Читать книгу: «Все супруги настроены на измены», страница 2

Лицо его сохраняет отблеск знаний и умений строителя-универсала, пробивного ради главного, как он говорит: успеть насладиться жизнью для себя.

Далее расселись родственники, дети, учительница по музыке с мужем. За ними – референтка, помощница во всём, востребованная из-за разносторонности своей и мечтающая получить звание генерала, как Ирина Волк.

Глава 6.

Человекоподобный или человек?

20 сентября 2022 года, 18:25

Еле слышен из-за занавеси на сценке, когда туда направляется тамада, говор приглашенных для развлечения публики артистов.

Остряк-юморист, исполнительница восточных танцев живота, известный певец,.. Все они помнят о том, что каждое раскрытие рта, движение ноги, правильно взятая нота приносит им двести долларов. Помнят они об этом, но, как и все, забыли о главном: пробуждении себя как творца. Рядом с ними колдует над аппаратурой дискжокей.

Застолье продолжается: всё громче голоса, музыка, треньканье столовых приборов, звон рюмок и бокалов. Виктор с восхищением любуется красотой половинки своей. Выслушивает тост её, посвящённый гостям, пришедшим на её юбилей. Слушает её, а параллельно структура докторской, которую он создаёт уже более года, теперь начинает окончательно складываться в воображении его. На эту мысленную структуру накатывается из прошлого бережно-тёплая волна, напоминающая о его слияниях со Светиком.

Свадьбу играли – это будто вчера.

Плавные звуки мелодии нежной

нашего вальса. Кружим с тобою

в желанных касаниях тел.

Танцуем с волшебными тактами вместе.

Раз-два-три – делаешь па и улыбаешься мне.

Лицо и вся ты – в дивном свечении чувства любви.

Песня нашей любви – всё время во мне…

Любовь – это Жизнь! Свадьбу играем, где музыка, звуки, чувства едины…

Раз-два-три, – делаешь па.

На руку гибким станом легла.

Взглядом обняв, на миг замерла…

Ступаю к невесте, жене

и снова, кружа, прижимаю к себе.

Веду я тебя, и мы – словно одно.

Единение танца, замирания сердца порывов,

движений, касаний и тактов…

Поток мыслей, отталкиваясь от силлогизмов, направляется к умозаключениям, которые он делает в поиске сходства и различия между людьми и зверьми.

«Звери не поступают по отношению к тем, кто им доверяет, предательски, подло и коварно. А люди? Если человек – тоже животное, то чем он отличается от зверя?» – подсознание Виктора отложило поиск ответа «на попозже».

Тамада встала и, перекрыв гул, исходящий от общего застолья, предложила высказаться Виктору, как самому близкому для именинницы человеку.

Виктор встаёт, держит в руке бокал красного вина, и, желая выделить лучшее качество в характере своей жены, обращается к присутствующим:

– Во-первых, уважаемые гости, я приветствую каждого из вас на этом мероприятии, которое собрало всех нас вместе и дарит наслаждение от нашего общения. Во-вторых, я смотрю и вижу насколько мы все разные, но собрались здесь и находимся вместе. Почему разные, но вместе? Потому, что наша юбилярша Света всю свою жизнь общается с людьми, видя, определяя в них главное – чистоту и теплоту, искренность души. Общается и одну/одного приближает, а от других мягко отворачивается, уходит. В итоге она создала свою вселенную, в которой мы все объединены. Объединены мы в этом зале общностью ценностей, качеств души и соединением со сплачивающим всех нас центром – со Светланой.

Она живёт качествами этой своей вселенной и притягивает нас своим излучением доброжелательности и чистоты духовной. Все мы и она сама получаем греющий свет её души… Не помню, кто это сказал, но согласен с ним и призываю каждого держать в памяти его слова: «Любовью дорожить умейте, с годами – дорожить вдвойне. Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить»…

Нелегко сложить вдвоём и вместе спеть, спеть нам вместе всем и каждому… Предлагаю выпить за то, чтобы и дальше это наше общее cветени-свечение укрепляло и расширяло её, Светы, окружение. Выпьем за Свету в честь её прихода в этот мир, за день её рождения, за свечение, светение и за любовь!

Закончив тост он, глядя в светящиеся лучиками самолюбования глаза жены, протягивает руку и чокается с её бокалом. Все остальные, смеясь, улыбаясь, переговариваясь, вставая, присоединяются и, подчёркивая свою приверженность к духовности, хлопают в ладоши. Реагируют аплодисментами, начинают протягивать рюмки, бокалы друг к другу.

Вечер направляется к углублению веселья, устремляется и продолжается в нём. Проходит уже более трёх часов застолья. Детей отправили по домам…

Многие стараются выказывать себя трезвыми, хоть и не контролируют уже ни речь, ни поступки свои. Поддерживается празднование и чествование… Исполнили все свои поздравительные номера артисты… Отпели певцы караоке на маленькой сценке…

Официант разносит желающим сладкое, наполняет опустошенные бокалы – запомнил же, кому что! – вином, коньяком, виски, соком.

Уже превысил свою дозу выпитого. В нём просыпается чувство справедливости. Он встаёт. Сорокалетний, хорошо сложенный мужчина привлекательной наружности, Серафим, чтобы казаться более убедительным и не качаться, крепко держится за край стола. Поднимает свою рюмку и предупреждает, что начинает резать правду-матку:

– Я скажу вам правду… Я «перетоптал» всех куриц, сидящих за этим столом… И не раз… Кроме одной… Предлагаю выпить за них, за женщин, за дам, за тех, кто всегда говорят – дам… Выпьем с благодарностью за то, что они дают нам наслаждение… За прекрасных дам! Я, как настоящий мужчина, пью за них стоя…

Он опрокинул в себя наполненную до краёв стопку и, медленно присев на стул, начал ловить вилкой на своей тарелке закуску.

Все молча переглянулись… Затем застолье восприняло тост Серафима, как неловкую шутку пьяного соседа. После минутной тишины раздалось тихое хихиканье, и вдруг все громко захохотали, как после удачно рассказанного анекдота.

Смеясь, переставая смеяться, с прибаутками-присказками все начали чокаться бокалами, рюмками. Начали целоваться с кем попало. Они уже забыли о Серафиме, который, проглотив закуску, с неопределённой ухмылкой переводил взгляд с одного/одной на другого/другую.

Поболтали, перекинулись возгласами, поговорили, послушали тамаду. И вот она передаёт микрофон Светлане.

– Виктор очень точно определил, – начинает говорить, обращаясь ко всем, Света.

Виктор видит, как она, почувствовав единение присутствующих, высказываемое в словах, открыто улыбается гостям, всем окружающим. Она с доброжелательным выражением лица продолжает, а закончив речь свою, шепчет громко, обращаясь ко всем:

– У меня первый раз такой шикарный день рождения, и вы, как верно сказал Виктор, действительно, моя вселенная.

Жена медленно выговаривает слова – видно, хмель уже в голове, определил Виктор. Она закончила свой тост, и он протянул к её бокалу свой. Чокнулись, раздался мелодичный звон хрусталя. Он любуется томным от удовольствия выражением лица её и покрытыми поволокой синими глазами, чуть прикрытыми веками.

Решительным движением Виктор опрокидывает в себя остатки вина из своего фужера. Затем привычно для таких минут восхищения любимой матерью его сына, воспринимая радостный ход празднования её дня рождения и желая поддержать явно видимую эйфорию, целует её у мочки уха.

На фоне общего и привычного шума, слегка пьяного веселья, когда отключается тормоз разума, все почти переключились на главное для них: на ловлю удовольствия. На получение удовольствия до ощущения наслаждения: в еде, в питье, в шансонах, в разговоре, в компанейском общении, в легких касаниях.

Все едят, пьют, смеются, говорят, но всё это только то, что видимо и явно во всяком обществе на планете Земля. Явно из-за необходимости соблюдения принятых правил, указаний морали, чему противостоят эмоции, мысли, поступки.

Эта видимость – всего лишь маленькая верхушка айсберга всеобщих отношений. Основное же в этом, в отношениях, – невидимая, большая часть ледяной горы-странника упрятана в океане подсознания.

Эта неявная, преобладающая в объёме составляющая и маленькая, явная делают людей двуличными. Одна их часть айсберга – это поведение, мысли показные для всех, а вторая – это то, что невидимо.

Этих двойственных существ, у которых на лбу не написано, кем он/она является – можно разделить на три группы.

Первая группа, коих подавляющее большинство – около 85 % населения нашей планеты – это люди, направляемые в активности своей рефлексами, то есть реакцией на раздражитель. Эта реакция вырывается из них под воздействием эмоции, самой важной для жизни/выживания любого живого существа. За эмоцией следует мгновенная реакция, которая нужна для самосохранения именно этого индивида или для получения им комфорта, удовольствия, а не боли.

Важно здесь заметить то, что в этой группе людей каждый в начале делает, направляемый эмоциями, вершит поступок и только после этого уже думает! Здесь, в первой группе, старение тела – это не есть приход мудрости. Оно всего лишь факт, напоминающий о скором уходе из этого мира, из этой школы, из этого театра. Уход оттуда, где почти все носят маски и играют выдуманные ими же или принятые без понимания роли. Со смертью тела свершается фаза для перехода души из этого храма в другой «класс»: или на второй год (состояние сознания, называемое адом), или выше третьего уровня (состояние сознания, называемое раем). Свершается метаморфоза, но до этого мы все шагаем по зыбкому краю.

Вторая группа, коих около 10% от общего числа людей, это те, кто действуют по вектору, определяемому умом, расчётом, выгодой для своей особи, индивида. Они вначале думают, а затем действуют и имеют уже слабые зачатки духовности.

Третья, коих малое количество, около 5%, действуют или явно, или из состояния бездействия на основе умения, наличия ценностей и мотивации, исходящих из Духа. Вершится такое благодаря наличию у них нити связи со Всевышним, утверждающим Всеобщую Жизнь.

Для этих 5% главное – это общее благо, гармония/равновесие. Такое благо и гармония называются словом Красота. В данной группе имеются светлые и противостоящие им тёмные личности, но и те, и другие владеют мощью всезнания. Каждая из указанных трёх групп в одних и тех же обстоятельствах действуют по-разному, потому что их восприятие, эмоции, мотивы, потребности, ценности, цели отличаются разительно. Поведение любого индивида из указанных групп человек знающий, думающий всегда может предвидеть. Для прогноза ему надо знать только об основных уровнях сознания, в которых могут находиться люди.

Этим степеням/уровням прямо соответствуют людские намерения, желания, мысли, поступки, то есть тот определённый результат, который они, исходя из своего уразумения, создают и получают. Получают в зависимости от определённого уровня раскрытия Души, которая в потенции своей всеохватна.

На каждой определённой ступени сознания основа, откуда всё исходит, и мотивация деяний различны.

Таких основных состояний сознания (Души) семь:

1) сон со сновидениями;

2) глубокий сон – без сновидений;

3) бодрствование;

4) трансцендентное;

5) космическое;

6) божественное;

7) состояние сознания Единства.

Виктор, конечно, как психолог/психиатр международного, но особого уровня, знал о разделении людей по уровням сознания, которые определяли активность или пассивность в деятельности. Определяли, а также давали направленность вектору жизни людей, создавая в итоге определённую судьбу. Он знал, что каждому уровню сознания определённым образом соответствовали именно присущие этой ступени намерения, мотивация, потребности, желания, мысли, действия и результаты, плод.

Первые три ступени сознания из семи – проявлены на физическом, предметном уровне Мироздания и представляют собою явную его сторону. Остальные уровни – неявная сторона.

Важно, что 85% людей планеты не знают вообще о неявной части Мироздания, о неявном измерении.

В современном обществе всё перемешано: звери, кони, люди, разумные и невежды, духовные и предметно-действующие. Подавляющее большинство людей – это те, кто находятся на третьем уровне (сознание бодрствования), кто верят, что более высокая ступень – это выдуманное, не существующее явление.

На свадьбе танцуем – это будто вчера…

Лучатся голубые огромные глаза,

играет улыбка на сладко-алых губах.

Играет, словно в полёт приглашая…

Раз-два-три, в вырезе платья –

бело-прекрасные волны,

груди твои и купаются в них поцелуи мои.

Прозрачность фаты прячет волос завитки.

Мне не сдержаться, и снова, снова целую тебя…

Наши души, веря в вечную силу

чистой Любви, в танце слились и также – тела…

«Вот любуюсь ею, – думает Виктор. – Света, уйдя в себя, правой ладонью руки мягко касается и гладит ножку бокала. Левая – под краем скатерти… Смотрит она на меня мельком, и ловлю отсвет улыбки наслаждения на лице её. В глазах её отражение того сладостного томления от моих касаний, что всегда негой охватывают её всю, когда мы одни и близки…

Представляю это в воображении и воспринимаю, как эхо, вибрацию, идущую из прошлых касаний наших голых тел… Представляю и вижу в памяти своей, как она, переполняемая чувством слияния со мной, желает получить от меня ободряющую, объединяющую нас ласку… Представляю это и, вспоминая, как напряжение всегда отпускало меня, когда я переступал порог дома своего, чувствую такое же отпускание сейчас. Чувствую здесь и отключаюсь от надзора мыслей своих.

Отключаюсь и подпадаю под постоянно живущее во мне желание обнять, дотронуться до милой своей.

Хмель, живя уже в голове у меня – я выпил почти бутылку – отодвигает контроль разума, движет меня на озорство и не выдерживаю…»

ЧАСТЬ 2

«Короли и шуты стоят, открыв рты.

Стоят они, а в глазах нули»

Глава 1.

Сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься в кнут

20 сентября 2022 года, 21:15

Наша свадьба играет, пляшет, играет.

Хватаю, шутливо пугаю,

и в польке весёлой несёмся, кружимся по залу.

Твой стан крепко держат руки мои. Они – опора твоя.

Ладони твои лежат на плечах у меня.

Ты, прелесть моя, смеясь, веселясь,

то в щёку, то в нос, то в губы,

играясь, целуешь меня…

«Хмель движет меня на озорство…

Незаметно для гостей и Цветика моего

внезапно протягиваю левую руку свою под скатерть,

где заученно устремляю пальцы мои

к её бедру, под платье, к лобку, и вдруг…

Устремляет Виктор пальцы свои, но он делает это не вовремя. Парадно кем-то произносится очередной тост…

«Краем уха слышу я тост, голос певца и аккорд гитары, но это – вдалеке… Это очень далеко, а здесь… Здесь вдруг неожиданно для себя осязаю, что вместо трусиков и привычной влажной теплоты, исходящей от её цветка-розы, половых губ, прячущих клитор любимой жёнушки… Ощущаю, что касаюсь там же чьего-то большого пальца на ступне! Автоматически сжимаю эту ступню и, не понимая, что там происходит, другой рукой, резко вскинув, поднимаю край белой скатерти, прячущей что-то невообразимое. Наклоняюсь. Ступня вырывается из моей ладони. Разутая пята с опозданием дёргается под краем сдвинутого платья МОЕЙ… А там стринги сдвинуты, сикель открыт… Дёргается чужая нога, отделяется от «венериного бугорка» моей жены. Сгибается нога и резво направляется к туловищу родственника-зятя её, мужа сестры Светланы, – вспоминает Виктор. – Вижу, как без туфли нога жёнушки моей, отрывается от вздыбленных у растёгнутой ширинки брюк мужских, сидящего напротив неё. Отрывается, а тот по инерции, ладонью своей ещё пробует погладить-догнать то, что было между ног его. Отрывается и, двигаясь под столом параллельно полу, возвращается к её стулу. Разбегаются ножка и нога… Всё это вижу, засекаю, но это ведь под столом, а лица-то и сердца находятся над столешницей.

Медленно выпрямляюсь. Слышу убивающе оглушительный аккорд гитары и голос Володи:

«У меня жена была, она меня любила.

Изменила только раз, а потом решила…»

Голос Высоцкого эхом явно будит во мне брезгливость и отрицание происходящего здесь, у нас, вокруг нас. Будит веру в невозможность происшествия, но… Но теперь уму моему становится понятным нахождение её левой руки под скатертью. Понятно, но… Но голос певца утверждающе повторяет и повторяет доказательно:

«Эх раз, раз, да ещё раз,

да ещё много-много-много-много раз

Эх раз, да ещё раз,

да ещё много-много раз…»

Поднимаю взгляд мой. Музыка и песня звучат ещё громче, оглушительно звучат, сенсационно вещают:

«Если вас целуют раз,

вы, наверно, вскрикните

Эх раз, да ещё раз,

а потом привыкнете.

Эх раз, да ещё раз,

да ещё много-много-много-много раз…»

Вопросительно угрожающим взглядом впиваюсь в сидящего напротив Светланы родственника, Алексея».

Глава 2.

Эксплозия

20 сентября 2022 года, 21:16

«В глазах Алексея – некая смесь растерянности и высокомерно-самодовольной кичливой ухмылки, которая спешит спрятаться за маску вежливого безразличия. Он всё ещё по инерции продолжает нагло смотреть на меня. В бесстыжих глазах его видны искорки, отблеск веселья и осмеяния, хохотня, хорохорство! – возмущен Виктор. – Он кичится своим верховенством! Верховенством в чём и где?!

Новый аккорд гитары: «Эх раз, да ещё раз…»

Чувствую, как огромная волна моря эмоций смерчем, мощно разрушающим всё человеческое, накрывает меня, застилает видение моё, прогоняет стабильность разума моего. Накрывает и исчезает сразу, навсегда весь ум-разум мой, а радостно-мажорное состояние сознания моего заменяется похоронной минорной мелодией. Логика располагает, а эмоции покой взрывают!

Песня нашей любви живёт,

ликует и славит тебя

всё время во мне…

Любовь – это Жизнь!

А здесь? Сейчас? Скрежет зубовный…

Грохот падения дома,

Облако ослепляющей пыли – тут, под столом.

Молчу. Не иду. Сердце не бьётся…

Другие-чужие мимо бегут.

Как одиноко стало мне вдруг!

Не иду и всем прохожим,

не желая ответа,

кричу: «Что там случилось?!»

Один и второй: «Хоронят Любовь!»

То не скрежет зубов, а марш похоронный?

То не грохот падения дома, а ушёл человек?

То не облако пыли, а чёрные птицы в стае летят?

Любовь – и хоронят? – шепчу. –

Как печально. Больно кому-то…

То любовь умерла, – подтверждают и,

глаза отводя, добавляют: «Крепись…»

Не понимаю. Молча смотрю:

«Крепись» – это мне?»

– Твоя Любовь умерла.

Рассекают меня и сердце моё пополам.

Закрываю глаза: «Умерла?»

Удар – и по сердцу!

Остановилось оно…

Не в силах совладать с аффектом от неожиданного опрокидывания с ног на голову всего, что было до момента сего…

Эмоциями зверя-самца я ощущаю безудержное наполнение всего тела моего кипящей, взрывоподобной энергией…

Энергия эта неимоверно мощно и сокрушительно бьёт, уничтожающе сильно бьёт по голове меня: остатки разума исчезают… Сердце замерло и, будто не бьётся совсем… В глазах помутилось, сверкнули снопом искры серебристые и меня уже нет…

Ощерив клыки, вскидываются вверх пружинистым толчком задних лап все мои, прочно удерживаемые волей и состоянием сознания в железной клетке, вытолкнутые теперь на дикую удаль эмоции: дикие и непредсказуемые в силище своей, как голодные львы…

Эмоции смертельным рывком, будто разъярённые хищники, заставляют в испуге сжаться и спрятаться чувства мои, топчут ум, пытаются разорвать на части сердце во мне…

Тело моё вскакивает! Тут же сразу наваливается на стол, тянется через стол и опрокидывает часть длинного стола… Всё на полу: ложки, вилки, еда, тела и та мразь… Хватаю этого нелюдя, который сидел напротив Светы, за галстук и тяну на себя… Глаза видят только его… и нож. Нож рядом с разбитой тарелкой его… Рука моя сама хватает этот ждущий исполнения наказания нож. Заслуженного наказания подлецу! Рука моя и нож резко бросаются к бывшему родственнику…

Из-под опрокинутого стола выбираются те, кто не успел отскочить. Кто-то остаётся под ним вместе со всеми и на нем.

Всё смешалось: явь и неявь, люди и звери, деньги и честь, чёрная икра и темень ночи невежества, ложки-вилки, самки-самцы и плаха для казни преступника…

Глаза мужа Натальи, Алексея, наливаются кровью, зрачки тускнеют, лицо багровеет: затягиваемый мною всё сильнее и сильнее галстук перекрывает ему дыхание… Я оказываюсь сверху над лежащим родственничком! Наматываю его галстук на свою левую руку и вижу, как искажается физиономия предателя-подонка-лицемера. Кто-то хватает и удерживает правую руку мою. Вижу, у головы поверженного валяется другой нож. Отпускаю рукоятку первого жабокола, что у меня пытаются отнять. Отняли, освобождают руку мою, и сразу хватаю этот лежащий тут нож, крепко сжимаю рукоять, чуть отвожу руку свою для размаха… Вот его рожа, красная от моего удушения и напряжения, сопротивления. Удерживаю левой рукой за удавку грудки его и замахиваюсь. Отвожу правую руку назад с судорожно сжимаемыми моими пальцами-когтями, моими лапами зверя, ручку и лезвие ножа.

Глазами пожираю ненавистного лицемера, кто всегда клялся в чистоте дружбы мужской. Кто призывал Бога в свидетели о соблюдении им неписанных законов, утверждающих порядочность и благородство: что даже в мыслях нельзя спать с чужой женой…

Уничтожаю фальшивого зятька, треплющего о присущей ему чести… Размахиваюсь, бью, втыкаю нож в горло его… Но рука моя опять не может завершить необходимое, последнее движение. Не может, потому что запястье и локти мои держат цепко несколько мужских и женских ухватистых рук. И я не могу завершить справедливое наказание…

Кручу, вращаю, освобождаю запястье своё, и вот уже нож, направляемый неимоверной силой моею, вонзается в горло ничтожества… С безбашенной жаждой мести и страстным желанием выдёргиваю лезвие из тела… Хлынула кровь… Втыкаю ещё и ещё раз! Ещё раз! Много-много раз…

Слышу, как эхом звучит во мне: «Эх раз, да ещё раз…много-много- раз…» Звучит чей-то указующий голос…

Бью! До конца, до уничтожения, до изнеможения и потери всех сил, до окончательного разрушения в помрачении разума …

В памяти моей всё всколыхнулось и закрутилось, как в карусели, падающей с высокой горы. В карусели, опрокидывающейся всё ниже и ближе к пропасти краю… Смешались здесь люди и нелюди; с застывшей улыбкой манерною куклы и напуганные дети, а с ними и тёти, с которыми кувыркаются дяди… Бутылки, кровати, занавески и шторы-шоры на глазах у супругов…

Перепутано всё, и смешались правда и ложь… Ничего не понять: чему верить, а что мне прогнать? Прогнать из памяти ёмкой… Прогнать даже то, как в детстве дрался с мальчишками… Дрался, не чувствуя боли, крича до хрипоты, что моя, моя мама всех красивей… Дрался, кричал, а они упрямо рыдали-кричали в ответ, что ничего на свете их мамы красивей нет… Так теперь, плача, все дети кричат?!»

Ещё несколько минут назад подсознание Виктора не успело ответить, чем мы отличаемся от зверей, а сейчас… Сейчас всякое здравомыслие отброшено напрочь, и остаётся только одно: наказание мщением, уничтожением мрази сволочной…

Все пассажиры кораблика застыли в непонимании от неожиданного разрушительного шума. Жена, гости и друзья-товарищи каждый по-своему реагируют на свалку…

Начальник полиции заскакивает, забыв о супруге своей (ведь главное – подчиниться инстинкту самосохранения) за стойку бара. Там он трусливо прячется, приспускается на пол и, нажав на телефоне кнопку экстренного вызова, прикрыв ладонью уста на мордоленции, громко шепчет: «Срочно… Сюда…»

Авторитет-бизнесмен медленно и спокойно встаёт из-за полуразрушенного стола, берёт за локоть жену свою и, отойдя в угол помещения, приложив телефон к уху, что-то улыбчиво говоря, невозмутимо наблюдает за мордобоем.

Священник, проявив недюжинную силу воли, с трудом, но преодолевает силу тяготения. Он отрывает ладонь своей руки от ягодицы соседки по столу, которая многообещающе улыбалась и заворожила его своей свежестью, новизной ощущений. Он успел уже напоить её до хмельного безрассудства и словоблудием, и коньяком.

Батюшка, чокнувшись с рюмкой девицы, быстро опорожняет очередной свой бокал с коньяком и пытается встать.

Пьяный судья панически вертит едальником. Не понимает куда исчез генерал МВД. Возмущённо оглядывается, спрашивает соседа о том, где охрана и, узнав, что та на улице, на входе, начинает отодвигать свой стул подальше от свары …

Теперь лицо его, потерявшее маску важности, напоминает точь-в-точь то выражение, с которым он стоял перед парламентом. Стоял на полусогнутых, непроизвольно испуганно озираясь, когда его утверждали на должность судьи Верховного. Тогда он пребывал в испуганном ожидании. С тревогой наблюдал за выступающими: вдруг кто-то из них объявит во всеуслышание, что лично сам делал ему «занос» деньгами? Необычность ситуации в данный момент показывает его истинную личину, вещающую о том, что забрался он со «свиным рылом в калашный ряд».

Замминистра по СМИ Вячеслав резво вскакивает. Пригнулся, нервно дёргая красным семафором-хрюкалом, хватает спутницу свою. Мгновенно определяет происходящее, как бунт на корабле. Допускает, что народ здесь взбесился. Допускает, но помнит, что он – фильтр, пропускающий в печать только то, что надо его хозяевам, выделившим ему миллиончик из взятки за продвижение строительства Национальной библиотеки… Он всегда придерживается правила: чтобы сохранить благополучие своё, надо избегать скандалов. Вячеслав, обхватив жену за туловище, бросается в дальний угол зала. Прячутся в полутьме.

Юлий, что-то сказав эскортнице, берет её рюмку, чокается с пустой своей и, залпом выпив, разворачивается на стуле, чтобы лучше увидеть и понять происходящее.

Вскакивают все, кроме одной Светланы… Она тянет край платья своего, тянет ниже колен и с выражением страха на красивом лице смотрит на происходящее…

– Что такое? Что происходит? – обращается ко всем общительная Елена.

В воображении её уже всплывает сладкая порция адреналина, идущая от её монолога подругам о несовершенстве хозяев пиршества.

Тем временем Виктор отводит руку с ножом, целит в горло врагу:

«Целюсь в ненавистное, хрипящее прерывистыми звуками горло мрази и с силой, нейтрализующей волну ненависти и презрения уничтожающего, вонзаю ножище в шею сволочи…Вонзаю, затем вновь размахиваюсь и бью лезвием ещё и ещё раз, ещё много-много раз в кровавую массу. Отвожу руку для нового замаха… Голова того, кто когда-то был родственником Алексеем, дёргается в сторону и острие ножичка ударяется в кафель пола… Нож скользит, а силища руки моей всё ещё давит, и лезвие со звоном ломается у самой рукоятки. Ломается и скользит по полу».

Виктор всем вниманием своим вовлечён сейчас в самое главное для него: в уничтожение/убиение того, кто мешает красоте и чистоте чувств человеческих. Мешает эволюции и что разделило его жизнь на до сего мгновения и на после… На после, где теперь того, что называется после – нет… Нет, потому что это происшествие – смерть всему…

«Вовлечён я в главное – в искоренение подлости. Но краем глаза замечаю, как толпа гостей, возбуждённо переговариваясь, расступается. Расступаются они и тут же появляются, возникают и ко мне несутся с оружием, дубинками, наручниками в руках, сворой мчатся, агрессивной группой слаженно действующие полицейские»

Машинально мелькает в уме его: «Эх, уже вызвали!!!» Отмечает Виктор в уме и, находясь во власти уничтожающих грязь и подлость эмоций, смотрит на неподвижное тело Алексея. Разглядывает его, чтобы всмотреться и убедиться, что ОН УСПЕЛ сделать то, что должен был, обязан был совершить. Совершил и закончил, решительно уничтожил. И так действенно сразу ответил на привычное подлым невеждам «ещё раз… много-много раз…»

Как его скрутили, что у него спрашивали, как отвечал, и всё остальное: перемещения, встречи, расставания – Виктор не видел, не слышал…

Не видел, не слышал и понял о произошедших переменах Виктор только тогда, когда его поместили в одиночную камеру тюрьмы с обитыми чем-то мягким и пружинистым стенами:

«Я уничтожил подонка, который в глаза мне кичился благородством своим, а за спиной совращал жену мою… Оправданно убил, но… Совращал её? Так ли? Но он ведь не насиловал её… А если так, то она сама позволяла и хотела того, что случилось между ними! Получается, что она была в связи с ним…»

Виктор начинает осознавать, что, наверное, направил наказание не туда, куда надо было. Начинает он понимать что-то.

Понимает, но не может выйти из переполненного эмоциями состояния сознания. Он, безоглядно верящий в реальное наличие своего семейного островка, полностью полагающийся на чистоту именно их с женой отношений, не мог поверить в невообразимое предательство. Предательство со стороны самой близкой и, как он теперь понял – не близкой…

Заточило его в клетку из прутьев эмоций резкая и невообразимая трансформация всей этой чистоты, которая жила – как он думал – долгие годы в нём и между ними…

Жила и была, как он полагал, сама чистота и правда, что главенствовали между им и той, которая говорила ему о любви и верности. Той, кто стала матерью сына его. Той, которая шептала, что любит то же самое, что и он: те же песни и принципы… Той, которая с ним создавала семью… Той, кто убеждала в чистоте души своей и сердце которой он всегда, словно грел в ладонях своих…

«Как во смутной волости,

Лютой, злой губернии

Выпадали молодцу

Всё шипы да тернии.

Он обиды зачерпнул, зачерпнул

Полные пригоршни,

Ну, а горе, что хлебнул,

Не бывает горше.

Пей отраву, хоть залейся –

Благо денег не берут.

Сколь верёвочка ни вейся –

Всё равно совьёшься в кнут!»

Глава 3.

Первые мысли и выводы

20 сентября 2022 года, 21:22

Виктор в памяти своей слышит громогласные аккорды гитары и слова, несущие в себе много уровней понимания:

«Слышу песню, голос поэта, и хочет криком кричать, из меня вырываясь, вопрос: – Куда, куда вы, страсти, гоните всех нас? Куда? Жизнь, куда ведёшь меня/его/её? Жизнь, дни которой, словно одинаковые песчинки, протекают между пальцами самок/самцов. Протекают дни, и даже судьбы – моя/твоя – между судорожно хватких пальцев в поиске долговременной сладости. Хватких пальцев в изменчивом мире предметности, в относительности, где долговременных явлений вообще быть не может… Не может быть, но слепая надежда убаюкивает в нас зоркость, и все мы бегали/бегаем за миражом, как путник в пустыне, мучимый жаждой… Бегаем в поиске любви, верности и порядочности. Бегаем по кругу, находясь там, где их, качеств духа, нет и быть не может. Носимся, меняем предметы, сменяем тела, желая получить тут, среди предметов, то, что живёт не здесь, а находится только выше, в другом измерении…

Не знаем, где искать желаемое, и, оставаясь невежами, получаем предательство. Получаем и убиваем/уничтожаем тех, кто предал, разочаровал сердце преданное наше/моё/твоё или же губим сами себя!

Уничтожаем тела лицемеров воочию или ментально, а до причины не дотягиваемся, и окружение, обстоятельства остаются прежними. Люди остаются прежними, и вновь идут повторы, бег по кругу, суета на том же уровне – где тела подобны.