Читать книгу: «Охота на волков», страница 5

Минут через пятнадцать появились двое военных, оба офицеры, молодые, усы еще как следует не успели прорасти – лейтенант и старший лейтенант. Явно инженеры. Господа инженеры Пыхтину не были нужны, поэтому он даже не повернул головы в их сторону, неспешно лущил леща, сладко щурясь, обсасывал косточки, прикладывался к кружке – глотки делал мелкие, пил пиво, как хорошее вино, смакуя напиток, стараясь почувствовать его вкус. А уж как надо получать от этого удовольствие, он знал.

Офицеры же на Пыхтина внимание обратили, – все-таки человек был с боевым орденом, – постояли тихонько за своим столом, выпили по пиву и ушли.

А Пыхтин продолжал священнодействовать. Рыба, которую он сейчас разделывал, в краснодарских магазинах не водилась, да и на рынке, где можно было купить все, тоже не водилась, – была засолена очень умело, с добавлением сахара и укропа, по личному рецепту Пыхтина, и завялена по особому рецепту, в глухом темном помещении, где нет ни мух, ни тараканов, у теплых батарей с вентиляторным обдувом.

Через некоторое время на пивной площадке появился хмурый, с отдутловатым лицом майор, не глядя ни на кого, залпом опрокинул в себя пару кружек пива и спорой стелющейся походкой помчался по своим делам дальше. Майор тоже не был нужен Пыхтину, хотя майор – это ближе, теплее для Пыхтина, майор мог командовать каким-нибудь складом, а прапорщик – быть его подчиненным. Но по опыту своему Пыхтин знал, что с десятком прапорщиков договориться бывает легче, чем с одним майором.

Пыхтин ждал. Ждал прапорщиков. Ему нельзя было промахиваться, надо было действовать наверняка.

Он прикончил кружку, подошел с опустевшей посудиной к орденоносной старухе.

– Ну что, раскусил напиток? – спросила старуха.

– Напиток знатный. – Пыхтин вкусно почмокал губами.

– Что, ждешь кого-то? – У бабки оказался зоркий и, судя по всему, приметливый глаз, она засекла нетерпение на лице Пыхтина. Не любил Пыхтин таких проницательных старух, но вида не подал, улыбнулся широко:

– Если бы деваха какая-нибудь фигуристая замаячила на горизонте, согласился бы ждать сколько угодно. А так… – Он красноречиво развел руки в стороны. – Возможно, дружочек один давний появится… А возможно, и нет, – добавил он, немного помедлив.

– Девок фигуристых у нас в Краснодаре полным полно. Казачки. И уговаривать их особо не придется – ты парень видный… Так что не теряйся. – Бабка подвигала своими удивительными бровями, будто мужик усами, и в назидательном движении приподняла указательный палец: – Только не привередничай! Иначе бобылем останешься.

Пыхтин засмеялся, проговорил убежденным тоном:

– Не останусь.

– Ишь ты, какой в себе уверенный. Как Ленин в мавзолее, – проворчала бабка, в следующий миг сморщилась недовольно: – Совсем задурил ты мозги старухе.

В семь часов вечера около пивной появились те, кого Пыхтин ждал – двое мощных, грудастых, одинаково коротконогих, обутых в офицерские сапоги прапорщиков. Пыхтин не удержался, потер руки: пришли-таки, родимые! В ушах у него даже музыка заиграла. Прапорщики его тоже заметили – по ордену Красной Звезды, озабоченные лица их сделались приветливыми, один из пришедших даже кивнул Пыхтину.

Народа в пивной уже набралось много, свободных столиков не было, поэтому Пыхтин потеснился, сгреб разделанного, аппетитно алеющего икрой леща в сторону вместе с газетой, провел рукой по освобожденному пространству стола, пригласил:

– Прашу, дорогие защитники Отечества!

– Ну уж и защитники, – хмыкнул прапорщик с низкими висками-баками и нашлепкой усов под носом, покосился на орден Пыхтина. – Кто, может быть, и защитник, а кто – не очень.

Прапорщик взял два пива и встал за столик рядом с Пыхтиным, покосился на разделанного леща и, как мальчишка, облизнул влажные губы:

– От так рыба!

– Что, плохая?

– Упаси господь! Не рыба это, а рыбец, в озерах райских выращенный. Дух от него такой вкусный, что захлебнуться можно.

– С пивом не захлебнешься, пиво все разбавит, протолкнет в желудок, поскольку является лекарством. – Пыхтин хмыкнул доброжелательно, пошарил под столом и, будто фокусник, вытащил второго леща, еще краше, жирнее и толще первого, придвинул его к прапорщику: – Давай, друг, работай!

– Это мне? – не поверил тому, что видит, прапорщик.

– Богу Саваофу, – не выдержал Пыхтин. – А кому же еще? Не этим же… – Он покосился на соседний столик, где несколько длинноволосых юнцов пили пиво с водкой, хотел произнести что-нибудь колючее, но не стал.

Юнцы не заметили пассажа Пыхтина, да и не боялся их Пыхтин: пусть налетают на него хоть поодиночке, хоть всем скопом – все равно ничего ему сделать не смогут.

К столу подошел второй прапорщик, зажав в крепких пальцах две кружки пива, а под мышкой – полиэтиленовый пакет с солеными сушками.

– Брось ты эти сушки, Егорыч! – сказал ему первый прапорщик. – Тут вон что есть. – Он приподнял за хвост леща. – Видишь, с носа сало капает… Я даже думал, что это рыбец, ан нет – это лещ. На рынке такой экземпляр пары запасных колес к «Жигулям» стоит.

– Если не больше… Так что не мелочись, брат. – Голос у Егорыча оказался тонким, как у девчонки. – Меня зовут Семен Егорыч, – сказал он и протянул Пыхтину широкую ладонь.

– Можно просто Егорыч, – сказал первый прапорщик, – мы так зовем.

– Да, народ меня так величает, – важно проговорил Егорыч.

– А я – Павел Павлович, Пал Палыч, – назвался первый прапорщик. – Можно просто Палыч. Егорыч – Палыч, Палыч – Егорыч, это запоминается легко.

– А я – Леха. Алексей то есть, – представился Пыхтин.

– Давно из Афгана? – спросил первый прапорщик таким тоном, словно бы наши части продолжали там оставаться и до сих пор щипали душманов.

– С первым батальоном выходил… Так что можно сказать – давно.

– Орден-то за что?

– Так. – Пыхтин приподнял одно плечо и, обсасывая длинное мощное ребро, посмотрел в сторону. – Случались в той жизни кое-какие проделки… За них и дали орден.

– Понятно. Не можешь рассказать или не хочешь?

– Не могу. До сих пор под грифом «СС» находится – «совершенно секретно».

– Ладно. Выпьем за знакомство. – Егорыч потянулся своей кружкой к кружке Пыхтина. – За то, чтобы хотелось и моглось.

– У нас в Афганистане этот тост был более распространенный: «За то, чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось, чтоб давалось и бралось и до сотни лет жилось!»

– О! – воскликнул Егорыч. – Роскошный тост! Хоть слова переписывай на бумажку, такой складный. А пили в Афганистане что? Кроме, конечно, воды.

– Капустовозы доставляли из Ташкента по воздуху водку, если не было водки, пили местное дерьмо, сделанное из сушеного винограда – превеликая дрянь!

– Значит, по части самогона они – слабаки? Не умеют его делать, да?

– Слабаки, – подтвердил Пыхтин, – не умеют. Но употреблять крепкие напитки очень даже умеют. Поэтому в пойло, чтобы крепче было, добавляют отвар табака, пойло это сбивает с ног не только человека или верблюда – переворачивает вверх гусеницами танки.

В двух ситуациях люди быстро сходятся друг с другом – в дороге, когда надо делить на четверых железнодорожное купе и вместе коротать долгие километры, и в пивных, где большинство из тех, кто держит в руках кружку с желанным напитком, очень быстро становятся братьями… Через пятнадцать минут Пыхтину и двум прапорщикам казалось, что они знают друг друга по меньшей мере лет пятнадцать, хотя принадлежали они к разным поколениям, бравые прапорщики были вдвое старше Пыхтина, и вообще были уже взрослыми, давно отслужившими армию мужиками, – когда они служили, он еще даже под стол пешком не умел ходить, лишь только ползал…

Пыхтин, пока пили пиво, размышлял – сейчас сделать заброс насчет автоматов или оставить на будущий заход? Решил, что все-таки лучше будет следующий заход, завтра или послезавтра… А если завтра погоды не будет, зарядит нудный дождь-скуловорот? Кто же в дождь пьет пиво под открытым небом? Поколебавшись немного, Пыхтин решил все-таки повременить, перенести разговор об оружии на завтра. Сгреб прапорщиков за литые плечи, притиснул к себе и проговорил дрогнувшим голосом:

– Золотые вы мужики!

– Это мы знаем, – отозвался Егорыч звонким голоском, – это нам говорят все без исключения.

– Жаль, что вас со мною в Афганистане не было.

– Нет уж, спасибо, – замахал руками Павел Павлович, – как-нибудь без нас, пожалуйста!

– Да я не в прямом смысле, я в иносказательном, – пояснил Пыхтин, – не в смысле «воевать», а в смысле «дружить».

– А вот это мы с большим удовольствием, – в один голос ответили прапорщики.

– Ну что, завтра встретимся, продолжим общение, попьем еще пивка? – предложил Пыхтин.

– Только лещ на этот раз будет нашим, – сказал Егорыч.

– Не надо! – Пыхтин протестующее поднял руки, будто партизан, вздумавший заманить врагов в ловушку. – Прошу – не надо. Лещи – это моя забота, а вот пиво… пиво пусть будет вашей заботой. Впрочем, с пивом тут всегда полный порядок, баба Валя нас никогда без него не оставит, – громко добавил он и посмотрел в окошко, где сидела бровастая старуха. – Правда, баба Валь?

Та в ответ высунула из окошка руку, помахала ею. Будто космонавт, прощающийся со стартовой площадкой космодрома.

– А если к пиву присовокупить что-нибудь покрепче? – заинтересованным тоном полюбопытствовал Егорыч. – Ликер «Шасси», например, или десертный напиток «Северное сияние»? Можно организовать коктейль «Вырви глаз», от которого даже сам товарищ Бендер не отказывался… А?

– Это все – на ваше усмотрение. Мое дело – закуска, – сказал Пыхтин.

– Ладно. Во сколько встречаемся?

– В шесть часов вечера устраивает?

– Как сегодня? Вполне.

– А если погоды не будет? – задал резонный вопрос Егорыч. – Осень всетки.

Пыхтин не удержался, глянул в небо и поморщился недовольно: по высокому вечернему пологу, занимая самый центр, ползли колючие перистые облака – верный признак того, что погоды может и не быть.

– Если не будет погоды, постоим, в конце концов, под грибком, – степенно произнес Павел Павлович. – Не размокнем.

Первый контакт был найден. Его нужно было закреплять.

Покинул Пыхтин пивной пятачок в приподнятом настроении: внутри у него теплилась уверенность, что крючок он забросил в правильное место, прапорщики эти хотят не хотят, а наживку заглотят обязательно. Он ее подведет прямо к их носам, чтобы и лакомый кусок было хорошо видно, и запах от него шел соблазнительный.

К следующему вечеру Пыхтин приготовил не только завидно-отменных лещей – достал двух светящихся, будто они были сотворены из янтаря, рыбцов: то самое, о чем мечтали прапорщики. Рыбец – вкуснятина, которая ранее всегда водилась на Кубани да на Дону, ныне же рыбец существует в основном в народной молве, да еще попадается в старинных сказках, он почти повсеместно перевелся и лишь отдельные личности, знатоки, рыбьи короли знают, где, в какой конкретно яме можно выловить за лето десяток этих редкостных, тающих во рту рыб. Пыхтин представил себе, как будут ошеломлены едоки-прапорщики, какими у них сделаются лица, и невольно усмехнулся.

На мгновение ему стало жаль рыбцов и он сделал нерешительное движение, пытаясь отложить их в сторону, но в следующую минуту махнул рукой обреченно: ради «калашниковых» и рыбца не жалко… Ведь многими людьми и прежде всего мужиками управляет не ум, а желудок; вот тут-то и помогут редкостные рыбехи, благодаря им желудки двух прапорщиков примут нужное решение, и тут Пыхтин был прав.

Погода, вопреки худым ожиданиям и недобрым перистым облакам, не подкачала. Вечер выдался такой же светлый и теплый, как и предыдущий, в городе вкусно пахло шашлычным дымом, грибами, прелой травой, подсыхающей землей, в воздухе появилась тонкая невесомая паутина, попадая в лучи света, она искрилась дорого, беззвучно перемещалась с места на место, украшала окружающие пейзажи.

Пыхтин пришел к пивнушке на пять минут раньше обговоренного срока, но прапорщики уже были там, увидев долговязую стремительную фигуру Пыхтина, доблестные защитники Родины призывно завзмахивали руками, закричали дружно – один тонким, другой грубоватым резким голосом:

– Алексей! Леха, сюда!

Столик они заняли прежний, плотно заставили его пивными кружками – решили, как понял Пыхтин, дать серьезный бой превосходящим силам противника.

– Что, наступил день большого рывка? – вскричал Пыхтин приветственно. – Как в хорошем футболе: пивка для рывка, водочки для обводочки…

– Для такого футбола у нас все имеется, – неожиданно застенчиво потупившись, произнес Семен Егорыч, – и с рывком все в порядке, и с обводочкой.

– Пор-рядок – это хор-рошо, – Пыхтин азартно потер руки, – люблю порядок!

– Нам твой лещ всю ночь снился, – сказал Павел Павлович, – сказочный продукт!

– Сегодня я вас угощу еще более сказочным продуктом. – Пыхтин снова азартно потер руки. – И вообще за этим дело у нас не будет застаиваться… Привет, тетя Валя! – запоздало выкрикнул Пыхтин, увидев в проеме окошка улыбающуюся старуху, вскинул сразу обе руки, потряс ими над головой. – Салям алейкум!

В следующую минуту он схватил со столика кружку, отпил немного горьковато-нежного, толково сваренного напитка, восхищенно почмокал губами:

– Хар-рашо!

– Что, огонь не терпится залить? – добродушно сощурившись, поинтересовался Павел Павлович, лицо у него от мелких морщин сделалось печеным, каким-то старушечьим.

– Не терпится, – подтвердил Пыхтин, хотя ничего у него не горело.

– Вчера небось здорово добавил?

– Ага, добавил, – усмехнувшись про себя, Пыхтин согласился и с этим.

– Как насчет того, чтобы укрепить градусы? – Егорыч сунул руку за пазуху – словно бы за пистолетом потянулся.

– Сегодня – нет, – твердо произнес Пыхтин, – боюсь перебора. От такого лютого ерша голова может расколоться, как старая глиняная крынка.

– Это верно, – голос у Егорыча сделался сочувственным. – Мое дело – предложить…

– …а мое – отказаться. – Пыхтин засмеялся, снова отпил из кружки пива.

За столом, как и вчера, очень быстро установилась легкая доверительная атмосфера, где все люди, у которых в руках кружки, а на губах – пивная пена, – братья, на лица пролит благословенный свет, глаза лучатся добром и теплом, Пыхтин, продолжая посмеиваться, забрался рукою в сумку, достал оттуда двух сочных, до одурения вкусно пахнувших рыбцов, лихо шлепнул на стол. Егорыч поспешно схватил одного за хвост, поднес к лицу.

– Ну, что скажете, господа? – торжествующим тоном поинтересовался Пыхтин.

– Вах-вах-вах! – неверяще округлил глаза Егорыч. – Это же настоящие рыбцы!

– Рыбцы, – подтвердил Пыхтин.

– Царская рыба. Рыбцами, говорят, любил баловаться Александр Первый.

– Вполне возможно…

– Он, когда на Азов приезжал, разных деликатесов отпробовал. В том числе и вяленого рыбца. И глаз на него положил. Говорят, пока не умер – все рыбца себе требовал. Каждый лень ему на стол подавали.

– Хватит, Егорыч, впустую воздух сотрясать, – обрезал приятеля Павел Павлович, – доставай-ка лучше свои укрепляющие капли и наливай штук по триста.

– Как мы и договорились, я – пас, – Пыхтин накрыл свою кружку ладонью, виновато наклонил голову, – очень прощу не ругать меня, мужики, я – только пиво…

– Это мы уже слышали, – добродушно пробурчал Павел Павлович, – насиловать не будем.

Продолжая добродушно бурчать и морщить глаза – в уголках образовывались «бабушкины лапки», целая авоська, Павел Павлович отпил наполовину кружку, подставил ее приятелю.

– Сколько? – спросил Егорыч.

– Если граммов сто пятьдесят накапаешь – не ошибешься.

«Хороший прицеп, – отметил про себя Пыхтин, – верблюда с ног сшибет запросто, а прапору будет хоть бы хны. После этого можно начинать разговор не только о “калашниковых” – можно говорить о “градах”, тяжелых гаубицах и вертолетах с “нурсами”. Впрочем, у этих мужиков вертушек с ракетами быть не может. По определению…»

Павел Павлович довольно лихо расправился с «ершом», вытер мелкие слезки, проступившие на глазах, вкусно крякнул и принялся за рыбца, ловко ошкуривая его, выщипывая из плоти перышки, косточки, кусочки мяса.

– Ах, какая лепота! – не выдержав, воскликнул Павел Павлович, лицо у него приняло благоговейное выражение, и Пыхтин понял: «Пора!» До этой минуты у него в душе тлело опасение – а вдруг прапорщики окажутся не теми людьми, за которых он их принимает, поднимут крик, оглушат его пустой пивной кружкой – он ко всему был готов и остерегался сделать решительных ход, а сейчас понял – можно! Самое время двигать пешку в дамки.

– Мужики, – он оглянулся и наклонился над столом, – есть доверительный разговор. Можно?

Прапорщики невольно, словно бы что-то поняв, переглянулись.

– С доверительным разговором, Леха, всегда можно, – сказал Павел Павлович. – Особенно к нам. Мы это дело понимаем.

– Нужны автоматы. Помогите купить.

Прапорщики снова переглянулись. Семен Егорович – он в этой двойке был старшим, – вздохнул.

– Не спрашиваю тебя, зачем нужно оружие, – это, Леха, твое дело, но автоматы Калашникова – штука дорогая.

– Знаю. «Мы за ценой не постоим». Как в той песне.

– Сколько стволов?

– Минимум два, максимум – шесть.

Павел Павлович покосился на своего напарника, рассмеялся легко, будто ребенок, решивший несложную задачку по математике.

– А мы думали – вагон. Шесть стволов для нас – слону дробина, тьфу!

– Вот шесть стволов и будем брать. – Пыхтин вскинул пятерню с растопыренными пальцами, добавил один палец с другой руки. – Шесть!

– Только учти, – сказал Пыхтину Павел Павлович, приподнял за хвост янтарно-светящегося, рождающего во рту сладкую слюну рыбца, – хоть эта рыбка и вкусна до потери пульса, с языком проглотить можно, но плату мы рыбцами не берем.

– А я рыбцами и не собираюсь расплачиваться, – спокойно отозвался Пыхтин, отпил немного пива из кружки, побулькал им во рту, – у меня столько рыбца и не найдется. Чем скажете – тем и заплачу.

– Долларами.

– Долларами – значит, долларами. – Пыхтин не ожидал, что с такой цирковой легкостью сможет договориться с прапорщиками об оружии – он искал боковые подходы, осматривался, прятался в окопе, выжидал подходящего момента, а вся эта эквилибристика совершенно не была нужна, надо было без всяких сомнений и опасения идти в лоб. Пыхтин улыбнулся лучисто, освобожденно – у него даже глаза заискрились от внутреннего света: пришел он на этот пятачок одним человеком, уйдет совершенно другим.

И заламывать бешенную цену за автоматы прапорщики не стали – попросили по триста пятьдесят долларов за каждый ствол. За патроны – плата отдельная. За каждый набитый рожок…

– Еще что-нибудь нужно? – невинно поглядывая на Пыхтина и смакуя пиво с рыбцом, тщательно обсасывая каждую косточку, блаженно щурясь – вкусно было, – спросил Егорыч. – Можем пистолеты Макарова предложить, можем «ТеТе» пятьдесят третьего года производствоа – того самого, когда умер Сталин, – новенькие, в смазке…Оч-чень надежное оружие! – Егорыч поднял указательный палец, изобразил, так сказать, восхищение, даже восторг. – Оч-чень!

– Пистолеты тоже будут нужны. Скорее всего, все-таки «ПеэМы» – «макаровские», они меньше «ТеТе», за пояс засовывать удобнее.

– Чем меньше пистолет – тем ниже убойная сила.

– А нам стрелять с дальнего расстояния не надо, нам ведь что нужно – подошел поближе к нехорошему дяденьке, приставил пушку к животу и – пук! – Пыхтин засмеялся, поглядел в одну сторону, в другую, проверяя, не слышит ли кто их разговор? – Впрочем, «ТеТе» – штука хорошая, тоже может понадобиться.

За всеми столиками стояли люди, грызли соленые сушки, сухари, рыбу, один богатый человек даже принес пакет с крупными, как раки, светящеся-алыми креветками, разложил богатство перед собой на столе, – люди разговаривали друг с другом и к тому, что происходило на стороне, не прислушивались совершенно.

– Ну что ж, для того чтобы попугать нехорошего дяденьку, «ПеэМы» действительно удобнее, – согласился с Пыхтиным Егорыч.

– Теперь нам осталось договориться вот о чем… – Пыхтин допил кружку до дна, поставил ее на стол.

– О том, как это дело отметить, – подсказал Егорыч.

– Нет. Осталось решить вопрос доставки, скажем так: как, где, когда и сколько?

– Как и сколько – это наша проблема, пусть у тебя голова об этом не болит, – Павел Павлович, опережая напарника, поднял ладонь, придавил ею воздух, – надо сговориться, где и когда? Доставка бесплатная, за доставку мы с Егорычем ничего не берем, за остальное же готовь юэсейские банкноты…

– Они уже готовы. Ждут!

– С изображением президента Вашингтона?

– Не знаю. Изображен там кто-то…

…Прапорщики привезли оружие черной, без единой звездочки ночью в особняк, который снимало товарищество «Горная сосна», загнали уазик, на котором приехали, во двор, там выгрузили автоматы. В обмен получили пачку стодолларовых купюр. Молча хлопнули по рукам, там же, во дворе, под открытым черным небом, выпили по стопке водки – за удачу, – закусили крохотными, хрустящими, как молодая репа, солеными огурчиками.

На прощание Егорыч спросил у Пыхтина, – несмотря на присутствие Шотоева, он считал его старшим в команде:

– Ну что насчет пистолетов решили?

– Решили, – выступил вперед Бобылев, сплюнул пристрявший к губам огрызок огурца, – два «макаровых» и два «ТеТе» с глушителями.

– Заказ принят, – сказал Егорыч, – через два дня будет выполнен. Привезем сюда же.

– Сюда не надо. Лучше встретимся в городе, – предложил Бобылев. Он, как понял Пыхтин, невесть откуда почувствовал опасность. Нюх он имел острый, Пыхтин ему доверял.

– Можно и в городе… Какая разница? Нам, татарам, все равно…

– Знаю я эту пословицу, – отмахнулся Бобылев, – еще со школьной скамейки. А может, даже и раньше.

Пыхтин, поймав вопросительный взгляд Егорыча, улыбнулся успокаивающе: все, мол, в порядке.

Прапорщики забрались в свой, тяжело заскрипевший рессорами уазик и укатили домой. Бобылев мрачно посмотрел вслед красным огням стоп-сигналов, удаляющимся в глубину пустынной черной улицы, помял пальцами подбородок.

– Очень хочется мне сделать одно дело…

– Какое?

– Пристрелить этих двух падальщиков и закопать на берегу Кубани.

– А патроны нам кто будет поставлять? Пушкин?

– Найдем другой источник. Да потом можно сделать запас поприличнее, а прапоров… – Бобылев издал выразительный звук.

– Ты думаешь, они этот вариант не просчитали и не имеют никаких подстраховочных концов?

– А мне плевать, что они имеют или не имеют. Плохо то, что они знают наш адрес.

– Плохо, конечно, но убирать их сейчас рано. Уберем позже.

– Да потом, такие воры, как эти прапоры, часто заваливаются. А прапоры как пить дать завалятся. И первым делом выдадут нас.

– Не успеют выдать, – успокаивающе проговорил Пыхтин, – мы им печенки вырежем гораздо раньше.