Пятый мир

Глава 9. Семь комнат на вселенную

Галерея Миров – впечатляющих размеров здание, выстроенное из белого мрамора – располагалось в самом центре города и по праву считалось главной достопримечательностью и гордостью всех его обитателей. Жить в Амрисе и ни разу не посетить Галерею было практически невозможно. Школы организовывали туда экскурсии для учеников; родители считали своим долгом показать достояние города отпрыскам, как только те достаточно повзрослеют, чтобы осознать историческую и культурную значимость этого места; а студенты университетов и вовсе практически там жили, стремясь во всех деталях постичь искусство лучших мастеров истории.

Пять этажей галереи занимали бесчисленные залы с картинами, где были изображены самые удивительные миры, когда-либо сотворённые художниками Центральной Провинции. Каждый из этих миров был настоящим и уникальным, со своими законами, природой, обитателями и историей. Посетителям дозволялось побывать бесплотными созерцателями и заглянуть в любую вселенную: ветром промчаться над городами и странами, увидеть, кто их населяет, рассмотреть уникальные в своей неповторимости пейзажи, даже опуститься под воду и понаблюдать за флорой и фауной.

Для молодых мастеров, обучающихся в Губернаторском Художественном Университете, каждая из этих картин была одновременно источником вдохновения и лучшей возможностью постигнуть все детали устроения миров. Студенты с предельным вниманием изучали техники нанесения красок и вплетения в них энергий, тонкости инженерных и архитектурных разработок и проектирования каркасов миров, порой заимствуя некоторые идеи для собственных проектов. Копирование порицалось, но вот сотворить нечто абсолютно новое на основе существующего мира никем не возбранялось.

Помимо размещённых в смотровых залах «живых» картин, что непрерывно развивались, благодаря курсирующей в них энергии, подвалы галереи хранили архив «уснувших миров». Движения времени и энергий в таких картинах уже не было, но начинающие художники часто исследовали их, рассматривая устройство векторов мироздания, значимые исторические события и особенности законов отдельных вселенных для лучшего понимания самой анатомии мира. Увидеть такие детали в «живой» картине могли только её создатели или назначенные кураторы, а вот «спящий мир» можно было изучать вдоль и поперёк, чем и пользовались студенты для собственных проектов. Относиться к подобным творениям следовало с почтением: зачастую в этих мирах спали души самих создателей картин, которые, покинув чертоги живущих, отправлялись в собственные миры, доживая там отмеренное им время.

Миры продолжали жить, даже когда останавливалось сердце создателя. Но как часам порой требовался мастер для поддержания работы механизмов или устранения неисправностей, картинам необходимы были кураторы, чтобы следить за развитием вселенной и движением энергий. И если автор умирал, печать хранителя и права на картину переходили к его родственникам или назначенному смотрителю.

Тем не менее, как и всё на свете, миры в картинах были не вечны и со временем старели, погружаясь в сон вместе со всеми населяющими их жителями даже при наличии кураторов. Естественный процесс старения зависел от сложности мира и количества построенных векторов. Даже если в самой картине проходило множество тысячелетий, в Амрисе это занимало в среднем около двухсот лет. Исключение пока составлял лишь один мир – Тэрра, существующий уже девять столетий и ставший едва ли не святыней как для горожан столицы, так и для остальных жителей Пяти Провинций.

Невероятно огромная, яркая и многогранно проработанная, Тэрра занимала семь залов последнего этажа галереи и, в отличие от других картин, изображённых на холстах, была нанесена на стены, подобно фреске.

Элайна, как и любой другой житель Амриса, обожала этот мир и могла часами бродить по залам, разглядывая роспись на стенах. Мирэлл хорошо понимал её восторг – обычно картины обладали максимум пятью векторами и создавались двумя, изредка тремя мастерами. Тэрру же проектировало пятнадцать лучших архитекторов, вложив в неё всё своё мастерство и выстроив двадцать векторов, что делало мир поистине сложнейшим из существующих. На сотворение ушло почти сорок лет, и ещё тридцать мир дозревал под чутким присмотром пятнадцати своих создателей и двадцати кураторов, пока наконец вектора не укрепились и картина не «расцвела». Уже многие столетия Тэрра существовала и развивалась самостоятельно, и это был удивительный мир, совершенный в своём несовершенстве и настолько заразительно вдохновляющий, что в какой-то момент жители Пяти Провинций начали перенимать обычаи, появляющиеся внутри их собственного творения. Они изучали её изобретения, применяя что-то для собственной работы, черпали оттуда модные веяния, литературные направления, кулинарные идеи, музыку, вдохновлялись их архитектурой для создания собственной, читали их книги, играли их музыку. Пришлось даже ввести в оборот два совершенно новых музыкальных инструмента, чтобы повторить написанные в Тэрре симфонии.

Для курирования столь масштабного мира было изобретено пятнадцать особых печатей, названных печатями Тысячи Мостов. В отличие от обычной печати хранителя, дающей доступ лишь к конкретному миру, эти артефакты давали обладателю возможность перемещаться и курировать любые миры. Пятнадцать создателей Тэрры, ставших в своём роде основателями новой эпохи, получили во владение печати Тысячи Мостов, а впоследствии их унаследовали потомки или доверенные кураторы. Постепенно количество кураторов, приставленных присматривать за Тэррой на протяжении всех этих лет, сокращалось. Большинство печатей оказались утеряны, пока не осталось только три: янтарная, нефритовая и обсидиановая, которые перешли во владение губернатора Гориана Эмберхилла – прямого потомка одного из создателей. Две печати должны были перейти во владение его старших детей по достижении двадцати пяти лет с последующим получением права курирования. Но если к Реджинальду вопросов не было, то после брака Элайны с Мирэллом Гориан передумал, и следующим наследником вместо неё стал юный Мартин, которого данная перспектива приводила в экстаз и ужас одновременно.

Зная, как страшно волнуется младший брат, опасаясь, что не справится с возложенной на него ответственностью, Элайна собиралась выдать ему право курирования их картин, чтобы научить и подготовить к предстоящим обязанностям. Мирэлл её решение никак не комментировал, но и особых восторгов по этому поводу не испытывал, предчувствуя массу сложностей, которые непременно возникнут, учитывая буйный нрав Мартина. Будучи инженером и соавтором, он участвовал в создании картин, реализуя техническую сторону и проводя все расчёты для корректного проектирования векторов, являющихся движущей силой конструкции вселенной, направляющей её развитие. Но запретить жене назначить куратором её собственного брата было выше его сил.

– Мирэлл? Ку-ку, я здесь…

Он понял, что так близко наклонился, изучая способ нанесения краски, что едва не прижался носом к фреске, а ещё понял, что Элайна говорила с ним всё то время, пока он был занят собственными мыслями.

– Прости, я прослушал, – Мирэлл выпрямился, виновато улыбаясь. – Давно тут не был. Каждый раз Тэрра завораживает, словно видишь её впервые.

– Да-да, – ничуть не обидевшись, Элайна взяла его за руку и потянула за собой через залы, где со всех сторон их окружал лишь изображённый на стенах мир. – Я знаю, что ты можешь часами рассматривать одну единственную деталь, пока в голове у тебя с шумом крутятся шестерёнки, а цифры и расчёты складываются в стройные теории и заключения, но сегодня я привела тебя сюда не за этим.

Они неторопливо шли вдоль изломанных контуров материков и горных перевалов, миновали несколько морей и поросших лесами земель, расчерченных ветвистыми руслами рек, пока Элайна наконец не нашла то, что искала. Остановившись, она щелкнула пальцами по прохладной штукатурке, и изображение начало стремительно приближаться, будто они падали вниз с огромной высоты. Теперь можно было разглядеть дома и улицы крупного города, где в ускоренном времени бежали люди, а день неуклонно клонился к ночи. Время на картинах всегда летело куда быстрее, чем в Амрисе. К примеру, когда Тэрра только «расцвела», столетие там пролетало всего за год в мире её создателей. Но чем сложнее и интереснее становилось развитие молодой вселенной, тем больше замедлялось архитекторами течение её времени, пока разрыв между Амрисом и Тэррой не составлял всего пять лет.

Если кому-то требовалось полностью погрузиться в изображенный на картине мир, а не смотреть на него извне, сознание подстраивалось под установленный там ритм, тогда как тело продолжало существовать в своём времени. Таким образом, человек мог провести месяцы и годы в иной вселенной, а в Амрисе проходила всего пара дней, а то и часов, но обратить вспять время в картине было нельзя. Если работа над миром продолжалась, мастера максимально замедляли там время, чтобы не упустить ничего важного, вернувшись почти в тот же момент, на котором покинули картину, и продолжить работу. В мирах, которые считались дозревшими и более не нуждались в доработках создателей, время, наоборот, ускоряли, дожидаясь окончательного «цветения».

– Так, – Мирэлл прочистил горло, наблюдая за тем, как улицы на картине заполняются людьми. Те казались встревоженными и возмущенными, о чем-то спорили и размахивали руками. – На что же мы смотрим?

– Такие волнения у них происходят всё чаще, – понаблюдав вместе с ним за народными возмущениями, сказала Элайна. – Похоже, может начаться война.

– Они в принципе часто воюют, – осторожно заметил Стармонт, гадая, что может вызывать беспокойство супруги.

Создателей всегда больше занимало состояние картины в целом, а не локальные междоусобицы. Особенно в таком мире, как Тэрра.

– На сей раз, похоже, будут втянуты чуть ли не все страны.

– Что именно тебя тревожит?

– Их наука, – Элайна помедлила. – Я почти месяц наблюдаю за некоторыми учеными и их встречами. Не очень во всем этом разбираюсь и не сильна в терминологии, но они много говорят о какой-то невиданной ранее энергии, которую обнаружили, и её возможном потенциале.

– И в чем подвох?

– Кто-то предположил… пока только при личной беседе, что на основании этих открытий можно создать оружие, которое способно уничтожать целые города… даже страны, – Элайна обратила к нему широко распахнутые голубые глаза. – Признаться, я ничего ужаснее в жизни не слышала.

– Элли, я знаю, ты болезненно реагируешь, когда в мирах неспокойно, – мягко отозвался Мирэлл. – Но, если так переживать каждый раз, когда они придумывают новые способы убивать друг друга, можно заработать нервный срыв.

– Меня беспокоит то, как стала развиваться Тэрра.

– Ты говоришь о её стремительности? – догадался он.

Элайна кивнула, закусив губу и раздумывая, как лучше донести до собеседника свои мысли.

– Когда мы оканчивали университет, они скакали на лошадях и стреляли из луков. А теперь взгляни, – она указала на что-то и Мирэлл перевел взгляд чуть выше, следя за её рукой. – У них уже автомобили, огнестрельное оружие, бомбы. А ещё они научились делать самолёты.

– Самолёты?

– Да. Это как…эспирэллы в картине Дэ́клойда, – объяснила она. – Только у Дэклойда там все работает на принципе подавления гравитации, и сами эспирэллы выглядят как мыльные пузыри из стекла, а тут эти их самолёты больше похожи на…железных… птиц… стрекоз…не знаю.

– Хм…

– Мне просто кажется, что такой скачок в развитии всего за несколько десятилетий весьма сильно влияет на вектора и каркас мира в целом.

– Полагаешь, он становится нестабильным? – Мирэлл взглянул на фреску с более пристальным вниманием, словно на глаз мог определить, насколько права его собеседница.

– И склонным к саморазрушению, – кивнула та.

– Мне кажется, для столь печальных прогнозов рановато. Тэрру создавали не любители. Рассыпаться просто из-за резкого скачка эволюции или прогресса хорошо продуманное и сконструированное мироздание не может.

– А что, если может? – Элайна обернулась к нему. – У меня из головы в последнее время всё не идет тот образец «мёртвого мира», который мы изучали в университете. Помнишь?

– Когда мир сошел с ума и выжег сам себя?

– Он самый. Картина вроде бы и живая, да жизни в ней нет. Представь, если такое произойдет с Тэррой.

– Провал тысячелетия, – помедлив, согласился Мирэлл, постучав пальцем по подбородку. – Но это же насколько нужно было просчитаться великим создателям, чтобы допустить такое.

– Возможно, дело не в ошибке, – медленно сказала Элайна, аккуратно формулируя свои следующие слова. – Что, если Тэрра… как бы сказать… постарела? Очень сильно. Но мы так бережем её, что она продолжает жить.

– По-твоему, она начала пожирать саму себя, так как все внутренние ресурсы закончились?

– Может такое быть? – Мирэлл не знал, чего было больше в глазах жены, когда она задала этот вопрос: надежды на то, что она права, или страха, что он подтвердит её опасения.

– Регресс под маской прогресса? – размышляя, пробормотал он. – Как знать. Тэрра единственная в своем роде и действительно может… всех удивить. С отцом ты эту проблему обсуждала?

Элайна рассерженно фыркнула.

– Он и слушать не захотел, – проворчала она. – Стоило мне вообще об этом заикнуться, как он тут же решил, что во мне заговорила досада и желание заполучить печать куратора.

– И ты решила поговорить со мной.

– Ты не настолько, хм, предвзят.

– Звучит как «ты бо́льший подкаблучник, чем он».

– Мирэлл…

– Молчу-молчу, – посмеиваясь, он поднял руки, сдаваясь. – Скажи, а тебе не приходило в голову, что темперамент и изменчивость Тэрры напрямую связаны с количеством её создателей?

– Хм?

– И художники, и инженеры всегда оставляют частицу себя в мирах, которая закладывается в основу векторов. Можно называть это авторским стилем, техникой или искрой создателя, но таковая присутствует во всех мирах. Именно по этой причине в большинстве случаев архитектурой мира занимаются родственники или близкие люди. Это сокращает риск того, что индивидуальности создателей вступят в противоборство, когда мир начнет полноценно развиваться. А мы сейчас говорим о мире с двадцатью векторами.

– И ты думаешь, что спустя девятьсот лет энергии векторов взбунтовались?

– Не совсем. Они с самого начала воевали… стоит только взглянуть на историю Тэрры. Она, с одной стороны, завораживает поэзией, искусством и архитектурой. Люди там талантливы, как и создатели, спроектировавшие этот мир. И вместе с тем разве они не воюют друг с другом по любому поводу? Не спорят из-за земель, убеждений, веры, идеалов? Даже из-за собственных жён… если припомнить взаимоотношения самих пятнадцати архитекторов, становится понятно, почему Тэрра так гениальна и так воинственна. Эти качества заложили в неё они.

– Ты прав, – согласилась Элайна. – И это одна из моих теорий.

– А какая же другая?

Элайна повернулась к нему всем корпусом и так прочувствованно заглянула в глаза, словно собралась сознаться в преступлении. Мирэлл невольно занервничал, теряясь в догадках насчёт того, что же она собирается сказать, а его супруга тем временем открывала и закрывала рот, пытаясь подобрать слова, как вдруг звонко выпалила:

– Вообще-то, если честно, все эти разговоры страшно меня взволновали. Ты проголодался? Я проголодалась. Просто ужасно проголодалась! На углу есть отличное место, и там подают волшебный горячий шоколад! Добавляют туда какой-то сироп или что-то такое – пальчики оближешь. И вафли! Необычайно вкусные вафли. Ты пробовал? Да? Нет? Ты обязан попробовать. Прямо сейчас. Немедленно. Идём. Скорее идем.

Он не успел ничего сказать – Элайна уже торопливо шагала прочь из залов Тэрры, словно всеми силами стремясь оказаться как можно дальше и от фрески, и от разговора, который сама же затеяла. Мирэллу не оставалось ничего другого, кроме как молча последовать за женой, гадая, что за устрашающая идея так назойливо впилась в её бойкий разум, раз та настолько отчаянно пытается от неё убежать.

* * *

– Я вот иногда думаю, – обхватив ладонями чашку с горячим шоколадом, сказала Элайна, когда они расположились в небольшой кафетерии на углу соседствующего с галереей здания, – какая от нас, по сути, польза?

– От нас? – не понял Мирэлл.

– Я говорю о Центральной Провинции, – пояснила супруга. – Чем мы ценны для остальных? Всё, что мы делаем, это пишем картины. Конечно, не все рождаются одарёнными. Те, кто не может творить, становятся кураторами, или открывают свои лавки и магазины в Амрисе. Но если так подумать, то отчего бы им не поехать, например, в Северную Провинцию? Там же обучаются лучшие воины и производится уникальнейшее оружие. Могли бы освоить боевые искусства или стать мастерами оружейного дела. А в Западной Провинции море путей для изучения практически любого ремесла. На востоке живут учёные, так почему бы не присоединиться к ним? Работать с артефактами и разрабатывать новые технологии. А можно вообще уехать в Южную Провинцию и бездельничать.

– Я бы не сказал, что на юге сильно бездельничают, – тихо посмеиваясь, напомнил Мирэлл. – Они являются основными поставщиками продуктов и целого ряда материалов для остальных четырёх провинций.

– И всё же, – не отступала Элайна. – Они все работают. А чем мы занимаемся?

– Создаём миры.

– И кому они нужны?

– В целом, конечно, никому, – в голосе Мирэлла отчетливо слышалась ирония, – но некоторые источники утверждают, что энергия, которую производят созданные миры, питает жизненной силой все Пять Провинций.

– Да, нам в университете об этом с первого дня обучения говорят, – Элайна хмыкнула, помешивая в чашке горячий шоколад. – Идеальная работа – художник. Рисуй картины, получай за это жалование и бед не знай. Странно, что в других провинциях нас до сих пор не обозвали тунеядцами.

– Мы снабжаем их жизнью, порой рискуя собственной, – напомнил Мирэлл, – а они нас – ресурсами, которые благодаря этой самой энергии и производят. Всё очень закономерно.

– А кто может доказать, что мы и правда питаем их энергией?

– Последнее исследование учёных из восточного университета, к примеру, – тут же ответил Мирэлл. – Они написали впечатляющих масштабов диссертацию о том, что одна только Тэрра способна питать энергией целую провинцию. А у нас сотни «живых» миров. Мы их кормим, а они кормят нас. Закон природы в действии.

– Какой-то круговорот энергий в природе.

– В мире всё в принципе очень просто устроено. Не стоит усложнять то, что изначально сложным не было.

Элайна помолчала, постукивая пальцами по чашке, и задумчиво взглянула на мужа.

– Не относятся ли твои слова и к тому, что я сегодня рассказала о Тэрре?

– Вот уж нет, – Мирэлл качнул головой. – Здесь как раз вся ситуация изначально весьма непростая, – он запустил пальцы в волосы, взъерошив спадающую на лоб чёлку, отчего та практически встала дыбом, и Элайна со смехом попыталась пригладить её обратно, но только ещё больше взлохматила. – Но ты так и не сказала, что же пришло тебе на ум в связи с этим, – напомнил он, когда та прекратила наводить хаос на его голове.

– Мне пришло на ум создать репродукцию, – откликнулась его собеседница, подавшись вперёд.

– Репродукцию… какого-то из городов?

– Нет, – ещё тише сказала Элайна, то ли опасаясь, что кто-то из немногочисленных посетителей её услышит, то ли страшась собственных мыслей. – Всей Тэрры.

– Элли, – Мирэлл затих, не зная, как реагировать. – Я же… сейчас правильно тебя услышал?

– Я знаю, как это звучит, – поспешила пояснить Элайна, поднимая руку, чтобы прервать преждевременные комментарии или возражения. – И знаю, о чём ты сейчас подумал, но нет, я не хочу её переделывать или копировать целиком. Я хочу создать… копию определённого момента истории, пока у них не началась новая война. И сделать не целый мир, а его продолжение, – заметив скептический взгляд мужа, она взволнованно продолжила. – Это как если бы мы посмотрели спектакль, потом вернулись к середине действия и заставили актёров всё переиграть заново по скорректированному сценарию.

– Но как ты планируешь исправлять «сценарий», у которого даже нет финала, а ролей и декораций миллиарды?

– Добавлю новых энергий, чтобы выровнять взбесившиеся вектора. Если получится создать репродукцию, вплету её в ткань мироздания Тэрры, и процесс её развития получит новый виток, разбавив энергетический застой.

После этих слов между ними надолго воцарилась тишина. Элайна потягивала свой шоколад, бросая нервные взгляды на мужа, а тот хмурился, обдумывая услышанное.

– Звучит и правда безумно, – наконец подал голос Мирэлл. – Ты ведь помнишь, да, что Тэрру делали пятнадцать создателей?

– Но я не создаю. Только копирую.

– Это не отменяет просто чудовищных масштабов. Я даже не знаю, возможно ли сделать то, что ты задумала…

– Именно поэтому я и хотела обсудить это с тобой, – когда стало понятно, что Мирэлл не собирается сразу отвергать её идею, голос Элайны обрел некоторую твёрдость. – Ты ведь проектировщик, – сказала она, – рассчитываешь траектории движения векторов и их изменчивость. Каково твоё мнение?

– Я не могу вот так сразу ответить, – он вздохнул, потирая подбородок. – Для начала нужно провести расчёты, измерить каркас мироздания… а учитывая размеры и сложность Тэрры, возможно, мне придется переехать в галерею и разбить там, где-нибудь временный лагерь…

– Но ты согласен?

– На твою безумную идею вдвоём скопировать легендарное творение, которое старше всех существующих миров, проложить новые вектора, запустить свежие движения энергий, а потом соединить с оригиналом? – его глаза вспыхнули азартным предвкушением. – Ничего интереснее я бы за всю свою жизнь не придумал, а ты спрашиваешь, согласен ли я.

Элайна просияла.

– Ты знал, как сильно я люблю тебя?

– Догадывался…

– На самом деле я уже собрала для тебя кое-какие материалы и расчёты, чтобы было с чего начать.

– Кое-какие? – он с подозрением сощурил карие глаза.

– Всё, что нашла в наших архивах, – призналась она. – И описание всех методик, которые использовались при создании.

– Так вот что за коробки заняли весь наш подвал…

– А ещё все палитры и техники нанесения красок.

– Знаешь, когда мы поженились, я знал, что ты привнесёшь в мою жизнь моря новых оттенков.

– Мне удалось?

– Несомненно, – он помедлил, и его лицо приняло более серьёзное выражение. – Но у меня есть очень неприятный вопрос. Ты собираешься рассказать об этом своему отцу?

– Нет, конечно, – ужаснулась Элайна. – Если проект получится, и картина зацветёт, я расскажу ему, и мы подумаем, как пробросить мосты и сшить картину с Тэррой, но это займёт года три, а то и больше. До этого ему совершенно необязательно знать, иначе он меня придушит. И тебя тоже.

– Разумно.

– К тому же мы пока не знаем, получится ли у нас.

– Если не получится, то у тебя на руках будет незаконная копия Тэрры, – напомнил Мирэлл.

– Я её усыплю, отрекусь от прав и отдам в школу на изучение, – спокойно сообщила Элайна. – Пусть детишки развлекаются репродукцией. Или мы добавим пару штрихов и переиначим мироздание, если сразу станет понятно, что у нас ничего не получается.

– Я боюсь, если мы начнем на ходу выправлять и переиначивать мир, который и так списан с другого, он сойдёт с ума до того, как созреет. А ты знаешь, чем это чревато.

– Значит, мы будем очень осторожны.

Они ещё несколько часов просидели в кафе, обсуждая миры и картины, строя планы работы над репродукцией и пытаясь определить, когда будет разумнее начать. В работе у них уже было несколько картин, и они находились на ранних стадиях. Оставлять их сейчас, чтобы полностью переключиться на новый проект, было неразумно. А значит следовало отложить начало работы над копией как минимум на год. За это время Элайна планировала детально изучить необходимые для начала работы техники и закупить материалы, которых потребуется немало.

– Будет повод обновить инструменты, – добавила она, кивая собственным мыслям.

– Напрасная трата денег, мне и так удобно работать.

– Чем удобно? – не поверив ему ни на секунду, фыркнула та. – У тебя осталось все два циркуля, и один из них держится, по-моему, на одной только силе воли. Все линейки и угломеры почти стёрлись и истрепались, а теодолит последние пару месяцев выглядит так, словно скоро развалится.

– Ты сгущаешь краски.

– И правда сгущаю, – согласилась Элайна. – Какие пару месяцев? Он уже года два отчаянно хочет умереть, а ты ему не позволяешь. Бедный, столько служил тебе верой и правдой. Отправь уже его в почётную отставку, и давай его заменим.

– Как угодно.

– А ещё нам нужен кульман!

– Что?

– Чертёжный стол, – с улыбкой рассказала Элайна. – Видела недавно в Тэрре. Невероятно удобная штука. Можно его немного усовершенствовать, но на нём куда удобнее работать с графическими материалами. Я уже написала знакомым исследователям в пару институтов на востоке и западе. Пусть посмотрят.

– Ты хоть когда-нибудь останавливаешься? – весело удивился Мирэлл.

– Не в этой жизни, любовь моя.

– Я ожидал такого ответа.

Тихонько посмеявшись, Элайна пустилась в долгий пересказ последних новшеств Тэрры, то восхищаясь, то забавляясь, а то и вовсе ужасаясь. Быт и жизнь Тэрры в чем-то так тесно переплеталась с их собственной, что порой становилось не совсем понятно, кто в кого заложил первый импульс идеи: они в Тэрру или Тэрра в них. Безусловно, многие новшества в свои вселенные привносили сами создатели, отчего те по целому ряду признаков были друг на друга похожи. Но население Тэрры оказалось столь изобретательно, особенно когда дело касалось искусства и науки, что не позаимствовать некоторые их идеи стало бы просто кощунством. Никакой другой мир так сильно не влиял на жителей Пяти Провинций. За годы наблюдения они так много всего позаимствовали у собственного мира, что без него уже не мыслили своего существования.

Так что же произойдёт, если однажды эта яркая, полная идей, творчества и жизни вселенная умрёт, растерзав себя на части, и на стенах шестого этажа галереи останутся лишь опустевшие континенты, а всё население, вся жизнь погибнет из-за войны или стихийного бедствия?

Обычно подобное случалось, если вектора или каркас в картине были неправильно спроектированы, из-за чего нарушалась циркуляция энергий, и механизм мироздания постепенно сходил с ума, пока наконец всё не рассыпалось как карточный домик. При этом сама картина продолжала жить, но всё, что на ней оставалось – это пустые, безжизненные пейзажи, порой изуродованные случившейся катастрофой. Такие картины назывались «мёртвыми», и для любого художника этот исход был трагичен и унизителен, ведь зачастую вселенная умирала именно из-за недостатка мастерства или аккуратности.

Мирэлл искренне верил, что Тэрра слишком филигранно и безукоризненно выполнена, чтобы так позорно рассыпаться, но кое-что в словах Элайны заставляло его серьёзно задуматься о будущем легендарной вселенной. Возможно ли, что долгое существование и старение мира могут свести вектора с ума не хуже, чем обычная халатность и неопытность мастера? А если так, не пришло ли время позволить старой Тэрре уснуть и создать вместо неё новую?

Если у них с Элайной выйдет жизнеспособная репродукция… их вероятнее всего изгонят на Чёрные Пустоши за подобную непочтительность и бесцеремонность по отношению к легендарной фреске.

Но попытка того стоила.

К тому же Элайна слишком сильно увлеклась своей идеей, чтобы отступить, а его согласие участвовать в проекте стало финальной искрой, которая разожгла в ней огненный ураган, остановить который теперь было непросто. Зная о её пламенеющей энергии, Мирэлл порой опасался, что однажды этот пожар сожжёт дотла саму Элайну. Если это когда-нибудь произойдёт, его собственному миру придёт конец.