Там, внизу, или Бездна

Крик отчаяния, боль, ужас и неприятие…

Вот то, какими образами пронизан данный роман. Как правильно заметил Бердяев, герои Гюисманса — это он сам в разные периоды его жизни. А сами его романы — это стенания и диалоги с самим собой, истовые крики истощенной души, оскорбленной, подавленной и униженной — безбожностью, бездуховностью и бесхребетностью современного мира; мира, в котором он оказался и который так и не смог принять.

Всё что есть телесного в этом мире Гюисманс ставит под вопрос, под знамя прицела. И разрешение этого вопроса причиняет ему боль. Боль нестерпимую, сопровождающуюся неразрешимым, раздирающим изнутри, душевным горем. Книга содержит вопиющие описания садистских увлечений маршала средневековой Франции Жиля де Рэ, описаниями черной мессы — сатанинского обряда — со всем её кощунством, со всеми ввергающими в ужас подробностями. Поверхностный читатель мог бы посчитать Гюисманса, самого автора, который имел дерзость спуститься до подобных повествований, садистом и приверженцем описываемых течений. Но такой вывод сделал бы только поверхностный человек. В самом же деле это голос отчаяния, полный отчаяния вопль души, направленный против того, что причинило ей столько боли. Когда описание кровавых злодеяний не совершается для того, чтобы их культивировать; описание самого кощунственного святотатства — не для того, чтобы созвать поборников. Но всё это делается единственно с тем, чтобы обличить, бросить вызов, выразить протест, крикнуть что есть сил… сил, которых уже не осталось.

Иной раз Дюрталь, главный псевдоним писателя в романе, демонстрирует полное безволие, когда убеждает себя в том, что романтическую связь, в которую себя впутал, следует немедленно прекратить, дабы спасти свою душу. Но вот очередная встреча и вновь отсрочка, плотские игры, столь яро им ненавистные. Измученный и не имеющий сил даже для того, чтобы сделать решительный шаг сразу, Дюрталь, пользуясь связями своей (уже давно переставшей таковой быть) пассии со священником-отступником, посещает сатанинский обряд, дабы, исполнившись праведной ненавистью и разбив внутри, вероятно, последнюю надежду, наконец решается разорвать свои связи с заблудившейся женщиной.

   Звонарь потупил глаза, сложил руки, и с его губ сорвались слова истовой молитвы.    Дез Эрми прошелся по комнате.    — Всё это замечательно, — проворчал он, — только нашему времени совершенно наплевать на Христа во славе. Наш век умудрился измарать грязью даже потусторонний мир. Как же тогда надеяться на будущее? Или вы думаете, что случится чудо и потомки нынешних гнусных обывателей предстанут вдруг чистыми и непорочными, «аки агнцы Божии»? И что они станут, по-вашему, делать, если воспитаны в пошлом и бездуховном современном мире лавочников?    — То же, что их отцы и матери, — безнадежно махнул рукой Дюрталь. — Ублажать утробу свою ненасытную, а душу, чтобы не мешала священному процессу пищеварения, топить в нечистотах!

Это строки, которыми заканчивается роман. Которые раскрывают суть и смысл позиции Гюисманса, воззрения которого далеки от обличенного им сатанизма настолько, насколько от него далек самый рьяный монах.

«Без дна» — это плач души.

Энциклопедические труды Жорис-Карла Гюисманса, французского писателя конца 19 века, его непоседливый исследовательский дух, особая обособленность, - все это прекрасно, но нужно иметь неистребимый побудительный мотив, чтобы все это читать. Может я никогда самолично не достигну того состояния добровольной тяги к уединению, а может и подготовки не хватает, чтобы должным образом все это оценить, но в настоящий момент присоединиться к почитателям Гюисманса не могу. Например, он является любимым автором Мишеля Уэльбека.

"Без дна" ("La-bas", другие названия "Бездна", "Там, внизу") более щадящий труд по отношению к читателю, нежели читанный ранее "Наоборот", где автор вываливает на головы людям неуемное количество имен и названий. Вообще, как мне видится, писатель, являясь даже каким-то символом межвременья, европейского декаданса, стал им помимо собственной воли. Неслучайно, конечно, что автор обратился чуть больше, чем целиком и полностью в иные времена, разочаровавшись в нынешних. Это мне более чем понятно, потому что у нас сейчас происходит нечто подобное. Литературный упадок сродни французскому времен Гюисманса и нам не грозит имя Оскара Уайльда. Никогда не грозит.

В этом может и есть основная проблема Гюисманса, потому что далекому от судьбоносных страданий Уайльда, он мучился исключительно в литературе. И это не то неспокойное неудобство, что каждый день, в утренней тишине, заставляет стучать по клавишам своего компьютера, это некая концептуальная неустроенность, интеллектуальный разброд и шатание, религиозное неистовство. В "Без дна", тем не менее, образ главного героя разделен надвое, такая вот природа римского консульства. Один из героев, Дюрталь, находится в поиске, не каком-то конкретном, а, грубо говоря, сидит в пыли на обочине дороги, ожидая, когда к нему прилетит летающая тарелка или служанка из ближайшего трактира не принесет шанежек. Другой же, Дез Эрми, появляется лишь изредка, ему Дюрталь докладывает ситуацию и отчитывается о проделанной работе. В "Наоборот" был Дез Эссент, имя созвучное и, скорее всего, что-то обозначающее. У Гюисманса, кстати, все что-нибудь да и значит.

"Без дна" считается готическим трудом на тему сатанизма, но это лишь вывеска для привлечения современного читателя. Книга скорее отрицает сатанизм, хотя, по мне, оно и того не стоило. Понятно, что время было иное, поиск квинтэссенции имел свои сложности, но на то он и Гюисманс, на то он и энциклопедист. Видимо всего этого недостаточно, а некий смиренный дух, что характеризует автора, при всей его, как это ни парадоксально, умственной неуемности, в итоге сделал из него послушного прихожанина. Его, конечно, дело, но я ждал все же чего-то другого.

Книга читается со средним скрипом, ее очень штормит. Порю мне было интересно, порою читать невероятно скучно, порою просто невыносимо из-за нагромождений. Труд крайне неравномерный, хотя и ведет речь о единой в итоге, как оказалось, религиозной концепции. Если все атрибуты сатанизма - всю эту чепуху с черной мессой Гюисманс воспринял серьезно, то здесь не могу разделить его чувств. Сатанизм вырастает на теле религии исключительно как прыщ, как дешевое глумление. При моем общем равнодушном подходе к основной массе религиозных формаций, уделять внимание сатанизму, как явлению, было бы смешным. Самый устрашающий сатанизм для любой религии - это другая религия, а все эти игры в дьявола напоминают детские страшилки для прихожан.

В качестве двери в сатанизм автор, естественно, выбрал женщину, нечто подобное я от него и ожидал. Цитирую автора, "чтобы понравиться женщинам, все мысли надо пережевать до тошнотворной консистенции прописных истин и изложить слащавым и жеманным языком дамских журналов". Любовная линия была нужна для этого, но в краткосрочном романе с ней Гюисманс проявил себя с лучшей стороны бунтующего подкаблучника, его постоянное топтание и дичайшая мнительность мне напомнили Бунина. Выглядит же это довольно трогательно и читать интересно хотя бы с точки зрения знакомства с автором, ибо в "Наоборот" этого сделать невозможно. Собственные проблемы половых взаимоотношений Гюисманс чудесным образом перенес в религиозные сомнения. Вообще, произведение пропитано подобной ассоциативной природой, многозначительность автора довольно сложна и уловить ее не так-то легко.

Кстати, реальный персонаж, Жиль де Рэ, который по типу сатанист, жизнеописанием которого занимается главный герой - он был нужен Гюисмансу в качестве привязки к действительности. Этот формальный реализм тоже имеет двойственную природу, ибо сопряжен с мистическими изысками. В нем я не увидел дани разуму, а опять же - лишь физическое поклонение. Не могу поблагодарить писателя за то, что в моих глазах он опоганил образ Жиля де Рэ, ибо я собирался что-то читать, связанное с этим историческим персонажем. Теперь он навсегда останется в моей памяти французским чекатилой того времени.

Некоторые мысли автора прекрасны, этого не отнимешь, ибо велик общий расплывчатый уровень культуры Гюисманса. "Продавать свои книги - это продавать самого себя. По сути это форменная проституция." Тоже самое, по идее, можно и про отзывы сказать.

Произведения Гюисманса для особого, нездорового разряда читателей, чей снобистский эстетизм уже не находит пристанища в расплывчато-эмоциональных трудах французских и английских писателей. Советовать кому-то это читать довольно нелепо.

Неспешность повествования для меня не вопрос. Динамичность сюжета не является мерилом ценности. Кроме того, по моим критериям этот роман не входит в череду неторопливых. Сюжет совсем не статичен, а еще хорош тем, что он многообещающ. Автор умело манипулирует им, приковывая внимание читателя.

Действие разворачивается вокруг главного героя Дюрталя, романиста, занятого созданием книги о сатанистах Средневековья, в частности Жиля де Ре. Автор вкладывает в уста Дюрталя слова о том, что нельзя написать увлекательно о сатанистах прошлого, не связав его с современными, тем более что намеков на их существование более чем предостаточно. Я поспешно соглашаюсь и с тем, и с другим. Мне тоже интересно. Свое обещание автор выполнит и не его беда, что черная месса оказалась для меня не эффектной. В ней нет ни силы, ни фантазии. Сатанизм модернистов жалок и ничтожен.

Измельчали не только сатанисты, мир изменился и изменился не в лучшую сторону с потерей духовности. Эта мысль проходит через весь роман.

Что мне еще симпатично в творчестве Гюисманса, - он превосходно владеет свойством описательного характера, неважно чего оно касается: высокого искусства, как живопись, или более приземленного, как кулинария. Хотя, настоящая кулинария тоже может быть на высоте. Гюисманс доказывает это, говоря об обедах госпожи Каре. Блюда в ее исполнении великолепны. Пусть они непритязательны, но аппетитны, почти осязаешь запах и вкус. Это ли не свойство великого писателя – так преподнести раскрываемый образ или тему.

Отлично раскрыта еще одна проблема романа: сексуальные взаимоотношения мужчины и женщины. От пролога до эпилога: предвкушение, самой действо и конечный результат. И как вывод, - отрицание секса без любви.

Закругляюсь. Для меня это второй роман Гюисманса. Боюсь сглазить, но где-то внутри зреет уверенность, что я нашла еще одного автора. Пока, могу лишь сказать точно и определенно: мне по душе его утонченный стиль.

Книга похожа на шкатулку Лемаршана, красивая вещь способная выпустить демонов, читая её нажимаешь на тайные слова-рычаги и ждёшь их.

По сути это две книги и одна переплетена с другой также как реальность переплетена с вымыслом, порой даже трудно понять очередной персонаж это демон или всё-таки нет. История ю о Жиль де Реце - соратнике Жанны д'Арк и человеке обвиняемым в насилии и убийстве детей и дьяволопоклонстве - это первая книга. Вторая книга это мир в котором живёт Дюрталь, автор книги о Жиле де Рец, который вместе с нами исследует то время. Также это мир близкий к современному или во всяком случае именно тогда он был таким.

В одной книге будто перемешанны друг с другом сатанизм и христианская мистика, а в другой уже нет живого христианства, а есть формально мертвое и сатанизм. Разница между прошлым и настоящим чувствуется даже в мелочах. Например в именах которые давали коллоколам: "Я Роланд успокаиваю бурю". Даже в жуткой истории про Жиля ле Рец можно увидеть победу милосердия, когда родители погубленных им детей молились за его спасение перед Господом. Нет это вовсе не стремление народа избавить преступника от наказания, потому что казнь это тоже искупление и чем тяжелее преступление тем она (казнь) суровее.

Впрочем не будем слишком расхваливать старое время ведь у каждого времени свои недостатки и свои достоинства и лучше их видит тот кто в то время живет. Мы давно уже не ждём чудес и наша вера становится только условностью, вынужденным действием которое потихоньку отмирает, а сатанизм наоборот возрождается и набирается сил.

Господин Дюрталь вы думали что сатанинские мессы остались в прошлом, отнюдь но для неё нужен священник-профессионал, предатель.

Конечно откуда взяться этим ренегатам, в наше милосердное время

"В самом центре города, в церкви Сен Бонифация видел объявление, призывающее верующих из уважения к святому месту не подавать милостыню нищим. И правда, ни к чему жалобам бедняков нарушать молитвы торгашей"

Впрочем здесь вспоминаются слова Блейка и картина Распятие Христа написанная Маттеусом Грюневальдом.

"Это Христос бедняков, который уподобился самым горемычным из тех, чьи грехи Он искупил, обездоленным и нищим, чье уродство и убогость служат мишенью для людской низости; но это и самый человечный Христос, на вид жалкий и слабый, покинутый Отцом, который вступился, лишь когда Сыну уже нельзя было причинить никакой новой боли, но не покинутый Матерью. К Ней, бессильной в ту минуту Ему помочь, Он, как и все подвергаемые пыткам, тщетно взывал, подобно малому ребенку."

"Христос которого я что
Враждебен вашему Христу" 

Короткий роман адепта европейского декадентства Жориса Карла Гюисманса "Без дна" - это не книга о сатанизме и магии, не книга о религии, не жизнеописание средневекового барона Жиля де Ре. Это главным образом попытка автора высказать все свое негодование переходному периоду развития европейской культуры, который стал происходить на стыке XVIII и XIX веков ("fin de siecle").

Гюисманс устами главного героя Дюрталя раскрывает перед читателями свое видение происходящих процессов и в общем свое негодование ими: победа сатанизма в эру позитивизма, падение нравов, поднятие социализма и трансформация элитарной культуры в массовую, уход от средневековых традиций и многое другое.

Так, утверждает герой "Без дна", стык веков - это время, когда люди начинают обращаться к магии, с особым рвением верить в сверхъестественное и предаваться сатанизму. Не зря в разговоре со своим главным визави в книге, доктором Дез Эрми он сетует на то, что даже в эру позитивизма на рубеже двух веков люди, оставляя науку, "обращаются к Сатане", пытаются найти причины своим невзгодам и болезням в потустороннем, надеются решить свои проблемы колдовством и гороскопами.

Дюрталь, будучи писателем, недоволен и тем, что люди его времени совершенно стали забывать средневековье. Он ищет обоснование этого тезиса в том, что люди утеряли духовность, присущую им в Средние века, "попы вконец распоясались", а "грязь победила чистоту" - как в духовном, так и в буквальном смысле. Не забывает он также и уколоть политические воззрения его современников, заявляя, что политика вытесняет культуру, социализм и бесовство рабочего движения попросту отупляет народ, подменяя в своих целях элитарную культуру массовой - любой достойный рукописный труд, считает Дюрталь, чтобы был принят в обществе, должен обрасти элементами рассказов для женских журнальчиков. Хотя сам Дюрталь не верит в сверхъестественное, он считает, что чистая вера в Бога способна вернуть людей в светлое Средневековье, обрамленное достижениями Нового времени. Да, ему претит все поповское, он не восхищается множеством соборов и храмов Парижа, не верит в Бога, но в том, как человек все больше погружается в сатанизм со всеми его отвратными ритуалами, в веру в гороскопы, в философские камни, Дюрталь видит падение человечества.

Особое место в этой книге также занимает дуализм, причем дуализм вообще всего. Бог и Сатана, восторженный романтизм и строгий реализм, праведники и богохульники, мистика и реальность. Отчетливо этот дуализм проглядывается в книге, которую пишет Дюрталь, о Жиле де Ре. В ней во всех красках предстает французский барон, который сочетал в себе и Бога и Сатану, имел душу праведника и душу отчаянного содомита и богохульника. Жиль де Ре у Дюрталя (и соответственно у Гюисманса) - это отражение того самого fin de siecle: метания от одной крайности к другой, непостоянство, заключенные в рамки неизмеримой духовности и самого грязного грехопадения.

Описание черной мессы, о котором трубят все аннотации к книге "Без дна", имеет лишь одну цель - показать, что современность Гюисманса похожа на Жиля де Ре, это время, когда сочетается несочетаемое, когда по соседству с людьми истинной веры могут жить откровенные сатанисты, которые мочатся на облатку, суют в разные места, а потом пожирают ее словно животные в попытках как можно сильнее оскорбить все божественное.

Интересна в книге и любовная линия. В ней, с одной стороны, Дюрталь выступает в роли, как модно говорить, этакого альфа-самца, который сам решает, когда начать любить, когда закончить. С другой стороны, предмет его кратковременной интрижки, дама из светского общества - тоже очень дуалистская персона, которая может быть как нежной и чувственной, так и холодной и сухой. И тут опять, видим мы, сплошное непостоянство, которое затрагивает даже Дюрталя - человека, казалось бы, определившегося в своей жизненной философии.

Наконец, образ самого Дюрталя - тоже очень спорен. Тот дух декаданса, который он несет с собой, безусловно, притягателен, во многих вещах лично я бы мог с ним согласиться. Однако же слишком очевидно проглядывается попытка Гюисманса показать превосходство декадантов над другими: вот он молодец, что считает сатанизм ерундой, вот правильно говорит, что черные мессы и одержимость - глупость, вера в Бога - пустое, магия и гороскопы - для дураков, любовь - для подкаблучников и так далее. Во всех спорах он выступает победителем, что, на мой взгляд, слишком самонадеянно со стороны автора. Была надежда, что любовная история сломит Дюрталя, покажет, что даже самый смелый декадант может пасть перед мистическим fin de siecle, поддавшись чувствам, но, видимо, Гюисманс не захотел попросту проигрывать эту борьбу.

Видимо, по Гюисмансу в этом и заключается подлинное место декадантов в обществе - видеть все его грехи, быть вне их, быть над бездной, но не угождать в нее.

Как итог, могу сказать, что книга (первая часть трилогии) послужила для меня отличным заделом в познании культуры декадентства. Гюисманс открылся мне как отличный писатель с очень живым языком (и бурным воображением), с интересными идеями и подачей. Кому-то может показаться, что в книге есть некоторые перегибы с описанием зверств, учиняемых Жилем де Ре, или с погружением в споры о священных писаниях, интересных далеко не всем, но тем не менее все это неплохо складывается в общую картину и позволяет понять, что хотел донести автор.