Читать книгу: «Солдаты Солнца. Книга 1», страница 4

Мэлвин снял свою бейсболку, пригладил кучери и напялил её обратно на голову… решительно одёрнул куртку и сделал шаг вперёд:

– И кто мне подогнал этот шикарный вариант штурмовой авиаторки времён Вьетнамской кампании?.. Удобно, комфортно, сшита точно по мне и король-лев в унисон бомберу с моей бейсболкой. Мне припало!

Видя, что никто не собирается отвечать Мэлвину, Чукки взяла инициативу в свои руки:

– Ну… я припечатала на куртку и бейсболку короля-льва для Львиного Вертохвоста – покорителя воздушной стихии.

– Ммм, зашло – не отрицаю… И что читаем?! – заложив руки в карманы штанов, Мэлвин вразвалочку вальяжно подошёл к столу и, достаточно бесцеремонно вытащив из-под ладони Чукки книгу полковника Васильевой, повернул её обложкой к себе. – Рэмбо! Что-то я запамятовал, когда это прославленный герой Вьетнама стал заниматься биографическим письмомарательством! Да ещё таким…

Мэлвин уважительно потряс на ладони толстый томик в серебристо-чёрном переплёте:

– …тяжеловесным!.. Та-ак! Что здесь у нас? Ага!

«Коль мне нужна вода Европы, то не волны

Её морей нужны, а лужа, где весной,

Присев на корточки, ребёнок, грусти полный,

Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой…»¹

Капитан закрыл книгу и, спокойно пристроив томик обратно, положил ладони на стол и посмотрел прямо в глаза Чукки чуть лукавым взглядом из-под своих пушистых сладких ресниц:

– Чем ответите на Рэмбо… мэм?

Чукки поставила локти на стол и чуть подалась вперёд:

– На Рэмбо – отвечу Рембо́…

«Я знаю рвущееся небо, и глубины,

И смерчи, и бурун, я знаю ночи тьму,

И зори трепетнее стаи голубиной,

И то, что не дано увидеть никому…»²

– О-ооо! Полковник! – Мэлвин кивнул Гэбриэлу. – А нас здесь, кажется, понимают.

– Чем обязаны и всё такое, джентльмены?! – Миша снова выступила вперёд, в упор посмотрев в лицо полковника Харриса.

Гэбриэла ни в коем разе не смутил вопрос на чистейшем русском. Он широко улыбнулся и положил локоть на плечо своего лейтенанта:

– Неординарные проблемы требуют столь же неординарных решений, полковник… Вы нас всячески избегаете, леди, так что мы решили сами к вам наведаться – так сказать, с дружественным дипломатическим визитом!

Миша отдала должное не только абсолютному пониманию её речи, но и столь же невозмутимому и достаточно исчерпывающему ответу своего оппонента.

Мэлвин опёрся локтями на стол и нагнулся к уху Чукки:

– Она знает русский язык?

– В совершенстве…

– Зачем?

Вопрос был совершенно идиотским, но Чукки спокойно посмотрела в наивные солнечные глаза капитана:

– Положено.

– Положено?

– Положено знать язык своего основного врага: мы же – Америка.

– Так с дружественным или дипломатическим? – Миша вновь перешла на «родной» американский и снова готова была молниеносно обратиться в неприступный, ощетинившийся всеми возможными средствами и методами ведения партизанской войны, окопавшийся дзот.

– Всё будет зависеть только от хозяев этого дома. Но мы готовы к сотрудничеству – всецело и абсолютно: мы всегда там, где больше всего нужны… Красавчик!

Лейтенант выудил из-за спины бутылку шампанского:

– Между прочим – не подделка! Не какой-нибудь кулинарный эрзац. Настоящее вино солнечных горных долин! «Новый Свет»: Россия, Крым, 1987 год! Оно, конечно, никто не знает, во что это вино превратилось за столько лет. Но док Румаркер уверяет, что оно просто прелестно. Впрочем, не стану томить вас, леди! Мы его уже попробовали: шампанское – просто…

Красавчик сложил пальцы вместе и изобразил такой смачный поцелуй, что у Танго засосало под ложечкой.

– Я пью только горячую водку, – Миша отвернула голову в сторону.

– Вы – русская! – сделал шаг вперёд Гэбриэл. – Стопроцентно русская! Так?!

– Все мы здесь русские американцы… Но скажем так: воспитывалась русским дедом, а потому некоторые вещи в моей крови неискоренимы!

– А не слишком ли разогревает славянскую кровь столь варварский и явно мужской напиток, как горячая водка?

– Налей мужику водки, он выпьет и успокоится! В глухой России так принято, когда в стране… неспокойно. А в тех краях всегда было неспокойно.

– М-мм… Мне кажется, полковник, вы относитесь к нам заранее предубеждённо – как к каким-то… иноверцам.

– Времена нынче смутные, неспокойные… А в России есть такая потеха: во времена смут бить рожи иноверцам… всем! – без разбору и не взирая на чины и регалии.

– Нет причины вам не верить, полковник: я помню по Вьетнаму – русские не знают жалости. Кровь у вас ещё та… Должен признать, для начала совместного знакомства и первого разговора, это – серьёзно! – Гэбриэл встал так, чтобы его было видно каждому в этой большой комнате.

– Сегодня живи, а завтра воюй! – Миша сделала шаг навстречу полковнику.

– Я бы сказала точнее, командир: сегодня воюй, и завтра смерть сама отыщет тебя.

– Интересная интерпретация…

Танго полностью проигнорировала нестройное мямленье своего соседа – она не сводила своего насмешливого жутковатого взгляда с Гэбриэла.

– Ближе к теме, полковник! Вы ещё не у себя дома, – Танго не была рьяной поклонницей долгих «развесистых» церемоний, да и тон Миши позволял ей вольное вмешательство в подобного рода неуставную перепалку.

– Кажется, осталось только запинать нас ногами и выкинуть ко всем чертям за двери, – отозвался от стола Мэлвин.

Но Гэбриэл не собирался сдаваться:

– Девчонки!.. солдатики… Тут у нас ещё такой вопрос: Джон посвятил нас во многие вещи – в частичное и главное, так сказать. Но добавил, что всё остальное мы должны услышать от вашего непосредственного командира – полковника Миши Васильевой.

– Весьма любезно со стороны Джона! – кажется, полковник Васильева собиралась не только никак не реагировать на выкинутый флагшток с белым флагом, но её «ангельскому» терпению явно наступал конец.

Гэбриэл широко улыбнулся и, расправив плечи, набрал в грудную клетку побольше воздуха – предстояло немедленно переломить ситуацию или попросту быстро ретироваться всем своим парадным составом.

– И всё же, для начала, разрешите представиться, леди… Полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис! Для друзей просто – Гэбриэл. Всегда к вашим услугам!.. И моя Команда «Альфа»!! «Красавчик»! Лейтенант Руп Квинси… Руперт Квинси: непревзойдённый ловелас и непревзойдённый проныра, но и такой же непревзойдённый солдат – для любой команды оперативной разведки.

Красавчик отвесил четыре чётких офицерских кивка.

– Хи-хи!

– Я что, плохо выгляжу? – сразу же насторожился Красавчик.

– Дурацкий вид… но тебе идёт! – Танго не повела даже бровью, зато так прицыкнула своими тонкими перламутровыми губками, что Красавчика трижды окатило кипятком.

– Спасибо и на этом, – скуксился Красавчик.

Танго слабо отмахнулась.

Гэбриэл сделал вид, что пауза была предусмотрена рамками Договора Европейского Союза:

– Капитан Мэлвин «Психо» Линкольн! Лётчик: водит все виды воздушного транспорта, а также страстный любитель собак, лошадей и справедливости… и конечно же незаменимый подрывник и знаток сапёрного дела: всегда найдёт как распорядиться на кухне – для еды или для взрывчатки. Мэлвин, потом покажешь, как ты любишь животных, не всё сразу. Не тяни крысу за хвост!!

Капитан поднял за короткий хвостишко подбежавшего к нему Федю и таким бесцеремонным образом перенёс его себе на плечо:

– А я и не тяну, полковник! И это вовсе не крыса, а морская свинка… И я только посадил её себе на плечо, и она совсем даже не против. И я тоже так могу: фр-фру! Смотрите, как этот пушистый пройдоха щекочет мне ухо. Ай-яй! И лезет за шиворот… Щекотно!!

Чукки подпёрла рукой подбородок и в совершенном недоумении следила за приплясывающим «подрывником», но с места не вставала, лишь осторожно посматривая то в сторону полковника Харриса, то Миши.

Гэбриэл отвернулся от капитана, прыгающего по библиотеке и на ходу вытаскивающего из-за пояса рубашку, чтобы вытрусить из себя забравшуюся под одежду и верещащую от полного восторга свинку.

– Сержант Инджелоси «Зулу» Инкейн! Мистер Инкейн! Мистер Яростный Молот! Но мы зовём его – Зулу! Или просто: Детский Ангел… его очень любят дети… Правда, своей семьи он так и не успел, к сожалению, завести.

– Как и вы все, – мрачно вставила Миша.

– Но ведь никогда не поздно… Правда, Зулу?!

– Детский Ангел?!

– Зулу, помолчи пока что. Сержант только на вид такой – пугающий всем своим видом. Но зато он может всё! Нет такого дела, с которым бы сержант Инкейн не справился.

Капитан наконец-то вытрусил из себя довольно хрюкающего Федю и без проблем передал его из рук в руки Чукки, чем очень её удивил: Федя никогда не шёл на руки даже к девчонкам. А тут! Избалованную свинячью морду точно подменили.

Мэлвин хлопнул Зулу по спине:

– Ну как вам наш титан из прошлого?.. то есть – из будущего, то бишь – из настоящего…

Никто не нашёлся, что ответить… Тогда Лео спустила ноги со своего кресла и разжала мизинец на левой руке:

– Из любого техномусора создаст настоящее произведение искусства! Да ещё действующее: на колёсах, с приличной скоростью для удирания и погонь. Плюс что-то универсальное, пуленепробиваемое и с множеством потайных лёжек, в которых всегда можно найти всё для первой необходимости, – например, автомат, ручной пулемёт, несколько запасных обойм, гранаты, взрывчатку для Мэлвина, одеколон для Красавчика и коробку сигар для полковника…

Лео перешла на другую руку:

– А ещё, у Зулу, у Мистера Яростного Молота очень тяжёлая рука для дурных голов и мёртвая хватка для горлового захвата. А ещё, Зулу ненавидит подводные крейсеры! Это у него персональная фобия вроде зубной боли… У Мистера Яростного Молота – типа Детского Ангела, как и у каждого, есть своя собственная слабинка – и не одна: Зулу заваливается в мёртвый ступор от одного только вида самой захудалой «фанеры» и впадает в неконтролируемое бешенство, если не дай бог на его холёной отлакированной машинке появится хоть одна подозрительная царапинка. А ещё… он недолюбливает собак и лошадей, а ещё…

Глянув на открытый рот в натуре впавшего в ступор сержанта, Гэбриэл поспешно накрыл своей широкой ладонью пальчики-считальчики пэпээсницы:

– Мы тебе очень благодарны за столь подробные сведения о Мистере Инкейне, сержант Лео Румаркер, но предоставь нам самим судить о людях по поступкам, а не по бумажным отчётам полковника Бэккварда… вернее, теперь уже генерала Бэккварда… Я так понимаю, леди, нам есть о чём с вами потолковать, прежде чем мы приступим к следующему этапу нашего официального знакомства. Поэтому предлагаю для начала отужинать в столовой профессора Джона Румаркера – вместе! Тем более, что нас там уже ждёт как полагается накрытый и по такому случаю даже праздничный стол… Что скажете? Миша?

Гэбриэл тактично предложил руку, согнув её в локте. Миша посмотрела на девчонок и, стиснув зубы, всё же взяла полковника под руку.

– А теперь, джентльмены! Не очень привычно к леди обращаться так, но Джон настоятельно просил нас именно так обращаться к вам… А теперь, леди-джентльмены и просто джентльмены, вперёд – к застольному ужину! Прошу всех к столу!

Гэбриэл больше не задержался ни на секунду – он слишком хорошо чувствовал это взрывоопасное напряжение в окружающем пространстве: воздух был настолько наэлектризован, что можно было зажигать лампочку. И само «дружеское одолжение» полковника Васильевой было настолько очевидным, что бессовестно злоупотреблять её дальнейшим терпением было бы, по крайней мере, неосмотрительно. Гэбриэл сразу же направился к выходу, для подстраховки придерживая кисть Миши на своей руке.

– И что же теперь, по-вашему, эта наша жизнь, полковник Васильева?

– Наша жизнь – это игра Бога с недогадливым человечеством… вернее, с тем, что от него осталось, включая теперь и ваши жизни.

– Так что же нас ждёт, полковник? Каковы ваши прогнозы на наш счёт? В перспективе, разумеется.

– В перспективе? В перспективе – большие перспективы: от Казематов Форта и до Пустыни Смерти!

– Это слишком даже для нас… А для начала?

– Бросайте курить, полковник Харрис: говорят, это очень укрепляет здоровье.

– И весьма расслабляет мозги.

– Человек слышит только то, что он хочет слышать: вот он корень всех проблем!

– В таком случае, Миша, смотрите в суть… ищите истину…

– В чём? В ком?

– Да хоть в нас с вами… Если не ошибаюсь, кто-то из давних мудрецов утверждал: «истина в споре».

– А как насчёт: «истина в вине»?

– Мудрецы тоже были смертными.

Как только за ними закрылись двери, в библиотеке сразу же автономно приглушился свет.

– Ещё не дома, а уже командует, – процедила сквозь зубы вслед захлопнувшимся дверям Танго.

– Она действительно любит горячую водку – этот ваш недружелюбный полковник с дремучими русскими корнями? – Красавчик вновь поднял руку, в которой он держал замирительную бутылку.

– А что, у дураков всё ещё есть сомнения на этот счёт?

На мгновение Красавчик снова растерялся… Зулу подошёл к Лео чуть ли не боком, точно косолапый увалень, и неуклюже протянул раскрытую лапищу:

– За одежду… спасибо… большое…

– Согласен! – сразу же всполошился Красавчик. – Костюмчик что надо! Сидит отлично!

Он закинул непослушную чёлку назад, пригладил себя по адмиральским бокам и придвинулся к креслу Танго поближе.

А Лео столь широкий мужской жест от Мистера Яростного Молота не только не приняла, но ещё и предприняла совершенно неожиданную для Зулу технику тотального ограждения: вжалась в дальний угол кресла и глухо предупредительно зарычала на вновь опешившего от такого солдафонского приёма сержанта. Зулу тут же отшатнулся и встал в стороне, вполоборота к Лео, так и не поняв – обижаться на «это» или просто великодушно проигнорировать.

А Чукки и Мэлвин уже почти что не обращали внимания на окружающих: похоже, они первыми и без лишних слов нашли общий язык – они буквально не сводили друг с друга своих светящихся медовых глаз.

Танго щёлкнула золотым портсигаром, неспешно достала из него голубую сигаретку и, демонстративно защёлкнув, постучала длинной сигареткой по изящной крышке.

– И где же теперь можно раздобыть такую прелестную антикварную вещицу? Должно быть, подарил кто-нибудь из многочисленных поклонников? – Красавчик всячески пытался настроиться на нужную волну.

Танго наконец-то повернула голову и посмотрела на Красавчика долгим изучающим взглядом из-под своих длинных опахал-ресниц:

– Не напрягайся…

– Ой! – дёрнулась в своём кресле Лео. – Да с трупняка стянула – как обычно!

Красавчик криво улыбнулся, а Танго только негромко одобрительно рассмеялась над ревнивой прямотой Лео. Затем также неспешно она прикусила алмазными зубками фильтр своей сигаретки и вложила золотой портсигар в накладной кармашек под грудью.

Красавчик поставил бутылку на пол и, точно фокусник неуловимым движением перехватив зажигалку из руки Танго, галантно согнулся над длинной сигареткой у нервных губ лейтенанта:

– Можно?

– Можно в телегу с разбегу… А на войне: разрешите прикурить!

– Понял… Разрешите прикурить, лейтенант?!

Танго прищурила глаза, но ей явно польстило столь подобострастное преклонение к её особе. Она благосклонно прикурила из рук Красавчика:

– Ладно! Вольно, лейтенант…

Красавчик положил зажигалку на столик и снова опёрся рукой на подлокотник кресла:

– Вы заметили, леди, как хорош сегодня закат?

– Ещё раз назовёшь меня леди, получишь в оба глаза одновременно… лейтенант.

– Понял… А вы знаете, лейтенант, в этом доме нет ни одной лампочки и ни одного включателя, я уже проверил! Точно – ни одного: ни в узких тёмных коридорах, ни в крохотных комнатах в виде тюремных камер, где нет даже решёток – потому что нет окон. Похоже, и с освещением, и с окнами у вас здесь совсем худо. Дом без окон, без дверей – что нора для зверей.

Танго криво улыбнулась:

– Это не просто дом! И не просто нора. А подземный криобункер, который находится в автономном режиме полного саморегулирования: он сам решает, какой режим освещения подавать в ту или иную «тюремную камеру». Поэтому ни включателей, ни выключателей, ни рубильников энергетических подстанций здесь нет – равно как и старомодных лампочек из эпохи «древних». Пора было бы уже привыкнуть к новой обстановке за три дня полного безделья.

– Гмм, попробуем ещё раз… А как вам, лейтенант, сегодняшний вечерний закат над дивным горизонтом свинцового безбрежного синего океана?

– Закат?.. горизонтом?.. океана?..

Танго в упор посмотрела в лоснящееся от нескрываемого удовольствия «квазимодное мырло» лейтенанта:

– У тебя мордень сведёт в трупном окоченении, если ты не перестанешь всё время лыбиться, как перемасленный блин на сковородке.

– Ты считаешь меня уродом?

– Ещё и каким!

– Весьма любезно…

– Что это за понятие «любезно»?

– Это от понятия «любовь»!

– Понятия… А где же место чувствам? Или док Румаркер окончательно переделал вас в биодураков нового порядка!

– Я думал о чувствах ещё рано говорить – столь открыто и откровенно прилюдно.

– Урод!

– Ну… стоит ли так отчаиваться из-за какой-то пустячной помехи в нашем с тобой первом и, я надеюсь, не последнем… свидании?

– Свидании?! Эй, моряк! Ты слишком долго плавал.

Все, кто были в комнате, внимательно и практически безмолвно наблюдали за этой щекотливой сценой… А Лео – так просто в упор! Разве что хмуро исподлобья.

Красавчик – самый физически изменившийся из всей мужской четвёрки после «чудесного воскрешения» и не в лучшую сторону – и сам понимал, что с таким худым костлявым видом и с таким всё ещё одутловатым лицом, и особенно в два раза укрупнившимся и просто до безобразия ставшим огромным носом, он теперь выглядит, по меньшей мере, комично. Поэтому он направил всё своё внутреннее обаяние в сторону изысканного мужского этикета. Он осторожно присел на широком подлокотнике кресла Танго и нежно взял её за руку.

– Зато как гармонирует цвет твоей элегантной сигаретки в тон с моим морским прогулочным костюмом… Так, может, бросим всю эту скучную компанию и завихренимся куда-нибудь на Канары или Сейшелы – на огромной двухмачтовой красавице-яхте под белоснежно-золотистыми парусами. И будем вдвоём и только вдвоём любоваться розовыми туманными рассветами и сиреневыми дымчатыми закатами… Сто лет не был на Сейшелах!

Красавчик как можно нежнее поцеловал руку Танго:

– Какая нежная бархатистая кожа и так чудно пахнет. Так бы и съел всё целиком – со всем наполненным приложением.

Раздражённо куснув себя за нижнюю губу, Танго затолкала сигарету в пепельницу:

– Боже Милосердный… А я ещё Мишу считала занудой!

Собираясь подняться из своего кресла и будто невзначай, Танго опёрлась всей правой ладонью на достаточно ощутимое «имущество» лейтенанта и слегонца сжала свои прелестные тонкие пальчики с отточенными перламутровыми ноготочками.

– Ай-яй!! – взмолился Красавчик.

– Ой!! – Танго жеманно всплеснула руками. – Надеюсь, твоя индивидуальность никак не пострадала, лейтенант?! Тебе не больно?.. сахарный…

– Я… всё ещё… вроде как… мужчина! – выдавил из себя задохнувшийся от нестерпимой боли Красавчик.

Танго без зазрения совести выставила за ухо ладонь:

– Вроде как?!

– Да! – наконец распрямился Красавчик. – Я мужчина!

Танго в упор заценила Красавчика:

– М-мм! Слегка приятно для уха… особенно вроде как для женского…

– И вообще! При чём тут сахар? – хотел было продолжить дискуссию Красавчик.

– Хватит трындеть, леденец на палочке! Пошли уже, животное с несоизмеримыми желаниями и абсолютно ограниченными умственными возможностями… Бутылку не забудь!!

Танго грубо потащила лейтенанта за собой, бесцеремонно намотав его шёлковый платок себе на пальцы.

– Да! Да! Согласен… этот хомяк просто чудо-доктор в терапевтической области психиатрической медицины. Пожалуй, нам даже стоит получить у него консультацию по поводу будущих перемен в области нетрадиционной медицины и наиболее эффективного лечения при повреждениях головного мозга, и…

– Мэлвин!!

– А нас троих уже здесь нет! – капитан точно волшебник ненавязчиво аккуратно сграбастал в кучу и свинку, и хозяйку оной и двинулся побыстрее догонять Танго и Красавчика, пока разозлившийся Зулу в отсутствие полковника точно не скрутил ему шею.

В комнате остались двое… После разгибания пальцев по делу представления Мистера Инкейна, теперь уже с Лео буквально случился ступорный столбняк – сейчас она чуть ли не с дикой ненавистью смотрела на этого громилу с насупившимся лицом, нависшим над её вжавшимся в большое кресло джинсово-комбинезонным квадратным телом. До Зулу всё же дошло, что просто так этого кусачего щенка из норы не вытащить: может и кусануть до крови! Он решил смягчить своё хмурое выражение лица и даже криво, но искренне-выразительно улыбнулся этому рычащему бесформенному комку с двумя золотистыми хвостами на плечах – в прямом смысле вросшего сейчас всем своим телом в такое же квадратное кресло и куда больше походящего на беспризорного мальчишку из детского приюта, куда он всегда отдавал половину всех заработанных денег и где частенько учил уличных отщепенцев правильно подавать бейсбольные мячи. Но, кажется, Лео не оценила столь великодушного лица и только ещё больше вжалась в своё кресло и сцепила зубы, точно готовясь отбиваться от предстоящего нападения до последней капли крови… Зулу понял, что так, по-мирному, «мяча не отбить»! Он без всяких предисловий сгрёб одной правой Лео себе под мышку и так понёс из библиотеки – в направлении столовой.

* * * * *

У Лео перехватило дыхание от такого наглого «перехода джокера в другие руки». Но на боевые действия и крики праведного возмущения у неё от внутреннего перенапряжения сейчас просто не было ни сил, ни голоса. Потому именно в такой групповой композиции эти двое последними вошли в столовую, где все уже сидели за большим прямоугольным столом. Лео даже особо не дёргалась – только, скрестив на груди руки, ждала, когда же её поставят на пол или просто хотя бы отпустят на все четыре стороны. Она и так толком ничего не видела – Зулу сграбастал её из кресла таким образом, что голова Лео оказалась за его спиной… Безусловно картина получилась довольно комичная и одновременно небезопасная: Зулу ещё не знал с каким ёжиком ему сразу же пришлось столкнуться вот так близко. К тому же здесь все были военными, и повальную драку мог спровоцировать любой неправильно истолкованный выдох. Да ещё во главе стола сидел в своём инвалидном кресле сам хозяин криобункера: профессор Джон Румаркер! И теперь с открытым ртом и пока что ещё молча удивлённо смотрел на эту более чем престранную парочку, на мгновение замершую в проёме дверей его столовой. Увидев испуганное лицо профессора, Миша, которая сидела на своём обычном месте на другом конце стола напротив Джона, резко обернулась и крайне изумлённо уставилась на это действительно престранное зрелище.

Полковник подскочил со своего места и быстро подошёл к двум оставшимся незанятым никем стульям в начале стола – возле профессора Румаркера.

– Зулу, кажется, ты переусердствовал, неси свою драгоценную ношу сюда – побыстрее да поаккуратнее.

Сержант молча донёс свою небезопасную ношу до стула возле профессора и очень даже умело и без проблем усадил на него так и держащую скрещенные руки на груди Лео, и не особо раздумывая, и сам плюхнулся на соседний стул.

Вся обстановка столовой представляла собой удивительную конструктивную смесь современного оборудования и таких старых и простых вещей, как длинный деревянный стол со старинными гарнитурными стульями образца позапрошлого века на десять персон; слева от стола вдоль стены расположился массивный деревянный резной бар, справа – антикварный буфет, за креслом профессора – кухня. Вся посуда на столе тоже была старинной, фарфоровой. На столе стояли два высоких изысканных серебряных подсвечника на одну свечу. Между ними в небольшом глиняном горшке элегантно возвышалось настоящее миртовое деревце с полураспустившимися бутонами и с белыми пахучими цветами-звёздочками.

 Стол был сервирован лёгкими закусками – это давало повод думать, что основные блюда подойдут в процессе застольного действа. Из напитков на столе стояли две бутылки шампанского, большой кувшин кваса, кувшин с питьевой водой и ещё один солидный графинчик с тёмно-вишнёвого цвета жидкостью, от которой шёл лёгкий пар, как от горячего. По обе стороны каждой тарелки лежало по тупой мелкозубчатой вилке и одна ложка, ножей к столу, похоже, не предусматривалось. Во всём остальном вся обстановка комнаты соответствовала доброй домашней столовой.

Потрясённый нечаянным терпением и дипломатической выдержкой своей внучки профессор никак не мог прийти в себя. Но всё уже было стабилизировано, все сидели на своих местах и молча ждали.

– Что же, похоже, все в сборе! А посему прошу высокое собрание откушать от моего скромного стола да чего покрепче, чтоб и дружба была такой же крепкой и горячей, как мои столовые напитки и ваши живые человеческие сердца! – профессор волновался, а потому своё вступительное слово говорил на своём родном, на русском.

Миша первая привела разволновавшегося профессора к единой нити общего понимания:

– Джон, кончай гонять психованную вагонетку, двигай дальше на накатанном – на аборигенном.

Профессор сразу же взял себя в руки:

– Тебя понял, Миша… понял!

Он повернул голову – по левую руку от него сидел ещё один человек, которого все присутствующие уже хорошо знали.

– Андрей, мальчик мой, пожалуйста, я хочу сделать приятное нашим гостям: сегодня зажги все свечи и приглуши свет.

Андрей, генокер неполных шестнадцати лет, созданный профессором Румаркером как помощник во всех его делах, молодой стройный юноша, совсем безволосый, с большими добрыми светло-синими глазами на красивом чувственном лице славянского типа, одетый в облегающий светлый серебристый биокомбинезон и имеющий полный рост Миши, послушно поднялся со своего места и совершенно по-человечески сделал всё, что попросил его отец – именно так называл Андрей своего создателя. Ведь Джон Румаркер вложил в своего «ребёнка» свой собственный генофонд и всю ту любовь, которую он мог бы отдать своим детям, но которых у профессора уже давно не было: две его маленькие дочери и жена взорвались вместе с самолётом, захваченным террористами ещё пятьдесят лет назад, а его старшая дочь, мать Лео, погибла на орбитальной космической станции – вместе со своим мужем-астронавтом. Все последние годы семьёй профессора оставались только двое – теперь уже его детей судьбы: Лео и Андрей! И обоих можно было бы отнести к категории полулюдей. Родившись на космической станции, Лео мало походила на обычного человека – и внешностью, и всем своим поведением. Андрей был «искусственным человеком»: генокером. Но у мальчишки-генокера никогда не было повода сильно переживать из-за этого: отец воспитал его сам – в лучших традициях бывшего человечества – и относился к нему как к родному сыну.

Сначала Андрей зажёг свечи на столе, затем ещё в трёх подсвечниках на баре. Как только зажглась последняя свеча, свет в комнате из неизвестного источника приглушился вполовину – и только четыре старинных фосфоресцирующих лампы в виде уродливых горгулий по углам столовой добавляли теперь совершенно магическое освещение к общему прозрачно-голубоватому фону столовой.

Все за столом знали, что к мальчишке-генокеру надо относиться на равных, никогда и ничем не подчёркивая различий между ними. Это условие должны были соблюдать все находящиеся в криобункере, включая и новоприбывших: Команду «Альфа». Но сам Андрей прекрасно знал – и кто он, и для чего его изначально создавал профессор: Джон Румаркер никогда этого от него не скрывал.

– Отец! Я сегодня испёк пирог с яблоками – ведь ты разрешил мне из сада плодовой оранжереи сорвать несколько штук.

– Конечно, мой мальчик! Конечно разрешил! С сегодняшнего дня будут сняты запреты на многие вещи… Ты такой у меня молодец, всегда слушаешься своего старого отца.

– Ну да! Не то что я – всегда приношу на твою седую голову только массу новых проблем и очередной сердечный приступ, – весьма недружелюбно прошипела Лео.

– Лео, перестань, пожалуйста… Твоё желание постоянно переступать порог смерти – просто несовместимо уже ни с какой жизнью. Ты же прекрасно знаешь, как я тебя люблю! А ты всегда ссоришься с Андреем и обижаешь его совершенно ни за что: то специально опрокинешь на него горячий кофе, то порежешь его комбинезон, а то ещё что похуже – отрубишь своим тесаком мясника все пальцы на его руке.

– Но это так весело! Смотреть, как он удивляется всякий раз, когда я подкладываю ему очередную свинью… Умора и только! Он всегда поражается, как в первый раз.

Лео весело-хрипло рассмеялась и поймала осуждающий взгляд своего соседа Зулу.

– Но это же так уморительно! Всё равно он самовосстанавливается – что ему, если я немного подшучу над ним?.. ведь так скучно жить!.. и так скучно умирать – заново, всякий раз…

– Однажды мне не удастся воскресить тебя – не так-то легко вытаскивать «чистых» людей с того света! Вот девчонки знают.

– Просто её некому как следует выпороть!

– Вот ещё!! – Лео вперилась в Танго гневным взглядом.

Профессор сердито стукнул ложкой по столу:

– Лео, это всё смертельно опасные игры! А у смерти нет оправданий!

– Подумаешь… Смерть не спешит по мою душу! Что мне от её оправданий?

– Это потому что ты со смертью всё время в пятнашки играешь, а она играется с тобой, как ты с Андреем.

– Ну и что?! Чего мне терять? Все мои друзья-пацаны погибли давно… тысячу лет назад… Новых? Новых не бывает! А в старых друзьях остался только один верный напарник: Ангел Смерти.

– Теперь у тебя есть новые друзья, Лео!

– Друзей новых не бывает, не бывает! Есть – одни! И на всю жизнь, до самого конца…

Гэбриэл поднялся и вышел из-за стола.

– А я так думаю, что друзья – это те, кто идут с тобой рядом плечом к плечу и помнят тех, кого они похоронили и потеряли в той последней битве, из которой всегда возвращаются не все. И потому вовсе не стоит выкидывать на помойку тех, кого, возможно, прислали тебе на помощь именно твои настоящие друзья – те, кто не вернулись однажды домой: они не умерли – потому что мы их помним. И они продолжают заботиться о нас, живых, посылая нам своих преемников, с которыми они отправляют нам и частицу своей души… Сегодня этот день собрал нас всех вместе не просто так: в этом заложен большой смысл, который нам всем ещё только предстоит постичь и осознать до конца. На это, безусловно, уйдёт какое-то время, но придёт тот день, когда мы сможем с надеждой и полным доверием посмотреть в глаза своего боевого напарника и сказать ему: ты – мой настоящий друг, навсегда и до самой смерти… Мы знаем, что это такое, когда погибают твои друзья, когда они погибают на твоих руках. Мы многих друзей потеряли во Вьетнаме. Но были те, кто погиб и в мирное время. Нас оставила одна из наших близких друзей журналистка Сью Шаррон – наша верная соратница по борьбе за справедливость и наше собственное выживание. Джон сообщил мне, что Сью погибла в автокатастрофе спустя месяц после нашего последнего пожизненного приговора: она пыталась уже в одиночку бороться за справедливость, выступив против полковника Бэккварда и всей военной машины Америки… и проиграла эту войну против системы – потому что осталась одна. Но это не значит, что она умерла в наших сердцах: часть её души навсегда с нами, как и наша с ней. Нет с нами и других, кто должен был быть сегодня рядом, многих нет… А утраты, – полковник положил руку на плечо Лео, – утраты, сержант, это только часть нашей жизни, часть каждого из нас. И только от нас самих зависит, станут ли эти утраты потерями навсегда, или мы найдём в себе достаточно мудрости, чтобы черпать духовные силы из наших утрат, – ведь память и есть человек. Пока помним мы – всегда останутся те, кто будут помнить нас.