Читать книгу: «Презрел и трон, и плаху. А. С. Пушкин»
© Владимир Леонов, 2019
ISBN 978-5-4496-1837-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Данная книга – это эссе, обостренный взгляд современника на родональника русской словесности, для воплощения которого приходится глубоко изучать и пропускать через призму своего жизненного опыта множество фактов из биографии Пушкина. Это кропотливая и осмысленная работа, прочтение которой заставляет мыслящего человека задуматься о серьезных вещах- «В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость»:.
Пора и мне..пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свидание;
Запомните же поэта предсказанье:
Промчится год, и с нами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к нам»…»
Единая линия судьбы великих землян России, «литературных гигантов» на ладони истории русской словесности (Пушкин. Лермонтов. Гоголь).
Литературность. Красота. Бессмертие. Божественность. Литературное бессмертие противостоит земной кончине…
Поэзия, неопределимая до конца, как сама Жизнь…
Трагическое переплетение личных судеб, русской государственности и империи, сожительство поневоле, трон Величин, венчанный знаками Истории. Некая общность, которая по странности бытия проявилась в жизни великих мастеров слова и росссийской империи: «Когда я вскоре умирать буду, то никто не придет ко мне, кроме Черного гостя…»
В России писатели были всегда сродни духовникам – они исповедовали и принимали на себя грехи всей нации:»
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа».
Великий мирянин России, ее поэтический пророк, вечно присутствующий в нашей жизни: « Святая Русь мне становится не в терпеж… что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться… но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой Бог ее дал» – Пушкин.
Нет России без ее великих патриотов. Нет России без ее великих властителей дум. То и другое вместе – явление русского духа. Имя которого – Пушкин. Сродни духовному началу – Национальной идее: «Мое имя принадлежит России».
«Благославляя колеи
И рвы Отеческой земли»
Язык Пушкина поражает читателя счастливой смелостью. Он – адвокат внутреннего мира, находящегося в глубине человека. Он – против Золотого тельца, которого признают за бога. Категорически настаивающий, что Россия есть самостоятельный и жизнестойкий организм. Разрывающий пелену гнусно – извращенных порождений о исторической немощи России. Истинный защитник России.
Властитель ее дум и духа. Милость к падшим призывавший- В каждом разбойнике чтил распятого в безднах Бога. Верил в человека. Не верь князю тьмы. Толпу не уважал.
Суровый обличитель лжи и несправедливости.
В кантовском моральном императиве – вся сущность Пушкина, все содержание и вся форма: « Звездное небо над головой и моральный закон внутри нас».
Его всегда волновали Русская Земля и Русский Человек. «Страшные загадки русской души…» И воспринимал и вмещал в своем сознании далекую древность и современность России, все поведение и умонастроение Великого народа: « Ведь он русский: стало быть, ему все под силу, все возможно!». Впоследствии А. Ахматова словно обратится к А. С. Пушкину – «Иди один и исцеляй слепых…»
Тосканский литератор маркиз Чезаре Боччела (современник Пушкина) писал: «…Пушкин был общепризнанным гением, одним из немногих поэтов, которые оказывали столь мощное воздействие на массу своих современников, что они могли еще при жизни получить в награду их самое восторженное восхищение; его смерть была оплакана как подлинно национальное бедствие и оставила невосполнимую пустоту в русской литературе».
Другой европеец через 150 лет после гибели Пушкина дал блистательный свод Величия русского поэта: « С ним русская литература вошла в мир, как сама Россия вошла с императрицей Екатериной Второй в число великих держав. То европейское сияние, которое, как и русское, исходит от Пушкина, было спроецировано, как лазером. в Европу, от Гоголя до Достоевского, и перед этим новым источником света Европа не могла устоять».
А через 200 лет после рождения Пушкина официальный орган Ватикана газета «Оссерватер Романо» поместила обстоятельная статью с броским заголовком: «Лирический поэт русской души».
Он воспринимал жизнь как невольное сожительство Веры и Знания, дуалистическим сбором всеядных Иерусалима и Афин, а потому наполнял емкость жизни страстью, драмой и трагедией:
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения Ума Священного открою.
Я дело стану петь, несведомое прежним!
Ходить превыше звезд влечет меня охота
И облаком нестись, презрев земную низкость.
Он переносил на свои страницы куски этого ристалища, как их преподносила жизнь, ничего не смазывая, не причесывая и не сглаживая. Не стесняясь, тут же на страницах, плакал и восхищался, бичевал и весело хохотал, любил и негодовал, клялся и отрекался:
…я еще
Был молод – но уже судьба и страсти
Меня борьбой неравной истомили…
И бурные кипели в сердце чувства
И ненависть и грезы мести бледной.
То поляна, вся в цветах и солнце, и вдруг лунный свет сгустился и вместо росы упал на траву и листья… и «тень лесов Тригорских»:
…Вздыхать о милой старине
И сельской музе в тишине
Душой беспечной предаваться…
…Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом,
В лугах, у речки, под холомом,
В саду, под сенью лип домашней.
И выражал это в произведениях – потрясениях, книгах – пробуждениях, книгах пророческих: «талантом, знаньем и умом» давал примеры обществу, «служил его пользе», побеждая душевные скорби и муки, побеждая раздираемые его сомнения:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
И трепетал, и осуждал и обличал, но пером водило главное – желание трезво взглянуть на народ и Россию, бесстрашно разобраться в запутанности народной жизни, в невероятной сложности характеров и мировосприятия миллионов.
«Вращается весь мир вкруг человека»
И одновременно нес светлую стихию веры в нетленную мощь русского уклада и русского характера, связывал свой диагноз исцеления страны с надеждой на ее гальванический прорыв, чтобы не допустить высыхания мозгов до размеров в горошину, а примитивное, пресное и безразличное не залило темным чернилом душу. Делом всей его жизни стала битва на душевном поле русского человека, где языческое чистое начало покрывалость роковыми трещинами и язвами нового века, помутненного аспидными разрушительными парами клятвоотступничества, оборотничества, алчности.
«…На святой Руси не было, нет и не будет ренегатов, то есть этаких выходцев, бродяг, пройдох, этих расстриг и патриотических предателей…»
В. Белинский
Эссе призвано производить впечатление… Автор исходного материала не скрывает, что она старалась и сама почувствовать Колумба русской литературы, «неприглаженного и непримазанного» Пушкина, переболеть глубиной его мысли, литературной дерзостью, роскошью поэтических образов, полнотой жизни, бьющей из него увлекательным фонтаном; и также вызвать у читателя искреннее желание снова коснуться красивых и глубоких текстов русской классики.
«До капли наслажденье пей, / Живи беспечен, равнодушен! / Мгновенью жизни будь послушен, / Будь молод в юности твоей!»
Пушкин нужен нам и дорог, как и Россия, где бы русский человек ни жил – в России или за ее пределами. Никто не знает своей судьбы, как и не знал великий поэт. Главное – надо знать и помнить, что мы – православные, что Россия – великая страна, коль бог ей посылает таких поэтов: «Восстань, Пророк, и виждь, и внемли, / Исполнись волею Моей, / И обходя моря и земли, / Глаголом жги сердца людей!».
Пушкин и потому классик, что он во все времена современен и актуален.
Русская стихия мощно зарокотала в слове Пушкина. И великая тайна его творчества приоткрывается, лишь тогда, когда понимаешь, что творчество это было соприкосновением с Солнцем, Небом, Творцом.
Если бы сегодня мы говорили языком Пушкина, это была бы другая страна, без оболванивания иноземной интервенцией: «таргетирований», «аутсорсинга», «рекрутинга», «банкинга», «дайвинга», «яхтинга», «шопинга», «лифтинга»…
На каждом новом историческом этапе подтверждаются слова, сказанные И. А. Гончаровым: «…Пушкин – отец, родоначальник русского искусства, как Ломоносов – отец науки в России. В Пушкине кроются все семена и зачатки, из которых развились потом все роды и виды искусства во всех наших художниках».
Пушкинская широта в познании и изображении действительности, идейно-философская глубина, историзм и вместе с тем острое чувство современности, живой интерес к народным движениям, проникновенное внимание к «простым людям» – всё это оказало могучее воздействие на писателей и художников разных поколений: Н. В. Гоголь и М. Ю. Лермонтов, Н. А. Некрасов и М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, А. П. Чехов и М. Горький…
Переводя сюжеты и мотивы Пушкина на язык музыки, создавали свои произведения М. И. Глинка, П. И. Чайковский, А. С. Даргомыжский, М. П. Мусоргский, Н. А. Римский-Корсаков, А. К. Глазунов, С. В. Рахманинов, С, С. Прокофьев, Р. М. Глиэр, Б. В. Асафьев, Д. Д. Шостакович. С именем Пушкина связали своё творчество художники О. А. Кипренский, В. А. Тропинин, К. П. Брюллов, И. Е. Репин, В. А. Серов, М. В. Нестеров, В. Г. Перов, В. И. Суриков, А. Н. Бенуа, В. А. Фаворский. Пушкинская драматургия способствовала совершенствованию реалистического мастерства актёров и развитию сценического искусства.
История общественно-литературной борьбы, связанной с именем Пушкина, критическая интерпретация и исследование его творчества, охватывающие почти 150 лет, породили целую отрасль литературной науки. Советские текстологи-пушкиноведы освободили тексты Пушкина от цензурных и редакторских искажений, ввели в научный оборот многие неизвестные ранее тексты. Эта работа получила выражение в 17-томном академическом издании сочинений Пушкина и в многочисленных позднейших изданиях
Популяризации пушкинского наследия способствуют Всесоюзный Пушкинский музей в Ленинграде, Музей А. С. Пушкина в Москве, Пушкинские музеи и Михайловском, Болдине, Кишинёве и др.
Книги рассчитана на широкую читательскую аудиторию, истинных ценителей живого русского языка, русской литературы:
Блажен, кто Знает
Сладострастье
Высоких мыслей и стихов.
На взгляд автора, Пушкин подсознательно адресовал нам, соверменникам, следующее послание:
«Живите всегда влюбленными в возвышенное, страстное и недоступное вам. И чтобы этот приворот оказался стойким, откажитесь воспевать сладость трясин, дебрей и болотц, прельщаться этой гламурной славой; обращайтесь к разуму, а не свахам – чтобы довести бриллиант до алмаза, усилий надо больше, чем таланта и наследственности.
Не смейте умалять своих заслуг! Не превращайте себя в гражданина Геенны, отбывающего пожизненное наказание, а жизнь не называйте печкой – местом вечных мук.
Носите в себе ум первого, а не последнего разбора; не кряхтите под тяжестью жизненных полениц и не обременяйте богов стенаниями и бабскими всхлипами. Лучше быть подстрелянной птицей, которая хочет подняться, но не может, чем мечтателем на костылях Уныния – так называемое явление плода ума лукавого.
С костылем времени уйдешь дальше, чем с окованной палицей Геркулеса. Сам Бог карает не дубиной, а кручиной».
***
«Сидя под палящим солнцем, мальчик наблюдал, как молодой человек сосредоточенно откалывал куски от большой скальной глыбы.
– Почему ты делаешь это?
– Потому что внутри спрятан ангел, и он хочет выйти наружу», – ответил Микеланджело»
Жизнь – трудный путь. За свои короткие годы я ходила разными дорогами. На каких-то меня встречали ветра, дующие в лицо. Какие-то были ровными и прямыми. Многие – темными и опасными. Однажды пробудился и понял, что уже много лет пробираюсь по узкой тропе, ведущей в никуда.
Я хотела совершать за день столько дел, сколько большинство людей не успевают сделать и за год. А потом – еще столько же. И освободить время для самых важных в жизни вещей.
Обычно наша жизнь – погоня за комфортом, материальным и эмоциональным. И в этом нет ничего плохого. Если мы не упускаем главное – заботу высшего порядка. Что мы хотим от нашей жизни? Это принципиальный вопрос. Мы здесь, в настоящем. Но зачем мы здесь? Что представляет собой каждый из нас как индивидуум? Что мы хотим сделать с нашей жизнью?
Нам всем это знакомо. И как же среди нас много тех, кто не может сойти с ложного пути, не говоря уж о том, чтобы отыскать новую дорогу, где можно найти смысл жизни, а значит, свое счастье, волю и долю.
Христианский мыслитель эпохи Возрождения писал: «В каждой душе живет тяготение к счастью и к смыслу».
Когда я была подростком, я хотела быть счастливым. И не просто счастливой, а быть в числе самых счастливых людей на свете. Но и этого мне казалось мало – еще я хотела, чтобы моя жизнь была осмысленна. Я испытывала себя вопросами: «Зачем я родилась? С какой целью Творец послал меня на землю? Зачем я живу, что я должна делать, и за что я умру? Какой уголок на земле я занимаю, и что я значу?»
Кроме этого, я хотела быть свободной. И не просто свободной, а быть одном из самых свободных людей на свете. Свобода означала для меня «способность делать то, что ты считаешь необходимым».
С возрастом я стала понимать, что многие знают о необходимости и полезности, но у них нет силы воли, чтобы это делать. Они просто живут в оковах – «рабы, прикованные к тачке».
Я искала ответы на все эти вопросы, спустя время поняла, что мое так называемое «счастье» ничем не отличалось от «счастья» любого другого: оно такое, чтобы «примкнуть, подчиниться и наесться». Оно полностью зависело от обстоятельств. Пока все шло гладко, я была счастлив, а когда дела шли в разнос, у меня на душе становилось мучительно безысходно. Вот такой сложился порочный круг.
Я была, как лодка в море, которая попала в волны – обстоятельства. Видимо, именно на такой случай в Библии есть слово, очень подходящее для описания такой жизни: ад.
Я не знала тогда еще, что жизнь – это не высокие горы, за жизнью надо нагнуться.
Я не знала никого, кто бы жил по – другому; я не знала никого, кто мог бы научить меня жить по – другому; я не знала никого, кто мог бы дать мне силы изменить жизнь. Все вокруг только говорили мне, что я должна делать, но никто не мог дать мне силы, чтобы это делать. Я начала испытывать постоянную неудовлетворенность, скрытый заглушенный стон: человек, который мечется в поисках смысла и применения своих недюжинных сил.
Я была искренен в своих попытках найти значение, истину, смысл и, конечно, чувствовать себя счастливым.
Иногда мне хотелось стать камнем- казалось, легче быть камнем, чем человеком. Легче согреть камень, чем разбудить сердце человека. Камни остаются камнями, что бы с ними ни произошло, а вот люди могут потерять свое человеческое начало, их сердца могут закаменеть… Самый холодный камень может быть согрет солнцем, и, если к нему прикоснуться, он отдаст свое тепло.
А вот сердце человека замерзает до такой степени, что вернуть ему былое тепло не в состоянии даже самое жаркое солнце и, чтобы отогреть его, надо иметь огромное терпение, потому, что иногда на это уходит вся жизнь. Это явление Достоевский одозначил, как умиление своей мерзостью…
Судьба и творчество Пушкина волнорезом вошли в мое обветшалое и пресное сознание, что наша жизнь – это море, по которому мы должны идти бесстрашно, как по земле, и осознавать, что все в жизни происходит по необходимости, через борьбу и преодоление; проводить день без тревоги, трусости и притворства; а для этого быть теми, кто помнит и знает, о чем помнить, чему молиться и не «собирать себе сокровищ на земле».
И еще я поняла, Пушкин мне это исподволь подсказал – как сложится судьба, никто не знает… Но жить надо свободно и не бояться перемен. Когда Бог что – то забирает, не упусти того, что он даёт взамен… Как говорил мизантроп, любитель свободы и холостяк Шопенгауэр: «Сделать человека счастливым не входило в планы Творца».
Словом, быть в жизни похожим на светлячка, который светит только в полете и не зависит от милости цветов. И помнить о словах Экзюпери, что все мы – дети одного корабля, уносимого течением времени.
Все, что нужно, – это делать шаги с той самой закваской из философской и поэтической ноты Пушкина, с емким определением «Жизнь задыхается без жажды жить». Из далекого и теперь уже недосягаемого для меня времени я слышу слова из этой пушкинской ноты:
– Вы пришли в этот мир не для того, чтобы быть неудачником. В вас течет кровь победителя, а не жертвы. Прометея, а не Терсита. Вы пришли для мысли и деяния, чтобы совершить «Подвиг, стяжавший в потомках больше славы, чем веры».
Вы не овца, терпеливо ожидающая кнута пастуха. Откажитесь ходить в овечьей отаре, стоять в хлеву и быть мясом для бойни. Откажитесь слушать стоны и жалобы. Станьте Панургом, под флейту которого пляшет и слабый и сильный мира сего.
Зачем Вам плясать под чужую дудку, лучше танцевать под собственную музыку!
Выбор только за Вами, чтобы земная жизнь была как амброзия – напиток бессмертных богов. И была названа: «Прекрасное и яркое создание»
Вам дана природой одна великая способность – творить жизнь по собственному вкусу и желанию, исполненную счастья, радости, достатка и любви. Помните: «Самое худшее безумие – видеть жизнь только такой, какова она есть, не замечая того, какой она может быть».
Наполняйте жизнью свои годы, а не прибавляйте их к своей жизни: по количеству прожитых лет никто вам не скажет, что вы прожили достойно: «Завтра, завтра, всегда завтра – так проходят годы».
Мыслите для собственного удовольствия! Поступайте для собственного удовольствия. Если вы пытаетесь доставить удовольствие каждому, это разрушение вашей целостности: «И будет судить не по взгляду очей своих, и не послуху ушей своих будет решать дела» – Библ. Ветхий Завет.
Каждый создает то, что он из себя представляет – либо Вы искра Гефестова огня, прометеевская гордость и дерзость либо Печальник и Тосковальник.
В жизни всегда нужно что – нибудь любить, что – нибудь делать, на что – нибудь надеяться. Жизнь бездельников не терпить, даже Земля – и та вращается!…
«И что ж? вссегда смешным останется смешное;
Невежду пестует невежество слепое» («К Жуковскому», 1816)
***
Еще в детстве, мальчиком проживая в крохотном селении у опушки леса, я представляла свою родину Россию как большую сказочную страну, которую населяют мужественные герои – трепетным детским сердцем ощущал все это могущество, богатство и счастье, а красота учился ценить и понимать любовь.
Правда, говорить о любви к родине у нас в деревне было не принято – она была такой же естественной и незаметной, как воздух, которым дышишь. Как свет, который видишь. Без них просто нельзя жить, вот и все.
В каждом доме затерянного поселочка держали собак и топили печки, вокруг которой, завершив дневные хлопоты, собирались все домашние, чтобы поговорить «за жизнь». Долгими зимними вечерами, усевшись за большим столом, наши добродушные родные вели нескончаемые беседы, обсуждая свои взрослые дела, а мы, озорная детвора, прижавшись к жарко натопленной печи, под треск горящих полен слушали бабушкины сказки. Тепло было в деревенской избе с ее незамысловатым бытом, которое и не замечалось из -за поселившихся в ней навсегда искренности, счастья и смеха.
Шумел на улице пронизывающий ледяной ветер: то ровно гудел в печной трубе, а то вдруг завывал, как голодный волк, или внезапно стихал в снежной пыли, словно окутанный нежной ленью. И казалось нам, что там, в снежной круговерти, злодействуют и дерутся между собой черти и ведьмы, а Баба- яга в ступе с метлой летает над крышами деревенских домов. А тут и бабушка, хитро посмотрев на нас и точно угадав душевное смятение маленьких сердец в ожидании чуда, певучим и мягким голосом начинала нараспев с доброй мечтательной улыбкой:
«Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя».
Мелодичные стихи, легкие и напевные, меняли ритм наших сердец, вызывая в них бурю эмоций и чувств. Мы замирали, очарованные музыкой слов, а бабушка нежно гладила нас по головкам и многозначительно вздыхала: «Пушкин… Это Пушкин!» А мы просили еще и еще… Пушкинские строки завораживали, покоряли нас простотой и искренностью чувств, они были такими теплыми, одухотворенными и живыми, словно сама жизнь.
«Там, на неведомых дорожках,
Следы невиданных зверей»,
– вслед за бабушкой повторяли мы вслух волшебные слова, которые проникали в самые потаенные уголки детской души. И виделись мне незаметные следы этих таинственных зверей, подобные которым я нередко обнаруживал поутру на белом снегу за домом. Усеянное ими снежное поле выглядело таким нарядно разрисованным, что невозможно было оторвать взгляд от этой необыкновенной красоты – будто кисть художника прошлась по холсту!
Чарующие строки ложились на душу и запоминались сами по себе, внося в детские сердца радостное восприятие жизни и придавая ей волшебство и загадочность:
«…кот ученый
Свои мне сказки говорил.
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит».
Светлый Пушкин! Дивный Пушкин!
«…его можно узнать из тысячи!!»
«Надо мной в лазури ясной
Светит звездочка одна,
Справа – запад темно -красный,
Слева – бледная луна…» —
и я сразу видела въяв этот закатный зимний пейзаж: и звездочку, и луну, и красный горизонт… Пушкин вел наши детские ощущения по проселкам и дорогам древней Руси, открывая для нас ее тайны и таинства.
От этой ворожбы, многообразия и яркости пушкинских образов, непрестанно и кругообразно плывущих и меняющихся, подобно ранним туманам и облакам, невольно возникал облик заповедной России с дремучими лесами у лукоморья и волшебным мощным духом.
А здесь еще пробегающий временами над крышей дома ветер напоминал своим шелестом о тех далеких волшебных временах…
Словно прекрасный и юный бог сна Гипнос, неслышно летит Пушкин на своих крыльях с поэтическим жезлом в руках и льет из рога чарующий лирический напиток. Нежно касается Гипнос, воплощенный в Пушкине, своим чудесным словесным жезлом детской души, и она наполняется карамельной сладостью, расцветает как молодой тюльпан, ярко и красочно.
Я опушу веки, закрою глаза и увижу. Это словно в ночь зажигается фонарь. И вижу круглые заснеженные горы, густые оливковые рощи, стада кудрявых овец у подножий гор.
Трогательный Пушким! Чародей вольнодумный и знаток тайн!
За ночь вровень с домом вырастала целая снежная гора. Утром на санках летишь с нее вниз – дух захватывает. Папа сделал мне из неотесанных талин лыжи, и я каталась на них с горки дотемна, пока не доносился со двора зов обеспокоенной мамы. Стихотворные строчки всплывают сами по себе, можно было не только произносить нараспев, но и петь -каждое пушкинское стихотворение подсказывало мотив и мелодию.
И я мечтала, и тихо пела, и все у меня внутри сладко томилось под звучание строк, вышивая на детской душе это нехитрое слово «любовь»:
«Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла».
А вот и замерзшее декабрьское солнце осторожно поднялось и удивлено и ласково оглядело землю, покрытую нетронутым мягким снегом. Прозрачное морозное утро исподволь наполнялось светилом и чистотой искрящегося под его лучами снега:
«Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
блестя на солнце, снег лежит».
Все вокруг кажется волшебным и удивительно прекрасным, белым и чистым: и легкие узорчатые снежинки, летящие на землю для тепла и красоты, и пушистый снег, нежно укрывающий задумчивые ветки деревьев, и колючий иней, причудливой мозаикой украсивший замерзшие оконные стекла.
Все -таки природа – это мир сказки!
Я просыпаюсь с ощущением радости, потому что это так светло и ликующе воскликнул во мне Пушкин: «Мороз и солнце, день чудесный!», и подарил мне с этим напевным стихом изумительный образ:
«Еще ты дремлешь, друг прелестный…»
И я весь день ношу в себе этот восторг и восхищение жизни.
Вот таким солнечно-волшебным вошел в мое детство Пушкин да так и остался в нем навсегда единственным и неповторимым, не имеющим себе равных, потому что «…из тысячи фигурок, даже одна на другую поставленных, не сделаешь Пушкина».
Через Пушкина я чувствовал и русскую землю, и небо, под которым родилась и жила. Он возвращался из своего отсутствия, живой и видимый, всматривался в меня своими всепонимающими голубыми глазами и говорил открыто:
«Соберитесь иногда читать мой свиток верный…
А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью…»
Как я сокрушался, что не была современником Пушкина! Уж точно, не дала бы убить его на дуэли – грудь бы свою подставила, но не дала. Убийца Дантес был для меня самым отвратительным человеком на земле.
А когда я повзрослел, прочитал то, что я чувствовал в детстве, но высказать так точно, красочно и увлекательно не мог: «…мне нравилось, что уходим мы или приходим, а он – всегда стоит. Под снегом, под летящими листьями, в заре, в синеве, в мутном молоке зимы – всегда стоит.
Наших богов иногда, хоть редко, но переставляли. Наших богов, под Рождество и под Пасху, тряпкой обмахивали. Этого же мыли дожди и сушили ветра. Этот – всегда стоял» (Марина Цветаева)…
Вот такой в моем детском сердце жила волшебная страна… Россия – Родина среди нежных берез, утопающая в ветках черемухи.
В долгие зимние вечера мудрые и неторопливые старики вспоминали войны, которая вела Россия, чтобы оставаться свободной и независимой. А бабушки на старомодный манер с благоговением рассказывали нам, внукам, какая она сильная и бесстрашная – эта страна с названием Россия, самая главная в мире и такая большая, что нет ей конца и края. И все это завоевали для нас наши предки, смелые и мужественные.
А затем следовали дивные истории и чудесные сказки, в которых русские богатыри всегда побеждали своих врагов, а русских никто и никогда не мог одолеть, ибо не случалось еще такого, чтобы покорилась кому-то земля русская. И каждое слово наполняло нас священным трепетом и гордостью за наш великий народ… видела я в своем воображении князя Олега, победителя греков, как он прибивает щит победителя к цареградским воротам, а рядом с ним его храбрая дружина, и до меня доносился голос этого великого русского героя: «Кто более и славнее меня в свете?»
Потрескивали поленья в печи, тепло и уютно в доме. Здесь незримо присутствовала мудрость, а в наших душах – щемящая нежность и безграничное чувство родины с простотой Пушкина, идеалами Лермонтова, смехом Гоголя, верой Достоевского и мудростью Толстого. Притихшие от волнения, мы впитывали в себя эту негромкую и чистую любовь, – «скрытую теплоту патриотизма» – и грезили подвигами во славу своего отечества.
Вот так я, мальчиком, представлял себе Россию – огромный край, находящийся в самом центре земли, свободный и могучий, где даже войны и бедствия не могли убить доброту и мудрость, где поселилось счастье и славился так нужный на земле труд.
Бесплатный фрагмент закончился.