Читать книгу: «Духота», страница 9

Епископ тут же нагружал посыльного. Шибякин расцветал при встрече, шептал Валентину Фёдоровичу, что Совет непременно добьётся для него архиепископства, как бы Патриарх ни возражал!

Однажды Шибякин позвонил и высокопоставленно-будничным тоном принялся клянчить что-нибудь посущественнее, чем Священное Писание, для двух иноземных дам королевской крови. Аминь Аллилуевич предложил золотые часы.

Отправив презент, спустя несколько дней доложил об этом начальству. Неожиданно обнаружили: никаких закордонных персон не было. Шибякин просто скоммуниздил часики для жены и дочери.

Подарки вернули. Комбинатор удержался на бульваре, но теперь из покровителя переквалифицировал себя в короеда. Цеплялся за всякие мелочи, подтачивая авторитет зампреда ОВЦС, не брезгуя сплетнями, будто епископ напивается порою до положения риз…

Рязанец парировал выпады. Но бульварный противник заключил военный союз с двумя коллегами. Выкормыш великого митрополита им стал неугоден после того, как он, заведуя протоколом, посадил их на приёме в честь румынского Первосвятителя (поесть и нахлобыстаться нахаляву за счёт Церкви клерки были мастера!) не там, где хотелось. Воинствующие материалисты с апломбом вышибал дали клятву Ганнибала сжить шефа протокола если не с бела света, то по крайней мере из ОВЦС. Интриганство этих бульварных сошек, их нечистоплотность были в руках архиерея, который постоянно общался с представителями зарубежных газет, радио и телевидения, а также церковными и государственными деятелями, горючей смесью. Если бы епископ предал информацию огласке, она спалила бы его врагов. Но зажечь бикфордов шнур не мог, поскольку сам оказывал нередко деликатные услуги Конторе Глубокого Бурения. Патриархия и Лубянка срослись, как два пальца на ноге Сталина. Аминь Аллилуевич удобрял текст своего послания к богохранимой пастве по случаю Дня победы над Германией цитатой из трудов корифея народов, соревнуясь с таксистом, который украсил пластмассовый набалдашник рычага переключения передач обликом медали генералиссимуса с надписью: «Наше дело правое – мы победили!». Что ему, бутафору в омофоре, было до Августина и Шлейермахера? Те считали недостойным для Церкви участие в юбилее по поводу военного поражения чужого государства.

Ко всем сюрпризам добавился инцидент с «буколиками» бывшего студента, смело тычущего с амвона нестандартными фактами, цитирующего непопулярных авторов, не желающего понимать, что это недопустимо.

Управляющий епархией решил поговорить с ним ещё раз, заперев раздражительность на ключ. Попа онучей не учат.

– Что вы пугаете меня заграницей? – хладнокровно начал Владыка, собрав в кулак уже седеющую, с опаловыми подпалинами, бороду.

Батюшка на сей раз сообразил, что возражать администратору – предел нравственной распущенности. Всё равно, что рядовому в строю пререкаться с сержантом.

– Простите, Ваше Преосвященство, я был чересчур резок…

– За рубежом и без вас знают, что я – коммунист.

– Я так не считаю… Просто все говорят – верхушка… предала Церковь.

– Кто говорит?

– Народ.

– А мне плевать!.. Что вы мечетесь? Ничего нельзя изменить! Ну, не называя фамилий, скажите: много ли таких, как вы? Есть ли у вас про-грам-ма?.. Если бы митрополит Сергий не предпринял исторически правильные шаги, не сидеть бы мне с вами в этом кабинете!

– Я не думаю, что своим существованием Церковь обязана исключительно мудрости митрополита Сергия…

– Если пикнем, храмы закроют! Где тогда народ сможет причащаться?

– Там, где причащаются святые – в острогах ссылках, лагерях. История Церкви ведает такие каноны.

– Сейчас есть только одна организация… Она спасает Церковь!

– Церковь спасает Христос!

– Комитет госбезопасности, – аргументировал Аминь Аллилуевич, будто мальчик, который наматывает на свою письку вату и марлю, чтобы на пляже в плавках ничем не отличаться от взрослых мужчин, – единственная сила, которая сдерживает партаппарат от того, чтобы нас не размазали по стенке… Вы это не понимаете… Я живу в Москве и дальше вас вижу. Мы не сможем вместе служить… Вы внутри себя – бунт и раскол…

– А разве иным должен быть настоящий мужчина?

– Я отпущу вас в другую епархию… Но характеристику не дам. Постарайтесь договориться, чтобы вас взяли без характеристики.

– Кто из архиереев на это согласится?

– В других краях, отче, вы можете отчебучить очередной фокус… Станут выяснять: «Чей? Кто рукоположил?». А у меня и без вас забот по горло!

– Но ведь…

– Я человек простой, из села… Я ничего не боюсь… Вы думаете, цепляюсь за место? Да у меня денег на три жизни хватит! Вы лучше о себе подумайте, у вас семья, дочь… Нельзя быть до такой степени самовлюблённым эгоистом! Гордыня пожирает вас!

– Владыка…

– Вокруг ваших «эклог» – возня. Вы всему хотите дать христианскую оценку… Блюдите, како опасно ходите!.. Я подтвердил, что не нахожу в вашей гомилетике ничего противоестественного… Если хотите – побеседуйте с ним сами… Кое-кто очень сожалеет, что дал агреман на ваше рукоположение. Найдёте себе нишу в другой епархии – сообщите мне, отпущу… Но до того момента – ни одного слова с амвона, никаких проповедей!

В холодном притворе Введенской церкви, продолбив лунку, занялись подлёдным ловом нищенки, разбросав в проходе сеть протянутых рук.

– Отец! Живой! – радостно заголосили, увидев молодого пресвитера. – Ну ты и отчаянный!

С улыбкой благословляя говорливых баб, Гладышевский прошёл в алтарь и на коленях прижался головой к престолу.

К нему подскочила со склянкой Матрёна:

– Батюшка! Там больная ждёт, нацеди воды с-под копья!

Часть вторая

Во второй части нашего повествования помещаем керигмы, которые главный герой, став священником, произнёс в храме и из-за которых у него приключилось немало сложностей в отношениях с церковным и гражданским начальством, поскольку проповедь, по мнению Кьеркегора, наиболее трудное из искусств. Кому не интересен отпечаток вечности (здесь уместно вспомнить не одного Кьеркегора, но и Плотина, считавшего, что не существует никакого времени и даже никакого мельчайшего момента времени, где не отражалось бы вечность), читать их не обязательно.

Тому же, кто уделит им внимание, скажем, что некто из видных православных иерархов, прочитав сии опыты, отправил автору телеграмму: «Это новое слово в гомилетике»! Впрочем, не менее уважаемое лицо, издатель русского журнала в Париже, нашёл диатрибы нашего вольнодумца несколько брутальными.

Но разве апостолы носили одежду из тонкого шёлка, а не из грубой ткани?

Истина

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Если ты молод и служишь телохранителем великого правителя, что может быть более заманчивым, чем перспектива стать в государстве вторым человеком после монарха, роскошно одеваться и ездить на колеснице с конями в золотых уздцах?

Трое юношей из охраны персидского царя Дария (один из них, сообщает Библия, – пленный еврей по имени Зоровавель) решили состязаться перед своим властителем в мудрости. Чьё слово окажется разумнее других, тому даст царь все преимущества. Лишь бы каждый открыл, что сильнее всего.

Изложив свои мнения на бумаге и запечатав записки, молодёжь положила их под изголовье государя, дабы, когда тот проснётся и достанет конверты из-под подушки, сам беспристрастно понял, кого следует возвеличить в ранг ближайшего помощника, а то и родственника.

Один начертал: «Сильнее всего вино». Другой не согласился: «Сильнее царь».

Третий выдохнул: «Сильнее женщины». И добавил: «А над всем одерживает победу…»

Не будем пока открывать тайну Зоровавеля. Кто или что одерживает победу над всем – узнаем чуть позже, а сначала выслушаем, как объясняют царю свои речи двое друзей.

– О, как сильно вино! – воскликнул первый слуга. – Оно приводит в помрачение ум всех людей, превращает царя, сироту, раба и свободного, бедного и богатого в глупцов, когда те пьянеют. Пьяному море по колено!

Вино, – скажем и мы, внимая пылкому юноше, – несомненно, очень сильно.

Сваливает крепыша с ног, может увлечь в преступление. Но может и поддержать, по слову апостола, в болезни; врачи советуют иным больным принимать в небольших дозах коньяк и кагор. А главное – вино идёт на приготовление Святых Тайн. Господь наш – виноградная лоза, а мы – ветви, питаемые Его Кровью. Нет на свете ничего сильнее Причастия, сопрягаемого из вина, и по молитвам Церкви, наитием Святаго Духа, пресуществляемого на богослужении в Пречистую Кровь Спасителя, нашего подлинного Царя.

– О, не сильнее ли всех царь? – произнёс второй телохранитель. – Царь превозмогает и господствует над миром. По его приказу сражаются на войне и возделывают землю. Ему платит дань всё живущее. Кто могущественнее царя, когда так повинуются ему?

Господь наш, Иисус Христос, – заметим мы вслед за вторым юношей, – Царь Вселенной. Ему, Единому, принадлежит всякая власть на небе и на земле. Когда утверждают, что нет власти, как только от Бога, это нужно понимать так, что начальствующий в народе будет угоден Небесному Заступнику лишь при том условии, если он постоянно воздаёт должное Господу, а не противится установлению Его Царствия, Ему же не будет конца. Какому Царствию? Царствию Духа, Благодати, лета Господня благоприятна, восходящего над нами, как солнце во всей силе своей, шествующего наперерез злу, «как полки со знамёнами» (Песнь песней, 6, 10)!

Кто же более прочих достоин этого Царствия? Что сильнее Его? Кто над всем удерживает победу?

– Велик Царь и сильно вино, – начал говорить Зоровавель. – Но кто господствует и владеет ими? Не женщина ли? Жёны родили царя и народ. Народ вскормил виноград, выдавил вино. И вельможи, и плебеи, раскрыв рот, смотрят на красивую женщину, прилепляются к ней, забыв о золоте и серебре, не помня ни себя, ни отца, ни матери, ни страны своей. «Многие сошли с ума из-за женщин и сделались рабами через них. Многие погибали и сбились с пути и согрешили через женщину» (2 Ездры, 4, 26-27).

Зоровавель видел, как наложница снимала корону с царя, возлагала её на себя, наотмашь хлестала левой рукой самодержца по щеке. Тот улыбался и упрашивал даму помириться с ним.

Не такова та женщина, что предстала апокалиптическому взору апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Любимый ученик Христа зрел жену, облачённую в солнце; под ногами её луна, а на главе – венец из двенадцати звёзд (Откр., 12, 1). То была женщина, ставшая сильнее всех. По благоволению Святой Троицы Она родила Сына Божия, подарив миру непобедимую силу, способную одолеть дьявола.

Мы толковали о могуществе вина, царя, женщины.

– Кто, однако, сильнее их? – вопросил Зоровавель. – Кто над всем берёт верх?

– Истина.

«Вся земля взывает к истине, и небо благословляет её, и все дела трясутся и трепещут пред нею» (2 Ездры, 4, 36).

Что же есть Истина? Она, молча, стоит на всех площадях мира в оборванном хитоне, с запекшимися ранами, униженная и оскорблённая, в терновом венце.

Она идёт к нам «из дымной дали. И ангелы с мечами с ней. Она такая, как в книгах мы читали, порой скучая и не веря им» (А. Блок). Мы любим её в притчах и ризах парадоксов. Мы Ею движемся и живём.

Издревле истина присутствует в вине как крови Бога, истина является нам в облике истинного Царя небес, истину выражает женщина, когда любит и поклоняется Тому, Кто начинал свои речи со слов: «Истинно, истинно говорю вам…», Тому, Кто воистину воскрес от гроба! Истина созидает Церковь, подобно Зоровавелю, который после мудрого ответа Дарию получил право на воссоздание разрушенного Иерусалимского храма. Свет христианской истины через таинства Церкви – через материнскую утробу Крещения и вино Нового Царствия – просвещает всякого человека, грядущего в старый мир. Когда мы причащаемся Истины, она, по выражению одного Святого, становится нам ближе, чем мы сами себе.

Веруем и уповаем на Её надвигающийся нелицеприятный Суд; «нет в суде Её ничего неправого; она есть сила и царство и власть и величие всех веков» (2 Ездры, 4, 40).

Благословен Бог Истины!

Аминь.

Сусанна и старцы

Когда Бог вывел еврейский народ из египетского плена, Он сказал пророку Моисею, что царь, которого изберёт себе Израиль, должен «списать для себя список закона… с книги, находящейся у священников,… и пусть он будет у него, и пусть он читает во все дни жизни своей, дабы научался бояться Господа Бога» (Втор. 17, 18-19)

После ожесточённых кровопролитных войн иудеи поселились в земле обетованной, где правнуки Авраама черпали воду из колодцев, вырытых не ими. Здесь евреи часто принимались служить чужим богам. Может, это случалось потому, что взысканное милостями неба диковатое племя не торопилось назначить из своей среды монарха, чья богобоязненность, кабы она имела место, стала бы дополнительной преградой для многогранной, легко увлекающейся жестоковыйной души, впадающей в идолопоклонство, если оно влечёт за собой широкий доступ к объёмистым котлам с жирным мясом, душистым дыням и крепкому чесноку.

Господь воздвигал в такие скоромные времена судей для Израиля. Те руководили народом, предохраняя его от внутренних и внешних врагов. Однако и самих судей порой покидал Дух Господень.

Два старца постоянно посещали дом почтённого Иоакима. Иоаким – имя, знакомое каждому христианину. Так звали отца Приснодевы Марии.

Пользуясь гостеприимством Иоакима, старейшины судили и рядили под крышей его просторных покоев спорные дела; к ним обращались пекари, воины, женщины, странники.

Иоаким был женат на Сусанне, пригожей дочери праведных родителей. С детских лет они обучили своё чадо закону Моисееву, внушили верность Богу, упование на Творца неба и земли. Тому же наставили в своё время и Приснодеву Марию её домашние.

Иоаким до самозабвения любил Сусанну. Никакие воды не могли потушить его чувств к ней (Песнь песней, 8, 7).

В полдень, когда тяжбы и разбирательства заканчивались и народ расходился из жилища Иоакима, Сусанна появлялась в саду своего мужа.

Судей-старцев уязвляло до боли вожделение к ней.

Как-то в жаркий час жена Иоакима захотела вымыться в саду.

Старейшины, глухо сопя, притаились в кустах. Одному в бок впилась колючка, но он её не замечал.

– Принесите мне мыла и масла и заприте двери сада, – сказала госпожа служанкам. Девушки исполнили повеление и вышли.

Тогда стряпчие схватили раздетую Сусанну за руки.

– Ложись с нами!

Женщина пронзительно закричала.

Люди вскочили в сад.

Старцы взахлёб затараторили, будто застали супругу Иоакима с юношей, но тот убежал!

Чёрной тенью прильнула смерть к нежному лицу жертвы. Прелюбодейку у евреев принято побивать камнями.

Иоаким верил жене и любил её в сей страшный час ещё с большей силой. Дети Сусанны, её родственники плакали… Как доказать невиновность Сусанны разъярённым мышиным жеребчикам, негодующей толпе, чрезвычайно пристыженной тем, что никогда ничего такого за Сусанной не замечали!

Сусанне, по слову Библии, приличествуют красота, кротость, непорочность, искренняя преданность избраннику души и тела. Эти высокие качества присущи и Церкви Христовой.

С кем отождествляет Писание соблазнителей Сусанны, «состарившихся в злых днях»? С «управляющими народом» (Дан., 13, 6). Седовласые мудрецы хотят увлечь Сусанну на ложе с ними. Пострадавшая возмущается, громко взывает к Богу! Ей могли бы, вероятно, нравоучительно процитировать Священные книги: всякая душа да будет покорна предержащим властям. Поэтому Сусанна обязана смириться, так хочет Господь.

Господь хочет, чтобы цветущая как Церковь Сусанна лежала в липких объятьях слюняво-старческого безбожия? Разве Сусанна – блудница в золоте и жемчуге, что сидит на багряном звере, держа в руке драгоценную чашу с нечистотами и мерзостями своих сожителей? «Женщине не прощается, если первый попавшийся проходимец изнасилует её», – молвил в девятнадцатом веке один старец, ненавидящий христианство.

Старцы любого возраста и калибра, нападающие на Церковь – это евнухи, желающие растлить девицу. Читают ли управляющие народом книгу, находящуюся у пастырей, не извращают ли её мысли, научились ли бояться Живущего на небесах? Не все ли они «пылают прелюбодейством, как печь, растопленная пекарем» (Ос., 7, 4)? А «владычествующий над людьми будет праведен, владычествуя в страхе Божием» (2 Царг., 23, 3)!

Господь услышал вопль Сусанны. «И спасена была в тот день кровь невинная» (Дан., 13, 62).

И так же да услышит Бог голос Церкви!

Аминь.

Молитва Товии

Если бы сегодня воскрес Наполеон и его армия, с которой Бонапарт мечтал покорить Россию, наличие солдат в этом войске не уступало бы количеству семейных разводов в нашей стране.

Вспоминаю сию статистику, перечитывая книгу Товита в Ветхом Завете, где говорится, сколько мужей было у дочери одного именитого еврея. Сарре, девице прекрасной и умной, долго не везло в браке. «Я читал о многих видах печали, но сомневаюсь, что где-либо можно найти столь же глубокую печаль, как та, что была заложена в жизни этой девушки» (С. Кьеркегор).

Служанкам её отца Сарра казалась не только чересчур привередливой и капризной в выборе суженного, но даже убийцей тех, кто предлагал ей руку и сердце.

– Уже семерых извела, – пеняла грубая челядь застенчивой Сарре прямо в лицо. – Разве тебе не совестно? Зачем задушила их?… Они умерли – иди и ты за ними!

Накануне свадьбы одного из нареченных Сарры призвали, как нынче сказали бы, в военкомат, бросили в бой с врагами, и, положив меч под голову, он навеки уснул. Другого загрыз на охоте медведь. Третий неизлечимо заболел и отправился с тоскою в гроб. Четвёртый пропал без вести. Пятого испепелил удар молнии. Шестой… и так далее: седьмой…

Сарра, конечно, не была причастна к смерти её соискателей в брачной комнате. Женихов убивал не рок, а лихой дух – Асмодей, очарованный ею.

Сарра весьма кручинилась. Вдова, не познавшая мужа, семь раз носившая траур, в расцвете лет став притчей во языцех, она в горнице у раскрытого окна молилась чтобы Создатель не попустил ей броситься с верхнего этажа вниз головой, чтобы Ткач бытия сам перерезал нить её жизни, взяв от земли, где сплошь слышит незаслуженные укоризны.

Когда в доме появился новый кавалер, глава семьи, узнав, что он сын его далеко живущего брата Товита, согласился отдать за него единственную дочь, надеясь, что Бог на этот раз всё устроит наилучшим образом.

Сарра услышала данную новость от матери с тупым равнодушием. Девушка мельком видела молодого человека, по имени Товия… Он прибыл с другом Рафаилом и весёлой собакой… Глаза у Товии кроткие и смелые… А Рафаил чем-то неуловимо похож на ангела… Служанка носила сапожнику рваную обувь Товии… Утром друзья были на рыбалке, поймали большую рыбу…

Мать привела Сарру вымытую, умащённую благовониями, в праздничной одежде в спальню, куда должен был пожаловать новый жених.

Ужин гостей с родителями затянулся. Товия всё не приходил… Из тёмного угла комнаты, казалось, некто корчил гримасы…

Сарра присела на постель и тихо заплакала.

Товия же после ужина – по совету друга, прямо-таки, как ему чудилось, посланного ему Богом, друга, с которым он пролетел почти на крыльях немало вёрст к дому невесты – взял в руки курильницу, положил в неё рыбью печень, высек огонь, и, подобно тому, как горящей серой вытравливают из жилища клопов, принялся так дымить, так посверкивать искрами, что любая рогатая или безрогая нечисть, а не только Асмодей, сочла бы за благо скорей рвануть из горницы молодожёнов!

В полночь отец невесты поднялся с кровати. Спотыкаясь, вышел на задворки… Он рыл могилу, рассчитывая засветло скрыть от людей ещё одну утрату… Блестел при луне заступ и пот на усталом лице…

Сколько заскорузлых упрёков мы слышали по поводу приниженного положения женщины, якобы постулируемого Библией! Вчитайтесь в книгу о Товии: муж называет жену сестрой (Товит, 6, 21)! Много ли сейчас людей, которые с такой предупредительностью относятся к своей спутнице? Многие ли начинают супружескую жизнь с молитвы или таинства венчания, которые освящают, придают высший смысл заповеди «плодиться и размножаться»? Вспомните описание брачной ночи в романе великого рассказчика Франции: молодая женщина, лёжа в постели, с содроганием слышит, как бренчит в брюках её раздевающегося супруга медная мелочь… «Драгоценностями из серебра их завладеет крапива, колючий терн будет в шатрах их», – отозвался бы о такой семье пророк Осия (Ос., 9, 6). «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его» (Пс., 126, 1). Первым проявлением божественности Иисуса Христа было Его присутствие на браке в Кане Галилейской, где Он благословил супружеский союз, претворив для сотрапезников воду в вино. Совместная жизнь мужчины и женщины, долгая или короткая, будет исполнена чудес не потому, что Бог постоянно станет наполнять их чашу, а только в том случае, если они всегда будут обращены ко Христу. Это и станет тем чудом, которое поможет превратить семью в малую церковь, где свет Христовой истины станет ярче сиять в наших детях, чем в нас. И никакие духи злобы поднебесной не разобьют такую семью, как не уничтожат они духовный брак Церкви со Своим Небесным Женихом Господом нашим Иисусом Христом!

… Утром отчаявшийся отец, возликовав, что молодые живы, благословил Бога благословением чистым и святым. И приказал рабам своим зарыть могилу.

Аминь.