черешни, сегодня утром муж поставил в багажник машины, а теперь оно пустое и в руках у его бухгалтерши с работы. А вот и он сам, рядом с ней идёт за ручку. Уже съели, видимо, всю черешню и решили прогуляться.