Цитаты из книги «Битва железных канцлеров (рассказ)», страница 6

1882 год - начало правления кайзера Вильгельма II, который (как говорили немцы) хотел быть на каждой свадьбе - невестой, на каждых крестинах - младенцем, на каждых похоронах - покойником.

Бисмарк озлобленно хлопал ящиками стола, выгребая из них какие-то документы. Сказал:

- Горчаков повёл себя, как барышня, которую гусар хочет поцеловать. Барышня обязательно скажет «нет», после чего её тут же целуют...

Вместе с русскими невольниками из Хивы были вызволены и 40 000 персов, томившихся в рабстве; уходя на родину, персы взывали к солдатам: «Дозвольте, и мы оближем пыль с ваших божественных сапог…»

<...>

Русский солдат не шёл туда, где его не ждали. Он шёл туда, где ждали его как освободителя. В звенящем зное пустынь русский человек свергал престолы средневековых деспотов - ханов, султанов и беков, всю эту мразь и нечисть, что осела по барханам со времён Тамерлана. И грешно забывать наших прадедов, которые в жестоких лишениях создавали великое многонациональное государство...

Горчаков отчасти уже нейтрализовал Уайтхолл заверением, что Россия считает Афганистан вне сферы русских влияний. И он очень не любил напоминаний о силе британского флота:

- Каракумов броненосцами не завоевать.

В листовках немцы обещали версальцам «ограждение личности и собственности, общественных памятников и произведений искусства». На деле это выглядело так: солдаты вламывались в любой дом, жрали и пили что хотели и, всё разграбив, перемещались в другой. На версальцев была наложена контрибуция в 400 000 франков; город Короля-Солнца превратился в нечто среднее между казармой и борделем. <...> Всех жителей Штибер принудил заполнить анкеты, от француженок требовал указать точный возраст. Женщины были поражены, что посторонний мужчина, пришелец из чужой страны, желает знать их лета, о которых не догадываются даже мужья и любовники...

Война нависала над немцами, словно капля росы на кончике ветки, готовая вот-вот сорваться.

- Но ваше стремление со времен Петра Первого к расширению стало уже хроническим и... опасным. На опыте своей страны я знаю, как это трудно - уметь остановиться. Допускаю, что вам предел знаком, но знают ли предел ваши генералы?

- В чем вы нас подозреваете? - оскорбленно вопросил Горчаков. - У нас в России есть такие места, где ещё не ступала нога человека, и мы, русские, все еще надеемся встретить в Сибири живого мамонта. Неужели в мудрой Англии думают, что Россия озабочена приращением земельных пространств?

- Вы и так безбожно распухли, - съязвил Нэпир.

- Наша опухоль - наследственная, в отличие от вашей - всегда чужой, развитой в меркантильных интересах...

В глубине души я чувствую отвращение к Пруссии: королевский абсолютизм, в неестественном сочетании с парламентом, - это ведь как подлая женщина, избравшая себе мужа с единой целью - обманывать его!

Граф Эстергази, посол венский, и лорд Гренвиль, посол лондонский, разводили перед Европой кляузы, будто русские укрепляются на острове Змеином...

<...>

Морни тоже сделал заявление — от имени Франции:

— Я смотрел карту, но нигде не нашел острова Змеиного, и французам безразлично, кто его населяет...

Желая закрепить «провод» между Парижем и Петербургом, Морни срочно женился (кажется, по любви) на юной княжне Софочке Трубецкой, что вызвало бурю негодования в Англии: там сочли, что свадьба — дело рук хитреца Горчакова. Окрутив Морни с русской красоткой, Петербург теперь по рукам и по ногам свяжет политику Кэ д’Орсэ... Гренвиль сказал:

— Вы бы, Морни, никогда не женились на русской, если бы могли осознать стратегическое значение острова Змеиного. Россия, потеряв Дунай, оставила за собой островок, который, словно пробка, запечатал Австрии выход в Черное море.

— Поверьте, — отвечал Морни, — что, когда мы с женою гасим свечу, мы меньше всего думаем о стратегическом значении острова Змеиного...

Уже не обожаемой Лёле Денисьевой, а своей свято любимой жене, мудрой и гордой красавице Эрнестине, поэт откровенно сообщал: «Если бы я не был так нищ, с каким наслаждением я швырнул бы им в лицо содержание, которое они мне выплачивают, и открыто порвал бы с этим скопищем кретинов, которые, наперекор всему и на развалинах мира, рухнувшего под тяжестью их глупости, осуждены жить и умереть в полнейшей безнаказанности своего дикого кретинизма».