Читать книгу: «Любовь и головы. Пособие для начинающих», страница 2

Раз уж я попытаюсь конвертировать нажитые между нами десять лет разницы в опыт, который может быть социально полезным, или после прочтения которого захочется с присвистом покрутить пальцем у виска, то начну с того, что юмор – лучшее наследство, которое нам могла дать семья и все те веселые еврейские ребята, с которыми мы, так уж сложилось, связаны. Да, конечно, юмор должен рождаться только из любви, а то есть риск обручиться с желчным котлованом, а это с нашим предметом не имеет ничего общего. Родня. С них и начнем.

Еврейская линия

В нашей семье больше всего еврейство нравится отцу. Помню, как маленькой девочкой гуляла с ним по набережной и распевала «Хава нагилу». Национальные друзья, национальные анекдоты и литература, национальный стол – трепетная любовь к семитизму как-то окопалась в нашей семье. Прапрабабушка, крещеная, краденная из правоверной еврейской семьи девица, была бы вполне довольна, хоть ни один из семейства так и не выучил идиш. Зато по части культурной грамотности и сохранения семейных традиций мы отрабатываем на твердую четверку. Папа грезит моим браком с хорошим еврейским мальчиком, а мне от этой привязанности досталась горбинка на носу, большая любовь к национальной культуре и какие-то знания о ментальных особенностях.

–

Любая еврейская мама приходит в восторг от того, что я умею готовить форшмак. И хумус. И еще много всего остального, но форшмак – коронная вещь. Одно бравирование названием этого блюда доводит до глубоко трепета всякую еврейскую маму. Записывай: вымочи селедку в молоке, добавь моченую хрустящую булку, ошпаренный лук, немного соли, масла, взбивай в блендере, остужай. Можно добавить немного белого вина и пару девичьих слез для запаха. Методом проб и ошибок найдешь идеальный рецепт. Следующий уровень владения материалом – рыба фиш, но таких высот я еще не достигла.

–

– Я до сих пор не представлена его матери и, мне кажется, она не рада нашему потенциальному знакомству. Но что же я делаю неправильно? – сетует на кухне подруга.

– Все очень просто: ты имеешь дело с еврейской мамой. Она не будет рада, если у сына появилась добротная женщина, ведь тогда его не нужно будет жалеть.

– Но ведь он присмотрен, сыт и доволен!

– Вот именно в этом корень твоих проблем с еврейской мамой. Никто, кроме нее, не знает, как правильно нужно любить ее сына. Так что смирись и не лезь.

–

Любимый семейный праздник – Рождество, когда все шумные стороны семьи собираются у бабушки за одним столом. В эти дни мне кажется, что взбудораженные от самого счастья жить послевоенные годы пробрались в особняк на Сухэ-Батора, подселились в зеркало и просочились в бой часов. Время смотрит из серванта с коллекцией кукол, с обшарпанной пианинной банкетки и ковра на стене. На столе появляются сочиво и фаршированная щука – ничего необычного. Разве не может простая еврейская семья в кои-то веки обсудить коммунизм и порадоваться рождению известного еврейского мальчика под Вифлеемской звездой?

–

Семья не теряет надежды. Евреи вообще ее не теряют до последнего, даже если уже тридцать семь лет шляются не пойми в какой пустыне. Еще немного потерпеть – и нормально. Так что мои тридцать холостых лет в сравнении с путешествиями Моисея?

Семья не сдается до последнего. Мама только пожимает плечами, а вот отец ищет мне хорошего еврейского мальчика, в дело включилась уже и теща отца. Папа ходит в синагогу, как на работу, изучает обстановку и как-то пока ничего путного не предложил. Варианты маман оказываются на редкость инфантильными и многосложными. А я, глядя по сторонам, вообще отказываюсь размножаться в такой ситуации.

На дне рождения отца Светлана Самуиловна сообщила, что следующую фаршированную щуку она сготовит только на мою свадьбу. Напряглось все чинное еврейское семейство. Свадьбы ничто не предвещает в обозримом будущем, а значит, придется нам по праздникам грустить в кругу шарлотки, салатов и коронного паштета Светланы Самуиловны за бутылкой номерного резерва «Фанагории». Впрочем, не такой и плохой расклад, если вы, конечно, знаете толк в хорошем печеночном паштете.

Но Светлана Самуиловна, кроме всего прочего, решила взять дело в свои руки, окончательно разочаровавшись в малохольности моей семьи по части сватовства, и начала перебирать внуков своих подруг. Тут как раз подвернулся один с визитом из Израиля. Сводничество, вообще-то, не входит в мой график планов на неделю, пришлось его натужно вклинивать между перетаскиванием части вещей в полуготовую квартиру и собранием жителей подъезда.

Забегаю, растрепанная, в гостиную отца под радостное повизгивание японской собаки Рико. (Рико, в отличие от прочих мужчин, любит меня до неистовства, на грани с эпилептическими припадками.) А там за столом ест фаршированную горбушу (от ее приготовления, слава богу, Светлана Самуиловна не отреклась до моей свадьбы!) ОН. По закону жанра семейной импровизации – все, как мне нравится: двухметровый брюнет с натурально еврейским носом и широченным плечами. Когда я вижу таких мужчин, тут же сжимаюсь и впадаю в стихийную панику на грани легкого дебилизма. Нас, хоббитов, к этому не готовили.

За час семейного вечера спонтанный жених, к счастью, не осознал всю прелесть желчного семейного юмора (к тому же, как мне показалось, он не все понимает по-русски, ну или не очень быстро), но зато имел все возможности увериться в том, что все мы тяжело больны. Я выдала квинтэссенцию обаяния за несколько лет: с размахиванием руками, грудным хохотком и рассказами о том, как собираю стадионы, укрощаю коней и спасаю вселенную. Заткнуть меня было непросто – уж начала! И потому я выдавала резюме завидной еврейской (в каком-то там колене) невесты оптом: от кудрей до ремонта, от нежной привязанности к животным до шарлотки, которую я стряпаю виртуозно. Кажется, я больше всего походила на неврастеничку на выгуле.

Папа, он вообще спит и видит, как будет греть свои пенсионные косточки на берегу Средиземного моря, поплевывая в песок Земли Обетованной, и потому не отставал: выдал все еврейские шутки, которые знал, рассказал байки про раввина Аарона и множество сложных археологических фактов про раскопки в Израиле – интеллигенция обкладывала парня со всех сторон.

Его супруга Соня, в общем-то скромная и приличная женщина, тоже посильно принимала участие в общем мракобесии и даже исполнила гамму на пианино. К слову, фортепиано она в детстве с «мальчиком» и занималась.

Прилично себя вела только организатор всего этого семейного перформанса Светлана Самуиловна, она одна среди нас знает, что такое не выйти замуж, и потому сохранила остатки здравомыслия.

На стол подавали воду Кука. Вот и мы все казались ку-ку, причем не слегка. Боюсь, уедет мой израильский принц в теплые края и с дрожью будет вспоминать чрезмерное сибирское гостеприимство. А в моих планах вернуться уже, наконец, в свою шикарно отремонтированную квартиру, засунуть под бок шизоидного кота и греть себя всю зиму мыслями о том, что мужчины мечты… они существуют. Но, к сожалению, в далеких странах.

–

Поиски национальной идентичности в детстве привели меня в еврейский молодежный клуб при «Сохнуте». Точнее, я бы сказала, что меня туда привела большая влюбленность юности, которую я имела шанс там изредка наблюдать и даже, бывало, могла перекинуться парой слов в курилке. Со всей страстью и драмой, на какую только способна 12-летняя девица, перечитавшая романтических романов Цвейга и Ремарка, я провалилась в переживания о себе. Главное в лирических терзаниях – собственное состояние, им можно упиваться, и на него можно многое списывать. Особенно хандру и вредные привычки.

Только никогда не стоит прикрывать личной экзальтацией рабочие ошибки: это так не работает. Работу стоит беречь и любить, потому что нет ничего страшного, чтобы остаться одной и при деньгах – гораздо хуже остаться в одиночестве и нищей. В остальном не стоит стесняться выносить мозг всем окружающим в рамках приличия: с возрастом они, к сожалению, становятся неоправданно строже.

В мои двенадцать лет не было ВКонтакте и сотовых телефонов, то есть осчастливить славного еврейского парня своим вниманием я как следует не могла. Сочиняла письма в стол, изливала глубину своих переживаний в дневниках и соседке Кате. Дальше принялась исследовать собственную родословную, культуру и социальное устройство обетованной страны Израиль, чтить приход Субботы, а заодно записалась в театральный кружок при том же «Сохнуте». От той замечательной влюбленности у меня осталось знание традиций всех еврейских праздников, несколько славных знакомств и 18 лет стажа курильщика: нужен же был повод для походов в курилку с робким бросанием томных взглядов. Ну и, конечно, еще завалялась пачка романтических стихов (дневники я, к счастью или по глупости, выбросила). Сейчас мне кажется, что они не имеют большой художественной ценности.

Кстати, я много чем начинала заниматься, чтобы произвести на разных юношей бесподобное впечатление. Так что страдания были вполне себе материально и духовно компенсированы. В стремлении доказать что-то здорово подросла в плане карьеры, накатала западных стажировок и даже начала ходить под парусом. Разумеется, самые эффектные мои демарши бывшие мне симпатичными мужчины чаще могут связывать с моими падениями в салат и другими проявлениями несказанной элегантности манер. Только к тридцати стала понимать, что нас любят не за что-то: не за владение двумя иностранными языками, красный диплом и кубок чемпионов по игре в квиз. Если любят, то делают это абсолютнейше просто так. И никто при этом никому ничего не должен доказывать, что не дает повода сесть перед телевизором и намазать огурцы с бигудями на всю голову.

Самое ценное: от лучших мужчин в моей жизни оставались стихи. От других – попорченные нервы и жизненный опыт (в некоторых случаях без него можно было успешно обойтись). А после одного романа я разжилась утюгом и хорошим инфракрасным обогревателем. И унитазом, кстати!

Добытое непосильным флиртом

Так получилось, что я имею непереносимость унитазных бачков. Вообще, в жизни у меня одна аллергия – на горчицу, даже с идиосинкразией глупости я научилась справляться. Но тут подключились унитазы. Не знаю, в какой момент жизни они мне так не угодили, но достаточное количество их оказалось на моем счету. Стоит ли говорить, что в квартире моей мечты нет унитазного бачка – он надежнейшее вмурован в стену. И это, возможно, спасет ему жизнь.

А в ту весну я лечила ветрянку коньяком и долгими нудными разговорами с В. о том, насколько душная у него жизнь и сожительница. В сочетании с этим предлагалось хмуро возлиять и бесконечно слушать песню «Наливал в бокалы я «Киндзмараули», и чужие руки резали сулугуни». Эти разговоры отнимали уйму времени, не имели никакого практического смысла, но развлечь себя на карантине все равно было особенно нечем. В общем, коньяк пошел впрок, и еще один унитазный бачок был сломлен, квартира соседей снизу – в очередной раз благополучно затоплена. В. – вполне состоятельный человек – героически сменил мне унитаз и выставил за него счет. 3500 рублей были не такой большой суммой за выводы о человеке. С тех пор по жизни он проходит под кодовой кличкой «Сантехник».