Читать книгу: «Песнь Мятежа», страница 2

– Я нормальной религиозной ориентации. – заверил Маурос. – И, честно говоря, подозреваю, что бог умер или просто удалился из нашего мира.

– Очень хорошо. – Мерлину удалось сесть. Боль в пояснице заметно ослабла. – У меня нет ни малейшего желания дискутировать с вами о законе и благодати. Ближе к делу, пожалуйста.

– Эдвард – не человек. Он – посланец Тьмы! – Маурос вынес решительный вердикт. – А весь наш мир опутан заговорщиками. Это все вессоны, пришедшие из другого мира, и их много!

– Вы имеете в виду принца Эдварда, сына Ричарда?

– Да.

– Если бы вы, дорогой Маурос, – вздохнул Мерлин, – прожили столько, сколько я, то давно бы уже успокоились. Мистическая истерия – болезнь, которой подвержен каждый третий житель Соединённого Королевства. И в этом нет ничего страшного. Не воспринимайте всё слишком серьезно. Ну, мало ли кто кого и куда мог послать? А вессонов в нашем мире не существует.

– Это ниже моего достоинства, доказывать, что заговор есть! – рассердился Маурос, он поерзал на полу, сложил руки на животе, и горделиво повел подбородком вверх.

– Стремление к диктатуре зачастую сопровождается шизофренией, эпилепсией и манией величия. – очень серьезно сказал Мерлин. – Хотите, я вам рецепт дам от неврозов? Будете пить травки – через месяц все, как рукой снимет; и вы сами пошлете куда-нибудь Тьму, да и вессонов в придачу.

На пороге послышалось топанье. Маурос оглянулся. Дверь распахнулась, и внутрь ввалился мокрый и грязный Скив. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Однако, покосившись на гостя, толстяк молча прошел к камину и принялся стаскивать с себя рубашку.

– Проверьте мои слова! – с жаром воскликнул Маурос. – И вы увидите, что я прав! Потом будет слишком поздно!

– Ну, хорошо, хорошо. – поморщился Мерлин и, обращаясь к Скиву, добавил. – Не сочти за труд, подай мне вон тот хрустальный шар с третьей полки.

Толстяк стащил с себя мокрую рубашку и швырнул ее в угол:

– Да ты задолбал уже, пень старый!

Мерлин добродушно развел руками:

– Так ты уже совсем передумал возвращаться домой?

– Зараза! – процедил Скив, и подошел к полкам с пробирками.

– Да не там, – услужливо подсказывал сварливый старческий голос, – вон за той колбой с цианистым калием. Да, именно тот шар. Тащи его сюда. Да поосторожнее, это тебе не печная труба.

Скив протянул Мерлину хрустальный шар:

– Кушать подано.

– Премного благодарен. – чародей подмигнул, и уставился в магический кристалл.

Поверхность шара стала мутной.

Внутри кристалла появилась темная комната.

Зарешеченные окна-бойницы производили тягостное впечатление. На стенах белели гобелены и парадные портреты бородатых королей. В полумраке выступали очертания стоящей на возвышении кровати; громоздкого письменного стола; каких-то шкафчиков, полочек, тумбочек и зеркал. У одного из окон отчётливо вырисовывался силуэт человека. Незнакомец зябко кутался в плащ, и, казалось, чего-то ждал.

Вдруг раздались шаги. Тяжелые двери распахнулись. И десятки факелов разогнали мрак по углам. В комнату ввалились вооруженные люди, во главе которых мчался Маурос, размахивающий обоюдоострым мечом и отрубленной головой, из которой все еще сочилась свежая кровь, пачкающая одежду, ковер и обувь.

– Эдвард! – взревели заговорщики. – Встреть свою смерть достойно!

Человек в плаще, скучающий у окна, величественно развернулся и обжег мятежников гневным взглядом. Черты его смуглого лица исказила ярость: брови взметнулись вверх, желваки нервно задвигались. В его глубоких темно-карих глазах метнулось безумие и ненависть. Принц воздел руки, и с пальцев его в заговорщиков сорвались тонкие фиолетовые молнии. Бунтари попятились. Трое осталось лежать на ковре.

– Ну, что же вы! – бесновался Маурос. – Ричард мертв! Неужели так трудно прикончить наследника-регенерата?! Ведь мы почти у цели!

Лицо Эдварда искривила ехидная усмешка. Принц провел пятерней по вьющимся черным волосам, вздыбил челку и выкрикнул странное слово, от которого стены комнаты задрожали.

Мерлин, смотрящий сквозь магический хрусталь, моргнул, и ему вдруг показалось, что и Маурос, и его солдаты, да и сам он – все попали в какую-то гигантскую паутину. И огромный жирный паук, со светящимися глазами, изрыгая черную ядовитую слюну, уже ползет к ним, предвкушая плотный ужин.

Волшебник тряхнул головой, наваждение спало.

Маурос, сидящий на полу, победно улыбнулся – мол, я говорил, – но лицо его при этом заметно побледнело.

А в магическом шаре вновь блеснули молнии, призывая вернуться и досмотреть, чем же все кончится.

Мерлин задумчиво погладил бороду и снова посмотрел в хрусталь.

В Плайтонии творилось что-то непонятное. Стены спальни принца пошли трещинами, они лопались, словно скорлупа яиц под ударами вылупляющихся цыплят. Это, определенно, была магия.

Бунтовщики попятились. Комната тряслась, из-за гобеленов вылезали клыкастые чудовища. Это были монстры с горящими огненными глазами, с желтыми кривыми когтями и с черными кожистыми крыльями. Они выли и сразу же кидались в бой. У них не было оружия, но движения их были неуловимы. Чудовища бросались на людей с голодной яростью. Они жаждали крови. Но при этом, монстры не были глупы: они не спешили высасывать из людей кровь, они просто убивали. И с каждой секундой этих тварей становилось все больше, а мятежников все меньше. Исход битвы был предрешен.

Маурос в шаре попятился, швырнул головой Ричарда в одного из монстров, и бросился наутек. Чудовища кинулись вдогонку.

А Эдвард скрестил руки на груди и лишь смеялся в след заговорщикам. И хохот этот был зловещим и страшным.

Погоня захлестнула другие залы замка. Где-то еще слышались хрипы, лязг мечей, топот убегающих, но в спальне принца все стихло.

Мерлин не мог понять, почему он все еще смотрит в хрусталь, ведь все уже было ясно.

Скив тем временем поднял рубашку, выжал из нее воду, оделся и с ворчанием закрывал окна.

Маурос елозил на полу, он все еще боялся подняться на ноги.

Старик знал, что все это не имело значения. А вот там, внутри шара, была разгадка чего-то очень важного.

Принц Эдвард оказался колдуном. Это смущало Мерлина. У принца никогда ранее не наблюдалось магических задатков, не было у него генетической предрасположенности к колдовству. Что-то неладно было в Соединенном Королевстве.

Но еще больше чародея смущало другое: кого это Эдвард призвал в Эйроланд, как и откуда?

Мерлин постарался сосредоточиться на этой мысли, и вдруг почувствовал, что у принца тяжело болит голова, и кровь пульсирует в висках. Законный наследник едва держался на ногах. Вообще, было неясно, как он до сих пор не потерял сознания.

– Свершилось! – крикнул между тем Эдвард и запрокинув голову, точно обращаясь к богам. – Я – король! И я не убивал отца. Мои руки и совесть – чисты!

Мерлин вдруг в полной мере ощутил боль нового владыки Плайтонии. Это были вовсе не душевные муки. Голову принца сжимало, точно в тисках. Мир для него превратился в адскую пытку. Мерлин чувствовал, как мозги Эдварда раздирает раскаленными щипцами.

Ещё мгновение – и принц не выдержал этой боли. Он рухнул без сознания. Он упал прямо на заляпанный кровью ковер. А рядом в посмертной гримасе скалила зубы голова его отца.

Мерлин хотел уже отодвинуться от шара, но непонятная сила удерживала его, заставляла смотреть. И в голове волшебника вдруг раздался холодный голос:

– Оба они: и отец, и сын – лишь игрушки, только марионетки в моей игре. Неужели мой стиль так изменился? Кстати, ты, старый паскудник, усыпивший меня в свое время, будешь нести ответственность за мою злобу и голод. Однако на этот раз, благодаря Мауросу и своему любопытству, ты не сможешь больше путаться у меня под ногами!

Мерлин слабо улыбнулся, пытаясь, что-то возразить, но внутри шара, прямо между портретами умерших королей Плайтонии, показались два огромных глаза. Узкие огненные зрачки глядели через пространство и время, прямо в душу волшебника.

Глава 2. Первый подвиг Волчонка

О заговоре плайтонский принц узнал накануне. Прогуливаясь по дворцу позже положенного времени, Эдвард увидел солдат, и спрятался от них в пустующей нише. Было бы обидно вот так глупо попасться на нарушении режима сна и питания.

Но гвардейцы вовсе не патрулировали замок. Это были мятежники, и лорд Баск на ходу отдавал им последние распоряжения. Так Эдвард и узнал, что власть в стране хочет захватить некий Маурос – дипломированный узурпатор, но неудачник. Баск зачем-то опять напоминал солдатам о том, что у короля прогрессирует паранойя, которую уже заметили при дворе, что эта болезнь грозит вылиться в массовые репрессии. Чтобы избежать террора члены династии решили убить Ричарда. На этом настаивали и звездочеты, предрекавшие грядущую смуту. Но чтобы не запятнать династию кровью, грязную работу поручили Мауросу. И гвардейцы должны были помочь узурпатору убить своего безумного короля. Все это принц понял из отрывочных фраз, долетевших до его ушей.

У принца было время, чтобы все рассказать отцу; но Эдвард не спешил. Выяснилось, что после переворота лорд Баск собирался возвести на трон вовсе не узурпатора, а именно Эдварда. Мауросу же в этом заговоре отводилась роль козла отпущения. Кого-то же надо потом публично казнить, чтобы народ знал: монархия сильна! В этом и была загвоздка. Эдварду уже исполнилось двадцать два, он жаждал славы и великих свершений, а отец последние полгода на костры чаще отправлял баронов, нежели ведьм. А как можно взять славу на острие клинка, если знать недовольна, если отец сам убивал любовь к династии?

Намеренья лорда Баска были ясны. Он тоже принадлежал к клану Ридверов и был племянником Ричарда, то есть сыном сестры королевы, той самой, что вышла замуж за Антуана Третьего, маркграфа Расского. Баск собирался править именем принца. Он хотел стать теневым владыкою.

Эдвард же метался между долгом и выгодой. В любом случае принц собирался преподнести дяде сюрприз. Эдвард твердо решил, что если переворот свершится, то обвинить лорда Баска в государственной измене и обезглавить нужно будет прямо на коронации. План Эдварда: выждать и добить пригретую у трона змею, был хорош, но Ричард, не смотря на свое безумие, все-таки оставался отцом. Эдвард не знал что делать. Корона явно перешивала, но и совесть не давала покоя.

Убийство было запланировано на рассвете.

До трех часов ночи Эдвард не спал, а потом не выдержал и отправился в спальню к отцу. Понимая, что гвардейцы уже всюду установили слежку, принц пробрался в рабочий кабинет своего отца через черный ход. Здесь была смежная комната со спальней короля.

Выйдя из потайного хода, принц зажег факел, и остановился.

В спальне мог прятаться убийца! Почему-то раньше об этом Эдвард не думал. Нужно было взять с собой на всякий случай стилет.

Ножи отец хранил в выдвижном ящике, в столе.

Сунув один стилет за голенище сапога, а второй сжимая в руке, Эдвард хотел уже погасить факел и войти в спальню, как взгляд его случайно упал на указ, подписанный отцом и скрепленный большой королевской печатью.

Ричард приказывал обезглавить сына за государственную измену.

Эдвард остановился. Нет, не ожидал он такого предательства.

Несколько минут принц тупо перечитывал свой смертный приговор. Сомнений быть не могло: подпись отца была подлинной.

У Эдварда не осталось выбора: он сунул приказ за пазуху и через черный ход вернулся к себе. Но заснуть принц так и не смог. Он просто стоял у окна и смотрел в пустоту. Он стоял и ждал убийства.

Но в эту ночь расстраивались многие планы.

Ровно в пять Маурос вошел в спальню Ричарда. Одним взмахом меча он отсек королю голову.

Тут же в комнату ворвались гвардейцы лорда Баска и арестовали убийцу.

Но и наемники Мауроса таились в замке уже третьи сутки. Они были вооружены не только мечами, но и луками. И они находились во второй спальне короля.

Не успели гвардейцы связать Мауроса, как наемники распахнули двери и пустили в солдат тучу стрел.

Узурпатор в это время лежал на земле, придавленный гвардейским сапогом.

Через минуту из гвардейцев в живых не осталось ни кого. Лорд Баск погиб здесь же. Узурпатору не нужны были претенденты на престол. Слава неудачника Мауроса сыграла с лордом Баском злую шутку.

И не только с Баском.

Убийство внутри королевской семьи пробудило древнее заклятие.

Когда Маурос ворвался в комнату принца, Эдвард ждал, что с секунды на секунду появится дядя со своими гвардейцами, и со всем этим будет покончено. Именно поэтому принц театрально простер вперед руки, и выкрикнул проклятие на голову убийцы отца.

Эдвард не знал, что эти слова, подкрепленные королевской кровью и участием в заговоре ближайших родственников, дадут ему силу колдуна. А еще – разбудят демона Плайтонии.

Когда от колдовской молнии упали трое заговорщиков, то за гранью миров, проснулось многорукое чудовище, похожее на огромного огненно-красного осьминога и на паука одновременно. Короткая рыжая шерсть покрывала все тело монстра. Зловещие, кровавые зрачки алчно поблескивали. Паучьи ротовые присоски нервно дергались. Кожа на абсолютно лысом черепе морщилась, образуя борозды.

Это был Жругр, и он чувствовал голод. Его мерзкие щупальца потянулись во все стороны, они проникали сквозь невидимую занавесь между мирами. Эти присоски, вырастали из земли, появлялись на островах Соединенного Королевства Эйроланд, они начинали принимать людское обличие. Сейчас осьминог был похож на кукольника, остающегося за ширмой, который надел на пальцы тряпичных актеров и собирался дать представление.

Как и все уицраоры, Жругр был очень коварен и жесток. К тому же, с некоторых пор он предпочитал не превращать свои щупальца в двигающихся манекенов, а вселяться в реальных, власть имущих людей, оставляя живыми их разум и чувства. Так было удобнее управлять желаниями и волей августейших особ. Люди чувствовали страх перед вселившейся в них сущностью и понимали, что это – навсегда. Смерть инородного разума обернулась бы и гибелью человека. А желание жить, на что, собственно, и сделал ставку уицраор, всегда пересиливало.

Жругр протягивал свои щупальца сквозь миры и протыкал ими свою очередную жертву. Люди жили, трепыхались, точно бабочки, проткнутые иголками, но сделать шаг в сторону уже не могли. В таком зависимом состоянии короли и министры существовали годами. Вот и получалось, что обреченный, практически мёртвый, правитель мог наслаждаться всеми прелестями жизни, но платил за это кровью своих солдат.

Те же, кто, пытался противиться воле уицраора, встречали паранойю или смерть. Жругр был азартным игроком, но самым большим его чувством был голод.

Последние годы Жругр пребывал в спячке. Это давало возможность многим политикам, в том числе и лорду Баску оставаться собой, а не быть марионеткой в руках дьявола. Но демона разбудила кровь Ричарда и слова Эдварда.

Жругр проснулся и начал свою игру. Одной из своих марионеток он выбрал Мауроса. Разбуженный в момент военного переворота, Жругр не сразу осознал истинную ценность каждого из участников этого заговора. Демон быстро вошел в тело узурпатора и погнал его на запад, в чащи Шероиданских лесов искать одного старого и вредного мага. Того, кто однажды уже усыпил уицраора. Так начиналась вся эта странная и немного запутанная история.

Но нити судеб всегда спутываются в клубки, завязываются узелками так, что потом невозможно отделить судьбы героев от жизни злодеев. Они всегда появляются вместе: и добрые, и злые, и равнодушные. Они не могут существовать друг без друга. И то, что кажется поначалу случайностью, спустя годы считается фатумом, закономерностью, роком.

В общем, в то самое время, когда Маурос постучался в избушку Нилрема Йехесодского, под веткой разлапистой ели, зарывшись с головой в листву, спал волчонок. Он перебирал лапами и поскуливал от холода и влаги. Зверенышу снились события, развернувшиеся накануне.

Во сне волчонка лес тревожно молчал. И небо было затянуло тучами. Поднимался ветер. Где-то далеко, за горизонтом, собиралась гроза.

Волки отдыхали. Кто-то спал, кто-то грыз кости, кто-то уединился в норе. Ничто не предвещало беды. И только матерый нервно перебегал от одного логова к другому, проверяя, все ли целы, все ли на месте. Вожак стаи прожил долгую жизнь, он привык доверять своей интуиции. Что-то надвигалось.

Волчонок резвился с молодняком, рыча и не больно кусая своих серых братьев. Это было обычное занятие, которое поощряли и взрослые. Так готовились к будущим битвам. Ведь все знали, что наступит день, и каждый малыш станет воином, добытчиком.

И вдруг пришел страх. Необъяснимая тревога всполошила всю стаю. Переярки вскочили. Они принялись озираться, не в силах понять, откуда исходит угроза. И протяжный вой огласил опушку. Где-то недалеко раздались шум и грохот.

Это пришли двуногие боги. Ангелы смерти. Они пришли за волками.

Стая рванула врассыпную. В ушах стояли лишь стон ветра и шелест погони. И весь мир превратился в ад.

Они появлялись отовсюду, эти странные двуногие существа, оседлавшие коней. В руках они держали молнии, и смертоносные вспышки света озаряли лес. Казалось, что двуногие затем и сошли с небес, дабы покарать серых.

Волчонок мчался изо всех сил. Времени на раздумья не было. Он следовал за родителями и братьями. И вначале всё это было похоже на какую-то новую игру. Но стая неслась не жалея лап, и волчонок, вывалив язык, осознал, что уже едва поспевает. Значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. Что-то страшное, непостижимое, раз даже взрослые спасаются бегством, но в бой не вступают.

Первым упал отец. Его бок расцвел огненным цветком. Кровь хлынула из раны. Волчонок в недоумении остановился и заглянул в остывающие глаза. В них были боль и отчаянье. Звереныш растерялся. Он знал, что такое смерть, но не был готов к гибели родителей. Они казались ему вечными, сильными и непобедимыми. Миф о бессмертии отца рухнул в одночасье. Следом погиб бы и сам волчонок, но оглянувшаяся мать вернулась, схватила его за загривок и какое-то время так и выносила из этой бойни.

Когда первый шок миновал, зверёныш задергал лапами. И волчица отпустила его. Теперь они мчались уже вчетвером, а грохот неведомого оружия закладывал уши.

Впереди – только травы да коряги, да пот заливал глаза. Казалось, еще немного, – и лапы откажут. Ах, как хотелось упасть и, вывалив язык, дышать, пока не успокоится колющее сердце. Но погоня продолжалась. Двуногие улюлюкали, кричали, они не собирались отставать. Они были злыми, эти огненные боги. Они хотели истребить всех! И один за другим на этой дороге остались лежать старшие братья.

А потом упала и мать. Вот тогда-то волчонок испытал весь ужас отчаяния. Он еще не осознал, что остался один на белом свете; но страх болевой волной прокатился по телу, и усталость ушла. Конечно, лапы все так же ныли, а голова болела, словно по ней колотили молотом; но оставалось одно главное желание: выжить.

И волчонок мчался, уже не видя дороги. Гром выстрелов ослабевал. Зверенышу удалось-таки вырваться из кольца окружения, уйти от погони. Он уже и сам понимал, что это было чудом. Мозг не выдерживал напряжения так же, как лапы уже не несли тело. Но волчонок бежал.

А потом смертельно уставший малыш рухнул под ель и уснул. Он был не в состоянии осознать всего происшедшего. Просто, зверёныш был еще слишком мал для подобных потрясений. И сон стал для него естественной отдушиной, спасением от безумия окружающего мира.

Но сон, не так давно был явью. Явью, обернувшейся кошмаром.

Когда начался дождь, волчонок еще спал.

И вдруг ударил гром. Насмерть перепуганный звереныш, вскочил на лапы. Он еще не понял, что ушел от погони, что это – не двуногие боги. Новую молнию, сверкнувшую между деревьями, малыш принял за вспышку выстрела. Отчаянно воя, он рванулся прочь.

А где-то далеко во всю глотку захохотал филин. Это небезызвестный Стагирит тайком от жены пробрался в тайник и опрокинул в себя целый графинчик мышанины на коньяке. Так что ему было от чего веселиться. «Все, – решил охмелевший пернатый философ, – сил моих больше нет! Не способен я к семейной жизни! Бежать отсюда нужно. Куда угодно и побыстрее».

Волчонок метнулся в чащу. Черные, развесистые лапы деревьев, казалось, ожили. Они так и норовили схватить за лапы, за хвост. Зверёныш несся прочь, визжа и не разбирая дороги.

А в это время Маурос уже вошел в дом Мерлина. И в небе, в серой пелене дождя, тут же зажглись магические письмена. Посвист ветра сводил с ума. Поднялся шум, гвалт, топот ног и пьяное уханье. Весь этот переполох разбудил даже дракона Альтосара, который мирно почивал в своем жилище, стоящем под вещим дубом.

Дракон этот от своих сородичей ничем особо не отличался, разве что чрезмерной занудностью да склочностью. Был он не таких уж и великих размеров: вместе с хвостом едва достигал двадцати метров, но, не смотря на это, мог поднять в воздух около десятка человек. Рога – символ драконьей мудрости и почтенного возраста – у него еще только начали проклевываться; и тот, кто видел его впервые, мог подумать, что костяные наросты на затылке – всего лишь пара набитых в драке шишек.

Вообще-то, дракон работал сторожем. Он охранял Шероиданский лес и дом Мерлина от непрошеных гостей. Об этом знали все в округе, и никто не совался сюда без нужды. Вот и спал дракон сутки напролет. А то, что совсем недавно под самым носом у этого охранника сновали люди с неведомым оружием из чужого мира, – ящера не волновало. Он обязан был беречь лес от местных обитателей, а не связываться с чужаками. Этим пусть занимаются соответствующие инстанции. А то, что Мерлин вернулся незаметно для Альтосара, так драконы не нанимались следить за всеми аномальными перемещениями своих хозяев.

Открыв мутный глаз и глянув на небо, в котором все еще пылали волшебные письмена, крылатый сторож тут же зажмурился. Змей благоразумно буркнул себе под нос, что он, Альтосар, вмешиваться ни во что не желает. Сделав вид, что ничего необычного не произошло, ящер принялся демонстративно похрапывать. Мол, спящих не бьют. И спроса с них тоже нет.

«Хорошо, что Мерлина все еще где-то носит. – думал Альтосар. – А то кому же охота ползти под дождем, только чтобы доложить, что в небе светятся буквы? Что мне, больше всех надо, что ли? Да и нет у меня ни какого материального стимула, чтобы из кожи лезть. Второй год из департамента вневедомственной муниципальной охраны надбавку к зарплате обещают, а сами даже отпускные не выплатили и материальную помощь зажилили. И «тринадцатую зарплату» урезали, а уровень инфляции, между прочим, повысился на целых шесть процентов! Зато не забыли подоходный налог поднять с восьми аж до тринадцати процентов! Пусть здесь теперь хоть пожары бушуют, мое дело – охранять, а не бороться с мировым Злом».

Дождь усиливался. Это еще больше навевало сладкую истому. Альтосар нежился и млел в своем дозорном пункте.

Драконий приют имел вид гигантского шалаша, у которого было только две стены: наваленные друг на друга они образовывали треугольник. Ни дверей, ни окон тут не было. Но создать хоть какую-то видимость уюта дракон все же соизволил. Альтосар установил таблички возле обоих проходов в шалаш с надписями: «ВХОД» и «НЕВХОД». Впрочем, это было понятно и без указателей, потому, что у «НЕВХОДА» скопилась большая куча отходов и нечистот. Никому бы и в голову не пришло лезть к дверям через огромную смердящую кучу.

В очередной раз грохнул гром.

«Надо бы через профсоюз выбить себе путевку на целебные воды. – Думал Альтосар. – А еще лучше – в санаторий. Чтобы вокруг: море, солнце, пляж. Грязевые ванны. Бромированный кальцитроп в рюмочке. Красота. А главное – ни какой работы. Только еда и драконессы».

И тут на разомлевшего, но бдительного стража налетел какой-то мокрый, дрожащий от холода и страха, отчаянно скулящий комок шерсти.

Альтосар громко икнул и подумал, что давно пора сдать экзамен, и получить лицензию на право использования естественного горлового поражающего огня.

Осторожно открыв левый глаз, охранник увидел волчонка.

– Тьфу, ты! – в сердцах сплюнул дракон. – Да провались и ты, и эта долбанная работа к Мерлину! И чтоб глаза мои больше не видели всех этих безграмотных тварей! Аддорам Шамкудар! Ведь специально для таких вот остолопов написано: «ВХОД»! А это значит: стучать нужно, погодой интересоваться, ценами. Ну и молодежь пошла: никакого внимания, уважения; никакого понятия об этикете и правилах хорошего тона. И куда мы катимся? В наше время такого не было…

Все драконы в Эйроланде, как прямые потомки божественного Шина, обладают не только разумом, но и изрядными магическими способностями. Поэтому слова Альтосара, брошенные в гневе, имели вес. Драконья магия бешеным вихрем закружила потерявшегося волчонка, пронесла звереныша по воздуху и вышвырнула прямо в незапертые двери мерлиновской хибары. И, конечно же, это произошло в тот самый момент, когда старый чародей через магический кристалл попал под чары Жругра.

Дабы не компрометировать будущего национального героя, лучше вовсе не уточнять, влетел ли волчонок в комнату ясным соколом или мокрой курицей. Гораздо важнее было то, что он в своем свободном планирующем полете умудрился сбить Нилрема с ног, выбить из рук волшебника хрустальный шар, и тем самым он разрушил магию уицраора.

Мерлин вяло ругнулся, раздраженно моргнул, и затянул заунывную волшебную песню. Воздух в комнате сгустился, и магический флер оплёл брошенный на пол хрусталь. Глаза в кристалле судорожно сжались от боли, а потом и вовсе исчезли. Шар снова стал прозрачным. И сразу стало легче дышать. Но волшебные паутинки все еще летали в воздухе и оседали на предметах.

Победив Жругра, волшебник первым делом схватился за поясницу, точно желая удостовериться, не отвалилась ли она во время магического поединка.

Маурос, пришел в себя лежа на полу. Он сел и с удивлением рассматривал подле себя то ли отрубленное щупальце, то ли безглавую змею багрового цвета. «Заговор», – подумал несостоявшийся диктатор, и в его холодных глазах полыхнул костер животного страха. Маурос еще не знал, что во время дворцового переворота от разъяренных охранников его спасла только воля Жругра. И она же направила его в дом Мерлина. Теперь щупальце демона было перерублено, вот оно и вышло из тела и сознания узурпатора; теперь оно извивалось, корчилось в предсмертной агонии. Оно еще не успело настолько прижиться в теле Мауроса, чтобы убить и его. Этому щупальцу всего-то было четыре дня отроду.

Скив тоже очнулся. Он с удивлением отметил, что все его тело онемело, стало точно каменным. Толстяк видел, как лежащий в углу звереныш медленно превращается во что-то другое, но ни крикнуть, ни убежать Скив почему-то не мог.

Волчонок рос и трансформировался прямо на глазах. Звереныш перерождался.

Через мгновение на месте волчонка появился человек.

– Что это?! – с удивлением и страхом воскликнул тот, кто секунду назад был зверем.

Мерлин, развернулся на крик, вскинул руки, но, увидев своего спасителя, лишь виновато улыбнулся.

Звереныш превратился в худощавого парня, и теперь он с неописуемым ужасом рассматривал собственные руки. При этом он слегка подвывал и двигал нижней челюстью.

Тройное заклятие: Альтосара (дабы сей, почтенный дракон не видел более «безмозглой твари»), Жругра (усыпляющее и умерщвляющее) и Мерлина (возвращающее к жизни), – дало непредсказуемый эффект. Теперь звереныш вынужден был доживать свой век в человеческом обличии. Тройное заклинание изменило также и характер хищника, и его биологический возраст, и воззрения на мир, непонятным образом заложив в него многочисленные человеческие навыки и, тем самым, избавив от сложнейшей адаптации в неизвестном мире. И это было величайшее чудо!

Парня впоследствии так и прозвали – Волчонком.

Но больше всех от заклятий пострадал Скив. Магическая дуэль Мерлина и Жругра кончилась для него полным и безоговорочным окаменением.

Мерлин обошел вокруг статуи толстяка, постучал по ней пальцем, многозначительно проворчал:

– Малахит. Это вам не абы как. Малахитовая пыль – самая вредная, она оседает в легких. Как будем из Скива делать статую грациозного Хорхе, – ума не приложу!

Скив очень хотел сказать, что хорошего человека должно быть много, что количество рано или поздно переходит в качество, что это полное свинство – превратить его в камень, предварительно не накормив (про съеденное мясо Скив давно благополучно забыл). Многое хотел сказать Скив, но не мог. И от этого было так горько, хоть плачь. Можно так и триста лет простоять истуканом, а собаки будут мочиться на каменные ботинки, и голуби – начнут гадить на голову и плечи. Тоска!

Волчонок продолжал исследовать свое новое тело, сжимая и разжимая пальцы, поднимая ноги, ощупывая на лице дугообразные черные брови, слегка скошенный нос, припухлые губы, остренький подбородок с юношеским мягким пушком.

Маурос, протирая свои бесценные брюки, елозил по полу, пытаясь подальше отодвинуться от багрового обрубка, из которого всё ещё сочилась черная, дурно пахнущая кровь. Он думал, что не показал при этих телодвижениях ни малейшего страха, хотя скулы его сводило, а глаза вылезали из орбит.

Мерлин задумчиво глядя то на статую, то на Волчонка, обернулся к несостоявшемуся узурпатору и зло обронил:

– Да прекратите вы шуршать! Туалет за домом, налево.

Маурос покрылся красными пятнами. Рот его перекосился от обиды. С губ вот-вот сорвалось бы ругательство, но диктатор сдержал себя. Он четко, по слогам, выдавил, брезгливо указывая на обрубок щупальца:

– Вессонский заговор существует. И доказательства этого прямо передо мною!

– Да сколько можно говорить: нет у нас вессонов. Никогда не было, и не будет! – взорвался волшебник, но тут его взор уперся в странный предмет, на который гордо указывал Маурос. – Вот те на…

– Что я говорил! – восторжествовал диктатор.

Мерлин склонился над обрубком и хлопнул себя по лбу:

– Ах, я старый дурак!

Волшебник метнулся к книгам, выхватил толстенный том в кожаном переплете и начал судорожно листать страницы: «Кирик. Камень изменника, находится в гнезде удода. Если положить на голову спящего, то узнаешь его мысли. Не то. Карбункул или пирий – кровавый гранат. Светится в темноте, ведьмачий амулет. Защищает от окаменения. Поздно. Керавний – синий кристалл. Рождается там, где ударила молния. Способствует завоеваниям. Используется в заклятие окаменения. Вот! Окаменение – полное или частичное. Полное – омертвление всех тканей и процессов в организме без возможности восстановления. Требует больших энергозатрат. Редко применимо. Частичное окаменение – процессы биохимического обмена заторможены. Заколдованный может осознавать себя. Расколдовать: облить статую кровью колдуна, нанесшего заклятие».