Цитаты из книги «Подвиг», страница 2
...вполне сытый чемодан...
---
...солнечной раной открылась дверь...
---
...среди цветущих реклам...
---
...быстрый бег письма...
---
...морозный металл ужалил пальцы...
Сызмала мать учила его, что выражать вслух на людях глубокое переживание, которое тотчас на вольном воздухе выветривается, линяет и странным образом делается схожим с подобным переживанием другого, - не только вульгарно, но и грех против чувства.
Сызмала мать учила его, что выражать вслух на людях глубокое переживание, которое тотчас на вольном воздухе выветривается, линяет и странным образом делается схожим с подобным же переживанием другого, - не только вульгарно, но и грех против чувства. Она не терпела надгробных лент с серебряными посвящениями "Юному Герою" или "Нашей Незабвенной Дочурке" и порицала тех чинных, но чувствительных людей, которые, потеряв близкого, считают возможным публично исходить слезами, однако в другое время, в день удач, распираемые счастьем, никогда не позволят себе расхохотаться в лицо прохожим
«Кажется, забусило», — проговорил Мартын, вытянув руку. «Вы бы еще сказали "пан Дождинский" или "князь Ливень"», — заметила Соня и на ходу переменила шаг, чтоб идти в ногу с матерью.
Да и не все ли равно, откуда приходит нежный толчок, от которого трогается и катится душа, обреченная после сего никогда не прекращать движения.
Это было как раз в тот год, когда убили в сарае австрийского герцога, - Мартын очень живо представил себе этот сарай, с хомутами по стене, и герцога в шляпе с плюмажем, отражающего шпагой человек пять заговорщиков в черных плащах, и огорчился, когда выяснилась ошибка.
...и Мартын, вспоминая, подмечал некую особенность своей жизни: свойство мечты незаметно оседать и переходить в действительность, как прежде она переходила в сон.
После ванны, как бы дурно он ни спал, Мартын проникался благодатной бодростью. В такие минуты мысль о смерти, о том, что когда-нибудь - и, может быть, - как знать? - скоро, - придется сдаться и проделать то, что проделали биллионы, триллионы людей, эта мысль о неминуемой, общедоступнйо смерти едва волновала его, и только постепенно к вечеру она входила в силу и к ночи раздувалась иногда до чудовищных размеров. Мартыну казалось, что в обычае казнить на рассвете есть миосердие: дай Бог, чтобы это случилось утром, когда человек владеет собой, - покашливает, улыбается и вот - стал и раскинул руки.
Он подумал: где еще в жизни будет так — как тогда, как сейчас — смотреть на ночное небо, — на какой пристани, на какой станции, на каких площадях? Чувство богатого одиночества, которое он часто испытывал среди толпы, блаженное чувство, когда себе говоришь: вот, никто из этих людей, занятых своим делом, не знает, кто я, откуда, о чем сейчас думаю, — это чувство было необходимо для полного счастья [...]
...ему казалось, что лучшего времени, чем то, в которое он живет, прямо себе не представишь. Такого блеска, такой отваги, таких замыслов не было ни у одной эпохи.
