Читать книгу: «Метаморфозы сознания», страница 4

«Какая еще Тамара Аскольдовна? – Удручённо пытался думать Тюбитейкин, безмолвно проводив взглядом Игоря Селивановича до двери, ведущей в клозет. А потом смекнул. – Ага, как же алкоголь не влияет на ум. Ещё как влияет! Перепутал Надежду Константиновну с каким-то человеком и наплёл с три короба о том, что у меня галлюцинации.»

Тюбитейкин извлёк телефон из правого кармана пёстрых шорт, приманивающих своей расцветкой праздное безделье. Зашёл в раздел «Последние вызовы» и не обнаружил ни одного за сегодняшний день. Затем он проинспектировал весь телефонный справочник. Абонент с именем Гречкина Надежда Константиновна не был найден. Отсутствовал.

– Что? – Облекая в безадресный вопрос свою растерянность, прошептал Тюбитейкин. Мимо него, нахально жужжа, пролетела жирная, чёрная как смоль, сонная муха.

5.

«Итак. Столик, пустая бутылка из-под пива, ещё одна и ещё – видимо заказанная Фениным ранее, тарелка с сухариками, стулья, рядом такие же – столики, стулья, чуть дальше – барная стойка, бутылки, бокалы, Грибоедов. – Перечисляя, находившиеся в непосредственной близи, объекты, чтобы достигнуть реальность, Тюбитейкин подумал об однообразности орнамента её ткани. И дело было даже не в сиюминутном местоположении Тюбитейкина, а в том, что перманентный набор элементов его бытия вызывал тоску своей скудностью. – Поэтому мы обожаем эскапизм. Кино, сериалы, музыка, компьютерные игры, книги – полотно, выдуманной нами реальности, так и пестрит непохожестью узоров, глаза просто разбегаются. Яркий литературный сюжет едва ли провоцирует усталость, в то время, как обрюзгшая от блеклости действительность превращает человека в сомнамбулу».

Уныние Тюбитейкина росло, стремительно набирало обороты. Внешние факторы – основной, долгожданная прохлада – не просто облегчали организму существование, а действительно реанимировали жизненно важные процессы и обязаны были облагоденствовать настроение Тюбитейкина; но не проходящая прогрессирующая тревожность блокировала доступ к входной двери склада положительных эмоций.

«Что, если я сплю и среда вокруг меня есть не более, чем сон разума? – Продолжил аналитические изыскания Тюбитейкин. – Почему тогда моя физическая оболочка всё чувствует? Слишком чуткий сон? Бред какой-то. Хорошо. А если так? Что если существующий мир вымышлен нами конкретно для наших же тел? Допустим, изначально мы представляли собой некую нематериальную субстанцию, парящую вне времени и пространства. В какой-то момент возникла, неизвестно каким образом, потребность в тактильности. Однако, для того, чтобы ощутить хоть что-то, даже на минимальном уровне восприятия, необходима предметная осязательность. Основная загвоздка заключалась в том, что рецептивно воспринимать спроектированную модель мира посредством бездушной оболочки не представлялось возможным. Поэтому материализацию необходимо было подкрепить одухотворённым сознанием. Иного метода самоидентификации, как только посредством сотворения личности, не было найдено. А посему данная мера и была реализована.

Материализация для познания новых ощущений оказалась губительно требовательной. А именно, для восприятия личностью полного спектра чувств, понадобилось не соотноситься с бесконечностью, а значит являться ограниченной определённым временным отрезком. Потому что именно скоротечность и, как следствие, конечность бытия личности, являются основополагающими факторами качества её восприятия окружающего мира. Таким образом, кроме пространства со всей его предметностью, было сотворено время.

Изначально всё было прекрасно и радужно! Эмоциональные краски душевных переживаний сверкали на овеществленном холсте, играющем роль бытовой яви. Однако, веселье быстро закончилось, когда пришло осознание ограниченности выбора цвета для красок, как и понимание пределов холста».

Тюбитейкин вздрогнул от загруженности мысленного потока, который был подобен товарному составу, набравшему непозволительную скорость, от чего, в любой момент мог сойти с рельс. Голову пронзила острая боль. Прогоняя её, Тюбитейкин зажмурился и в сумерках сознания узрел-таки неминуемую катастрофу поезда. Вагонные обломки явили следующее умозаключение.

«Всё оказалось грандиозной тюрьмой, выстроенной нами. Мы же сами заключили себя в её стенах, ограничивающих жизнь пространством. А чтобы выбраться из этой тюрьмы, нужно отсидеть положенный срок, ограничивающий жизнь временем. На время отсидки, мы развлекаем себя поисками смысла жизни и способов побега, которые не повлекут за собой преждевременную смерть. Такова была цена эгоизма, стремящегося удовлетворить желание что-либо почувствовать. И мы платим её каждое мгновение своей жизни»

– Подходящий момент вспыхнуть светом озарения. – Рассеянно пробормотал Тюбитейкин. – Я на пути прозрения,– продолжил он, добавив тону злостного сарказма,– а что лучше можно пожелать себе для счастья? Пожалуй, ещё пива.

Он тяжело поднялся и прошагал к барной стойке. Хронически невозмутимый Владимир Степанович Грибоедов шуршал газетными статьями.

– Еще пива, пожалуйста. – Произнес Тюбитейкин и, выцепив взглядом тучный заголовок о жаре, бьющей рекорд столетней давности, скептически хмыкнул. – Кто бы сомневался.

– Уже третья? Вы, молодой человек, видимо куда-то торопитесь. – Заметил Владимир Степанович, беспечно улыбаясь в пышность усов.

– Не тороплюсь. Да и вторая всего, я ведь с Фенином расслабляюсь. – Зачем-то начал оправдываться Тюбитейкин.

– С кем? С Фениным? Это кто? – Абсолютно искренне удивился Грибоедов.

– Как «кто»? – Простосердечно ответил Тюбитейкин. – Фенин Игорь Селиванович. Сосед мой. Ваш завсегдатай. Вы чего, дядь Вов?

– Молодой человек,– кошачьи щурясь промолвил Владимир Степанович, – по всей видимости, вы где-то еще расслабились до прихода сюда. При чём, довольно неплохо расслабились. Мой вам совет, сделайте паузу, а ещё лучше, ступайте домой. Могу вызвать такси. А завсегдатаев, к вашему сведению, у меня отродясь не было. И о Фенине Игоре Селивановиче я впервые слышу.

Тюбитейкин растерянно хлопнул ресницами, промямлив: «Спасибо, я ещё чуть-чуть посижу и пойду», вернулся за столик.

«Мир сошёл с ума. Или Грибоедов. Или я. Определённо кто-то из нас…Так, нужно снова попытаться достичь реальность перечислением объектов. Столик, пустая бутылка из-под пива, ещё одна, муха, еще…Стоп! Муха? Её же прибил Фенин. В баре наверняка же не одна муха. А тогда где останки убиенной? Где вдавленный в столешницу ошмёток насекомого?»