Читать книгу: «Выбор ваш. Подборка стихов», страница 2

Эпигоны

 
Я как Хвостов наоборот —
Поэт, не верящий в талант,
Пишу, пишу из года в год,
Видать, как он, я графоман.
 
 
Быть может, я Хвостов и есть,
Родившись заново, в наш век,
Но потерявший титул, спесь,
Обычный скромный человек.
 
 
Таких Хвостовых нынче тьма:
Сложил две строчки и – поэт.
Всё пишет, пишет от ума,
Талант ли есть, его ли нет.
 
 
Но пару слов скажу в защиту:
На графоманах вырос гений,
И пишет счастливый и сытый
Лишь ради славы, а не денег.
 
 
А кто рожден с душой больною,
Тот не писать не может тоже,
Как страсти с чувствами заноют,
Он за перо, и пишет с дрожью.
 
 
И гражданин патриотичный,
И диссидент в каком-то роде,
Он поневоле поэтичный,
Душой печется о народе.
 
 
Средь них немало эпигонов,
Строка горит священным гневом,
Борца примерить бы корону,
А сам не «правый» и не «левый».
 
 
Центрист, нейтральный – не поэт:
Искусства ради; жертва музы;
Глядит душой на мир в лорнет,
Где лишь базальт, он видит друзу.
 
 
А мне ли собственно решать,
Кто графоман, а кто не очень:
Помимо воли, как душа
Петь поэтически захочет…
 

Философский трактат

 
Да, философские трактаты
При взгляде беглом чушь сплошная.
О ком молва – ума палата,
И он порой не понимает,
 
 
Иль автор в тайны посвящен,
Иль гений явно сумасшедший,
Играя терминами он,
Мир строит так, что нам не легче
 
 
Понять, блестящие идеи
Свершают умственный прорыв
За грань известного, я смею
Сказать, о, чушь, трактат закрыв,
 
 
И в ящик долгий книгу кинет.
А через год вернется к чтенью,
Увидит ясно в той картине
Глубокий смыл, с недоуменьем,
 
 
Что раньше мог не понимать,
Философ прав на сто процентов,
И фразы выпишет в тетрадь,
Чтоб применять как аргументы
 
 
В застольном споре под бокал,
Подать как плод воображенья,
Мол, долго ум свой напрягал,
И не заметить искаженье
 
 
Самой основы смысла сути,
Как лишь заимствовал в трактате,
И ум грызет и совесть мутит,
Он выдаст автора ни кстати.
 

Случайно

 
Случайно ли, но мы в один автобус
Билеты взяли, как бы сговорясь,
О пустяках беседуя, мы радовались оба,
Что случай лишь усиливает страсть.
 
 
До Города добравшись из поселка,
Мы не спешили разлучиться у вокзала,
Смеялась ты, глаза сужая в щелки,
На шутки плоские, как будто обещала
 
 
И этот день запомнить хорошенько,
По Городу прогулку часовую,
И запивая газировкою печеньки,
Платочком губы промокала к поцелую.
 
 
Но отчего-то я с тобою был несмелым,
Чтоб сделать шаг, движенье к продолженью,
Порыв души удерживало тело,
И ты, сердясь, молчала с раздраженьем.
 
 
Пока!.. Пока!.. Подали уж составы,
На запад мне, а ей южнее – к папе,
В её глазах упрек, согласен, я неправый:
Случайный шанс, дарованный прошляпил.
 

Прощальный вечер

 
В ресторане «Интурист»
Напоследок собрались.
Водку в сумочках девчата
Пронесли, нам маловато
 
 
Будет то, что заказали,
И украдкой подливали,
Как опять пустел графин.
А подвыпивший грузин,
 
 
Широко сорил деньгами,
Веселился с земляками.
Песню часто и одну
Исполняли лишь ему.
 
 
Тут и мы зашевелились,
Под закуску пропустили
Пару-тройку коньяка.
Опьянел и я слегка,
 
 
Опьянел и осмелел,
И к Татьяне уж подсел,
Что трепался, не понять,
С ней одною танцевать
 
 
Мне хотелось, что вокруг,
Для меня исчезло вдруг…
Но пора и расставаться.
Соберемся ль снова, братцы,
 
 
Как покинем институт?
Все по жизни пропадут,
Разбегутся по стране…
Одиноко нынче мне,
 
 
Вот ушла с подругой Таня,
Подарила мне на память
Этот вечер…. У окна
До утра сидел без сна.
 
 
Ах, шальная голова,
Говоришь не те слова,
Не для сердца утешенье,
Не спасаешь от крушенья…
 

Молчанье болтуна

 
Порой молчанье больше скажет,
Чем наш развязанный язык,
Поймешь другого лучше даже,
Как жить по совести привык.
 
 
На поводу своих эмоций,
Что не хотел, наговоришь,
Просить прощение придется,
Но обвиняешь только лишь.
 
 
Несносен стыд, а виноватым
Быть перед кем-то невтерпеж,
Честь сохранить, пытаясь свято,
Во имя чести же солжешь.
 
 
От бед кого предостеречь
Захочешь, им же будешь руган:
Иль не поймет твою он речь,
Иль её только лишь напуган.
 
 
Молчанье – золото? Вопрос!..
На благо наше говоренье?..
Кто задерет свой мудрый нос,
Тот подвергается гоненью.
 
 
Какая следует мораль?..
Сболтнешь, смолчишь ли невпопад,
И так, и эдак скажут: Враль! —
И той же ложью подтвердят.
 

Как хорошо

 
Как хорошо, что не случилось
Нам подружиться потесней…
Свела нас жизнь, и разлучила,
Чтоб вспоминать до этих дней.
 
 
Как хорошо, что вышла замуж,
И век верна была супругу…
А мне достался образ Дамы,
Для сердца милая подруга.
 
 
Как хорошо, что мы не в ссоре,
И друг от друга не устали…
Не счесть похожих тех историй,
Влюбляясь, только и мечтали.
 
 
Как хорошо, что не узнала,
Какой я есть на самом деле…
Душа несбывшимся питалась,
Чтоб годы днями пролетели.
 
 
Как хорошо, что есть на свете,
О ком так мило вспоминать…
А у детей моих свои уж дети,
По кругу жизнь идет опять…
 

Однолюб

 
Этот мужчина готов подождать:
Любимая станет вдовою.
Десять пройдет или лет двадцать пять,
Неважно, я рядом с тобою.
 
 
Ему говорят: Не губи свою жизнь,
Она тебя явно не любит,
На очень похожей пока что женись,
Так делают многие люди.
 
 
А он говорит, мне забыть не дано
Любовь, я рожден однолюбом.
И преданным буду я ей всё равно,
Шепнули «жди» будто бы губы.
 
 
Чудак ты, друзья говорят напрямик.
Дождешься, как станет старухой.
Лет через тридцать сам станешь старик,
Могила вам будет порукой.
 
 
Пусть так, отвечает, я век холостой,
И сватать меня бесполезно.
Ты, друг, у супруги своей под пятой.
Любовь между вами? Нет! Бездна.
 
 
Если и любит, так деньги твои,
Наряды, веселье, курорты,
Измены и ссоры таи, не таи.
Где дети? Увы, лишь аборты.
 
 
Жестоко меня ты сейчас причесал.
Сор не выносят из дома…
Любовь твоя первая, что, идеал?
Вы шапочно были знакомы.
 
 
Вот почему я такой однолюб,
Пусть тайной останется лучше,
Давно я на женщин затачивал зуб,
Подыскивал только лишь случай.
 
 
И та, что посмела тогда отказать,
Станет моею супругой!..
О, как изощренно смогу наказать!..
А я излечусь от недуга.
 

Молчи, уйди, не обещай

 
Я понял тонкую уловку
Не сразу, позже, через день,
Да это ж рекогносцировка,
Наводка тени на плетень.
 
 
Была и к месту говорливость
Моя, и ласковость её,
Намеки в сдержанных порывах,
Мне душу будто отдаёт.
 
 
Была, коль фальшь, неощутима
В игре на грани естества,
К тому ж наивный я мужчина,
Заметить мог ли что едва.
 
 
Но удивительно другое,
Стесненья будто бы лишен,
Как сам увлекся я игрою,
Мне с нею было хорошо.
 
 
И я глядел в глаза открыто,
Она не прятала свой взгляд,
Но в глубине зрачков защита
Тоской страданий всех утрат.
 
 
Касанье пальцев осторожных
Искали трепетно объятье,
Мол, целовать меня уж можно,
Вязать слова губами хватит…
 
 
Вернул в реальность резкий зуммер:
Ало, я скоро…. Ну, прощай!
И миг желанный сразу умер:
Молчи, уйди, не обещай…
 

Уединенье вместе

 
Мне не понятен собственный мотив
К уединению затворника стремиться,
Я средь людей общеньем с ними жив,
И говор их, приятно видеть лица.
 
 
На полках книги, множество томов,
Я как бы окружен всегда толпой немою,
И чувствую я их невнятный тихий зов:
Заговорят, как том в тот час открою.
 
 
Простой рассказ, печальная ли повесть
В мою судьбу ворвётся со страниц,
Гадаю наперед, фортуна что готовит,
И спорю, и иду с героями на риск…
 
 
А радио включи – живые голоса,
И мнится мне, беседуют со мною;
Средь музыки забыться с полчаса;
Иль вдруг душа мучительно заноет.
 
 
И мира пульс во мне согласно бьется.
Я одинок? Да нет же, я со всеми!..
А уединиться если часом доведется,
Я погружен в себя, не замечая время.
 

Семейный обед

 
Отца я помню, как в тумане,
Пять-шесть найдется эпизода,
Но память детская обманет,
В те дни, вернувшись через годы.
 
 
Веселый, стройный и подвижен,
А может, строгий, даже злой,
В рассказах мамы его вижу,
Во мне, ребенке, он живой.
 
 
Семейный стол полуовальный,
Отец, я слева, справа брат,
Он усадил нас специально —
Учить приличиям ребят.
 
 
Мне ложку левою рукою
Взять неосознанно хотелось,
Отец мне строго: Что такое? —
Бьет подзатыльник то и дело.
 
 
А брат откусит хлеб и долго
Жует его и не глотает,
Отец встряхнет его за холку, —
Не подавись, запей-ка чаем!
 
 
К его приходу дети в чистом
Должны одеты быть и рядом,
И стол накрыт семейный быстро,
После отца все только сядут.
 
 
Жена должна сидеть напротив,
А рядом с мамой дочь Галина;
Кастрюля с супом, с мясом протень;
Отец вино нальет с графина…
 
 
Сам помню ль это пятилетним,
Иль мама позже рассказала,
Как притихали сразу дети —
Отец входил неспешно в зало.
 
 
И те семейные застолья,
И воспитательные меры,
Не мог придумать я, тем более
С годами в память крепнет вера.
 

Приятно помолчать

 
Если нечего сказать,
Если чувства не понятны,
Надо просто помолчать,
А молчать, порой, приятно,
 
 
Необычно, и неплохо.
Говорить, когда не надо
Ни с улыбкой, ни со вздохом.
Почему душа не рада
 
 
Тишине внутри себя?
Неуютно ей как будто,
Мысли чувств не теребят,
Не стараются запутать
 
 
Чувства мысли. Тишина,
Но вблизи, а где-то глубже, —
Ум не видит ясно дна, —
Ветер ярости разбужен,
 
 
И взорвет поверхность вод,
Но когда, не угадаешь,
Страсть безумия придет.
А пока душа пустая,
 
 
Хоть и вольно, но тревожно,
Что в ней варится тайком?
Помолчу, пока что можно,
Душу слушать мне потом.
 

Под корой

 
Старой защитной корой шелушится,
Что под душой мы в понятьях имеем,
Что обитает, сосущее соки, под нею,
Жучков-короедов там рыскает птица,
Кабы до смерти не сгрызли, годится
 
 
Душе этой самой все недруги-други,
Она под корой шелушащей в кольчуге,
Не в панцире, не в скорлупе окаянной,
И не темнице, она под корой слоистой,
То сонная в соке, то рвется неистово,
 
 
И в камбий течет кровоточащей раной,
Чтоб почки на волю рванулись бы жадно,
Кора оживает зеленой одеждой парадной,
Взрывается пеной цветочной дурманной.
Кто знает, за старой что скрыто карой,
 
 
В стареющем древе душа ль молодая,
Даже, которая, пень превращает порою
В куст буйный, и сломы покроет смолою,
Но может и дуб вековой загубить, покидая
Его от тоски в одночасье, какая, кто знает.
 

Печь

 
Засыпная изба, шесть на восемь, и печь,
Типа русской, в середке – громадой.
На морозе продрог, если, можно прилечь
Хоть втроем, и тесниться не надо.
 
 
Палку-конь, оседлав, нарезая круги,
Я скачу и скачу вокруг печки в атаку,
На пути табурет, слышу звон кочерги,
Мне смешно, хоть и хочется плакать:
 
 
На коленке синяк, и заноза в ладонь,
Ну и пусть – я врагов победитель.
Печка дышит теплом, догорает огонь,
И меня, я на ней уже сплю, не ищите…
 

Найди следы

 
Туда мне ехать бесполезно
Следы, затертые искать,
Там в новой жизни я исчезну,
Как лет минуло тридцать пять.
 
 
Не постоять мне на «Орбите»,
Друзей не встретить, где они?
И вы меня там не ищите.
Мы в новой жизни не видны.
 
 
Пень сгнил давно в Зеленой роще,
Где пили водку за успех,
Туда не ехать будет проще,
И без того я помню всех.
 
 
Мой первый курс неповторимый,
Событий в нем не перечесть.
Студгородок проеду мимо,
И увезу с собою весь.
 
 
Сойти, зачем на остановке,
Где мне чужая молодежь,
И не стоять у самой бровки,
Тех дней чудесных не найдешь.
 
 
Сказал и… вышел торопливо,
Боясь на ленту опоздать…
Пусть всё в былом, но я счастливый
С минувшим встретиться опять.
 

Жешарт

 
Печное отопление в пятиэтажных,
в домах кирпичных, и без лифта.
На чердаках веревки бельё сушить
привязаны к стропилам.
«Бомбоубежище» и стрелка-указатель
чернеют крупным шрифтом.
В подвалах тесно: там ящики, клетушки,
Как население углем тогда топилось.
 
 
Раздолье нам, ребятам: подвалы, чердаки
доступны для тусовок в любое время суток.
Там схроны и лежанки, от взрослых тайники.
Там старшие ребята играют в карты будто
по-крупному на деньги, ворованное прячут.
Там место для свиданок, выпивок и драчек.
 
 
А малышне в ту пору, как я сам, дошколятам
казались ужас-сказкой те чердаки, подвалы.
Таинственные тени, страх темноты заклятый
к себе магнитом тянут, какой-то звук, бывало,
В углу раздастся темном, душа уходит в пятки.
Но мы туда стремились, играли даже в прядки.
 
 
А город разрастался среди тайги бескрайней,
вбивали сваи шумно, копали котлованы…
За Вычегду за зверем ушли лесные тайны,
Как здесь от новостроек в земле зияли раны.
У старого завода большой завод фанерный
Заложен еще в зиму, как основной, наверное.
 
 
Бараки, частный сектор, дома из бруса всюду
В два этажа, с полсотни, где мы когда-то жили.
Тех мест из детства разве когда-нибудь забуду,
и школу, и конюшню, церквей старинных шпили.
Аэродром, за лесом поле, куда толпой бежали
Смотреть мы, ребятишки, как самолет сажали.
 
 
Клуб, склады, водокачка, через мосток и школа.
За ней завод фанерный, гараж, забор, сторожка…
Как далеко те годы, места, где был я молод…
Вот вспомнил ненароком, и погрустил немножко.
 

Детали

 
В полуподвальном складе с маленьким окошком
Сжигаю день за днем, не водкой лишь разбитый:
Развал семьи, за курс «хвосты» царапаются кошкой.
«Как духом бы воспрянуть, ответ себе найти ты».
Эй, Вольдемар, привет! Уснул, грызя наук граниты?
 
 
Я думаю, в три дня как сдать работу по деталям,
Еще зачетов пять иль шесть, экзамен по спецкурсу,
Я как павлин хвостатый… По круче мы видали
Хвостатых средь студентов, не разводи турусы,
Я помогу, поверь мне, изящно и со вкусом!..
 
 
(Майор Можжухин учился параллельно на вечернем,
И тактику, на кафедре военной, он преподавал,
По службе, где по дружбе доцентов многих знал,
И мне, собрату по учебе, решил помочь, наверно)
 
 
И началось: одни несут курсак с запиской,
С него другие передрали листы на дралоскопе,
Мне утром лишь осталось произвести подчистки,
И с тубусом под мышкой бежать, как по Европе.
Входите, дожидаюсь, студент, товарищ, хлопец,
 
 
Скажите, вычислили как, Вы, передаточные числа?
В коробке есть ступени червячных зацеплений?
Вам обо мне сказали?.. И пауза повисла.
Да-да, но на вопросы ответьте тем не менее:
Вы по Анурьеву считали на прочность эти звенья?
 
 
По методичке вашей: «Расчет машин деталей»,
И по конспекту тоже… А это что за узел?
Ну, привод, иль подача… Вам обо мне сказали?
Да-да, но недоучкам нет места в нашем вузе,
Идите и готовьтесь!.. Я выскочил в конфузе.
 
 
От корки и до корки читал всю ночь записку,
Все чертежи проверил, как будто сам чертил,
Теперь готов к защите уверенно, без риска…
Доцент же: Проходите, – сам вежливость, и мил,
Ни одного вопроса: Прошу зачетку Вашу!..
Простился, улыбаясь, пожал мне руку даже.
 

Вечер праздный

 
После бани нагишом
За столом с супругой,
Нам пока что хорошо,
Что не злим друг друга.
 
 
Водку пьем и говорим
То да сё – о разном…
Сигаретный вьется дым,
Вечер длится праздный.
 
 
В доме тихо, мы вдвоем
За столом напротив,
Говорим и водку пьем,
Мало что заботит.
 
 
Я ли брякнул невпопад
Фразу ей с упреком,
И в ответ услышал мат,
Вздрогнул как от тока.
 
 
Или ей какую блажь
В голову надуло,
Разыгрался эпатаж,
Сводит в злобе скулы.
 
 
Убежал в тот час Амур,
Скрылся где-то Эрос.
Всё, закончен перекур.
Вечер злой и серый…
 

Убегая, остаюсь

 
Домой бегу к делам, но не к супруге,
Всегда заняться есть чем на досуге.
Когда бы мог работать не за деньги,
Уединенно жил себе бы помаленьку.
 
 
Уютный домик с садом – огородом,
Где надо из колодца черпать воду;
Собачка, кошка, куры, голуби, коза…
Порой закрою так мечтательно глаза,
 
 
И вижу край среди садов цветущих,
Что не дано пока, захочется мне пуще
По выходным бежать с утра на дачу,
К тому ж супруга уклоняется тем паче.
 
 
А вечером стихи пишу, читаю книжки,
Иль думаю, что нелюдимый слишком,
Когда в покой стремлюсь уединенья,
Не шум и суету – душа другое ценит.
 
 
А вот гостям я рад, когда они порою
Нахлынут в дом незваные гурьбою,
В тот час язык безумолчно беспечен.
И все-таки пусть будут реже встречи,
 
 
Вторженьям так я быстро утомляюсь.
Противоречиям душевным удивляясь,
Спрошу о том её в тиши уединенья,
Свободный я и в тоже время пленник
 
 
Каких-то мыслей скрытых и глубоких,
Один – грущу, с людьми же одинокий,
И прячу боль под маской ироничной.
На чем основано желания двоичность,
 
 
Не в силах ум рассудком докопаться,
Так стоит ли мне все-таки стараться,
Когда бегу с работы вечером домой,
Как ни хитри, а встретиться с женой!
 

Повезло мне поэту

 
На своём она держится твердо,
Отмолчится, спроси, не уступит,
Страх унизиться, вот её гордость,
Толчёт воду эмоции в ступе.
 
 
В протестующих сетях привычек,
Жизнь наладится, если стерпеть,
Счет претензий бы ей обналичить
В слитки золота, выбросив медь.
 
 
Снять запоры с души не умея,
В откровенность любую не верит,
Зачастую беседовать с нею,
Как кричать через плотные двери.
 
 
Не желая, несносно фальшивит,
Опрометчивость слов безрассудна,
От обиды они, от души ли,
Но считает себя неподсудной.
 
 
А наутро молчит неприступно,
Не она обвиняла, конечно…
Повезло мне с супругою крупно,
Мне поэтом не быть с безупречной.
 

Отчет

 
Отчет даю неведомо кому,
Как жил, учился, где работал,
Никто и не желает знать, я не пойму,
Зачем готовлю тщательно отчеты?
 
 
Бог без того всё знает наперед,
И близкие, что рядом жили, знают,
Желанье приукрасить жизнь свою солжет,
А совесть пристыдит, как лгать я начинаю.
 
 
Отчет даю неведомо зачем,
Как я судьбой своей распорядился,
То умолчу, то разболтаю всем,
Что скрыть хотел, чего стыдился.
 
 
А то случайному попутчику сболтну
Так убедительно, чтоб мог бы и поверить,
Фантазию иль быль, историю одну,
Тщеславие, ведь знаю, лицемерит.
 
 
Не сможет слушатель меня разоблачить,
Мы через час расстанемся навечно,
Сам в выдумку поверю, может быть,
Как жить хотел, в отчет внесу, конечно.
 
 
Событий разных, фактов подтасовку
Для выгоды какой-то допускаю,
Ведь Богу видна всякая уловка,
Потом пред ним я искренно покаюсь?..
 

Запоздалые стихи

 
Тебе стихи я посвящал,
Ты ничего о том не знала,
Жалел, винил, рубил с плеча,
И слов других сказал немало.
 
 
Вот три десятка лет прошло,
Нашли друг друга в интернете,
Язык молчал, нет прежних слов,
Стихи не к месту были эти.
 
 
Глаза в глаза признаться смело
Тогда казалось невозможно,
Теперь, как поздно, расхотелось,
Да и признанье стало ложным.
 
 
Горячий блин да с пыла, с жара
Куда вкусней, а вот холодный
Не нужен он и даже даром,
Конечно, если не голодный.
 
 
Так и стихи полны страстями
И тронут сердце, греют душу.
Как три десятка между нами,
Вполуха будешь молча слушать.
 
 
И хорошо, что ты не знала,
Что для тебя я сочинял
Могло что быть, что не бывало,
И слёзы горькие ронял.
 
 
Ах, боже! – ты не восклицала,
Читая ранних сочинений,
И мне упреков не досталось.
Как жаль! – скажу я тем ни менее.
 

Цветы теплиц

 
На диком поле травы,
А вовсе не сорняк,
В саду их жгут отравой
Везде, где есть очаг,
Выпалывают с корнем,
Ругают на чем свет,
Червей компостных кормят,
В саду им места нет.
А в поле эти травы
В душе родят восторг,
Зеленые муравы
Степей, лугов и гор.
 
 
Так и поэт любитель
Сорняк, плевелы сорта,
Мешает цвесть элите,
Пьет соки у когорты.
Глупцы и графоманы,
Невежды, самоучки
Мешают неустанно
Известной светской кучке.
Залить бы это поле, —
Поэтов из народа, —
Асфальтом черным, что ли,
Чтоб не слыхать их сроду.
 
 
Так говорит в Столице
Цвет общества особых,
Саморекламы лица
Самовлюбленной злобы.
Друг друга сладко хвалят
Бесстыдно льстивым тоном.
 
 
Цветы теплиц!.. Как жаль их,
Отнятые от корня, завянут по салонам…
 

Фальстарт

 
«Сынок, приехал!.. Ну-ну, входи, входи.
Ты не один? И что, так и входите оба» —
Меня слегка обняв, уходит стол рядить,
Щи, чуть хлебнув, не скисли ли? на пробу.
 
 
Бросаю сумки враз, и в комнату: скучаю!..
Всё так же здесь, назад, как год оставил,
Картинка на стене: над морем хлопья чаек,
Василий Теркин в гипсе и вишенка в оправе.
 
 
«Поди сюда, сынок, знакомиться с невестой,
Чего оставил девку со мною для смущенья,
Садитесь под окошко, твоё здесь было место,
А я пока поставлю на стол вам угощенье»
 
 
«Володя, мне с дороги в другое бы одеться» —
И в комнате исчезла, задернув плотно шторы.
Душа поёт отрадно, с волненьем бьётся сердце,
Ищу в глазах у мамы поддержки, приговора.
 
 
Галина в мини-юбке, в помаде яркой губы,
На стул к столу садится и ноги в перекрест,
Закуривает сразу, не вызов ли? Как грубо!..
И огонек у мамы в глазах любви исчез…
 
 
Улыбка через силу: «За встречу выпьем, дети,
Вам счастья пожелаю, детей и долгих лет!..» —
Три года как минуло, слова я помню эти,
А на душе глубокий не зарастает след…
 
 
А счастье, может, было, и сын родился: Саша.
Мог быть пролог получше, но хуже эпилог:
Бог души свел, похоже, разрушить судьбы наши,
Старт дал любви, надежде, а позже не помог…
 

Судьба река

 
Смотрю на собственную жизнь,
Как ручеек рожден вначале,
Мне память скажет, оглянись,
Ручей рекой умчался в дали.
 
 
Из лона матери родник
Пробил наверх себе дорогу,
Пока он слаб, к камням приник,
И креп и рос там понемногу.
 
 
Его питали дождь и снег,
А солнце летом иссушала,
Но всё же он продолжил бег,
Мечта о море побуждала.
 
 
Встречались малые заторы —
Сухие ветки, листьев горсть,
Сквозь них просачивался споро;
Стоять в низинах довелось.
 
 
Ручей разросся скоро в речку,
Что в гальке голос подает,
И в затишках камыш как свечки,
Всё шире русло, больше вод.
 
 
Однажды встретилась другая
Река, так близко за горой,
Успел он крикнуть: Дорогая!
Сливайся водами со мной.
 
 
Она шумнула водопадом,
И убежала прочь одна:
С тобою встречей очень рада —
В порогах крикнула она.
 
 
А речка сделалась рекою,
Легко катает валуны,
Всё рвется к морю, беспокоясь,
И воды будто бы пьяны.
 
 
Река сама и не припомнит,
Как влилась девица-река,
И глубже, шире стало в доме,
И ниже берегом бока.
 
 
От русла общего в равнине
Отлился маленький ручей,
И сам себе бежит отныне,
Как будто он совсем ничей.
 
 
Путь загораживают горы,
С налета бьет река в скалу,
Два рукава находит скоро,
Нарвались воды на пилу.
 
 
И горы скалами разбили
Реку единую на две,
Одну в долину пропустили,
В ущелье течь другой, на дне.
 
 
Судьба не речка, но похожа,
На карте если прочертить,
Понять ли жизнь она поможет,
Судьбы увидеть в целом нить.