Читать книгу: «Добровольцы и ополченцы в военной организации Советского государства. 1917—1945 гг.», страница 5

Фактически в 1921 г., в процессе поэтапного масштабного сокращения Красной армии законодательство о добровольцах разделилось на две части: молодежь 1903 года рождения и младше, а также старшие непризывные возрасты принимались в качестве добровольцев согласно «Временным правилам о приеме добровольцев на военную службу в Рабоче-крестьянскую Красную армию» (приказ РВСР № 204—1920 г.), а красноармейцы, добровольно желавшие остаться на службе после увольнения их сверстников – в порядке исполнения приказов РВСР № 36/5—1921 г. и 810/146—1921 г.²²⁹ Таким образом, возникли и оформились две разных категории добровольцев – добровольцы-новобранцы и добровольцы-профессионалы.

Сами «Временные правила», действовавшие всего один год, к окончанию активных военных действий существенно устарели. В связи с коренным изменением военно-политической обстановки и фактической победой Красной армии в Гражданской войне требовался коренной пересмотр правил приема добровольцев. «Временные правила» разрабатывались и вводились в условиях нехватки пополнений. Теперь же, напротив, армия быстро сокращалась; приток новых пополнений в войска почти прекратился. Поэтому требования к качественному составу добровольцев значительно выросли. Необходимо было выработать механизм набора только идейных бойцов, отсеяв лиц, приходивших в армию «ради пайка», каковых всегда было немало.

25 марта 1921 г. Мобуправление Штаба РККА выступило с инициативой глубокого пересмотра ряда ключевых положений «Временных правил». 18 апреля 1921 г. Особая Центральная комиссия по отсрочкам при РВСР поручила рассмотреть этот вопрос «при необходимости срочного разрешения созвать пленум, разослав заблаговременно копии проекта Мобуправления членам Комиссии»²³⁰. Мобилизационное управление Штаба РККА в краткие сроки подготовило проект «Положения о приеме добровольцев на военную службу в РККА», учитывавший принципиальные различия между двумя типами добровольцев, а именно: добровольцами-новобранцами и добровольцами-сверхсрочнослужащими, а также определившем особенности приема добровольцев из числа иностранных граждан и женщин. Требования к кандидатам были ужесточены, в частности, возрастные рамки были ограничены диапазоном 17–45 лет. Для подбора высокомотивированных красноармейцев, как и ранее, рекомендовалось принимать добровольцев только на строевые должности, избегая их зачисления в хозяйственные и прочие нестроевые команды, при этом по возможности не задерживая их в запасных частях²³¹.

Кроме того, во введенном в действие 17 августа 1921 г. постановлением Совета труда и обороны «Руководстве для призыва военнообязанных граждан на военную службу в Рабоче-крестьянскую Красную армию» указывалось: «Всем войсковым частям, учреждениям, управлениям и заведениям воспрещается по объявлении призыва принимать добровольцев из числа военнообязанных призываемых возрастов» (п. 7 Руководства)²³².

Таким образом, за годы Гражданской войны была сформирована нормативная база по приему и организации прохождения службы гражданами, поступавшими в РККА добровольно.

Если на начальном этапе строительства Красной армии (до середины 1918 г.) в законодательстве добровольцы особенно не выделялись, поскольку вербовка являлась единственным легальным способом комплектования вооруженных сил, то со второй половины 1918 г. потребовалось формирование особых правовых норм, выделявших добровольцев среди остальной красноармейской массы. К концу Гражданской войны развитие института добровольчества привело к его фактическому разделению на две категории – добровольцев-новобранцев и добровольцев-сверхсрочнослужащих. Последний тип добровольцев являлся совершенно новым явлением в комплектовании Красной армии и, с одной стороны, отражал нужду в прослойке профессиональных солдат и младшего командного состава, с другой – отвечал интересам некоторой части красноармейцев срочной службы, желавших связать свою дальнейшую судьбу с Красной армией. Эти изменения нашли свое отражение в нормативных документах, регулировавших комплектование РККА, а также в повседневной практике комплектования войск добровольцами, получившей свое дальнейшее развитие в период мирного строительства Красной армии.

Практики добровольного комплектования Красной армии в условиях обязательного призыва (июнь 1918–1922 г.)

Первые обязательные призывы, проводившиеся с середины 1918 г., носили сильный отпечаток добровольческих вербовок, их успех определялся уровнем поддержки населения, а средств принуждения к исполнению призыва советская власть еще почти не имела. Многое зависело от симпатий населения к советской власти: «Ведь на местах в это время никаких призывных списков не велось, никакой подготовки к призыву не проводилось. Просто говорилось – таким-то возрастам идти на войну. Каждый мог скрыть свой возраст, однако шел»²³³.

Тем не менее с введением обязательного призыва приток обученного пополнения в действующую армию существенно вырос. Так, если в июле 1918 г. было отправлено 14,1 тыс. человек, то в августе – уже 46,9 тыс. человек, а в сентябре – 58,8 тыс. человек²³⁴. Аналогичным образом возрос объем готовых формирований, отправленных на фронт: если с 8 мая по 12 августа 1918 г. было отправлено с готовыми частями 40,7 тыс. человек, то с 13 августа по 31 октября – уже 121,8 тыс. человек²³⁵. Всего в 1918 г. было призвано 760 976 человек: 22 315 бывших офицеров, 128 168 бывших унтер-офицеров, 599 608 рабочих и крестьян²³⁶.

Обязательная военная служба обеспечила быстрый прирост численности Красной армии. Это позволило руководству страны уже осенью 1918 г. смотреть на перспективы Красной армии с большим оптимизмом. 3 октября 1918 г. в письме Объединенному заседанию ВЦИК, Московского совета с представителями фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов В.И. Ленин выдвинул новую задачу: «Мы решили иметь армию в один миллион человек к весне, нам нужна теперь армия в три миллиона человек. Мы можем ее иметь. И мы будем ее иметь»²³⁷. И действительно, численности в 3 млн человек Красная армия достигла к концу 1919 г.²³⁸ А к концу 1920 г. она составляла уже без малого 5,3 млн человек²³⁹. Последний возрастной призыв состоялся в марте 1920 г.: в Красную армию поступила молодежь 1901 года рождения общим числом в 256 тыс. человек²⁴⁰. Всего же за полтора года, с 11 сентября 1918 г. по 26 июня 1920 г., было осуществлено 27 обязательных призывов 3 866 009 граждан не только по возрастам, но и социально-классовым и профессиональным категориям (например, офицеры, врачи, юристы и т. п.)²⁴¹.

Поступление добровольцев в Красную армию в этот период продолжилось, но заняло особую нишу, соответствовавшую обстоятельствам и специфике гражданского противостояния. Поскольку моральное преимущество добровольца перед красноармейцем, призванным по мобилизации, было очевидно, то даже после введения призыва в среде военного руководства высказывались идеи интенсификации добровольческого движения путем широкой агитации в городе и деревне. Предлагалось предоставить добровольцам условия «несколько иного прохождения службы», например создание ударных полков и дивизий из добровольцев или иных особых формирований. Кроме того, можно было использовать «тысячи бойцов, проникнутых истинно революционным духом» для «цементирования боевой устойчивости» уже существующих частей²⁴². На практике прижился именно второй подход. По данным одного из организаторов Красной армии, оперативного отдела Всероссийской коллегии по организации и формированию Красной армии Ф.П. Никонова, добровольцев часто использовали в качестве ударных пополнений коммунистическими и пролетарскими силами в тех частях войск, которые действовали на самых важных участках фронта. Создание ударных частей признавалось нецелесообразным, чтобы «не создавать розни между ударными частями и остальной массой красноармейцев»²⁴³.

Приток добровольцев по регионам, местностям и даже социальным и национальным группам населения зависел от того, как быстро и при каких обстоятельствах эти сегменты российского общества втягивались в Гражданскую войну. Большевистское руководство вполне осознавало существенные социальные различия среди добровольцев. Не случайно в первой обобщающей ведомости учета добровольцев, составленной Всероссийской коллегией по организации и управлению Красной армией, добровольцы были представлены не в одной, а в нескольких категориях (записавшиеся на вербовочных пунктах, перешедшие из Красной гвардии, партизанских, партийных, заводских отрядов, влившиеся в Красную армию и «существовавшие обособленно»)²⁴⁴.

Большой интерес с точки зрения составления просопографического портрета добровольцев первого периода Гражданской войны представляют данные инспекционных комиссий Высшей военной инспекции под руководством В.Г. Юдовского. В конце 1918 г. он проверял работу военкоматов в десяти уездах четырех центральных российских губерний (Московской, Тульской, Курской и Воронежской). Обследование добровольцев, предпринятое В.Г. Юдовским на достаточно обширном материале (всего было учтено 6634 человека²⁴⁵), вполне репрезентативно и уникально в своем роде, поскольку в ситуации несовершенной и фрагментарной источниковой базы по истории Красной армии первых месяцев ее существования показывает не только цифру добровольцев, но и широкий спектр их социально-демографических характеристик, позволяющих определить особенности этой категории военнослужащих. Подобных статистических исследований добровольчества в годы Гражданской войны не проводилось, а единственное научно организованное статистическое обследование РККА – перепись 28 августа 1920 г. – не выделяло добровольцев из массы военнослужащих. Поэтому исследование Юдовского заслуживает нескольких слов.

Было выявлено, что из добровольцев, учтенных уездными военкоматами перечисленных губерний, на весну и начало лета 1918 г., когда добровольчество было главным способом комплектования Красной армии, падало лишь 14,1 процента. Остальные же 85,9 процента добровольцев пришли в армию в период с июля по ноябрь 1918 г., то есть в то время, когда уже была введена обязательная военная служба. Это можно объяснить разворачиванием наступления советской власти в деревне и обострением классовой борьбы с лета 1918 г. (введение в мае 1918 г. продразверстки и формирование продотрядов). Хотя, по признанию самого Юдовского, добровольчество сильно уступало по масштабу обязательному призыву: «Число добровольцев по отношению к призванным колебалось в среднем 1 на 9—10 [человек]»²⁴⁶. Такое соотношение отмечалось и в последующем; оно достаточно точно отражало место и роль добровольчества в системе комплектования Красной армии.

Военкоматские данные указывают на то, что 61,5 процента добровольцев пришлось на три из десяти прифронтовых уезда, а на остальные семь тыловых – 38,5 процента. К этому следует добавить очень высокую коммунистическую прослойку среди добровольцев: 23,7 процента коммунистов-большевиков и еще 47,5 процента – сочувствующих²⁴⁷. В военно-профессиональном отношении это также был высококачественный контингент: 70 процентов добровольцев ранее проходили военную службу. Наконец, по словам Юдовского, среди добровольцев был «изумительно высок» уровень грамотности: 78,6 процента были грамотными, причем 42,7 процента – «хорошо грамотными»²⁴⁸. Хотя обследованию комиссией Юдовского подверглись в основном сельская местность и уездные города, в социально-классовом отношении 46,6 процента добровольцев происходили из рабочей среды (в основном крестьяне, вернувшиеся из городов в результате остановки промышленности и потери работы) и 46,7 процента – из крестьян. Это означало, что запись в Красную армию среди пролетариата была значительно более популярной. По возрасту большинство приходилось на лиц от 18 до 23 лет. Таким образом, обследование В.Г. Юдовского выявило высококачественный в тех условиях состав добровольцев – это именно то, чего искало большевистское военно-политическое руководство.

В отличие от многих демографических характеристик красноармейцев, их социально-классовое происхождение достаточно часто отмечалось в документах. Доступный архивный материал полностью подтверждает выводы, сделанные Юдовским о значительном удельном весе рабочих среди добровольцев в течение всей Гражданской войны. Например, в войсках Уральского военного округа добровольцев из рабочих насчитывалось 15,5 процента, а из крестьян – 3 процента²⁴⁹. Среди родов войск очевидна тенденция увеличения численности добровольцев в технических родах войск. Особенно высок он был в авиачастях, автоброневых, железнодорожных, инженерных частях. Также высок относительно стрелковых частей был процент добровольцев в кавалерии, куда чаще всего добровольцы приходили со своей лошадью и снаряжением.

После введения обязательной военной службы добровольный набор почти всегда предшествовал набору принудительному, поскольку он не требовал точного учета военнообязанного населения. Чаще всего он производился в местностях, недавно освобожденных от белогвардейских, национальных войск или войск интервентов. Добровольный набор позволял аккумулировать в рядах Красной армии пробольшевистски настроенных граждан, принимавших советские войска как освободителей. В архивных документах нередко можно встретить свидетельства весьма теплой встречи Красной армии в различных регионах бывшей Российской империи и большого энтузиазма при записи в ряды Красной армии. Этот эмоциональный подъем большевики всегда старались канализировать в нужном им ключе. Набор добровольцев в советизируемых местностях позволял также обострить социально-классовые противоречия в местной среде, усилить гражданский раскол общества, на что всегда делали ставку большевики.

Важно отметить, что отношение населения к Красной армии всегда было более единодушным, когда изгонялись иностранные интервенты: в этом случае она представлялась местными жителями армией-освободительницей, ее победы получали патриотическую трактовку. Так, комиссия Высшей военной инспекции, возглавляемая упомянутым В.Г. Юдовским, обследовавшая в ноябре 1918 г. западные районы страны (Смоленск, Минск, Бобруйск, Гомель, Могилев и др.) после ухода германских войск, свидетельствовала, что «продолжающееся движение Красной армии на запад сопровождается необычайным энтузиазмом населения и вызывает большой наплыв добровольцев-красноармейцев»²⁵⁰. Представители ВВИ свидетельствовали о «вступлении в армию в течение 2–3 недель десятков тысяч добровольцев в освобожденных местностях западного края»²⁵¹. Аналогичную картину, но уже летом 1920 г. констатировал Реввоенсовет Юго-Западного фронта, требуя от подчиненных штабов немедленно начать набор добровольцев: «Ввиду подъема духа населения местностей, очищенных от польских войск, желательно возможно большее направление этого населения в ряды Красной армии… Реввоенсовет фронта приказывает немедленно организовать на территории широкий прием в армию добровольцев»²⁵². 8 мая 1920 г. ВЦМК и ЦК РКП(б) опубликовали в «Правде» и «Известиях ВЦИК» «Обращение ко всем Советам и комитетам РКП(б)» с призывом немедленно начать «формирование крепких, сплоченных отрядов добровольцев, отправление их на западный фронт». С противоположного Восточного фронта сообщалось: «Только что освобожденное от власти белых население переживает революционный подъем, о котором красноречиво свидетельствует количество добровольцев и отношение к Красной армии туземцев…»²⁵³

Следует отметить, что политические настроения населения менялись крайне быстро. Нередко в губерниях, еще недавно охваченных революционным подъемом, через несколько месяцев не могли найти ни одного добровольца, а мобилизации проходили крайне тяжело. В тех же белорусских губерниях, в которых в ноябре добровольцами записывались тысячи людей, весной 1919 г. приходилось принимать крайние меры для «выкачивания мобилизованных из деревень и сел»: губ-военкомы Гомельской, Витебской, Минской, Смоленской и Виленской губерний собирали вооруженные отряды для насильственного изъятия мобилизованных²⁵⁴. Все это говорит о том, что положительными настроениями населения необходимо было пользоваться немедленно, недопустимо было растягивать сбор добровольцев, задерживать их без дела на сборных пунктах и особенно – распускать по домам в ожидании подвоза всего необходимого. Практика показала, что собрать вторично распущенных уже невозможно²⁵⁵.

При нехватке добровольцев, как и ранее, широко практиковались всякого рода меры принуждения. Нередко такие способы комплектования прямо регламентировались нормативно-правовыми актами. Например, 29 апреля 1919 г. на совместном заседании Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) было принято решение о проведении трех видов мобилизаций: общей, добровольческо-рабочей и добровольческо-крестьянской²⁵⁶. Кроме того, проводились профсоюзные и иные профессиональные добровольческие мобилизации.

Иногда прямые мобилизации лишь маскировались термином «набор добровольцев», чтобы несколько смягчить негативную реакцию местного населения. Вот характерный пример. 15 февраля 1920 г. Военный совет Юго-Западного фронта приказал «немедленно объявить набор добровольцев в пяти уездах Харьковской губернии», назначив каждому уезду по 1000 человек, а всего – 5000 человек²⁵⁷. Выполнение наряда было строго обязательным, а значит, переводило такой набор в разряд принудительных. Фронтовые и армейские наборы добровольцев, равно как и местные мобилизации, существенно подрывали плановый учет и использование людских ресурсов, за что было ответственно Мобилизационное управление Всероглавштаба. Совет Всероглавштаба не раз требовал производить набор добровольцев исключительно через систему военкоматов с обязательным учетом всех завербованных лиц, так как «при отсутствии иных налаженных аппаратов вербовка не может привести к желательным результатам и лишь дезорганизует на местах работу по учету, призыву и борьбе с уклонением от призыва»²⁵⁸.

Непредсказуемость и слабая прогнозируемость добровольчества отрицательно сказывались на процессе комплектования не только в случае нехватки желающих вступить в Красную армию, но, как это ни парадоксально, и при большом наплыве таковых, поскольку местные органы военного управления не справлялись с задачами регистрации добровольцев, а органы снабжения и довольствия, квартирные органы не располагали достаточными запасами обмундирования, продовольствия и мест для размещения набранных контингентов. Приходилось ограничивать набор, например, только лицами, имевшими собственное исправное обмундирование, или же вовсе распускать добровольцев. Особенно ярко эти недостатки проявились осенью 1918 г., когда Красная армия заняла значительные территории Белоруссии после ухода немецких оккупационных войск. Наплыв добровольцев в Красную армию тогда исчислялся десятками тысяч человек, однако «революционный порыв местного населения на освобождение еще оккупированных областей» удалось использовать лишь в незначительной мере. Например, в Минской губернии в конце 1918 г. приходилось принимать только добровольцев, имевших собственное обмундирование. В других местах «нередко всякий прием добровольцев приостанавливался вследствие того, что аппарат снабжения не успевал в первое время выполнить своей работы в ногу с ходом формирования новых частей»²⁵⁹.

В связи с тем, что вербовка добровольцев чаще всего велась на освобожденных территориях, в условиях организационной слабости или даже отсутствия местных органов власти и военного управления, ее процедура существенно отличалась от плановых призывов и мобилизаций. Добровольные вербовки объявлялись реввоенсоветами армий и поручались начальникам управлений формирования, которые осуществляли прием желающих с опорой на местные органы власти и военкоматы (последние формировались немедленно после установления советской власти). Разворачивалась широкая пропагандистская кампания в пользу призыва, причем обязательно подчеркивалось, что речь идет о вербовке, а не о мобилизации, к которым население чаще всего относилось негативно. Бывшие солдаты принимались непосредственно в строевые части, а лица, не служившие ранее в армии, определялись в запасные батальоны для обучения военному делу, после чего маршевыми ротами направлялись на фронт. Для добровольцев из освобожденных местностей допускалось не иметь полного набора документов, включая рекомендации от партийных или профсоюзных организаций, однако в приемные комиссии обязательно включался представитель особого отдела, чтобы предотвратить проникновение в части вражеских агентов и иных неблагонадежных элементов²⁶⁰.

В прифронтовой зоне в условиях угрозы занятия территории врагом, вербовка велась в чрезвычайных обстоятельствах, в связи с чем организационные формальности вовсе сводились к минимуму. Например, в июне 1918 г. в Самарской губернии группа работников ревкома, командированная в южные уезды с заданием организации заготовок хлеба, после известий о взятии чехословаками Симбирска и Казани собрала экстренное совещание с уездными и партийными работниками и тут же развернула агитационную работу. Тройка губернского ревкома одновременно заготовляла хлеб и вербовала добровольцев в Красную армию. Митинги в селах проводились по ночам, после окончания полевых работ²⁶¹.

Аналогичный пример можно привести из противоположного уголка страны – Якутии. В феврале 1920 г. в Вилюйске произошло выступление против советской власти, организованное бывшими колчаковцами и вошедшее в историю Гражданской войны как «вилюйский заговор». В ночь на 19 февраля заговорщики арестовали первого руководителя якутской партийной организации С.М. Аржакова и других советских работников, освободили из тюрьмы арестованных по приказу Аржакова бывших руководителей уезда. Но население и общественные организации города не поддержали заговорщиков. Выступление было быстро ликвидировано силами добровольцев из жителей города. Во главе сил, подавивших восстание, стал Якутский губернский комитет РКП(б) и губернский военный комиссариат, сумевшие организовать мобилизацию добровольцев, из которых к апрелю 1920 г. был сформирован полк численностью 1871 человек, которую возглавил областной военный комиссар И.Л. Карпель. Именно эта воинская часть подавила вилюйский мятеж.

К концу Гражданской войны, по мере становления местных органов военного управления, проводивших военно-учетную и мобилизационную работу с населением, массовым приемом в ряды РККА дезертиров и перебежчиков, значение добровольчества как источника комплектования существенно сократилось. Например, в отчетности Запасной армии²⁶², ставшей в последний период войны основным источником подготовки обученных резервов для действующей армии, показано, что за 1920 г. было отправлено в пехотные войска лишь 735 добровольцев, в то время как общая цифра направленных в пехоту людских ресурсов составила 362,7 тыс. человек²⁶³. Всего же, по данным советского историка М.А. Молодцыгина, к ноябрю 1920 г. в составе Красной армии числилось свыше 900 тыс. военнослужащих (или 16,6 процента всего личного состава РККА), набранных добровольно²⁶⁴.

В то же время в определенные моменты и в конце войны советское командование продолжало рассчитывать именно на добровольцев как высокомотивированную силу. Об этом свидетельствует тот факт, что на вторую половину 1920 г. пришлась крупнейшая после введения обязательной воинской обязанности кампания по вербовке добровольцев. Она была вызвана тяжелыми поражениями, которые Красная армия понесла на польском фронте и с подготовкой боев против врангелевских войск в Крыму. Согласно приказа наркомвоена Л.Д. Троцкого № 234 от 18 августа и приказа РВСР № 1621/304 от 24 августа, во всех военных округах развернулось срочное формирование добровольческих частей всех родов войск, которые комплектовались за счет добровольцев из числа военнообязанных, а также местных партизан. Готовность воинских частей была назначена на 15 сентября, однако на деле подготовка затянулась до поздней осени²⁶⁵. Особое внимание уделялось формированию конных частей, предназначенных на укомплектование 1-й и 2-й конных армий. Важность мероприятия подчеркивалась тем обстоятельством, что штабы округов должны были каждые три дня телеграфно информировать Всероглавштаб о ходе формирований и отправок на фронт. Не располагая нужным ресурсом добровольцев, некоторые округа (например, Омский) изыскивали их в готовых воинских частях и переводили желающих в добровольческие части. Недостающие ресурсы покрывались и за счет запасных частей. Округа формировали готовые части, полностью укомплектовывая их лошадьми, снаряжением и оружием. Лошади заготавливались путем «добровольной закупки» у населения, если же таковая иссякала, прибегали к принудительной закупке²⁶⁶.

Особо следует подчеркнуть, что значительная часть стрелковых рот (11 из 24) и пулеметных команд (3 из 4) формировались по штатам заградительных рот и отрядов²⁶⁷. Таким образом, присущая добровольцу стойкость использовалась для задержания отступавших войск и пресечения паники. Основная масса добровольческих формирований была распределена между Западным, Юго-Западным, Кавказским фронтами и войсками Южного фронта, воевавшими против Врангеля²⁶⁸.

Общие итоги формирования добровольческих подразделений военными округами показаны в таблице 2.

Таблица 2

Добровольческие подразделения, сформированные к 1 декабря 1920 г. по приказу наркомвоена № 234 от 18.08.1920 г. и приказу РВСР № 1621/304 от 24.08.1920 г.

Примечание. Из перечисленных частей 4 стрелковых батальона, 4 стрелковых роты, 6 легких батарей находились в стадии формирования или отправки в войска.

Источник: РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 76. Л. 50.

Таким образом, до окончания Гражданской войны добровольцы занимали определенную и вполне заметную прослойку среди военнослужащих Красной армии. Хотя большевистское руководство вынуждено было перейти к традиционному для всех армий мира комплектованию армий на основе всеобщей воинской обязанности (с классовыми ограничениями), добровольчество не исчезло, а стало играть вспомогательную роль.