Читать книгу: «Шериф», страница 3

– Такие копыловы на ровном месте не пропадают, – мрачно сказал я.

– Прав, прав, капитан. Вот и надо понять, где у того места неровность. А с меня командировочные и суточные по первому разряду! Поезжай, а?

– По высшему. Разряду, – уточнил я.

И поехал. Приехал в воскресенье, а сегодня уже пятница, за полдень, говна навсплывало предсказанное количество, а с какой стороны к нему подступиться с ложкой, я так и не понял.

***

– Что-то я засиделся, а суп сам себя не съест! Ну рад, очень рад! – подхватился жизнерадостный Грибакин и снова протянул мне ладошку, я пожал. – Ой, а может, и вы от борща б не отказались? У меня жена готовит – ум отъешь! А? Нет? Но в другой раз – точно! Непременно, я буду настаивать! А!

Мне показалось, что он с трудом удержался от того, чтоб потрепать меня за щеку или пощекотать, крякнул и, продолжая благодушно улыбаться всем телом, покатился из кабинета прочь. Какое-то время доносилась песня бременских музыкантов, которую он дудел под нос без слов, потом дверь хлопнула и поселковый староста был таков.

– Ленина, 28, – повторил я и поднялся. Прогуляться, размять ноги и проветрить голову было приятно. На улице со мной уже здоровались, примелькался.

Я прошел вниз по главному проспекту, пока не уперся в стилизованный под альпийское шале дом администрации заповедника. Стиль назывался барнхаус, зачем-то вспомнил я. На просторной веранде в креслах-мешках и “кентукки” сидели несколько туристов, рюкзаки были навалены горой в стороне. Они цедили кофе из бумажных стаканчиков и негромко переговаривались. В стороне, но явно тяготея к компании, лежала рыжая собака и улыбалась на солнце – имела виды на остатки бутербродов, но деликатно, без вымогательства. Я кивнул в их сторону, оттуда нестройно донеслись приветствия, и прошел внутрь. Просторный зал с окнами в пол благоухал ароматом настоящего молотого кофе от стойки в углу. Вдоль стен тянулись легкие витрины с сувенирами, картами местности, предметами первой необходимости и гардероба, вроде дождевика и шапки.

– Добро пожаловать в визит-центр заповедника Шеремель, чем могу помочь? – спросила приятная рыжая молодая женщина за стойкой. На стальной планке, приколотой на передник, значилось “Настя”.

– Для начала, Настя, мне нужен ваш потрясающий кофе, – умоляюще ответил я.

– А потом куртка и мотоцикл? – заулыбалась она, поднялась и оказалась очень беременной.

– Вам не сложно?.. – запоздало встревожился я

– Кофе сварить? Уж справлюсь, – весело пробурчала Настя, выпуская через плечо пар из металлической трубки. – Это просто выглядит, как тридцать первый месяц, на самом деле мне еще восемь недель ходить. Близнецы!

– По… поздравляю

– Давно заикаетесь? У нас тут логопед при школе отличный, – подколола она, налила в стакан молочный слой и протянула через стойку. – Первый за счет заведения, вижу в вас потенциал постоянного клиента.

– Настя, а как бы мне с директором поговорить?

– Что, такой плохой кофе? – потешно возмутилась она и потянулась к стакану. – Ну-ка дайте, сама попробую!

– Кофе великолепен! Собираюсь потребовать для вас премию, а то и прибавку к жалованию, – подхватил наконец я ее манеру.

– О-о, ну тогда вам вон туда, за туалет. Там у нас самое ценное – руководство!

Руководство, для равновесия с прелестной маленькой Настей, было высоким, сухим, желтоватым мужчиной с лицом чекиста с картины “Родина слышит” Васи Ложкина. Улыбался он уголками рта вниз. Представился Сергеем Эдуардовичем, директором заповедника, и спросил, чем может быть полезен. Я заверил, что пока только беседой, и, хотя не предлагали, сел напротив на стул для посетителей.

– Вот про пропавших туристов. Я пока поднял за пятнадцать лет, набралось больше двух десятков.

Сергей Эдуардович сухо кивнул.

– Вы считаете, это нормально? – не понял я.

– Это нормально, – с уверенностью ответил он и после паузы развил мысль: "У нас территория сотни тысяч гектаров. И большая часть уходит в Югру. В Югре бывали? Там медведи по улицам ходят, не то что по лесу".

– Ну, то есть заповедник ответственности не несет? – растерялся я.

– По мнению прокуратуры – а уж вы поверьте, они нас каждый раз проверяют до перхоти в трусах, с нашей стороны все соблюдено и выполнено. У нас проложены и обслуживаются туристические маршруты, оборудованы экотропы, облагорожены стоянки, мусор вывозится. Везде, где положено, размещены пожарные щиты и штендеры об опасности клеща и диких животных. У нас работает свой, автономный поисково-спасательный отряд, за указанный период спасено, найдено живыми 57 туристов, включая одну детскую группу с вожатыми. На каждого пропавшего – не меньше двух с половиной спасенных жизней.

Говорил он сухо, словно читал отчет на партсобрании.

– Образцово-показательное хозяйство, – едко похвалил я.

– Да, – согласился Сергей Эдуардович, проигнорировав иронию.

– И все пропавшие пропали в основном осенью, – отметил я, листая свою записную книжку, делая в ней пометки. Пометки обычно людей нервируют, но только не в Белом Яре!

– Осенью погода меняется резко у нас в горах. Дожди, туман. Резко выпадает снег, скоро сами увидите.

– Боже, надеюсь нет, я хотел бы уехать отсюда до снега.

Начальник заповедника вежливо повел бровями, как бы осуждая мое нежелание остаться в Белом Яре насовсем.

– А что думаете о других пропавших людях – местные жители, дальнобойщики?

– Думать о них вроде бы обязанность вашего ведомства? – вопросом на вопрос ответил Сергей Эдуардович. – У вас не образцово-показательное хозяйство?

Я крякнул от досады, поднялся, поблагодарил за содержательную беседу и вышел вон. За стойкой вместо Насти скучал приятный лысый бородач с карточкой “Андрей”. Я кивнул ему и покинул здание.

***

Вечер пятницы я посвятил обживанию дома Копылова – перетащил пожитки, купил продукты и постельное (командировочные по высшему разряду!), нашел и повесил занавески, натаскал дров, сложил аккуратной стопкой в нише под очагом, сел на крепкую самодельную табуретку и представил, как был бы я тут начальником полиции и каждое утро упивался красотой пейзажа, а по вечерам топил бы печь, потягивал коньяк и читал при желтенькой настольной лампе, как захватывающий роман, архивы дел о пропавших людях, и делал бы вид, что никаких закономерностей я в них не вижу. А закономерности в них были.

Я разложил на столе блокноты с пометками и несколько папок, притыренных из участка, взялся за голову и так сидел, пока в дверь скромно не поскреблись. Хмурясь своим раздумьям, я распахнул дверь, и в нее уверенно проскользнула давешняя рыжая дворняга. Я ошеломленно постоял. Оглядел двор и сад, калитку и улицу за ней – хозяин собаки не объявился. Тогда я вернулся в квартиру. Псина сидела у печки и задней ногой чесала за ухом.

– Ну здрасте, – возмутился я. – А ноги кто будет мыть?!

Песель улыбнулся мне розовой пастью, поднялся и потрусил в ванную.

– Ну здрасте, – снова озадаченно сказал я и пошел за ним.

На пса пришлось извести весь командировочный запас шампуня хэд-эн-шолдерс в пакетиках.

– Будешь теперь шелковистый и без перхоти в трусах, – пообещал я и обтрепал шкуру копыловскими наволочками. Пес согласно улыбнулся и улегся вылизываться, видимо, я его плохо помыл.