Читать книгу: «Штрафбаты», страница 2

Глава 2

Как появился приказ № 227

 
На каждом с бою взятом рубеже,
В какой-нибудь невылазимой щели,
На маленьком привале, в блиндаже,
Когда уже одна усталость в теле…
 
 
Или упершись в бруствер головой,
Когда вокруг один огонь жестокий…
Вот отчего так коротки порой
Моих стихов невыдуманные строки.
 

Василий Субботин

К пятидесятилетнему юбилею Победы в журнале «Родина» (2005 год, № 4) был опубликован очень интересный архивный документ – письмо в ЦК ВКП(б) полковника Тетушкина (в тот момент – командира 141-й стрелковой дивизии, занимавшей важный оборонительный рубеж в районе Воронежа), отправленное в те самые жаркие июльские дни 1942 г., накануне опубликования легендарного приказа № 227. Тетушкин, боевой офицер, прошедший еще школу Первой мировой войны, поневоле ставший свидетелем июльского беспорядочного отступления Красной армии, рискуя быть обвиненным в паникерстве и пораженчестве, написал секретарю ЦК Г. М. Маленкову следующее: «Какую же картину отхода армий Юго-Западного и Брянского фронтов я наблюдал? Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идет с винтовкой, то она обычно ржавая (а производства 1942 г.). Картина эта мне знакома по прошлому году… У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись. Все это должно быть обеспечено соответствующим законом, отраженным в уставах. Все, что мы имеем сейчас (уставы, положения) – этого не достигают…

Дисциплина, как и везде, особенно необходима в бою, тут она решает дело. Причем, если даже нет командира при бойце, он должен упорно защищаться или двигаться вперед на противника так же, как и с командиром». Это письмо – крик души вполне могло попасть и к Сталину и стать одним из тех самых «исходных» материалов, использованных вождем при написании приказа № 227.

Если беспристрастно проанализировать текст письма полковника Тетушкина, то можно выделить следующие аспекты, на которые он обращал внимание высшего руководства: плохую подготовку пехотных частей и отсутствие в них должной дисциплины (особенно на уровне взвода и роты), недостаточный контроль бойцов за личным снаряжением и оружием – поскольку во время отступления многие красноармейцы, чтобы избавиться «от лишнего груза», бросали винтовки и боеприпасы, противогазы, саперные лопатки, лошадей, гужевые повозки и автомашины.

Помимо этого малоизвестного письма, появлению приказа предшествовало опубликованное 19 июля (за 9 дней до объявления сталинских суровых строк) в газете «Красная звезда» (получаемой всеми подразделениями и являвшейся одним из основных источников для проведения политбесед с бойцами) стихотворение Константина Симонова «Убей его», отражавшее эмоциональный настрой советских людей в этот период смертельной схватки, в которой нельзя быть милосердным:

 
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
 
 
…Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
 
 
…
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
 

Спустя пять дней, 24 июля, в той же «Красной звезде» (по сути являвшейся в годы Великой Отечественной войны самой главной, одной из самых массовых газет страны) появилась небольшая, но красноречивая статья одного из самых популярных советских писателей и журналистов – Ильи Эренбурга. Статья-лозунг называлась емко и жестко: «Убей». Эренбург прямо называет смертельных врагов советских людей: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово „немец“ для нас самое страшное проклятие… Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай трупов. Не считай верст. Считай одно: убитых тобой немцев. Убей немца! – Это просит старуха-мать. Убей немца! – Это молит тебя дитя. Убей немца! – Это кричит родная земля. Не промахнись! Не пропусти. Убей!»

Случайность ли тот факт, что эти два эмоциональных произведения были опубликованы непосредственно перед появлением приказа? Сталин всегда с должным вниманием относился к литературе как к средству воспитания масс. Вождь читал «Красную звезду», и вряд ли подобные тексты, выражавшие не только мнение руководства страны, но и настроения общества, могли быть опубликованы без его негласного согласия или кого-то из его ближайших сподвижников…

В 1942 году появилось и стихотворение Александра Твардовского «Баллада об отречении», где описывалась судьба дезертира:

 
Отец себя не превозмог,
Поникнул головою.
–  Ну что ж, выходит так, сынок,
Ты убежал из боя?..
 
 
…Иди, беги, спеши туда,
Откуда шел без чести,
И не прощенья, а суда
Себе проси на месте.
…
А может быть, еще тот суд
Свой приговор отложит,
И вновь ружье тебе дадут,
Доверят вновь. Быть может…
 

Харьковская трагедия

Дух того кровавого и сурового времени определялся тем обстоятельством, что вся страна, превращенная в военный лагерь, воевала с врагом.

Боевые действия войск Юго-Западного фронта против германской группы армий «Юг» под Харьковом (1942). Бойцы Юго-Западного фронта в оборонительных боях

В конце марта 1942 года в Ставке состоялось совещание, на котором обсуждалась Харьковская наступательная операция. Сталин, поддержавший предложение командующего Юго-Западным направлением Тимошенко, дал указание считать операцию внутренним делом Юго-Западного направления и Генштабу в ее ход не вмешиваться – Жуков (и согласный с ним Шапошников) предлагал ограничиться активной стратегической обороной, чтобы «измотать и обескровить противника в начале лета», и только после этого перейти в наступление, а пока ограничиться наступлением в полосе Западного фронта. За проявленную на совещании «строптивость» Жуков по приказу Ставки был понижен – из его подчинения был выведен Калининский фронт, а руководимое Жуковым Западное направление были ликвидировано…

Но зато для поощрения Тимошенко, Баграмяна и Хрущева (руководства Юго-Западного направления) Сталин устроил прием, на который своевольного Жукова не пригласили. У вождя, лично ведшего праздничное застолье, нашлись добрые слова и пожелания для каждого из присутствующих. Напоследок Сталин огласил «один весьма актуальный документ» – знаменитое письмо запорожских казаков турецкому султану, потребовавшему от них покорности: «А какой же ты, к бесу, рыцарь, если не можешь прибить голой задницей ежа!»

Но вскоре советскому вождю и его сподвижникам стало не до смеха: начавшееся успешно харьковское наступление захлебнулось – со стороны его южного фланга (со стороны Краматорска) последовал удар танковой группы Клейста. Но переоценившие свои (вернее, недооценившие вражеские) силы командующий направлением Тимошенко и член Военного совета Юго-Западного фронта Хрущев сделали попытку убедить Верховного Главнокомандующего в том, что опасность со стороны немецкой танковой группы преувеличена и наступление Красной армии продолжается успешно… Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» так описал этот эпизод: «Существующая версия о тревожных сигналах, якобы поступивших от Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов в Ставку, не соответствует действительности. Я это свидетельствую, потому что лично присутствовал при переговорах Верховного».

Операция закончилась тяжелым поражением Красной армии, крупная группировка советских войск попала в окружение. Потери обоих фронтов (Юго-Западного и Южного) составили 277 тыс. человек, из которых более 170 тыс. человек – безвозвратные.

Катастрофой закончилась и попытка освобождения Крыма – командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов и представитель Ставки, доверенное лицо Сталина, армейский комиссар I ранга Л. З. Мехлис не смогли организовать наступление и в результате, имея численное превосходство, Красная армия после двухнедельных боев была вынуждена оставить Керченский полуостров и, бросив часть боевой техники, эвакуироваться на Тамань. В результате этой неудачной операции нашим войскам пришлось 3 июля 1942 года оставить легендарный город-крепость Севастополь. Безвозвратные потери Крымского фронта и Черноморского флота составили более 176 тыс. человек.

Эти и другие неудачи Красной армии позволили командованию вермахта вновь перехватить утерянную после зимнего наступления советских войск под Москвой 1941–1942 годов стратегическую инициативу. Фронтовых резервов у Ставки не осталось, тяжелое положение Красной армии могло превратиться в катастрофическое…

Планируя захват нефтеносных районов Кавказа, в конце июня 1942 года немецкие войска, нанеся мощный удар по позициям Брянского и Юго-Западного фронтов, прорвали оборону Красной армии и совершили рывок в направлении Воронежа (частично захваченного 6 июля 1942 года) и к Дону. Советские войска оказались отброшенными за Дон, и к середине июля вермахт, развернувший наступление в большой излучине на Сталинград, прорвал стратегический фронт нашей армии на глубину 150–400 км.

24 июля 1942 года пал Ростов-на-Дону и возникла непосредственная угроза захвата немцами Северного Кавказа.

Итальянцы на подступах к Сталинграду

В начале 1942 г. на помощь немецким войскам дуче Муссолини отправил еще шесть дивизий. Достигшая численности 300 тысяч человек итальянская экспедиционная армия двигалась к Сталинграду. В ее составе находилась и «Добровольческая милиция». Ее подразделения носили пышные названия, заимствованные из римской истории: «легионы», «крылья», «манипулы», а офицеры носили звания римских военачальников: «консул», «проконсул», «командир манипулы».

Сталинградский фронт

12 июля 1942 года решением Ставки Верховного Главнокомандования был сформирован Сталинградский фронт под командованием маршала С. К. Тимошенко (которого позже сменили генералы В. Н. Гордов, расстрелянный 24 августа 1950 года в Лефортовской тюрьме за антисталинские разговоры, и А. И. Еременко), перед которым была поставлена задача не допустить прорыва немцев к нефтеносному Кавказу.

23 июля, когда немецкие армии подходили к Волге, Мартин Борман, секретарь нацистской партии и правая рука Гитлера, направил пространное послание Розенбергу, в котором изложил кровожадные взгляды бесноватого фюрера на будущее захваченных советских земель: «Славяне призваны работать на нас. Когда же мы перестанем в них нуждаться, они могут преспокойно умирать. Поэтому обязательные прививки, немецкая система здравоохранения для них излишни. Размножение славян нежелательно. Они могут пользоваться противозачаточными средствами или делать аборты. Чем больше, тем лучше. Образование опасно. Вполне достаточно, если они смогут считать до 100… Каждый образованный человек – это будущий враг. Мы можем оставить им религию как средство отвлечения. Что касается пищи, то они не должны получать ничего сверх того, что абсолютно необходимо для поддержания жизни. Мы господа. Мы превыше всего». Вот такие зловещие перспективы были уготованы нацистами советским людям. Но, несмотря на еще предстоявшие в тот момент тяжелые бои за Сталинград, время, когда нацисты могли владеть стратегической инициативой, было уже сочтено.

В окопах под Сталинградом. Сталинградская битва. 1942

30 июля 1942 года по решению командования вермахта Сталинградское направление стало приоритетным (ранее, 23 июля, согласно директиве № 45, подписанной А. Гитлером, группа армий «А» должна была наступать на Кавказ, а вспомогательную задачу – овладеть Сталинградом силами 6-й армии под командованием генерал-полковника Ф. Паулюса – поставили перед группой армий «Б»).

В книге Г. Куманева «Говорят сталинские наркомы» приводится рассказ о том, как в августе 1942 года в Кремль был вызван нарком промышленности и уполномоченный ГКО по обеспечению фронта горючим Николай Байбаков, которому Сталин заявил, что ни одна капля нефти не должна достаться немцам, и которого отправил на Северный Кавказ, чтобы тот в случае угрозы захвата немцами уничтожил нефтяные скважины. При этом Сталин предупредил наркома: «Имейте в виду, товарищ Байбаков, если Вы хоть одну тонну нефти оставите немцам, мы Вас расстреляем. Но если Вы уничтожите промыслы, а противник не сумеет захватить эту территорию и мы останемся без нефти, мы Вас тоже расстреляем».

28 июля Сталин как народный комиссар обороны СССР подписал лично им написанный приказ № 227 «Ни шагу назад!».

Значение и необходимость приказа № 227

Непосредственным поводом к появлению приказа № 227 стало тяжелое положение Красной армии и неэффективность прежних методов управления войсками в «экстремальных» условиях, а также большое количество различных воинских преступлений (многие из которых были совершены по разгильдяйству и безалаберности) и недостатки политработы с недавно призванными бойцами, у многих из которых остались семьи на оккупированной противником территории.

Приказ просто потряс армию – впервые руководство страны в лице Сталина не просто обратилось к народу, но подчеркнуло трагичность момента и важность всеобщих усилий для разгрома врага. Текст приказа поразил своими искренностью и прямотой:

«…Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

…Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев – это значит обеспечить за нами победу.

…Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину.

Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте…»

Так П. Д. Бараболя, боевой офицер, командир взвода в штрафбате, оценивал этот приказ: «Все мы, от „простого матроса“ до командующего фронтом, жили тогда приказом № 227 народного комиссара обороны И. В. Сталина. Он теперь широко и хорошо известен как исторический документ, который своими жесткими требованиями спаял волю и мастерство защитников города на Волге в единую необоримую силу. В твердых, непререкаемых параграфах приказа заключалось короткое, как выстрел, и емкое повеление: „Ни шагу назад!“ В войсках оно мгновенно обрело живой, конкретный и беспощадный смысл: „За Волгой для нас земли нет!“…» Приходят на память слова из «Разных дней войны» Константина Симонова, очень точно определившие самую суть единственного в своем роде приказа Сталина: «По-моему, главное в том, что людям, народу (приказ зачитывался всем войскам) мужественно сказали прямо в глаза всю страшную и горькую правду о той пропасти, на грань которой мы тогда докатились».

В книге «Семь вождей» известный историк Д. А. Волкогонов писал: «Хотим мы этого или не хотим, но в трагические месяцы начала войны беспощадная страшная воля Сталина смогла заставить многих людей „упереться“, призвать все свое личное мужество на помощь, одолеть свое малодушие под страхом смертельной кары».

Именно суровые сталинские приказы № 270 (о трусах и паникерах, сдающихся в плен) и № 227 («Ни шагу назад!») способствовали нормализации обстановки в Красной армии в тяжелом и решающем 1942-м году.

Маршал Василевский в своих воспоминаниях оценивает приказ как «один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности».

К сожалению, многочисленные факты трусости и паникерства среди бойцов и командиров часто встречались перед опубликованием приказа № 227. Об этом свидетельствуют документы сборника «Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ», содержащие прежде недоступные широкому кругу читателей (из-за режима секретности) донесения особого отдела НКВД Сталинградского фронта: «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии, – говорил своим сослуживцам по 538-му легкому авиационному полку Резерва Верховного Главнокомандования красноармеец Колесников. – Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас что за самолеты, какие-то кукурузники…»

«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт и положение безнадежное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят», – такова была точка зрения начальника штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии, капитана Свечкора перед тем, как им занялись особисты.

Попало и тем военнослужащим, кто высказывал в своих фронтовых письмах пораженческие настроения, – бдительная военная цензура отслеживала все, и авторы подобных писем попадали в разработку: «Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов).

«Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник Автобронетанкового управления капитан Погорелый).

«Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук, и если [мы] не сумели удержаться на Дону, не удержимся и на Волге. Придется отходить до Урала» (интендант 2-го ранга Фей).

Подобного рода «пораженческие», по терминологии тех дней, мысли и высказывания были не редкостью. Их нарастание отметил и такой чуткий к фронтовым настроениям писатель, как Василий Гроссман, автор одного из лучших романов о Сталинградской битве «Жизнь и судьба». Один из героев его романа, подполковник Даренский, был командирован на левый фланг фронта с проверкой войск, «затерявшихся в песке между каспийским побережьем и калмыцкой степью». Проехав сотни километров, офицер обратил внимание, что встреченные им люди и не помышляли о какой-либо перемене к лучшему, будучи психологически подавленными мощным натиском военной машины фашистской Германии, «настолько безысходным казалось им положение войск, загнанных немцами на край света». «Даренский, – читаем мы в романе, – постепенно подчинился монотонной тоске этих мест. Вот, думал он, дошла Россия до верблюжьих степей, до барханных песчаных холмов и легла, обессиленная, на недобрую землю, и уже не встать, не подняться ей».

Другой яркий пример «пораженческих» мыслей можно наблюдать в произведении В. П. Некрасова «В окопах Сталинграда». Стойкий офицер, командир батальона Ширяев признается в разговоре с главным героем лейтенантом Керженцевым: «А скажи, инженер, было у тебя такое во время отступления? Мол, конец уже… Рассыпалось… Ничего уже нет. Было? У меня один раз было. Когда через Дон переправлялись. Знаешь, что там творилось? По головам ходили…»

Порой «пораженческие» размышления соответствовали реальному положению дел, отражая, например, слабое и неумелое, зачастую несогласованное руководство войсками, недостатки боевой техники. Но при всем при этом в конкретной обстановке лета-осени 1942 г. такие настроения выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, неверие в победу, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.

Именно в этот момент и был обнародован приказ № 227. Впервые после начала войны власть решилась сказать всю правду о реальном положении на фронтах. Дальнейшее отступление Красной армии грозило Советскому Союзу утратой национальной независимости и государственного суверенитета.

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв», – прозвучало в приказе наркома обороны.

Историки войны давно установили, что главный спрос за огромные людские и материальные потери, понесенные к этому времени, – с самого автора приказа № 227 и его ближайшего окружения, не сумевших должным образом подготовить страну к отпору гитлеровскому нашествию. Правда и то, что этим приказом вождь в свойственной ему манере отводил от себя вину, перекладывая ее на других. Но это правда не вся.