Читать книгу: «Россия и движущие силы истории. Книга 2. Цивилизация психологической войны», страница 3

Протестантская Реформация была основана на чувстве и делала упор на веру. Новая Реформация должна была основываться на знании и делать упор на разум. Однако она не была тождественна возникновению науки (хотя и способствовала ее возникновению), потому что в основе ее лежало не просто знание, а тайное знание.

Собирать, хранить и использовать тайное знание могли только тайные общества. Первым обществом такого рода, о существовании (но не о целях) которого стало широко известно, возникло в порядке литературной мистификации. То есть сначала оно было описано в литературном произведении и лишь потом возникло в реальности. Учитывая, что «тайное знание» по большей части возникало путем фальсификации древних рукописей или мифов, такой способ возникновения тайного общества не должен удивлять.

Общество, о котором идет речь, называлось «братство Розы и Креста», или «братство розенкрейцеров». Это общество не следует путать с Орденом розенкрейцеров, который возник позже, в конце XVIII века, уже в рамках масонства как вполне сформировавшегося явления. Рукописные тексты, повествующие о братстве Розы и Креста, начали циркулировать в первое десятилетие XVII века. Первой печатной публикацией на эту тему стала анонимно выпущенная в 1614 году в Касселе брошюра на немецком языке, содержащая манифест «Fama Fraternitatis, или Откровение достославнейшего братства Розы и Креста». В этом манифесте описывалось, как некий германский христианин Кристиан Розенкрейцер предпринял путешествие на Восток, позаимствовал там из арабо-иудейских источников тайное совершенное знание, после чего вернулся на родину и создал общество, которое сто лет хранило это знание, но теперь готово открыть его и осуществить грандиозные социальные реформы.

«Откровение Братства» произвело большое впечатление на образованную публику. Любопытные стремились узнать о таинственной организации как можно больше; люди с художественным складом ума восхищались прекрасной подачей материала; ученые и мистики пытались уловить обрывки божественной мудрости, о которой столь убедительно говорилось в манифесте; политики надеялись с помощью розенкрейцеров научиться управлять миром. Все в нетерпении ожидали продолжения манифеста, которое было обещано в «Откровении». И действительно, год спустя появился второй манифест – «Confessio Fraternitatis, или Исповедание достохвального Братства всечтимого Розового Креста». Политическая и религиозная направленность этого манифеста была уже более определенной. С одной стороны, он изобиловал яростными нападками на Папу; с другой стороны, братство розенкрейцеров предлагало свою помощь Священной Римской империи, подразумевая при этом и помощь материальную, в виде золота – ведь братьям были открыты все тайны, в том числе и секрет трансмутации химических элементов. Во второй главе «Исповедания» розенкрейцеры заявляли, что обновленному миру понадобится новая религиозная философия. В третьей главе они предостерегали, что тайны, которыми они владеют, недоступны косным и грубым умам, и поэтому далеко не всякий желающий может быть принят в их Братство.

Как продолжение этих манифестов, в Страсбурге в 1616 году был опубликован, тоже на немецком языке, «Герметический роман, или Химическая свадьба, изложенная на верхненемецком языке Христианом Розенкрейцем». Книга вышла анонимно, но позже свое авторство признал Иоанн Валентин Андреа (Andreae), протестантский богослов из Вюртемберга. Историки делают предположение, что этот человек был также и автором манифестов «Fama Fraternitatis» и «Confessio Fraternitatis». В 1619 и 1620 годах в Страсбурге вышли еще два его произведения – «Вавилонская башня» и «Описание Христианопольской республики», в которых содержался призыв к радикальной трансформации европейского общества и к созданию, в целях такой трансформации, тайных организаций, подобных Братству розенкрейцеров.

Если отвлечься от литературно-эстетической стороны дела, манифесты розенкрейцеров и последовавшие за ними книги Андреа представляли собой пропагандистские сочинения, призывавшие к всемирной религиозной реформе, а именно – к замене всех существующих религий неким эзотерическим учением, соединяющим в себе христианство, герметизм и Каббалу. Современники Андреа связывали название описанного им тайного общества с алхимической символикой: ros – «роса», которую алхимики считали растворителем золота; crux – «крест», алхимический символ света. Йейтс предлагает другое объяснение: роза – символ Англии, а красный крест присутствует в английских орденах Подвязки и Святого Георгия, поэтому выбор розы и креста в качестве эмблемы общества мог отражать надежду на то, что религиозная реформа, к которой призывал Андреа, могла бы осуществиться в первую очередь в Англии.

Первые «розенкрейцерские» публикации вызвали к жизни целый поток аналогичной литературы – «розенкрейцерский фурор», как называет его Фрэнсис Йейтс. Многие интеллектуалы того времени, включая таких известных как Бэкон, Фладд и Хартлиб, поверили в то, что тайное «братство Розы и Креста» существует в реальности, и пытались его найти, чтобы стать его членами. Поиски этого общества не принесли успеха ни интеллектуалам того времени, ни всем последующим, включая современных историков. Таким образом, публикация розенкрейцеровских манифестов была удачной мистификацией. Но эта мистификация родилась не на пустом месте. С одной стороны, она отражала общеевропейское движение против интеллектуального диктата Римской церкви; с другой стороны, она была частью политической игры германских протестантских князей, целью которой было разрушить гегемонию Габсбургов в Священной Римской империи.

Процесс, о котором с таким восторгом писал Карл Поппер, в начале XVII столетия представлял собой уже не стихийное, а хорошо организованное движение. Центром его в то время была Венеция, самое богатое государство того времени, а одной из ведущих фигур этого движения был литератор Траяно Боккалини, который прожил почти всю жизнь в Риме, но в 1612 году перебрался в Венецию. Главным объектом его критики и сатиры была монархическая форма правления. В то время часть Италии находилась под контролем Испании, и Боккалини в своих произведениях противопоставлял испанской монархии венецианскую республику. Связь Боккалини с манифестами розенкрейцеров была подчеркнута издателем этих манифестов, и сделано это было следующим образом: в первом издании «Откровения» в 1614 году тексту манифеста предшествовал трактат «О всеобщей реформации мира», который представлял собой перевод главы из книги Боккалини «Известия Парнаса», двумя годами ранее опубликованной в Венеции.

Боккалини принадлежал к кружку Паоло Сарпи – католического монаха, который сделал прекрасную карьеру в Риме, достигнув поста генерал-прокуратора, но затем выступил против вмешательства Ватикана в светские дела и был обвинен инквизицией в связях с еретиками и иудеями. Сарпи был урожденцем Венеции, и можно предположить, что в Риме он с самого начала выполнял роль агента венецианских дожей. В 1606 году, в период обострения конфликта между Венецией и папой Павлом V, Сарпи вернулся в Венецию и занял там пост советника сената по богословским вопросам. Главным вкладом Паоло в борьбу с Контрреформацией стала восьмитомная «История Тридентского собора», выпущенная в 1619 году в Лондоне и сразу же переведенная на многие европейские языки.

Еще два представителя позднего итальянского Возрождения, имеющие прямое отношение к розенкрейцерским манифестам – это Джордано Бруно и Томмазо Кампанелла. Первый вел большую пропагандистскую и организаторскую работу, разъезжая по Европе и призывая к «всеобщей реформации», основанной на герметизме и Каббале. В Германии он создал секту, имевшую большое влияние среди лютеран, и Йейтс предполагает, что между этой сектой и розенкрейцерским движением могла существовать связь. Кампанелла, который был на двадцать лет моложе Бруно, вел такую же пропаганду, с той лишь разницей, что в его трудах и проповедях в большей степени проявляло себя влияние «Герметического корпуса», чем Каббалы (Йейтс 1999, 2000). Труд «Город Солнца», который Кампанелла написал в тюрьме в самом начале XVII века, стал первой утопией, в которой была представлена идея управления обществом группой магов. Выйдя на свободу после двадцати семи лет заключения в неаполитанской тюрьме, Кампанелла сумел заинтересовать своими идеями папу римского Урбана VIII, некоторое время провел в Ватикане и даже получил от ордена доминиканцев степень магистра теологии. Остаток своих дней он прожил во Франции, где пользовался покровительством Ришельё и где были опубликованы его труды, одобренные Сорбонной.

Помимо итальянских вольнодумцев и гуманистов, духовным отцом розенкрейцеров можно считать англичанина Джона Ди. Его работа «Иероглифическая монада» (Monas Hieroglyphica, Антверпен, 1564)⁶, до сих пор популярная у оккультистов, была самым непосредственным образом использована при подготовке розенкрейцеровских манифестов. Знакомство с ней обнаруживают и авторы последующих розенкрейцерских публикаций – Иоанн-Валентин Андреэ, Роберт Фладд и Михаэль Майер. Фрэнсис Йейтс пишет о Ди следующее:

«Как достоверно известно, Ди и Келли (аферист, предшественник Калиостро по части использования моды на магию для выманивания денег у богатых аристократов – В.Н.) посетили Прагу в 1583 г., и Ди тогда пытался заинтересовать императора Рудольфа II идеями всеохватного „имперского“ мистицизма и своими разнообразнейшими исследованиями. …Согласно заметкам о Ди, принадлежащим Элайасу Ашмолу и вошедшим в „Британский Химический Театр“ (1652 г.), путешествие Ди по Германии в 1589 г., на пути из Богемии в Англию, произвело настоящий фурор. Ди побывал почти в тех самых местах, где двадцатью пятью годами позже вспыхнуло розенкрейцерское движение. Но ведь и розенкрейцерские манифесты настойчиво призывают объединить магию, каббалу и алхимию в единое, окрашенное интенсивным религиозным чувством мировоззрение (предполагающее религиозный подход также и ко всем наукам о числе). …Итак, становится вполне очевидным, что „таинственнейшая философия“, скрывающаяся за манифестами, есть не что иное, как философия Джона Ди, суммарно изложенная в „Иероглифической Монаде“» (Йейтс 1999).

Разумеется, одних только духовных влияний для возникновения розенкрейцеровского движения было бы недостаточно. Необходимы были также деньги и политическая защита – по-крайней мере, на начальном этапе. Все это предоставил Кристиан Ангальтский, князь Ангальт-Бернбурга (Christian von Anhalt-Bernburg, 1568—1630). Кристиан Ангальтский был одним из наиболее активных германских протестантских князей того времени; с 1595 года он был главным советником пфальцских курфюрстов и фактически руководил их внешней политикой. Основными направлениями этой политики были установление тесных связей с австро-чешским протестантским дворянством, с Францией (пока там правил Генрих IV), Англией и Соединенными провинциями. Вот что пишет Йейтс о Кристиане Ангальтском и той религиозно-политической обстановке, в которой родилась идея розенкрейцеровского движения:

«Иоганн Валентин Андреэ появился на свет в 1586 г. как уроженец Вюртемберга, лютеранского государства, имевшего с Пфальцем общую границу. Его дед был выдающимся лютеранским богословом, приобретшим репутацию „вюртембергского Лютера“. …Правителем герцогства Вюртембергского был в ту пору [в бытность Андреэ студентом в Тюбингене] Фридрих I, алхимик, оккультист и восторженный англофил. … В те годы начала столетия Яков I, казалось, симпатизировал протестантам. …В 1612 г. он присоединился к Протестантской унии, которую возглавлял в то время молодой курфюрст Пфальцский; в том же самом году Яков обручил свою дочь Елизавету с Фридрихом, а в 1613 г. была сыграна знаменитая свадьба, воспринятая современниками как прямое заявление о том, что Великобритания намерена в будущем оказывать всяческую поддержку главе немецкого протестантского союза – курфюрсту Пфальцскому. Теперь, когда дружба Великобритании и Пфальца достигла своего апогея и ничто не предвещало скорого предательства Якова, энергичный Кристиан Анхальтский начал подготавливать почву для выдвижения курфюрста Пфальцского на роль идеального вождя, призванного возглавить антигабсбургские силы в Европе. …С формально-теологической точки зрения Кристиана Анхальтского должно считать ревностным кальвинистом. Однако, подобно многим иным протестантским князьям того времени, он весьма увлекался мистикой и парацельсовским движением. Известно, что Кристиан Анхальтский покровительствовал Освальду Кроллию, каббалисту, последователю Парацельса и алхимику. Подобные знакомства он завел и в Богемии… Богемские связи Кристиана Анхальтского были такого рода, что он оказался в сфере воздействия весьма примечательного потока влияний, исходивших из Англии и особенно оживившихся после того, как в Богемии побывали Джон Ди и его друг Эдуард Келли» (Йейтс 1999).

Факты, которые приводит Йейтс, позволяют предполагать наличие у Кристиана Ангальтского плана мероприятий по подготовке перехода к обществу нового типа, управление которым осуществляют «невидимые посвященные». В этом плане были четыре основных пункта, и первые три из них были выполнены:

1. Женитьба пфальцского курфюрста Фридриха V на Елизавете Стюарт, дочери английского короля Якова I, что должно было усилить позиции Фридриха союзом с Англией. Свадьба Фридриха и Елизаветы состоялась в 1613 году.

2. Публикация «розенкрейцерских манифестов». Первый из них, «Откровение братства», был опубликован в 1614 году в Касселе, главном оплоте кальвинизма в Германии. Через год вышел второй манифест, еще через год – «Химическая свадьба». В последней была описана свадьба Фридриха и Елизаветы, а прототипом рыцаря Розенкрейца, как предполагает Йейтс, был сам Кристиан Ангальтский.

3. Пропагандистская кампания («розенкрейцерский фурор»). Роль тяжелой артиллерии в этой кампании сыграли опубликованные в Пфальце, в городе Оппенхайме, многотомные труды Роберта Фладда (Флудда) и Михаэля Майера, насыщенные магией, каббалой и алхимией в интерпретации Парацельса и Ди. Большая часть этих трудов была создана, скорее всего, раньше, в конце XVI века, но «что-то побудило» издателей выпустить в свет эти произведения в 1615—1620 годах «в сжатые сроки и в большом количестве». «Все эти издания роскошно иллюстрированы – следовательно, на их субсидирование должны были выделяться значительные денежные суммы» (Йейтс 1999). Заказ на эти издания исходил от Евангелической унии – объединения восьми князей и семнадцати городов с целью защиты протестантизма в Священной Римской империи. Это объединение в 1608 году с помощью Кристиана Ангальтского создал пфальцский курфюрст Фридрих IV; после смерти последнего в 1610 году роль лидера Евангелической унии принял на себя его сын, Фридрих V.

4. Возведение на богемский (чешский) престол Фридриха V, курфюрста Пфальцского. Выполнение этого пункта плана началось в 1618 году с чешского восстания против императора Матвея и его племянника и официального наследника, эрцгерцога Фердинанда Штирийского, который с лета 1617 года был королем Чехии. 28 сентября 1618 года чехи предложили корону Фридриху.

Чтобы понять смысл операции по возведению Фридриха на богемский престол, необходимо иметь в виду, что титул императора Священной Римской империи не был наследственным. Император избирался коллегией курфюрстов, состав которой регулировался Золотой буллой 1356 года. В соответствии с этой буллой, императора выбирали трое духовных курфюрстов (архиепископы Майнца, Трира и Кельна) и четверо светских курфюрстов – король Богемии, пфальцграф Рейнский (курфюрст Пфальцский), курфюрст Саксонский и маркграф Бранденбургский. Если бы Фридрих, в дополнение к своему наследственному титулу курфюрста Пфальцского, стал еще и королем Богемии, у германских протестантских князей появились бы реальные шансы на продвижение своего кандидата на трон императора. «А имея пред собой столь радужные перспективы, эти люди, привыкшие мыслить „идеалистически“, легко могли загореться и идеей церковной реформы, осуществляемой под эгидой имперской власти…» (Йейтс 1999).

Этот план удался лишь частично. Фридрих V был избран королём Чехии 26 августа 1619 года, но два дня спустя Фердинанд Штирийский во Франкфурте был избран императором. Фридрих оказался в сложном положении. Семья и большинство депутатов Евангелической унии советовали Фридриху отказаться от чешской короны, но он послушался своей жены и своего канцлера, Кристиана Ангальтского. Конфликт с императором решился военным путем: 8 ноября 1620 года 15-тысячная армия протестантов под командованием Кристиана Ангальтского потерпела сокрушительное поражение от 20-тысячной армии католиков. Тем самым шансы на проведение протестантскими князьями своего кандидата в императоры были сведены к нулю. Провал этого плана косвенно признал и сам Кристиан Ангальтский, вставший в 1624 году на путь примирения с габсбургско-католическим лагерем.

Однако история любит комбинации, которые охватывают несколько поколений, и здесь мы имеем как раз такой случай. После военного поражения 1620 года Фридрих и Елизавета перебрались в Гаагу. Фридрих умер в 1632 году, а Елизавета прожила еще тридцать лет, и все эти годы ее помнили в Англии – ведь она и ее дети оставались претендентами на престол. Особенно хорошо относились к Елизавете те англичане, которых не удовлетворяла прокатолическая политика Якова I и Карла I. Младшая дочь Елизаветы (двенадцатый ребенок в семье), родившаяся в Гааге в 1630 году, со временем стала именоваться Софией Брауншвейгской, курфюрстиной Ганноверской. В 1701 году английский парламент принял «акт о престолонаследии», согласно которому трон могли занимать только протестанты, а ближайшей протестантской родственницей дома Стюартов была София Брауншвейгская. В итоге после смерти королевы Анны в 1714 году сын Софии Брауншвейгской, курфюрст Ганновера Георг Людвиг, был возведен на престол Великобритании. В качестве Георга I он стал основателем Ганноверской династии.

«Магические утопии» и возникновение науки

В годы «розенкрейцеровского фурора» в германских княжествах возникло много новых обществ розенкрейцеровского типа. Известно, что Людовик Ангальт-Кетенский основал в 1617 году в Веймаре «Общество пальмы» (Palmen baum), которое оставалось тайным в продолжении тридцати-сорока лет и в котором участвовало много высокопоставленных и ученых лиц. В том же году в Германии были основаны Noble academia des loyales и Societas quarentium (в Ростоке). Сам Иоганн Андреэ после публикации «Химической свадьбы» стал открыто призывать к созданию «христианских союзов». Йейтс трактует это как отход Андреэ от его «розенкрейцеровского идеала», хотя никакого отхода не было: «христианские союзы», как и мифическое «братство розенкрейцеров», должны были способствовать «новой реформации». Одна из таких организаций, под названием «Христианское Братство» (Fraternitas Christiana), была основана Андреэ между 1618 и 1620 годами, но прекратила свое существование вскоре после начала Тридцатилетней войны. В 1628 году Андреэ попытался создать такую же организацию в Нюрнберге. «Вполне возможно, – пишет Йейтс (1999), – что это возрожденное общество просуществовало достаточно долго и что именно благодаря ему через много лет после описываемых событий Лейбниц познакомился с идеями розенкрейцерства. Если верить упорно распространявшимся слухам, Лейбниц вступил в Розенкрейцерское Общество в Нюрнберге в 1666…».

В Богемии, Австрии и Германии розенкрейцеровское движение было разгромлено в начале 1620-х, но там, куда католическая реакция не могла проникнуть – например, в Голландской республике – движение продолжало развиваться и во время Тридцатилетней войны. В Гааге, где нашли убежище Фридрих и Елизавета, в 1622 году возникло общество мистиков и алхимиков под именем «Братства розенкрейцеров», с филиалами в Германии и Италии. В середине 1620-х англичанин Сэмюэл Хартлиб создал в Эльблонге тайную организацию, которая, по-видимому, называлась «Антилия» (во всяком случае, это слово использовалось членами организации в качестве пароля). В Кенигсберге в 1631 году возникло общество Deutsche societat.

После заключения Вестфальского мира в 1648 году процесс распространения новой социальной технологии – создания связанных между собой тайных обществ и открытых организаций, придерживающихся псевдо-христианских оккультных доктрин, снова набрал прежнюю интенсивность. В Гамбурге в 1653 году под предлогом развития немецкого языка Филипп фон Цевен основал «Общество трех роз». В 1660 году на нижней Эльбе возникло общество любителей музыки и поэзии «Орден Лебедя», принимавшее в свои члены не только немцев, но и чехов, венгров, голландцев и французов. В символике этих обществ большую роль играли такие знаки как солнце, три горящих светильника, две соединенные руки, три сердца, циркуль, наугольник, глобус и т. д. (Иванов 1997).

Идея замены монархического правления на правление магов, представленная Кампанеллой в 1602 году в «Городе Солнца», получила развитие в аналогичных утопиях других авторов. В 1619 в Страсбурге появилось «Описание Христианопольской Республики» (Republicae Christianopolitanae Descriptio) Андреэ, опубликованное его постоянным издателем Лазаром Цетцнером. В книге речь шла об идеальном городе, расположенном на острове, который был открыт Розенкрейцем во время путешествия, в которое он отправился в финале предыдущей книги Андреэ, «Химической Свадьбы». «Герметико-каббалистическая, магико-научная атмосфера Города Солнца, – пишет Йейтс (2000), – воспроизведена в описании Христианополя, а многие детали жизни обоих городов (например, обучение посредством настенных изображений) совпадают до мелочей».

Следующей в ряду «магических утопий» стала «Новая Атлантида», написанная Фрэнсисом Бэконом в 1624 году и опубликованная в 1627, на следующий год после смерти автора. В этом фантастическом рассказе (по-видимому, незаконченном) описывается остров Бенсалем, который английские моряки обнаружили возле побережья Перу. Жители этого острова – христиане, но особого сорта. Чиновники Бенсалема носят на голове тюрбаны, на которых вышит маленький красный крест. Бэкон не объясняет происхождение этого знака, но культурные современники Бэкона знали, что красный крест – знак розенкрейцеров. Альфред Додд в опубликованной в 1910 году в Лондоне биографии Бэкона даже утверждает, что настоящим названием рассказа, о котором идет речь, было «Земля Розенкрейцеров» (Dodd 1986). В числе «превосходных законов» Бенсалема, – говорится в «Новой Атлантиде», – «особо выделяется один»: «основание некоего Ордена, или Общества, называемого нами Дом Соломона – благороднейшего (по нашему мнению) учреждения на земле, служащего стране нашей путеводным светочем. Оно посвящено изучению творений господних…» (Бэкон 1978, с. 499—450). По меткому замечанию историка Михаэля Джонса (Jones 2008), Дом Соломона представляет собой комбинацию современного университета и Центрального разведывательного управления США. Действительно:

«Что касается различных обязанностей и занятий членов нашего Дома, то они распределяются следующим образом: двенадцать из нас отправляются в чужие земли, выдавая себя за представителей других наций (ибо существование нашей страны мы храним в тайне), и привозят нам книги, материалы и описания опытов из всех стран. Их называем мы торговцами светом. Трое из нас извлекают материал для опытов, содержащийся в книгах. Их называем мы похитителями. Трое других собирают опыт всех механических наук, равно как и всех свободных искусств и тех практических знаний, которые не вошли в науку. Их мы называем охотниками за секретами» (Бэкон 1978, с. 516).

В начале 1660-х вариации на тему «Новой Атлантиды» («Путешествие в Страну Розенкрейцеров» и «Священноводитель») опубликовал известный в то время астролог и алхимик Джон Хейдон. Он прямо отождествил мудрецов из бэконовского Дома Соломона с розенкрейцерами, к числу которых он без ложной скромности относил и себя.

Заметим попутно, что через Лейбница с идеями розенкрейцерства познакомился и российский император Петр I. Первая встреча этих двух исторических персонажей, представляющих две цивилизации, произошла в 1711 году во Франции. Фонтенель, секретарь Королевской Академии наук Франции, в «Похвальном слове Лейбницу» (1716) пишет, что русский царь открыл Лейбницу «широкое поле деятельности». «Царь, имевший величайший и благороднейший замысел, который может только прийти в голову государю, а именно – вытащить свои народы из варварства и ввести в их среду науки и искусства, поехал в Торгау… и там он часто виделся и советовался с Лейбницем относительно своего замысла» (Fontenelle. Oeuvres complètes. Genève, 1968. T. 1. P. 124. Цит. по Мезин 2003). Петр I пожаловал философу подарок и даже назначил ему пенсию, которая, правда, в реальности никогда не выплачивалась (но гонорар в размере 500 франков Лейбниц все же получил). Лейбниц представил Петру несколько записок, в которых, в частности, предлагал в Петербурге создать Академию наук по образцу созданной им в 1700 году Академии наук в Берлине (которая, в свою очередь, была создана по образцу Парижской). Самое интересное должно было произойти позже: под эгидой Академии Лейбниц предлагал создать «Дом Соломона», или «Орден Соломонова Храма», к которому со временем должна была перейти власть в государстве. Как известно, до этого дело не дошло.

Вернемся к Фрэнсису Бэкону. Альфред Додд утверждает, что Бэкон основал ложу в Англии в 1579 году и реорганизовал на континенте старый Орден тамплиеров, связав их систему девяти степеней с розенкрейцерством. Более того, Додд приписывает Бэкону авторство «розенкрейцеровских манифестов» (Dodd 1986). С этим несогласна Фрэнсис Йейтс, однако и она признает, что традиционный образ Бэкона должен быть существенно исправлен:

«Недавние исследования со всей ясностью показали, что традиционное представление о Бэконе как об ученом-экспериментаторе современного типа, освободившемся от оков исполненного суеверий прошлого, ни в коей мере не соответствует действительности. В своей книге о Бэконе Паоло Росси прослеживает связь творчества этого мыслителя с герметической традицией, с ренессансной магией и каббалой, усвоенными им через посредство естествоиспытателей-магов. Будущее науки мыслилось Бэконом отнюдь не в образе прямолинейного прогресса. Его проект „Великого восстановления наук“ подразумевал возврат к состоянию Адама до грехопадения, то есть к чистому и безгрешному общению с природой, к осознанию ее могущества. Той же концепции научного прогресса, прогресса вспять, к состоянию Адама, придерживался Корнелий Агриппа, автор популярного в эпоху Ренессанса пособия по оккультной философии. Научные воззрения самого Бэкона тоже не полностью освободились от оккультизма. В Бэконов обзор тогдашнего состояния наук включены такие дисциплины, как „естественная магия“, астрология (которую он желал бы реформировать), алхимия (оказавшая на него глубокое влияние), искусство заклятий (как вспомогательная „магическая“ дисциплина) и т. п. – эти темы обычно проходят мимо внимания исследователей, заинтересованных прежде всего в выявлении современных аспектов творчества Бэкона» (Йейтс 1999).

Правда, продолжает Йейтс, в отличие от розенкрейцеров, «Бэкон не приемлет никакой „таинственности“ в научных делах и осуждает алхимиков за давнюю традицию „сокрытия“ описываемых ими процессов за непостижимыми символами». Учение германских розенкрейцеров «прочнее связано с герметической и магической традицией, тогда как учение Бэкона кажется более рассудочным». В учении розенкрейцеров видны следы влияния идей Джордано Бруно и, в еще большей степени, Джона Ди – «Бэкон же нигде не упоминает Ди, нигде не цитирует его знаменитую „Иероглифическую Монаду“» (Йейтс 1999). Но этот аргумент не очень убедителен, потому что, как ниже замечает сама Фрэнсис Йейтс, Бэкон намеренно старался дистанцироваться от Бруно и Ди, которые, по распространенному убеждению, были «герметическими магами». Причина такого поведения Бэкона состояла в том, что Яков I «на дух не переносил никакой магии – это было глубинное свойство его натуры, можно сказать, невроз». Бэкон, конечно, знал об этой черте короля; кроме того, у него перед глазами был пример Ди, которого Яков I удалил от двора, фактически отправив его в ссылку.

Говоря о «Новой Атлантиде», Йейтс и здесь не упускает случая подчеркнуть связь герметизма и каббализма с христианством:

«Религиозный настрой „Новой Атлантиды“ имеет много общего с тем, что знакомо нам по розенкрейцерским манифестам. Это интенсивное христианское благочестие, но ориентированное не на разработку доктринальных вопросов, а на практическую благотворительность в духе розенкрейцерских братьев. Религия Новой Атлантиды пропитана иудаистско-христианским мистицизмом, подобно христианской каббале. Местные жители с уважением относятся к евреям; свою коллегию они нарекли именем Соломона и ищут Бога в природе. Их великая коллегия, занимающаяся научными изысканиями, есть порождение герметико-каббалистической традиции» (Йейтс 1999).

Казалось бы, специалисту, каким является Йейтс, должно быть известно, что христианство не имеет отношения к поискам «Бога в природе» и что христианские философы всегда выступали против пантеизма. Но Йейтс упорно пытается создать у читателя впечатление, что герметико-каббалистическая традиция находится в гармонии с христианством и в сущности есть ни что иное как «христианское благочестие», ориентированное на «практическую благотворительность» (Йейтс 1999).

Что касается Бэкона, то его взгляды в некоторых отношениях существенно отличались от взглядов «герметических магов». Прежде всего, Бэкон, по-видимому, не принимал основополагающий миф герметизма, согласно которому существует универсальное эзотерическое знание, которое передается от одного «посвященного» к другому. В розенкрейцерских манифестах существование такого знания рассматривалось как главная предпосылка предстоящей революции. Утверждалось, что раньше это знание сохранялось в тайне, потому что христианские народы были «не готовы» его принять. Теперь же, когда Реформацией все «подготовлено», розенкрейцеры призывали начать его дозированное распространение и воплощение в жизнь. Бэкон исходит из противоположной посылки: никакого готового знания не существует, его надо создавать, и заниматься этим должна специальная организация. Соответственно, главная цель Дома Соломона в «Новой Атлантиде» заключается не в извлечении знаний из древних источников, а в исследовании мира и создании нового знания. Именно в этом кардинальное отличие проекта Бэкона и от итальянских гуманистических академий XV века, и от обществ розенкрейцеровского типа.