Читать книгу: «Пятнадцатилетний капитан», страница 6

Дик Сэнд понимал страшную опасность положения охотников. Стоя на палубе «Пилигрима», он не спускал бинокля с маленькой лодки и мог ясно видеть все перипетии гонки и сражения. О, с каким наслаждением полетел бы он на помощь своему капитану! Но как это сделать?

Он собирался уже спустить одну из оставшихся шлюпок и поспешить в ней к месту страшного боя. Но его остановило два соображения: во-первых, данное капитану слово ни под каким предлогом ни на минуту не покидать судна, а во-вторых, сознание полной невозможности поспеть вовремя, даже с помощью опытных гребцов, а тем менее, имея в своем распоряжении новичков-негров. Поэтому бедный юноша ограничился тем, что спустил на воду одну из легких китоловных лодок и повел ее на буксире, чтобы дать возможность охотникам скорей воспользоваться ею в случае несчастья с их собственной шлюпкой… Большего он не мог сделать, несмотря на все свое желание.

Между тем раненый кашалот заметил появление своего детеныша позади лодки охотников и внезапно повернулся во время своего бега… Это движение было так неожиданно, что Говик едва успел повернуть руль, чтобы избежать столкновения. Туловище кашалота так близко пронеслось мимо лодки, что гарпунщикам удалось даже вонзить два копья из трех в его спину… Но, к несчастью, гребцы не могли отплыть достаточно быстро, и страшный удар хвоста высоко поднял лодку на воздух!..

Матросы поняли, что погибли! Их отчаянный крик донесся, быть может, до «Пилигрима» и смолк в глубине воды!..

Через две минуты на поверхности моря показались человеческие фигуры. Судорожно протянутые руки пробовали бороться с волнами… Одно мгновение ясно можно было разглядеть в бинокль с палубы брига фигуру капитана, ухватившегося одной рукой за обломок лодки, а другой пытающегося поддержать боцмана Говика. Надежда на спасение мелькнула в сердцах несчастных матросов и сейчас же исчезла!.. Бешеное животное, разбившее их лодку, еще раз обернулось и, все окровавленное, полумертвое, в последний раз взмахнуло хвостом, быть может, в бессознательной агонии. И в водовороте, вызванном бешеным ударом, исчезли навсегда несчастные охотники, так беззаботно покинувшие свое судно несколько часов тому назад!

Глава девятая
Капитан Сэнд

Впечатление ужаса, испытанное пассажирами брига во время страшного сражения, окончившегося катастрофой, не поддается описанию… Свидетели гибели капитана и его пяти матросов не могли поверить в действительность этой чудовищной неожиданности, не могли примириться с ее неизбежностью!.. Не ужасно ли было, в самом деле, видеть все подробности этой катастрофы и не быть в состоянии ничего сделать для ее предотвращения?

Тщетно спешили они на помощь, сколько возможно пытаясь ускорить приближение «Пилигрима» постановкой новых парусов. Тщетно пытались они затем разыскивать раненых охотников, надеясь спасти хоть кого-нибудь из них… Геркулес и Том тщательно осмотрели каждый обломок на месте страшного боя, тщательно объехали на спущенной лодке все пространство, окрашенное кровью несчастных охотников и погибшего животного… Нигде не было ни малейшего следа человеческого присутствия! Капитан Гуль и его матросы исчезли навеки в глубине океана!

Когда шлюпка негров возвратилась после бесплодных поисков на борт и медленно двигающийся «Пилигрим» приблизился наконец к самому месту катастрофы, миссис Уэлдон бессильно опустила руки и произнесла прерывающимся голосом:

– Несчастные жертвы! Какая ужасная катастрофа!.. Хватит ли у нас мужества для перенесения испытаний, ожидающих нас, бедных, посреди океана!..

Эти слова молодой женщины открыли всем глаза на опасность их собственного положения. Действительно, оно было не из легких. Лишенное командира и команды, судно находилось посреди океана, отделенное тысячами миль от всех населенных земель. Как легко могло оно сделаться игрушкой ветра или добычей жадных волн!

Какая ужасная случайность привела этого злосчастного кашалота на дорогу «Пилигрима»? Какое непостижимое ослепление лишило капитана Гуля его всегдашней осторожности, вызвав катастрофу, редкую даже в истории китобойного промысла, катастрофу, жертвой которой сделался весь экипаж судна, порученного опытности старого моряка?

Гибель пяти матросов, увезенных командиром «Пилигрима» на китобойной лодке, поставила его судно в отчаянное положение. На нем не оставалось ни одного моряка, за исключением пятнадцатилетнего юноши-волонтера, который, несмотря на свои способности, не мог заменить настоящего командира. А между тем на него падала вся тяжесть управления, вся ответственность за судьбу несчастных пассажиров – за жизнь жены и сына собственника брига, так неосторожно доверившихся испытанному искусству капитана Гуля… Правда, на судне находились пять сильных и честных негров, готовых сделать все возможное для спасения судна, но все они не имели ни малейшего понятия о морском деле и могли только повиноваться приказаниям более опытного юноши.

Долго стоял Дик Сэнд на палубе, не спуская глаз с того места, где исчез капитан Гуль. Невеселые мысли роились в голове бедного юноши. С тяжелым вздохом перевел он взгляд на горизонт, в надежде увидеть какое-либо паровое судно, которому можно было бы передать миссис Уэлдон и ее сына. «Пилигрима» он, конечно, не бросил бы на произвол судьбы, не сделав всего возможного для того, чтобы привести его обратно, но он был бы бесконечно счастлив, если бы судьба помогла ему избавить женщин и ребенка от опасности плавания при таких неблагоприятных условиях.

Но, увы, океан оставался пустынным! Нигде не белел парус, нигде не чернел дымок парохода. Иначе и быть не могло. Дик Сэнд знал лучше всякого другого, что «Пилигрим» находился в стороне от обычных морских путей. Знал он и то, что другие китобойные суда – единственные, заходящие в эти пустынные широты – находились в настоящее время далеко на севере, где охота была в самом разгаре.

Грустные размышления Дика Сэнда были прерваны появлением повара Негоро, скрывшегося в своем камбузе немедленно после ужасной катастрофы, которую он мог видеть так же, как и все остальные пассажиры брига.

Никто не мог бы угадать, что чувствовал сейчас этот загадочный человек, но каждому показалось бы более чем странным то необычайное хладнокровие, с которым он следил за трагическими эпизодами ужасной гибели несчастных охотников. Его мрачное, но спокойное лицо ни разу не побледнело при виде отчаянной борьбы со смертью шести знакомых – почти близких – людей! Ни единый звук участия не сорвался с его тонких губ.

Теперь Негоро решительно подошел к месту, на котором все еще неподвижно стоял юноша-волонтер, и остановился в трех шагах от него, не сводя с побледневшего лица Дика Сэнда своего загадочного мрачного взгляда.

Юноша невольно поднял голову и обернулся с вопросом:

– Вы ко мне, Негоро? Что вам надо?

– Я хочу переговорить с капитаном или, за его отсутствием, с боцманом, – холодно ответил португалец.

Дик Сэнд смерил говорящего удивленным взором.

– Разве вы не знаете, что они погибли? – грустно промолвил он.

– Кто же теперь будет командовать судном? – спросил Негоро с оттенком не то беспокойства, не то насмешки в голосе.

– Я! – ответил Дик без малейшего колебания.

Португалец презрительно пожал плечами:

– Вы? Вы хотите быть капитаном судна, в пятнадцать лет?

– Да, я! – спокойно возразил юноша. – И, поверьте, пятнадцатилетний капитан сумеет заставить всякого уважать себя! Можете быть в этом уверены, Негоро! – прибавил Дик, не спуская сверкающих глаз с повара, который заметно смутился и отступил на несколько шагов, видимо, не находя ответа.

Миссис Уэлдон, слушавшая издали, подошла в эту минуту к разговаривающим.

– Да, Негоро, – спокойно проговорила она, – прошу вас не забывать, что я назначаю мистера Сэнда командиром «Пилигрима». В качестве жены владельца судна я имею на это полное право и требую от каждого, находящегося на бриге, полного повиновения новому капитану!

Негоро молча улыбнулся странной и неприятной улыбкой в ответ на это категорическое заявление. Затем он почтительно поклонился и пошел обратно в свой камбуз, по-видимому, покорно, но все с той же загадочной улыбкой на тонких губах, шептавших что-то невнятное, в чем не слышно было ни покорности, ни почтения.

Юноша-капитан выдержал первое испытание, показав свое умение приказывать.

Между тем ветер свежел, унося осиротелое судно от ужасного ярко-красного пространства, окрашенного не одними микроорганизмами, но и свежей человеческой кровью…

Окинув глазами такелаж судна, Дик Сэнд перевел взоры с парусов на лица присутствующих, собравшихся вокруг него на палубе и как бы ожидавших утешения и поддержки от своего юного капитана. На всех этих лицах молодой человек прочел такое искреннее доверие, такую неподдельную готовность повиноваться, что терзавшие его сомнения почти совершенно рассеялись. Со спокойной твердостью человека, решившегося исполнить свой долг до конца, объявил Дик в нескольких кратких словах свое намерение жить и умереть для общей пользы и свою надежду довести до конца тяжелую задачу, выпавшую на долю случайному командиру «Пилигрима». Он не скрыл своего беспокойства и не умалил значения собственной неопытности и неподготовленности. О, если бы печальное событие случилось двумя годами позже, Дик Сэнд был бы вполне подготовлен к обязанностям командира судна! Но в настоящее время многое было еще неизвестно юноше, только что начинавшему заниматься теорией мореплавания. Он не был знаком даже с секстантом – этим спасительным снарядом, позволяющим морякам определять с полной точностью местонахождение судна благодаря ежедневному измерению высоты солнца. Капитан Гуль еще не успел ознакомить своего ученика с этим сложным прибором, не успел передать ему тайны своих долголетних наблюдений над атмосферой и ее явлениями, над небесными светилами. Там, где опытный моряк, как по книге, читал бы все, что надо делать, все, чего следует избегать, – там бедный, начинающий учиться юноша был беспомощной игрушкой стихийных сил.

Правда, он прекрасно знал парусные маневры и мог вполне руководить неграми при постановке или уборке парусов. Знал он также и менее сложные приборы: компас, барометр, лаг⁷ и лот⁸, равно как и условные знаки морских карт, развешанных в капитанской каюте. Все это давало ему возможность приблизительно узнавать дорогу своего судна, высчитывая неизбежное отклонение, вызываемое морскими течениями, отмеченными на картах. Но этого было мало для точного определения пути «Пилигрима», и потому понятно, что сердце добросовестного юноши, чувствовавшего свою ответственность, должно было болезненно сжиматься.

Однако же он имел силу скрыть свой страх и успокоить доверчиво слушавших его негров.

Одна миссис Уэлдон поняла все, что происходило в душе мальчика, и с благодарностью протянула ему руки:

– Благодарю тебя, сын мой! – проговорила она твердым голосом. – Я знаю, как тяжело тебе занимать место погибшего старого друга, как угнетает тебя страх собственной неопытности. Но не огорчайся больше, чем следует, мой милый мальчик! Я не сомневаюсь в том, что тебе удастся благополучно доставить всех нас в Сан-Франциско. Тебе помогут наши пассажиры. На Тома и его товарищей ты можешь вполне положиться. Они будут беспрекословно повиноваться каждому твоему слову!

– В этом и я уверен, дорогая миссис Уэлдон, и в спокойную погоду их помощь гарантирует мне безопасность судна! Но если случится буря?.. – голос юноши дрогнул, и он замолк, не смея высказать своих опасений.

– Я понимаю, – полушепотом заговорила миссис Уэлдон, отводя Дика в сторону, – тебя беспокоит управление судном? Быть может, ты не сумеешь найти дорогу в безбрежном океане?

– Сумею, – ответил юноша, – капитан Гуль успел выучить меня понимать указания морских карт!

– А сможешь ли ты направить судно по желанию? Сумеешь ли переменить направление по мере надобности? – продолжала допытываться молодая женщина, желая сразу определить степень ожидавшей их опасности.

– Это не так трудно, как вы думаете. С рулем я давно умею обращаться и берусь в два дня обучить этому каждого из наших негров. А что касается направления, то найти его – пока особенного труда не представляет. Продолжая держать на запад, мы в конце концов неминуемо доберемся до берегов Америки, то есть до цели нашего пути.

– Не забудь, дитя мое, что ужасная катастрофа изменила наши первоначальные планы. Теперь нам уже безразлично, в какой бы порт ни прийти, только бы достигнуть берегов, откуда можно было бы найти сообщение с Сан-Франциско.

– Я и сам так думал, миссис Уэлдон, и решил идти напрямик, не выбирая конечного пункта. Это сильно упрощает мою задачу. Берега Америки растянуты на такое громадное расстояние, что, как бы далеко ни относили нас течения, как бы ни играли с нами противные ветры, мы все-таки не сможем миновать их!..

– А где, то есть в каком направлении, находится Америка от нас в настоящее время?

– Вот в этом, миссис Уэлдон, – ответил Дик Сэнд, указывая на запад рукой.

– Когда-то мы доберемся до этого желанного берега? – задумчиво прошептала молодая женщина.

– Не беспокойтесь и вы свыше меры, – заботливо отвечал Дик Сэнд. – Я доведу судно до того или другого порта. Кроме того, у нас остается еще возможность встречи с каким-нибудь пароходом, на который я не премину пересадить вас с сыном. До тех же пор отдохните хоть немножко после всех перенесенных волнений. Кстати, ветер свежеет. Его направление, по-видимому, меняется, приближая нас к обычному пути пароходных компаний… Кроме того, усиление ветра даст нам возможность поднять лишние паруса и идти не меньше десяти или даже двенадцати узлов в час – редкое счастье в это время года!..

Дик Сэнд говорил со спокойной уверенностью моряка, знающего свое судно и свое дело. Он уже собирался позвать своих добровольных помощников, как миссис Уэлдон остановила его, пожелав узнать, в каком именно пункте океана находится «Пилигрим» в настоящую минуту.

Для этого пришлось спуститься в бывшую капитанскую каюту, где на столе еще лежала развернутая карта, на которой покойный командир судна отметил положение брига в утро несчастной экспедиции. Так как слабость ветра удержала «Пилигрим» почти на одном месте, то можно было смело предположить, что он все еще оставался на той же широте 43°35′ при 13° долготы.

Миссис Уэлдон, в свою очередь, наклонилась над большой морской картой. Длинная линия американского берега от мыса Горн до Колумбии, перерезывающая синее пространство, изображающее Тихий океан, заметно успокоила ее. Глядя на этот рисунок, казалось так просто и легко достигнуть этой темной линии берегов. Фантазия пренебрегала действительным расстоянием, а тем более фантазия молодой женщины, не привыкшей сопоставлять пропорциональные отношения между данными географических карт и действительностью. Дик Сэнд чувствовал себя менее спокойно. Его опытному взгляду сразу становилось понятным все ничтожество «Пилигрима», затерянного в необозримом водном пространстве; в случае изображения его на карте, он показался бы не больше одной из скачущих любимиц Бенедикта.

Юноша невольно вздохнул, представив себе сотни случайностей, могущих задержать судно в пути и помешать его плаванию.

Сознание долга вернуло ему силы и решимость…

Встречный ветер, так долго досаждавший капитану Гулю, внезапно изменился, усиливаясь настолько, что надо было, не теряя времени, поспешить использовать благоприятные условия погоды.

С бодрым видом и с ласковой улыбкой вышел Дик Сэнд на палубу, где его все еще ожидали моряки-негры.

– Друзья мои, – серьезно проговорил молодой командир, – не будем забывать, что от нас зависит гибель или спасение судна, то есть нас самих, не говоря уже о женщинах и ребенке, вверившихся нам. Поэтому я смело прошу вашей помощи, друзья мои! Один я не в состоянии управлять судном, но при вашем содействии надеюсь благополучно достигнуть американских берегов. Я знаю, что вы новички в морском деле, но ремесло матроса не так трудно, чтобы понятливый человек не смог изучить его в несколько дней. Надо только желание и терпение. Во всем, что касается руля и парусов, я сумею быть вашим руководителем и надеюсь, что вы, Том, скоро сможете быть мне помощником при наблюдении за компасом! Во всяком случае, помните, что я поклялся жить и умереть вместе с вами…

Старый Том выступил вперед и отвечал за себя и за своих товарищей несколькими серьезными и глубоко прочувствованными словами:

– Вы можете вполне довериться нам, капитан Сэнд. Мои товарищи, так же, как и я, отдаем себя в ваше полное распоряжение. Несмотря на вашу молодость, мы признаем вас нашим начальником и клянемся беспрекословно исполнять каждое ваше приказание!

В ответ на эту речь юноша с чувством пожал протянувшиеся к нему грубые, честные руки и обратился к Тому:

– Как только мы управимся с парусами и подымем все те, которые могут быть нам полезны, я стану на руль и постараюсь объяснить вам, Том, всю технику управления, соответственно указаниям компаса. Я надеюсь, что уже к вечеру вы поймете, в чем дело, и сможете заменить меня на несколько часов, пока я запасусь новыми силами на завтрашний день.

– Я всегда и всюду к вашим услугам, капитан Сэнд, – с почтением заметил старый негр. – Я рад, если смогу хоть чем-нибудь быть вам полезен!

– А я не могу быть тебе полезен, Дик? – наивно спросил маленький Джек, цепляясь ручонкой за руку своего друга. – Я бы тоже мог научиться управлять рулем!

Все лица невольно повеселели при виде серьезного личика ребенка. Миссис Уэлдон, сопровождавшая своего сына на палубу, молча прижала его к груди. Дик же отвечал ему с напускной серьезностью:

– Будь спокоен, Джек, мы все рассчитываем на твою помощь, которая будет нам очень полезна!

– И ты научишь меня управлять «Пилигримом»? – продолжал настаивать ребенок.

– Завтра же, дитя мое! – заметила миссис Уэлдон. – Сегодня ты мешаешь бедному Дику, занятому серьезными делами. Завтра тебя научат управлять рулем, если ты будешь умным и послушным мальчиком!

– О, мама, я всегда послушный мальчик, но мне так хочется помочь Дику! – жалобно проговорил ребенок.

Юноша растроганно обнял наивного ребенка.

– А теперь за дело, друзья мои! – весело крикнул молодой капитан. – К парусам! Слушайте внимательно мои объяснения!

– Готовы, капитан Сэнд! – звучно отчеканил гигант Геркулес, потирая свои громадные, сильные руки.

Глава десятая
Первые дни командования капитана Сэнда

Юный командир предполагал ежедневно определять пройденный путь с помощью одного из усовершенствованных инструментов, называемых лагом, которые указывают необыкновенно точно количество сделанных узлов⁹ благодаря искусному применению циферблата и часового механизма. Вычисляя таким образом количество пройденных миль и тщательно наблюдая за направлением судна при помощи компаса, Дик Сэнд надеялся отмечать ежедневно, с достаточной точностью, дорогу, по которой подвигался «Пилигрим» посреди безбрежного океана. Правда, оставалась возможность ошибок, вызываемых неизбежным отклонением, производимым течениями, но ошибки в общем не могли быть особенно значительны! Да, кроме того, с ними приходилось мириться, за невозможностью избежать их, так как Дик Сэнд не умел обращаться с астрономическими инструментами и делать точные математические выкладки.

Ввиду этого юный капитан предполагал даже одно время вернуться обратно в Новую Зеландию, до которой было несравненно ближе, чем до какого бы то ни было пункта американских берегов. Но внезапно засвежевший ветер заставил его отказаться от этого плана, сделав возвращение в Зеландию совершенно невозможным. К счастью, этот ветер казался необыкновенно устойчивым и направлял судно прямиком по пути его первоначального назначения, поэтому оставалось лишь воспользоваться обстоятельствами и спешить окончить долгий переход через всю ширину Тихого океана.

На таком небольшом судне, как бриг, парусная система, понятно, менее сложна, чем на гигантских четырехмачтовых кораблях. «Пилигрим» мог поднять на своей бизань-мачте¹⁰ два таких же больших четырехугольных паруса, как и на грот-мачте¹¹. На его бушприте¹² поднимались, кроме того, три обыкновенных постоянных паруса, и в случае необходимости можно было укрепить еще столько же треугольных парусов между мачтами благодаря системе подвижных продольных рей.

Почти всеми этими парусами можно управлять снизу, с палубы, при помощи блоков и веревок. Только парусная система бизань-мачты представляла некоторые затруднения в управлении. Тут надо было пробираться вверх по узким веревочным лестницам до поперечных подвижных рей и затем уже, стоя на тонком круглом куске дерева и держась одной рукой за какую-нибудь снасть, брать или отдавать рифы, то есть распускать или подвязывать целую систему маленьких тонких бечевок, с помощью которых уменьшается или увеличивается площадь паруса, придавая судну более или менее значительную скорость. Такие парусные маневры для человека непривычного нелегки даже в тихую погоду. Когда же море бурлит, бросая тяжелое судно из стороны в сторону, как легкую щепку, когда ветер ревет и свистит в снастях и реях, бешено вырывая из озябших рук матросов каждую опору, когда паруса хлещут по воздуху, как живые, окутывая своими тяжелыми, мокрыми складками смельчака, сражающегося с ними, тогда даже опытным морякам трудно бывает управиться с массой тяжелого развевающегося полотна, которое, точно одушевленное, стремится вырваться из удерживающих его рук.

Каково же было бедным неграм, не привыкшим к морю и никогда не работавшим на парусном судне, исполнять подобные работы! Случайность не пощадила их, послав им обязанности не многим легче задачи, возложенной на их юного командира. К счастью, погода благоприятствовала их неопытности. Свежеющий ветер еще не превратился в бурю, так что волнение было более чем умеренным и не вызывало той страшной качки, от которой неминуемо должны были бы закружиться непривычные головы Тома и его товарищей.

Направляясь по сигналу покойного капитана к месту сражения с кашалотом, Дик Сэнд поднял только четыре паруса, которыми особенно легко было управлять с палубы. Но теперь при усилившемся ветре появилась необходимость поднять если не все остальные, то, по крайней мере, все главные, или постоянные, паруса, для чего требовалось исполнение целой серии довольно затруднительных маневров. Но так как от них зависела судьба «Пилигрима», то Дик Сэнд и не задумался отдать необходимые приказания.

– Не робейте, друзья мои! – весело крикнул он, не выпуская из рук рулевого колеса. – Сейчас увидите, что особой премудрости в морском деле нет! Нужно только внимание и послушание! Том, видите вон ту снасть, то есть канат у бакборта¹³ направо возле вас? Да? Ну, и отлично! Возьмите ее в руку вот так, прекрасно! Теперь травите полегоньку до самого конца!

Старик недоумевающе переводил взоры с каната на юного командира, очевидно, не понимая значения морского термина «травить» – выпускать… Пришлось объяснять маневры более понятным языком, сразу переводя все термины отдаваемых приказаний.

– Возьмите вот тот канат, друзья мои, направо у средней мачты. Развяжите его завязанный конец и пропускайте через блок, сквозь который он проходит. Вот так, прекрасно! Медленнее, медленнее, Актеон, не то ветер вырвет у вас парус из рук! Геркулес, возьмитесь-ка и вы за дело, не то им не справиться с тяжелой реей, на которой укреплен парус! Браво, отлично! Еще одно усилие! Осторожней, Геркулес, не то вы сорвете все снасти!

– Помилуйте, капитан Сэнд, я чуть-чуть прикоснулся к блоку… всего двумя пальцами!

– А вы прикасайтесь одним пальцем, тогда будет как раз хорошо! – смеясь, ответил Дик сконфуженному гиганту. – Не робейте, друзья мои! Сейчас будет готово! Еще одно усилие… Отпустите вот те два каната… Да-да, возле вас, Бат! Вот так! Готово дело!

Действительно, группа парусов бизань-мачты медленно повернулась по направлению ветра, дуновение которого сейчас же наполнили широкую площадь парусины, заметно увеличив быстроту движения судна.

– Браво, друзья мои! – весело ободрял негров молодой командир. – Ну, теперь очередь за грот-мачтой. Запомните это название: грот-мачта – вот эта, возле меня. А та, первая, называется бизань-мачта, а вот та, третья, наклоняется ближе к носу, называется бушприт. Запомните эти названия?

– Постараюсь, капитан! – робко ответил Геркулес, принимаясь травить указанную ему снасть для того, чтобы поднять парус, называемый бригантином.

Этот маневр окончился довольно быстро и вполне благополучно благодаря старательным объяснениям Дика Сэнда, переводящего своим добровольцам каждый морской термин на обыкновенный, понятный язык. Только когда дело дошло до более мелких парусов, прикрепленных естественным образом и более тонкими снастями, бедный Геркулес потянул так старательно, что одна из веревок осталась у него в руке, причем все три негра, державшие вместе с ним эту снасть, растянулись на палубе. К счастью, это случилось не наверху, на реях, откуда упавшие не преминули бы слететь в море, а на палубе, где все несчастье ограничилось некоторым недоумением севших на пол, – к крайнему удовольствию Джека, который заливался веселым хохотом, глядя на озадаченные и сконфуженные лица негров.

Дик Сэнд поспешил ободрить растерявшихся новичков-матросов и объяснить ребенку, что научиться морскому делу не так легко и что смеяться над чужой неудачей нехорошо и невеликодушно. Мальчик серьезно согласился с ним и принялся просить прощения у своих добрых черных друзей, обещая учиться тянуть веревки вместе с ними. Затем Дик Сэнд показал своим волонтерам, как делать знаменитые морские узлы, не развязывающиеся ни при каких обстоятельствах, и первая часть «парусного учения» окончилась.

«Пилигрим» шел не меньше десяти узлов в час, держать направление при слабом волнении было нетрудно, так что особенно напряженного внимания от рулевого не требовалось. Поэтому Дик Сэнд решил попытаться поставить вместо себя старика Тома, самому же подняться на мачту, чтобы распустить верхние паруса на так называемых подвижных реях.

Пока молодой командир объяснял своему импровизированному рулевому его новые обязанности, Геркулес с самым серьезным видом упрекал маленького Джека за оборванную снасть.

– Это, наверно, вы наделали, мистер Джек, – повторял он, добродушно подмигивая своим товарищам. – Как только вы подошли и взялись за веревку возле меня, я сразу почувствовал, что она скользит слишком быстро. Вот и вышло несчастье. У вас удивительно сильные руки, мистер Джек. Это, наверно, вы оборвали снасть, за которую командир бранит теперь меня, бедного негра…

Между тем Дик Сэнд быстро поднимался по тонким веревочным лестницам до верхних частей мачт, сопровождаемый более медленными и осторожными молодыми неграми Батом и Остином, вызвавшимися помогать ему при трудном и сложном маневре. От постановки самых верхних парусов Дик Сэнд отказался, боясь, что не успеет убрать их с достаточной поспешностью в случае внезапного шквала. Но все, что можно было, не рискуя безопасностью, сделать для того, чтобы прибавить скорости судну, было сделано если и не так быстро, как исполнили бы настоящие матросы, то все же одинаково добросовестно, так что, когда через полчаса юноша с ловкостью кошки спустился по свободно качающейся веревке с верхушки мачты на палубу, он мог спокойным взглядом осмотреть все подробности парусной системы и такелажа и со вздохом облегчения сказал миссис Уэлдон, все еще не решавшейся искать отдыха в своей каюте:

– Вот мы и в порядке. Если нам выпадут недельки две такого же попутного ветра, то я за все отвечаю!

Мистрис Уэлдон молча вздохнула, окинула взором далекий пустынный горизонт и, опустив голову, сошла вниз, в свою каюту, чтобы хоть на час забыться сном после пережитых ею ужасных волнений и страха.

Как подкошенная, свалилась она на свою постель, и скоро сон охватил ее, не принося с собой счастливых и успокоительных видений. Ужасные картины гибели капитана Гуля преследовали ее даже во сне, заставляя вскрикивать и стонать под гнетом страшных воспоминаний и еще более страшных предчувствий, и только под утро молодая женщина забылась настоящим, укрепляющим сном.

Импровизированная команда «Пилигрима» оставалась до поздней ночи на палубе, ожидая новых приказаний от своего юного капитана. Но так как погода продолжала быть вполне удовлетворительной, то Дик решился отпустить отдыхать всех, кроме одного Остина, оставленного дежурить на носу, на случай встречи какого-либо судна, да старого Тома, которому он хотел передать руль на рассвете, чтобы получить возможность поспать два или три часа.

Но куда же девался кузен Бенедикт? Неужели он ничем не выказал своего сочувствия после ужасной катастрофы, лишившей судно командира и команды? Неужели он не попробовал чем-либо помочь или хотя бы утешить свою молодую родственницу?.. Или, быть может, он даже и не подозревал о случившемся несчастье, увлекшись до самозабвения изучением какого-нибудь необычайного насекомого?

Быть может, оно так и было бы, если бы каюта ученого находилась не на палубе, а в глубине судна. Дело в том, что в самое утро катастрофы кузен Бенедикт, ежедневно обшаривающий все закоулки «Пилигрима», нашел наконец на кухне португальца Негоро какого-то необыкновенно интересного клопа, такого клопа, какого и во сне не видал ни один из энтомологов прошедших времен. Кузен Бенедикт появился на пороге камбуза как раз вовремя для того, чтобы спасти от преждевременной смерти этого чудного клопа, которого бесчувственный португалец собирался раздавить каблуком своего тяжелого сапога. Разбранив жестокого повара и призвав на его грешную голову проклятия всех прошедших, настоящих и будущих энтомологов, почтенный ученый унес свою добычу, осторожно держа ее двумя пальцами, прямо в свою каюту, где и подверг самому тщательному освидетельствованию. Оказалось, что эта несомненно новозеландская разновидность клопа обладала поперечными полосками темно-бурого цвета на светло-желтом теле, почтенная величина которого могла бы привести в ужас самую храбрую хозяйку дома. Сила благоухания, распространяемая столь интересным животным, вполне соответствовала его величине и, наверно, довела бы до тошноты каждого, кроме настоящего ученого-энтомолога. Кузен Бенедикт только что собирался положить свою интересную находку под микроскоп, как громкие крики экипажа отвлекли его внимание настолько, что он счел нужным посмотреть, что случилось на палубе, отложив более глубокое изучение анатомического строения своего клопа до другого времени. Тщательно уложив находку в стеклянную баночку и завязав его прозрачной кисеей, чтобы избавить своего симпатичного пленника от опасности задохнуться, ученый появился на палубе как раз в ту минуту, когда ужасный хвост разъяренного морского чудовища подбросил лодку китоловов на воздух. Зрелище страшной гибели несчастных охотников так подействовало на беднягу-ученого, что он совершенно растерялся. Только постепенно возвращалось к нему самообладание, и не скоро сообразил он всю опасность положения своей родственницы, оставшейся на парусном судне, лишенном командира и команды, посреди безбрежного океана. Мысль о собственной судьбе ни на минуту не проснулась в сердце кузена Бенедикта, привыкшего делать только то, что ему укажут другие. Но страх за будущее кузины и племянника болезненно сжал его душу, и желание помочь им заставило его забыть на минуту все, не исключая даже энтомологии. Решительно подошел он к миссис Уэлдон и проговорил торжественно, протягивая ей руки непривычным величавым жестом: