Осколок солнца

Глава 9 «Признание»

      Проговорив ещё какое-то время с господином Таро, я решила всё-таки вернуться в свою комнату и постараться забыться сном хотя бы на несколько часов. Стояла полночь, но веселье в главном зале всё ещё продолжалось. Здесь же, в нашем крыле замка, стояла глубокая обволакивающая тишина. За окном светила луна, поэтому я даже не стала зажигать свечу, чтобы добраться до моей спальни. Однако мои планы на отдых вновь были разрушены, опираясь спиной на мою дверь, прямо на полу сидел Лиам. Кажется, что он ждал уже довольно давно и успел задремать. Его всегда идеально уложенная короткая стрижка немного растрепалась. Но даже сейчас, сидя на полу, он выглядел самозабвенно горделивым. Глядя на него, мне казалось, что он настоящий сын Адама, в его жилах течёт не кровь, а золото самого Хэнда. Надеясь прокрасться в комнату незаметно, двигаясь так бесшумно, насколько могла, я открыла дверь своей комнаты.

– Хорошая попытка, девочка-Хэнд. Но неужели ты на самом деле думала, что я не замечу, как ты разглядываешь меня?

– Я не разглядывала тебя, Лиам, не обольщайся.

– Просто признай тот факт, что я очень хорош собой, – сказал он, расплываясь в довольной ухмылке.

Чувствуя, как во мне вновь зарождается бешенство, я зло прошептала:

– Из нас двоих – это ты сидишь под дверью моей комнаты. Уходи, Лиам. Сегодня был ужасно тяжёлый день, и ты даже не представляешь, как же мне хочется, чтобы он закончился.

– Я пришёл поговорить. И мы поговорим. Я не зря проторчал под твоей дверью несколько часов.

– Говори, – зло выплюнула я.

– Нет, ну не в коридоре же, – нагло возмутился он, открыв ногой дверь и запихнув меня в мою собственную комнату.

– Сначала ты не даёшь мне спокойно пройти в свои покои. А теперь ещё и нагло заявляешь, что коридор тебя не устраивает!

Я скрестила руки на груди. Он зашёл в мою спальню. В полночь. В тот день, когда отец меня запросто отдал ему в будущие жёны, как продажную бабу. Я была не просто в бешенстве, я была в ярости. Огненный шар, который уже летел ему в спину, остановился в миллиметре от его одежды.

– Госпожа Арэя, как же этикет? Стрелять в спину, ну разве так подобает вести себя дочери самого Правителя?

– Ты будешь учить меня манерам? Ты вломился в мою комнату среди ночи и учишь меня, как следует вести себя в приличном обществе? Ты серьёзно?

Огненный шар, замерший в воздухе, стал уменьшаться в размере, а когда достиг размера яблока, плавно приземлился в камин, где уже лежали приготовленные слугами сложенные сухие поленья.

– Я не пытаюсь посягнуть на твою честь, – спокойным голосом сказал он, – мне действительно просто нужно поговорить с тобой обо всём, что сегодня случилось в главном зале.

Устало, чувствуя, как ярость затихает в неприятной терпимости, я села на кушетку возле камина. Лиам сел в кресле с другой стороны так, чтобы видеть моё лицо.

– Всё, что ты услышала сегодня в главном зале, стало для меня таким же открытием, как и для тебя. Мне бы и в голову не пришло просить у Магистра твоей руки. Я пытался с тобой сразиться на арене честно, насколько это возможно. И да, я хотел этой победы, не меньше твоего. Но в словах твоего отца, в его решении есть здравый смысл.

– Ты не понимаешь. Он отдал меня тебе, как племенную кобылу! Я не принадлежу тебе, Лиам. И никогда не буду тебе принадлежать!

– Я не прошу тебя принадлежать мне, – последнее он произнёс с нажимом. Затем встал и протянул мне ладонь. – Но здесь, сейчас, я прошу тебя не подчиниться воли отца, а выбрать свою волю. Стань моей женой, Ари.

И вновь звенящая тишина в который раз легла между нами. Не веря ни одному ему слову, я рассмеялась:

– Ты шутишь. Как ты можешь просить меня выйти за тебя, когда за все десять лет обучения, ты не сказал мне ни единого доброго слова!? С самого нашего детства ты издевался надо мной, ненавидел меня, – его лицо исказилось гримасой, – ты ведь постоянно меня унижал, и за что? За то, что я не мужчина? За то что я дочь Магистра? За то, что я не такая, как все вы? Да испепелит меня Хэнд на этом месте, но я не выйду за тебя!

– Я не ненавидел тебя. Просто… – он провел рукой по голове и с усталостью опустил её. – Я был никем до встречи с ним. Одиннадцатый рот в голодной семье. Когда Магистр возвращался из очередного успешного похода, то по счастливой случайности он увидел, как я поджёг стог сена по щелчку пальцев. Неведомый контроль для сопляка девяти лет, верно? Он подобрал меня, как бродяжного щенка. А мои настоящие родители были рады от меня избавиться. Адам же увидел во мне что-то, чего я сам никогда не замечал, а затем он стал для меня наставником.

– Ты никогда не рассказывал об этом.

– Кому? Тебе? Девчонке, которой всё подали на серебряном блюдечке? Которая по собственному капризу отказалась от богатства и дворцового блаженства ради казармы с девятью талантливыми отбросами? Мы хороши, но не чета дочери Магистра.

– А тебе не кажется, что я, являясь дочерью самого Магистра, вечно проигрывала одному несносному мальчишке? Сколько времени с тобой провел Правитель, а, Лиам? А хочешь расскажу, сколько ждала его я? Единственный день, когда он сам пришёл ко мне – был день моего шестнадцатилетия. Только вот ни одного твоего дня рождения он, Дэвия тебя подери, не пропустил!

Последующее его действие ошеломило меня и я вскочила на ноги:

– Оуё! Что ты делаешь? Зачем ты расстегиваешь рубашку? Да остановись же в конце концов! Если ты думаешь, что я проявлю к тебе хоть каплю сострадания и не смогу ударить повторно, то ты ошибаешься, очень сильно ошибаешься.

Он прекратил расстегивать пуговицы и опустил руки:

– Посмотри на меня.

Я посмотрела в его лицо, боясь хоть на мгновенье опустить взгляд ниже. Он сглотнул, а потом поднес палец к левому боку, где красовался косой рубец длиной в указательный палец.

– Ты помнишь, откуда у меня этот шрам?

Конечно, я помнила. Я помнила каждый сильный удар, нанесенный ему. Однако, Лиам решил освежить эти воспоминания и продолжил:

– Мне было четырнадцать, и нам впервые выдали настоящие мечи. Помнишь? Ты тогда уверяла Тэя, что это была случайность, и после этого тебе пришлось ещё полгода сражаться тем деревянным обрубком. А этот? – он указал на небольшой участок кожи в половину моей ладони в районе ключиц. – Если мне не изменяет память, это был день охоты, так?

– Ты первый начал потасовку в тот день, – я уже не пыталась увести взгляд от карты увечий на его теле, оставленных мной.

– А вот этот случился годом позже.

– Я помню. Он нанесён твоим же фламбергом.

– Да, но тот удар был лишь искрой от костра. Настоящую боль я ощутил тогда, когда Тэй приказал наказать меня девятнадцатью ударами плетьми. Столько же, сколько лет было моему противнику, который обезоружил меня и ранил моим же мечом.

– Зачем ты говоришь мне об этом? Я была на этом наказании. И оно было самым жестоким в моей жизни, ведь удары должна была наносить я! Если бы я знала, что Тэй так изощренно накажет тебя, я бы никогда…

– Я проиграл тогда, не потому что был слаб, – он шумно выдохнул, – а потому, что не смог по-настоящему ударить тебя, девчонку-Хэнда. А теперь ты оставила мне это.

Он взял мою руку и приложил к своему солнечному сплетению. Под моими пальцами оказался круглый свежий шрам, в том самом месте, где зарождалась в каждом из Хэндов его суть, его магия. В мою кожу впилась цепочка от медальона Лиама. Он был выше, чем все остальные Хэнды. Раньше всех возмужал и окреп. Его широкая грудь вздымалась при каждом вдохе и опадала при выдохе. Я стояла, уставившись на свою ладонь под его рукой, и не могла пошевелиться, словно загипнотизированная. Сейчас он дышал рвано, возбужденно.

– Никто. Никто из Хэндов не смог оставить на моём теле ни одной боевой отметины. Но иногда мне кажется, что я весь состою из шрамов, нанесённых тобой, – я вздрогнула после этого признания, но он продолжал крепко удерживать мою руку. – Мы столько раз лежали после неудачного поединка в крыле целителей, разделенные лишь ширмой, что я выучил даже ритм твоего дыхания. Когда тебе было больно, ты делала два коротких вдоха, и только потом выдыхала до тех пор, пока длина выдоха в три раза не превысила бы длину вдоха. А когда тебе становилось немного лучше, ты брала в руки этот «ужасный свисток», и на каждую мою просьбу замолчать, ты отвечала…

– «Да когда же ты уже заткнешься» – это не просьба, Лиам. И этот «свисток» называется флейта.

– Ты отвечала, – он злорадно улыбнулся, – что если мне так не нравится твоя мелодия, то я должен скорее выздороветь. И каждый раз я возвращался в крыло Хэндов на день раньше тебя, – он наконец-то ослабил хватку, и я смогла сделать пару шагов назад, стараясь установить между нами безопасную дистанцию.

– Я бы выбрал тебя, Ари… И из всех нас я был бы тебе достойным мужем. Растить сыновей, дать им лучшее, что есть в тебе. Не это ли достойная жизнь?

– Девочка-Хэнд. Это ты придумал мне это прозвище. Так называешь меня ты один. – Я сделала вдох, вспоминая каждое наше сражение. И только теперь поняла, что на моём теле не было ни одной отметины, оставленной фламбергом Лиама. Ни одного шрама. Так кто же из нас на самом деле победил в турнире? Он не дал мне возможности узнать этого. – Я буду оставлять тебе новые шрамы до тех пор, пока ты не увидишь во мне одного лишь Хэнда. И вот тогда я сражусь с тобой на равных.

– Ты сама не понимаешь, о чем просишь.

– Может быть ты прав. Но только так я не стану мешком с золой, который можно запросто вытряхнуть.

Он пересёк комнату и закрыл за собой дверь, наконец-то оставив меня в полном одиночестве.

Глава 10 «Услышанное в замочной скважине»

С первым лучом рассвета по узким, словно пламя затухающей свечи, улицам, я уже направлялась к самому центру, кипящему жерлу – порту столицы Турии. С каждым шагом, приближающим меня к свободе, ширина улиц увеличивалась. Но помимо нарастающего шума, двигаясь вдоль домов, я услышала знакомый вибрирующий голос и замерла на месте. Сначала я подумала, что мне показалось, но слух не подвел меня. В одном из каменных домов через раскрытое окно был слышен нарастающий гневный голос Тэя и кого-то ещё… Неужели отца? Я присела почти на корточки и прокралась поближе, затаившись под окном.

– Адам, я был с тобой с самого начала. И, вероятно, сейчас я твой единственный друг, который может говорить с тобой прямо. И я говорю тебе – это не спасение. Ты просто сделаешь её такой же, кем стала в итоге её мать.

– Не говори мне о Дане! Из-за неё, из-за этой проклятой Дэвы, мои земли и мой народ погибают! – рявкнул Магистр.

– Ты поручил мне Арэю. И если я в чём-то могу быть уверен, так это в том, что она – не Дана!

В доме послышалась возня и мелодичный женский голос произнёс: «Хоть бы вы потише, в самом деле!». «Видимо это и есть та самая пятая жена Тэя», – подумала я. Женщина прикрыла ставни, из-за чего слышимость действительно уменьшилась, но не настолько, чтобы было не расслышать бас отца:

– Если бы я увидел в ней хоть каплю Дэвии, я отправил бы её туда же, куда и её мать, в то же самое мгновенье! Но Хэнд решил пошутить надо мной ещё раз и даровал ей свой огонь. Она должна была стать лучшей женой для преемника с самого начала. Она ею и станет. Но власть над Турией ни одна женщина не получит. Скажи, вот ты, – он, видимо, указал на жену Тэя, потому что далее вновь послышался женский голос.

– А что я?

– Скажи, ты знаешь, как вернуть детей в их колыбели?

– Что вы, мой господин, куда уж мне такие думы думать. Но, – она понизила голос практически до шепота, и мне пришлось насколько возможно приподняться поближе к окну, – в народе говорят, что существует легенда об огненных Дэвах.

– Замолчи женщина, – смущенно произнёс Тэй.

– Вот, о чём я тебе говорю, – смеясь сказал Адам, – вместо того, чтобы думать, они слушают глупые сказки!

Мои ноги затекли, и я, попытавшись изменить положение, задела головой одну из ставен, которая тут же скрипнула. В доме повисла тишина. Не став дожидаться, когда меня обнаружат, я кинулась к углу дома, а оттуда пустилась бежать к порту по смежной улице. Когда я наконец дошла до портовой площади, то увидела, что жизнь здесь уже бурлила с мощью зарождающегося дня. Отыскать нужный мне корабль оказалось несложно: лиловые паруса выделялись на фоне серовато-белой массы выцветшей парусины остальных судов. Боязливо ступая по трапу, я оставляла за спиной свою прошлую жизнь, а ненамеренно подслушанный разговор только подкрепил мою уверенность в правильности своего решения. Мои ожидания сразу же встретить господина Таро не оправдались. По палубе шныряли матросы, заканчивая последние приготовления к отплытию. Не зная, куда деть себя, и чтобы не привлечь лишнего внимания, я направилась в сторону кормы, надеясь, что уж капитан скорее всего должен знать, где господин Таро. Или хотя бы укажет какую каюту я могу занять. Но когда моя нога ступила на первую ступень, ведущую к штурвалу, откуда-то сверху спрыгнула женщина и преградила мне путь. Она была одета в свободную рубашку лилового цвета, под стать парусам. Ярко-рыжие вьющиеся волосы, развевающиеся на ветру, делали её сродни бестии, а огромные для такого аккуратного круглого лица лавандовые глаза притягивали, словно песнь Сирены. Это была госпожа из страны Марьянм, которую я видела на арене, а затем в главном зале.

– Добро пожаловать, госпожа Арэя, дочь Магистра и Правителя Земель Турии. Сняла бы перед вами шляпу, но боюсь, что, как назло, потеряла её ещё по пути сюда, – произнесла она глубинным и бархатисто-низким голосом, растягивая белоснежные зубы в улыбке.

Её приветствие смутило меня, поэтому я спросила:

– Где я могу найти господина Таро, ну или капитана корабля?

Лавандовые глаза напротив рассматривали и изучали меня, пока я не услышала голос одного из матросов позади себя:

– Капитан, мы готовы к отплытию!

– Отлично, пора бы свалить из этой бесконечной сырости и выпить уже нормального кофе, – таким же звонким и энергичным голосом ответила моя собеседница и добавила, – твой господин Таро нежится над своими картами в кают-компании, а то, видите ли, вся эта палубная суета его утомляет. Спускайся под корму, он покажет тебе твою каюту.

– Благодарю, – я поклонилась и поспешила удалиться в указанном мне направлении, одновременно переосмысливая всё, что сейчас увидела. Женщина-сирена, женщина-бестия, женщина – капитан корабля! Я окинула взглядом матросов, но никто из них не выглядел смущенным, что приказы им раздаёт не мужчина.

Я действительно застала господина Таро в кают-компании. Он был погружён в раскрытые по всему столу карты. В этот раз его одежда была гораздо скромнее: серая длинная рубашка была плотно опоясана вокруг талии широким поясом, такие же брюки и кожаные высокие сапоги, как в день нашего знакомства.

– Доброе утро, господин Таро.

– Госпожа Арэя, рад, что вы не передумали, – улыбнулся он.

– Я уже говорила, что получила от вас наиболее выгодное предложение.

– Что ж, пусть будет по-вашему. Судя по тому, что вы меня нашли, вы встретили Марию?

– Марию? Вы имеете в виду капитана корабля?

– Именно. Надеюсь, она не нагрубила вам? Она порой встречает людей не самым приветливым словом, но это никак не влияет на её потрясающие навыки бывалого мореплавателя.

– Она выглядит довольно молодо, для бывалого…

– Наша мать совершила много ошибок, но она никогда не ломала вложенное в нас Богиней.

– Ваша мать?

– Да, Мария – одна из двух моих сестёр.

Изумлённо приподняв бровь, я поняла, что действительно вижу потрясающее сходство их невероятных, светящихся изнутри глаз.

– Я думаю, что вам стоит подняться на палубу. Попрощаться с землей – не такая уж плохая традиция. Но прежде я покажу вам каюту.

Мы прошли к каютам, которых на корабле оказалось совсем немного.

–– Здесь всего три каюты, – объяснил Таро. – Хотя, скорее две. Каюта капитана находится прямо под кормой, и она же служит кают-компанией. Наши с вами – сбоку от неё. Они довольно скромные по размеру, поэтому Мария настоятельно просит вас почаще бывать в её «морских покоях». Моя – напротив. Они не блистают роскошью, но в них есть полноценные кровати, что весьма неплохо.

– Я жила в крыле Хэндов, наши спальни отличаются от роскоши главного замка.

Он открыл дверь, и комната, представшая передо мной, заставила пересмотреть мои взгляды на определение слова «роскошь». Каюта была меньше моей, как я считала, небольшой комнаты раз в десять. Одно крошечное круглое окно было чистым, но света пропускало катастрофически мало. Кровать на вид была самой обыкновенной, убранной простым серым шерстяным одеялом. В другом углу стоял небольшой стол, кожаное кресло и прибитая к стене масляная лампа. На этом убранство комнаты заканчивалось.

– Здесь очень… эм… мило.

От него не укрылось моё едва уловимое замешательство, и он выдал это незначительной улыбкой губ.

– Пойдёмте, Арэя. Я проведу вас на палубу, вы ещё утомитесь от каюты.

Мы вышли на палубу, и Таро подвёл меня к корме корабля. Паруса уже надувались ветром, берег оставался всё дальше, но я ещё могла различать людей на пирсе, видеть удаляющуюся от меня серость порта. Однако среди массы людей выделялся один, которого нельзя было спутать ни с кем другим. Всадник, стоявший возле центрального обелиска. Белизна волос как всегда контрастировала с насыщенностью его чёрного одеяния. Моё сердце замерло. Из всех, с кем я разделила свою прошлую жизнь, он один поднял руку в прощальном жесте. И какой-то порыв души породил всхлип из её глубин, и я подняла руку в ответ. «Прощай, Лиам», – произнесла я про себя.

ЧАСТЬ II «СТРАНА ПЕСКОВ»

«Изменчивость – главная добродетель женщины. У кого есть одна настоящая женщина, тому уже не нужен гарем».

Гилберт Честертон

Глава 11 «В колыбели мира»

Мы находились в море уже три недели. Три бесконечно долгих недели, в которых я не помнила ни дня, ни ночи. Едва мы вышли в открытое море, как дожди и непогода беспощадно захватили наш корабль. Иногда заходил Таро и пытался меня немного накормить и напоить целебными травами, которые порой хоть и приносили облегчение, но ненадолго. Телесная немощь настолько меня одолела, что в сердцах я уже всеми силами проклинала решение отправиться в это путешествие. То ли во сне, то ли в полубреду мне являлся образ огненного Нечто, который говорил голосом Лиама, а стоящие рядом Сэм и Тэй, пытались загородить меня собой. Иногда я видела отца. Но особенно тягучий и липкий сон мне привиделся после того, как меня навестила Мария. Она сказала, что Таро тоже нездоровится и принесла для меня напиток, похожий на оранжевое пряное молоко. После её ухода я вновь уронила голову на подушку и закрыла глаза. Под темной тяжестью век, я увидела, что сижу на песке, обняв ноги. Вокруг меня простиралась бескрайняя пустыня. Ночь была холодной и звёздной. Горел огонь, и в его свете я различала силуэт сгорбившейся горы. Но тут заметила, что гора слегка раскачивается из стороны в сторону и напевает глубоким протяжным голосом молитву. Она поёт, а перед ней лежат кости. Я не понимаю, кому принадлежат эти кости, и несмотря на ужас, сковавший меня, решаю подойти поближе. Я подхожу к сгорбившейся фигуре и вижу, что это вовсе не гора, а женщина. Перед ней лежат кости зверя, скорее всего небольшого волка или шакала. Но откуда в пустыне взяться волку? Женщина поёт, а кости начинают соединяться. Ребра срастаются с позвоночником, смыкаются кости таза, нижняя челюсть соединяется с черепом. А женщина продолжает петь. Я замечаю, что у неё большие тяжелые руки, полная грудь и живот. Её второй подбородок, свисающий от старости, дёргается, когда она заходится в низких вибрирующих звуках. Длинные и чёрные как ночь волосы растрёпаны. Я знаю эту женщину, но никак не могу вспомнить. Тем временем кости начинают обрастать мышцами, а мышцы покрываться кожей. Когда маленькие волоски шерсти покрывают тело зверя, то становится понятно, что это волчица. После секундного молчания женщина берет своим басистым раскатистым голосом верхнюю октаву, и волчица вздрагивает. Я понимаю, что мне нужно бежать, но ноги будто увязли по колено в песок. Волчица оживает и пускается бежать.

– Я знаю тебя! – скорее выдыхаю, чем говорю, повернувшись к женщине.

Она медленно поворачивается ко мне. На меня смотрят те же серые глаза, которые я вижу в зеркале каждый день – мои глаза. Женщина не улыбается, в чертах её лица не читается радушия или намёка на улыбку. Она оскаливается и жутким звериным голосом произносит: «Что должно умереть, то умрёт. Что должно жить, то будет жить». Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но меня прерывает истошный вой волчицы. И резко повернув голову, я вижу, как волчица превращается в женщину. Она поворачивает голову ко мне и начинает смеяться, а потом рассыпается в прах.

Я открываю глаза и пытаюсь взмахнуть рукой в защитном жесте. Но в каюте никого нет. Моя ночная рубашка намокла от пота. Хвала Хэнду, это был всего лишь сон. В дверь громко постучали. И не дожидаясь моего ответа, один из матросов доложил:

– Просыпайтесь, госпожа, наш корабль прибывает.

Даже после самой затяжной бури наступает солнечный день, и это утро не стало исключением. В безбрежном голубом небе не проплывало и облачка. В море стоял полный штиль, и я впервые смогла более-менее устойчиво встать на ноги. Накинув серые брюки и опоясав рубашку, я взглянула в маленькое круглое зеркало, висевшее над столом.

На круглом от природы лице проступили угловатые очертания скул. Вместе с появившийся бледностью они придавали лицу изможденный вид. Серые тусклые глаза смотрели внимательно, изучая отражение, которое казалось моим, и в то же время чужим. Вот чуть пухлые губы, ещё не увидевшие морского солнца, но уже слегка потрескавшиеся, вот невысокий лоб с привычной неглубокой горизонтальной морщиной, разделявшей его как будто пополам, вот тонкий нос, спокойно вдыхающий размеренное течение морского утра. Восторг от желанной свободы потерялся где-то на узкой дорожке в порту и окончательно разбился с прощанием Лиама. Поэтому уголки губ не улыбаются, а просто мирно застыли, как мраморные изваяния. Я помнила внешности матери совсем немного. В её фигуре всегда была и грация, и утончённость. Длинные тонкие пальчики, перебирающие струны арфы или листья цветов из зимнего сада. Глаза такие же серые, как у меня. В моих детских воспоминаниях она могла улыбаться именно глазами. В такие мгновения в её взгляде появлялся озорной огонёк и блеск. Будь то величественная осанка или едва слышимая походка – каждый штрих делал её красивой. Во мне не было её красоты, едва ли черты лица.

Я вышла из каюты и тут же налетела на своего единственного знакомого спутника в этом путешествии.

– Арэя, я рад, что вам наконец-то стало лучше. Хотя, признаться, выглядите вы неважно, – обеспокоенно заметил Таро.

– Как и вы… – произнесла я после того, как увидела, что оттенок его лица бледнее моего собственного.

Мимо нас с пронзительным весёлым возгласом «Земля! Земля! Земля!» пронеслось рыжее облако по имени Мария. Корабль резко дернуло и я, не устояв на ногах, оказалась на полу самым неграциозным из всех возможных способов, однако самым мягким… Таро помог мне встать на ноги и, продолжая придерживать меня за локти, произнёс: «В отличие от неё». И в этот же момент из палубы послышалось страстное ругательство капитана: «Хумбер, якорь тебе в бухту! Опять сорвал руки?!». Таро поднял кверху глаза и состроил мученическую гримасу: «Мария-Мария, слышала бы тебя сейчас наша мать!». Он поднял взгляд к палубе, а я завороженно уставилась на густую сеть поперечных шрамов, так густо усеявших его руки.

– Кхм, господин Таро?

– Да?

– Вы по-прежнему держите мои руки.

– Что?

– Руки.

Он освободил меня и сделал шаг назад.

– Я, кхм, прошу простить меня.

– Спасибо, что помогли мне подняться, – ответила я, пожимая плечами.

– Нет, госпожа Арэя, я не должен был дать вам упасть. Рядом со своими сёстрами я забываю, как должен вести себя на самом деле. Прошу извинить меня.

Сконфузившись, он прошел мимо меня к кают-компании. Я же поднялась на палубу.