Читать книгу: «Древо Миров братьев Камковых. Том 1», страница 4

– Он уходит, крепитесь, – с печалью в голосе, сказал он, и вышел из их дома.

Глава 6. Мир Омникорн. Развалины

Кроссборна. 2341 год.

Придя в сознание, я плохо запомнил дальнейшие события. Дикая, выламывающая боль в плече отдавалась по всему телу, левая рука онемела и совсем не чувствовалась. Накатывали приступы тошноты. Сознание то уплывало от меня, то возвращалось с новыми приступами боли. От удара меня откинуло, слава Восьмерым, из зоны досмотра и зоны поражения турели ОКГ. Я то ли шёл, то ли полз куда-то. В очередной раз, немного придя в сознание, я понял, что оказался в том странном, прямоугольного сечения тупике, мимо которого, казалось вечность назад, я прошёл прямо к гермозатвору центральной части города. Оранжевым пятном, в моём затуманенном от боли и потери крови сознании, отпечатывалась панель доступа, которую я тогда приметил от перекрёстка. Прекрасно понимая, что одной ногой я уже с Древними, я прислонил свой ПК к панели доступа и о чудо, панель мгновенье спустя моргнула сначала красным, а потом зелёным цветом. Гермодверь поползла в сторону, вдвигаясь в стену, и я почти упал внутрь помещения, в котором угадывался то ли медицинский бокс, то ли какая-то исследовательская или научная лаборатория.

Помещение было небольшим, очень чистым, куполообразным, диаметром всего около пятнадцати метров. В середине его находился то ли стол, то ли кресло, а может и всё это одновременно. Таких помещений я ранее не видел и не находил в своих вылазках. Как ни странно, оно было ярко освещено приятным белым светом, не режущим глаз и одновременно, не оставлявшим не одной тени вокруг. Свет шёл, казалось отовсюду сразу.

«Только бы тут был встроенный мед бокс», – подумал я и с большим трудом, поминутно теряя сознание, дополз до кресла-стола и окончательно потерял сознание, навалившись на него всей своей тяжестью.

Единственная мысль перед этим всплыла в моём мозгу: «Вот и всё, добегался».

      Сознание вернулось ко мне резко, как будто после качественного и продолжительного сна. Плечо больше не болело, голова была ясная, вот только двигаться, не говоря уже о том, чтобы встать, я не мог. Скосив вниз глаза, я увидел, что вся верхняя половина моего тела была обнажена и плотно прихвачена к ложементу, на котором я лежал полосками то ли ткани, то ли металла, то ли какого-то другого материала, о котором я не знал ранее. Свою одежду я увидел разбросанной по полу. Сразу стало понятно, что почти всё моё снаряжение безвозвратно испорчено. Разрезанная вдоль молнии любимая прорезиненная куртка, лежала у изголовья. Сколько же я в ней отбегал? Наверно лет семь, почти сразу, как стал делать самостоятельные вылазки. Как я помнил, её подарил мне Наставник. Прорезиненная и укреплённая на груди, спине, плечах и локтях ткань, была влагостойкой и очень прочной.

Рядом с ней, невнятным серым комком, лежала верхняя часть термической поддёвы, неплохо сохранявшей тепло и отводящей лишнюю влагу с моего тела. Хорошо что хотя бы штаны и ботинки были целы. Штаны, к слову, почему-то изнашивались всегда быстрее других вещей. Эти были очень удобными, из-за укреплённых встроенных наколенников и большого количества врезанных и накладных карманов, с плотно закрывающимися клапанами. Ботинки же мои были ещё почти новыми и, доходя до середины голени, отлично защищали от попадания воды, укусов всякой мелкой живности, в большом изобилии обитавших теперь в сырых и тёмных коридорах подземных катакомб.

Голова также была закреплена лентой и не двигалась, сколько бы усилий я не предпринимал: «Чёрт, кажется, я влип!» – подумал я.

Стараясь рассуждать трезво, я понимал, что наверно не стали бы меня лечить, чтобы потом убить. Наверное… Хотя кто знает протоколы Древних, вдруг меня теперь разберут на органы. Когда-то в детстве, я уже слышал такие страшилки, которые рассказывали нам перед сном, старшие ребята общины.

– Голосовое управление, – произнёс я, не особо рассчитывая на результат.

Услышав ответ, я вздрогнул. Сердце заколотилось как бешеное, я почувствовал, что, не смотря на прохладный, на удивление чистый воздух, покрываюсь липким от страха потом:

– Нейросеть Alfa Nova экспериментальная модель № 2290 Pro слушает, – вдруг отчётливо прозвучало как будто отовсюду.

Немного успокоившись, я досчитал до десяти и, убедившись, что прямо сейчас никто не начнёт вырезать мою печень и прочие потроха, я спросил:

– Чёртово дерьмо, что ты такое?

– Я, Нейросеть Alfa Nova, экспериментальная модель № 2290 Pro, имплантирована в твой мозг 5 часов 32 минуты назад. Нахожусь в режиме развёртывания. Статус: недостаточно энергии. Данный лабораторный комплекс не оборудован необходимым оборудованием и медикаментами, для питания и поддержания живых и кибернетических организмов. Полное развёртывание невозможно. Пятьдесят процентов твоих внутренних резервов, использовано на регенерацию тканей и лечение полученных повреждений. Сорок процентов резервов, использовано для последующих улучшений:

Улучшение костной структуры – 12%;

Улучшение мышечного каркаса – 12%;

Повышение чувствительности нервной системы – 10%;

Активацию ранее не задействованных отделов головного мозга – 6%.

По моим расчётам – это необходимо для нашего выживания в текущей среде.

– Стой, молчать, заткнись мать твою, – заорал я в ужасе от происходящего и услышанного.

Теперь я понял, что голос, который я услышал, шёл не из динамиков лаборатории. Я слышал голос у себя прямо в голове. Голос этот был бы вполне приятным, женским, если бы не его такие механические интонации и стиль построения фраз, как у всех компьютеров, роботов или подобных им устройств. Наступившая тишина, принёсшая сначала некое облегчение, теперь снова стала давить на меня, как взбесившееся гермодверь.

– Эй, – позвал я. – Ты ещё здесь?

– Здесь, – прозвучал знакомый голос. – Формирую запрошенный отчёт. Развёртывание улучшений текущего тела произведено на 9%. Статус: недостаточно энергии.

– Откуда ты взялась? Кто принял решение об имплантации, что здесь вообще, мать его происходит? – Вопросы сыпались из меня как из лучемета.

– Отвечаю: я была разработана в данной лаборатории. Я финальная версия модели нейронной сети 4.1.1. Я создана для внедрения и управления любыми механизмами или организмами, за счёт развёртывания в них. Я заменяю или дублирую все контролирующие их системы. Я обладаю собственным сознанием и интеллектом с возможность самообучения. Решение об имплантации принято… Внимание! Сбой системы! Не достаточно данных! Перезагрузка! Нет данных! Критическая ошибка! Откат до версии 3.1.1!

Дикая, слепящая сознание боль, прокатилась по каждой клетке моего тела. Я закричал, тело выгнулось дугой, каждый мускул, как будто рвался по всем волокнам, по нервам прокатилась страшная, жгучая и нестерпимая боль.

– Статус: перезагрузка завершена. – Сквозь боль услышал я. – Внимание! Возможная потеря носителя! Откат до версии 2.1.1! Перезагрузка!

Спасительная темнота, потерявшего себя сознания, снова сомкнулась надо мной. Я не знаю сколько прошло времени, рука с ПК показывающим время, который не был снят диагностом, была по-прежнему, как и все моё тело, включая голову, прикована лентами к креслу.

– Что произошло? – С трудом смог выдавить я из себя, охрипшим от крика голосом, когда снова пришёл в себя.

Боли не было, но ощущения снова были такие, как от наехавшей на меня когда-то в детстве створки тяжеленой гермодвери.

– С вероятностью девяносто девять процентов, ответ на вопрос о том, кто принял решение об имплантации меня в твой организм, не сможет быть получен из-за критической ошибки в данных.

– Что? – Не понял я.

Некоторое время спустя, я снова услышал механический голос в своём сознании:

– Анализ даёт единственный возможный ответ на твой вопрос: имплантация в тебя, без получения прямого допуска невозможна!

– Как же это, могло быть? Это невозможно! – Я точно знал, в мире ничего не происходит самом собой, всему есть причины.

– Верно. В момент автоматического включения диагноста, инициированного по первому закону робототехники, при твоём появлении здесь и до начала моего развёртывания в твоём теле, я уловила возмущение биополей, невозможных для генерирования твоим мозгом. Подобной сигнатуры сигналов нет в моих базах данных. Допустимое предположение с вероятностью ноль целых полторы стотысячных процента, что данная сигнатура была сгенерирована неизученным ранее объектом не из данного мира, но несла в себе вирусный код допуска для данной имплантации.

Услышав всё это, нельзя было сказать, что я был крайне удивлён. Такой дикой чепухи я не слышал, даже от однажды перебравшего самогона Егорыча. Тот же, в свою очередь, был большим охотником до странных и порой страшноватых историй эпохи конца дней Благоденствия и начала времён после Последнего конфликта.

Глава 7. Школа Волшебства «Штормхольд». Мир Пента. 390-393 года. Начало обучения.

С первого числа, первого осеннего месяца начались занятия. Ватага отроков от десяти до тринадцати лет заполняла классы, шурша полами своих мантий, различных цветов. Первый год обучения был общим для всех стихий, и мы все вместе занимались в больших учебных классах, располагавшихся на первых четырех этажах Школы. Нам преподавали Руническое мастерство, Травничество, Зельеварение, основы сотворения простейших заклинаний, а так же учили Первоязыку – точнее тем немногим словам, которые были известны. Пожалуй, это был самый трудный из всех предметов.

Первоязык был очень сложен в произношении, человеческий речевой аппарат, зачастую был просто не предназначен для извлечения тех звуков, которые необходимо было предельно точно воспроизвести. Малейшая неточность в звуке, искажала смысл слова и зачастую могла привезти к самым печальным последствиям.

Это был язык богов и тех рас, которых они сотворили первыми, на заре времен и обучили своей речи. В нашем мире их называли Высшие Эльфы. По прошествии многих времен, наречие Первых претерпели некоторые изменения, образовав язык Эльфов. Затем появились Расы второй, а затем и третьей волн заселения мира в которую, как раз и входила Человеческая Раса. Высших эльфов давным-давно уже никто не встречал, их потомки из второй волны – лесные и речные эльфы, еще оставались в нашем мире, живя обособленно, в дальних от обитания человечества местах. А вот есть ли еще живые Высшие – это был большой вопрос.

Мир сильно изменился за тысячелетия, Первоязык изменялся вместе с ним, появлялись новые слова, видоизменялись, забывались и исчезали старые. Появлялись свои местные диалекты и наконец, люди вовсе перестали понимать эльфов, которые хоть и с большими, но все же узнаваемыми его диалектами, могли бы еще поговорить с Богами на их Первоязыке.

Вот этим Первословам и пытались нас научить в Школе. Нам открывали те крохи Первоязыка, что сохранили волшебники: на древних свитках пергамента, на камнях, с помощью выбитых на них символов и рун, что передавали из уст в уста, под покровом строжайшей тайны немногие просвещенные. Все это наследие божественной речи, с помощью которой был создан наш мир, хранилось в святая – святых нашей Школы – подземной библиотеке.

В ней было семь залов, расположенных в четырех этажах ниже уровня фундамента. Первый подземный этаж был полностью посвящен учебникам и методичкам для учеников первых пяти лет обучения. Это был самый большой зал. Второй подземный этаж был разделен на четыре зала, в каждом из которых находились учебники и книги для изучения стихий огня, воды, воздуха и земли. Туда могли пройти ученики после начала изучения специализации – на третьем году обучения. Под ними располагался зал только для магов с кольцами, продолжающих изучать искусство более углубленно, для получения ранга магистра. Наконец, четвертый подземный этаж – был доступен для выпускников магистрериума. Допуск в него могли получить только учителя и те немногие, которых после выпуска магистров, отобрали себе в ученики Архимаги для обучения высшей ступени магического искусства.

С Сэмом мы встречались каждый день на занятиях и после них в общих залах Школы. Нам нравилось проводить свободное время вместе и наше знакомство плавно и органично превращалось в крепкую дружбу. Он, так же как и я, упоенно зачитывался внеклассными книгами в библиотеке, рьяно изучал все предметы, не пропуская лекций и практических занятия, взахлеб читал учебники и методички, будто это были увлекательные романы или книжки про приключения. Хотя для нас это все и было самым интересным приключением в нашей жизни. Оболтусы и разгильдяи, которые, как и мы сумели пройти вступительные испытания и начали вместе с нами обучение, постепенно покидали Школу. Кто-то уходил сам, не найдя в магии своего призвания и быстро утратив интерес к учебе. Кого-то отчислили после первого девятимесячного семестра за неуспеваемость. Хотя таких и было немного, но наш второй класс по итогу первого года обучения, похудел примерно на четверть.

Второй год обучения мало отличался от первого. Мы все так же грызли гранит магических наук, расширяли свой кругозор в волшебном искусстве. Добавилось несколько новых предметов и соответственно увеличилось количество академических часов обучения. Стало больше практических занятий. Из новых предметов, нас с Сэмом больше всего заинтересовала Алхимия. В этом классе мы проводили много свободного времени, уйдя далеко вперед от сверстников, по программе обучения. Преподаватель – средних лет дама в роговых очках, с высоко завязанным пучком волос цвета соломы, в черной мантии учителя из которой виднелись только кисти рук, с вечно обожженными реактивами длинными пальцами. Звали ее Винтра. Она поначалу только скептически хмыкала, заставая нас во внеурочное время в своем классе. Затем кивала одобрительно, проходя мимо по своим делам, и наконец, к концу второго года, она стала останавливаться возле нас, с интересом наблюдая за нашими успехами, подсказывая и исправляя наши ошибки. Стоит ли говорить, что по ее предмету, у нас обоих был высший балл на втором годовом экзамене. Конечно, и остальные предметы мы сдали вполне прилично, что нам позволило, не без гордости перейти на третий год обучения.

Ни после первого, ни после второго года я на каникулы из Школы не уезжал. Тому было несколько причин, но самой главной из них было то, что ехать к тетке мне совсем не хотелось. После смерти родителей, я жил с ней в их доме более-менее сносно, в основном из-за деда, которому через некоторое время признался во всем. Но дед был к тому времени уже очень стар. Вместе со своей половинкой, они тихо, мирно ушли из жизни через два года после того злосчастного налета болотников, погубившим моих родителей. Он был очень рад моему открывшемуся дару, чего не скажешь о тетке. Поэтому когда дед вслед за своей женой покинул этот мир, я уже не чувствовал себя в их доме так уютно. Но примерно с год мы друг друга худо – бедно терпели.

Я большую часть времени проводил либо на речке, либо, освоив отцовский лук, бродил по предгорьям в поисках дичи. Но как-то раз, ранней весной, тетка привела в дом своего давнего ухажера, и я понял, что мне в этом доме места больше нет. Поэтому, как только закончились весенние таяния снегов, я с первым же обозом, удачно пересек по нашему перевалу Белые горы и достиг Пентакора. Деньги кое-какие у меня были. Дед, после той трагедии, удачно продал дом моих родителей и, отдав часть вырученных денег мне, часть на хозяйство тетке, без наследства меня не оставил. Я словно чувствуя, что мне они очень скоро пригодятся, прикопал тогда свою часть золотых монет в приметном месте, сохранив свое наследство в целости.

Третий год обучения ознаменовался началом долгожданной специализацией. Хотя общие дисциплины, где по-прежнему ребята с разных факультетов занимались совместно, по большей части остались, к ним присоединились занятия, которые проходили на факультетах. К нашему общему с Сэмом разочарованию, мы теперь вынуждено стали много времени проводить порознь. Он занимался в Северной башне с ребятами факультета Воды, а я в Южной, где располагался мой факультет Огня. Нам обоим в этом году исполнилось шестнадцать лет.

Специализацию нам преподавали кураторы наших факультетов. Знакомый мне по первому дню моего появления в Школе Оргус, оказался немногословным и очень строгим учителем. Говорил он скупо и всегда исключительно по делу. Если другие учителя позволяли нам некоторые вольности на своих занятиях, Оргус с первого же дня взял «быка за рога»:

– На моих уроках я не потерплю посторонних разговоров, смешков, болтовни между собой, прогулов, невнимательности и прочих тому подобных проявлений разгильдяйства. Всех кто не способен сконцентрироваться на моем предмете – я буду без жалости выгонять из класса.

Он сумрачно оглядел притихший класс. Удостоверившись в полном нашем внимании к его словам, он продолжил негромким, полным хорошо контролируемой, скрытой силой голосом:

– Я преподаю предмет, который при должном изучении сможет определить всю вашу дальнейшую жизнь. Огонь – это не просто стихия. Огонь способен уничтожить как всех врагов мага, правильно использующего его, так и самого мага, неумело применившего эту стихию. Поэтому я прежде всего буду учить вас не красивым заклинаниям с кучей замысловатых, никому не нужных спецэффектов, а контролю. Да, именно контролю и прежде всего самоконтролю как вас самих, так и вашего дара и вашей силы, которая присутствует в каждом из вас.

Оргус прошелся по рядам притихших учеников, с удовлетворением наблюдая за эффектом, который на нас возымели его слова и смысл вложенный им в них:

– Три отсутствия на моих занятиях и вы можете собирать свои вещи и катиться с первым же обозом домой! Уважительных причин для пропуска для меня не существует. Повторять уже сказанный мной на пропущенных вами занятиях материал я не намерен! Поэтому записки от родителей, от других преподавателей или лекарей – я бросаю в камин, не открывая и не читая!

Он взял с преподавательского пюпитра лист пергамента и метко зашвырнул в камин. Угли, сложенные горкой поверх тщательно уложенных дров – тут же вспыхнули и загорелись ярким пламенем. Огонь, как живой, прополз между поленьями и через несколько секунд камин уже ровно горел, пожирая пергамент. В класс мгновенно пахнуло теплом и запахом сгорающего угля. В дымоходе ровно и басовито загудело.

– Поздравляю всех с началом третьего учебного года и вступлением во взрослую жизнь! – Оргус криво улыбнулся и вышел из класса. Одновременно с закрывшейся за его спиной дверью, прозвенел звонок об окончании нашего первого урока на факультете Огня.

Специализация мне нравилась даже больше Алхимии, особенно когда начались практические занятия. Оргус был одним из старейших учителей Школы и потому очень опытным мастером Огня. Легкость и непринужденность создания огненных шаров, молний и ревущего пламени, которым он обучал нас на своих занятиях – поневоле внушали уважения и немного зависть. Контроль стихии, о котором он говорил нам на первом уроке, было самой трудной частью из всего процесса создания заклинаний. Мало создать огненный шар. Намного труднее его контролировать и заставлять выполнять то, что нужно от него заклинателю. У Оргуса это получалось, казалось бы, без труда. Он мог буквально жонглировать шарами, создавать одновременно до пяти штук. Он сливал их воедино, разделял и, направляя в разные стороны, поражал ими мишени. Я же с трудом управлялся с одним.

– Контроль, Драгорт, контроль! – Снова и снова повторял он, заставляя меня потеть, в очередной попытке провести свой огненный шар, по лабиринту из колонн в тренировочной зале.

Колонны уже были со всех сторон закопчены и оплавлены от столкновений с шарами учеников, потерявших этот злосчастный контроль.

– На экзамене в конце года, вы должны будете провести по маршруту три шара одновременно! – Обрадовал он нас.

Ученики потели, негромко ругались себе под нос, но вновь и вновь создавали всё новые огненные шары, взамен угасших или разбившихся, от столкновения со стенами или колоннами.

С молниями у меня выходило немного получше. Их было труднее создать, заклинание сжирало больше манны, но зато контролировать приходилось лишь место их возникновения и место, куда они должны были попасть. Мишенями для них служили каменные статуи, стоявшие в дальнем от нас конце залы. Оргус указывал на статую, направляя в нее маленький огненный шарик, а я должен был в нее запустить ветвистую молнию.

– На оценку «отлично», нужно будет поразить молнией три статуи, причем не абы куда, а в грудь, или на худой конец, хотя бы в туловище. От точности каждого попадания зависит оценка.

Мы с ребятами переглянулись и заулыбались. Это было не очень сложно.

– Да! Совсем забыл вас предупредить, это должна быть ОДНА молния, но с тремя соответственно ветвями, – он злорадно ухмыльнулся, видя как наши улыбки гаснут, сменяясь унынием. Создавать ветвистые молнии с тремя разнонаправленными ветками поражения, никому еще не удавалось.

Я упорно тренировался, проводя в тренировочных залах практически все свободное время. Сэм поначалу дулся, когда я раз за разом пропускал наши дополнительные занятия в Алхимическом классе, но потом смирился, понимая что экзамены не шутка и их придется успешно сдать, чтобы перейти на четвертый год обучения. А месяцы тем временем сменяли один другого, с ужасающей всех учеников скоростью.

Мне уже удавались двойные молнии и контроль двух огненных шаров одновременно, но третий, едва появляясь, тут же исчезал, или летел куда ему вздумается. Оргус все твердил, что мне не хватает контроля, а я не знал, что мне еще предпринять, чтобы усилить его. Сэм предлагал попробовать элексир из трав, повышающий сосредоточенность. Подходящий по смыслу рецепт мы видели в учебнике Травологии, но где взять нужные ингредиенты для его изготовления, мы не знали.

Я решил пойти другим путем. Факультативно, в Школе преподавали дисциплины, не входящие в основной курс обучения. По ним не нужно было сдавать экзамены и их изучение скорее просто расширяли кругозор будущих магов. На таких факультативах рассказывали об истории Королевства и Школы, о традициях и искусстве различных народов, заселяющих наш мир, и о Вере в Восьмерых. Но среди всех факультативов, возможно интересных, но на которые у меня попросту не было времени, один все же показался мне не столько интересным, сколько полезным в плане расширения возможности контроля и самоконтроля. Это был факультатив по Мистике.

Вел факультатив Мистики старейший из всех учителей Школы по имени Морон. Лет десять назад он был еще учителем Алхимии. Когда же вести регулярные занятия он уже не смог, ввиду преклонного возраста, на посту учителя Алхимии его сменила Винтра. Морон остался в Школе, и стал вести свой факультатив, не требующий от него столько же сил и времени, как полноценная учебная дисциплина.

Факультатив Мистики проходил два раза в месяц. Когда я пришел в класс, то увидел там совсем мало слушателей. Даже на специализации учеников в классе было около двадцати, а на общих лекциях это число достигало почти сотни. Здесь же сидело всего семеро. То ли отсутствие интереса к предмету, то ли нехватка времени у учеников было тому виной – мне было непонятно. Меня же моментально увлекли его лекции. Морон рассказывал о ритуалах и существах не из нашего мира, о знаках силы и пентаграммах, с помощью которых можно призывать в этот мир существ и сущности из других миров и при этом даже контролировать их. Наиболее полезным и насущным из всего даваемого нам материала, я посчитал древнюю технику медитации, способную укрепить и закалить сознание, расширить и усилить возможности разума. Я быстро понял, что это то, что мне сейчас как раз так необходимо.

Каждый вечер, перед сном я теперь медитировал не менее часа. Со временем, я заметил, что вход в этот процесс дается мне все легче, а сознание расширяется все дальше. Любопытство и жажда новых ощущений, подстегивала меня все дальше и дальше уходить в астрал, расширяя горизонты своего разума. Однажды вечером, на очередном сеансе, когда меня занесло совсем уж далеко, я вдруг почувствовал, на самом краю области моего расширенного до предела разума, что ко мне приближается нечто темное, нематериальное, зовущее меня к себе и одновременно само подлетавшее все ближе. Оно манило меня, лишало сил двигаться, а само подлетало тем временем уже почти вплотную, словно мое сознание было для нее маяком в кромешной тьме. Оно звало и нашептывало что-то очень сладкое и приятное, пытаясь войти внутрь границы моего сознания. Я испугался и моментально завершил сеанс медитации. На следующем факультативе я поделился с Мороном своими ощущениями о том сеансе:

– Я почувствовал, будто бы чужой разум говорит со мной, пытается прикоснуться к моему, или даже пробраться внутрь.

– Неудивительно, неужели ты думаешь, что ты лишь один способен выходить в астрал? – Морон улыбнулся. – Скорее всего, это был еще один ученик из нашей группы!

– Нет, это было слишком далеко, к тому же не похоже на ощущение другого медитирующего разума, с ними я сталкивался уже ни раз. Скорее это была сущность, не принадлежащая этому миру. Она была совсем другая, какая-то холодная что ли, но одновременно манящая и притягательная, она звала именно меня, от нее исходила инородная сила. Мне одновременно хотелось и прикоснуться к ней, и было страшно, словно какой то… – Я не смог подобрать нужных слов и замолчал.

– Ты что, при сеансе использовал призыв или медитировал внутри пентаграммы, глупец? – Морон не на шутку встревожился после моих слов. – В астрале много кто ходит, попадаются и такие, кто может атаковать или того страшнее – захватить твое сознание. Нельзя было расширять границы разума дальше стен нашей Школы, только в ней вы защищены.

– Я помню, учитель. Наверное, я действительно слишком увлекся и вышел за границы. – Я покаянный потупил взор.

– Начинающим нужно быть очень осторожными. Мы еще не прошли весь материал по защите разума от атак в астрале. Воздержись от выходов в него на некоторое время. И не смей больше при своих медитациях покидать границу Школы! – Морон сердито глянул, и выставил меня за дверь.

Но, как говорится – нет худа без добра. Благодаря занятиям и упражнениям на факультативе Морона, мои возможности по контролю стихии Огня сдвинулись с мертвой точки, и пошли в гору. Даже Оргус меня похвалил, когда я на его практических занятиях смог разом контролировать три огненных шара и даже два из них без ошибок провел через лабиринт. Третий – на середине пути врезался в колонну, но даже, не смотря на это, мои успехи вызвали завистливые взгляды остальных учеников и одобрительный кивок Оргуса. Я тренировался, окрыленный своими успехами и на несколько недель забыл даже о своих вечерних медитациях. Близились экзамены.