Читать книгу: «Мусагетион», страница 2

ГЛАВА 5. МРАМОРНЫЕ ПУСТОШИ

Граница между мирами была почти невидимой – тонкая линия в воздухе, которую можно было заметить только под определённым углом. Как мираж наоборот – вместо воды в пустыне виделся воздух в воздухе.

Вадим и Талия шли по тропе из золотистых букв, которая постепенно тускнела. Буквы теряли блеск, становились серыми, потом чёрными, а под конец и вовсе начали осыпаться под ногами пеплом.

– Чувствуешь? – спросила Талия, когда они приблизились к границе. – Как воздух меняется?

Вадим кивнул. Действительно, воздух стал другим. Более тяжёлым, вязким. В нём появился привкус чего-то горького – разочарования, отчаяния, нереализованных надежд.

– Владения Мельпомены влияют на всё живое, – пояснила Талия. – Готов?

– Рождён готовым, – Вадим поправил компас в руке. Стрелка уверенно указывала вперёд, в сторону мрачных холмов.

Они пересекли границу.

Изменения были мгновенными. Золотистые холмы с цветами-лицами остались позади, словно за стеклянной стеной. Перед ними раскинулась унылая равнина, покрытая серой травой и чахлыми деревьями. Небо потемнело, стало свинцовым, давящим.

А ещё здесь был туман.

Не обычный туман – этот двигался как живой. Струился между деревьями, сгущался и рассеивался без всякой логики. И в нём мелькали силуэты.

– Сомнения, – тихо сказала Талия. – Не слушай их.

Но было уже поздно. Первая атака началась.

Из тумана выплыла серая фигура – расплывчатая, без чётких очертаний, но с пронзительным голосом:

– 1064 подписчика… Ты серьёзно называешь себя писателем?

Вадим вздрогнул. Голос был знакомым – как будто он сам говорил с собой в минуты слабости.

– Посмотри на настоящих авторов, – продолжала фигура, кружась вокруг него. – Миллионы читателей, экранизации, переводы на десятки языков. А у тебя что? Жалкая тысячка подписчиков в интернете.

– Заткнись, – буркнул Вадим, но в голосе уже проскальзывала неуверенность.

Из тумана выплыла вторая фигура:

– Твои рассказы читают только из жалости. Друзья ставят лайки, чтобы не обидеть. А на самом деле им наплевать на твоё творчество.

– Это неправда! – Вадим остановился, сжав кулаки.

Третья фигура была самой болезненной:

– Зачем ты полез спасать настоящего автора? Ты же никто. Степан – талант, у него настоящие читатели. А ты… ты просто самозванец, который возомнил себя писателем.

Что-то внутри Вадима дрогнуло. Сомнения попадали точно в цель – в те мысли, которые он тщательно прятал даже от себя.

– Вадим! – Талия схватила его за руку. – Не слушай их! Помнишь, что ты говорил Кузьме?

– Что именно? – голос Вадима стал тихим, неуверенным.

– Про качество и количество. Про искренних читателей.

Туман сгущался вокруг них. Сомнения чувствовали слабость и атаковали ещё агрессивнее:

– Лучше меньше, да лучше? Какая красивая отговорка для неудачника!

– Твоя "Академия" никому не нужна. Литресс завален такими поделками.

– Ты не спасёшь Степана. Ты даже себя спасти не можешь от собственной посредственности.

Вадим почувствовал, как подкашиваются ноги. Может, они правы? Может, он действительно…

И тут в голове всплыли слова из его стихотворения:

"Я повелитель бури между знаков,

Властитель алфавита, русских букв…"

Постойте. Это же его слова. Его творчество. Его правда!

– Да пошли вы! – рявкнул Вадим, выпрямляясь во весь рост. – Я не зря же стих про себя написал! Каждая моя буква весит больше ваших жалких попыток меня сломать!

Сомнения отшатнулись.

– Мои читатели выбрали меня не из жалости! – продолжал Вадим, набирая силу. – Они приходят за МОИМИ историями! За МОИМ взглядом на мир! И если Степан в беде – значит, повелитель бури между знаков должен его спасти!

Туман начал рассеиваться. Серые фигуры таяли, как дым.

– Зато каждый мой подписчик – настоящий! – крикнул Вадим вслед исчезающим Сомнениям. – И мой друг важнее всех ваших сомнений!

Талия восхищённо посмотрела на него.

– Вот это да! А я уж думала, тебя сломают.

– Меня? – Вадим ухмыльнулся, отряхиваясь от остатков тумана. – Да у меня читатели адекватные, хейтеров почти нет. А сомнения… их у каждого автора хватает. Главное – не поддаваться.

Они двинулись дальше по серой равнине. Компас уверенно показывал направление, но Вадим заметил, что стрелка время от времени подрагивала.

– Скоро будет ещё веселее, – предупредила Талия. – Впереди территория Критиков.

Как будто в ответ на её слова, впереди раздался громкий рык. Не человеческий – звериный, но с металлическими нотками.

Из-за серого холма показался монстр.

У него было три головы – все человеческие, но преувеличенно большие, с раздутыми лицами и злобными глазами. Тело – как у огромной собаки, покрытое чёрной шерстью. А из пастей торчали не зубы, а… буквы. Острые, как лезвия буквы.

– Трёхголовый Критик, – прошептала Талия. – Цербер литературного мира.

Монстр увидел их и радостно заскулил всеми тремя головами. Потом заговорил:

– Графоман! – прорычала первая голова.

– Бездарность! – взвизгнула вторая.

– Где твои литературные премии? – ехидно спросила третья.

Чудовище направилось к ним, оставляя на земле следы из жжёных букв.

– Что будем делать? – спросил Вадим, крепче сжимая компас.

– Не спорь с ними! – быстро сказала Талия. – Покажи, что умеешь!

– Как именно?

– Сочини что-нибудь! Прямо сейчас! На ходу!

Критик приближался, все три головы злобно скалились:

– Никто не читает твою мазню!

– Ты позор для русской литературы!

– Даже школьники пишут лучше!

Вадим глубоко вдохнул. Сердце колотилось, руки дрожали, но в голове уже складывались строки. Про дружбу. Про верность. Про то, что важнее всего на свете.

И он начал декламировать:

Когда судьба друзей разлучит злая,

Когда один в беде, а ты – в тепле,

Тогда не медли, в путь иди, не размышляя,

Пусть путь лежит по самой острой мгле.

Не важно, сколь темна дорога впереди,

Не важно, сколь опасен путь неверный,

Важней всего – не дрогнуть и идти

Туда, где ждет тебя товарищ верный.

За друга верного, за брата по перу,

Готов я в мир теней и статуй мраморных.

Пусть критики кричат, что я умру —

Но дружба крепче всех оков коварных.

Критик замедлил шаг. Головы перестали скалиться и с удивлением переглянулись.

– Хм… – пробормотала первая голова. – Не так уж плохо.

– Рифма есть, размер соблюдён, – признала вторая.

– И смысл присутствует, – неохотно добавила третья.

Чудовище остановилось, почесало одной из голов за ухом.

– Ладно, – буркнул Критик. – Проходи. Но в следующий раз пиши лучше!

Он развернулся и ушёл за холм, недовольно бормоча что-то про современных авторов.

– Ого! – Талия захлопала в ладоши. – Такого я ещё не видела! Обычно Критики никого не пропускают!

– А что тут такого? – Вадим расправил плечи. – Я же говорил – повелитель бури между знаков. Стихи – это моя стихия.

Они шли дальше. Пейзаж становился всё мрачнее – серая трава сменилась чёрной землёй, чахлые деревья превратились в голые черные скелеты. А в воздухе появились новые звуки.

Голоса.

Тихие, печальные, зовущие:

– Присоединяйся к нам…

– Здесь так спокойно…

– Больше не нужно сомневаться в таланте…

– Здесь твоё место…

Впереди, сквозь серый туман, стали проступать белые фигуры. Статуи. Десятки статуй, расставленных среди мёртвых деревьев.

– Не слушай их, – предупредила Талия. – Это голоса тех, кого Мельпомена уже забрала.

Вадим присмотрелся к ближайшей статуе. Молодой человек за письменным столом, с пером в руке. Лицо выражало мучительную концентрацию – как будто он пытался найти нужное слово, но так и застыл в этих поисках.

– Боже, – прошептал Вадим. – Сколько их здесь?

– Слишком много. – Талия отвела взгляд.

Компас в руке Вадима начал дрожать. Стрелка метнулась влево, потом вправо, потом завертелась волчком.

– Что с ним? – Вадим постучал по стеклу.

– Мы близко к логову Мельпомены. Она искажает пространство. – Талия нахмурилась. – Дальше придётся идти на интуицию.

– Сердце подскажет, где друг, – кивнул Вадим, пряча компас в карман.

Они двинулись между статуями. Голоса становились настойчивее:

– Останься с нами…

– Ты устал от борьбы…

– Здесь не нужно доказывать свой талант…

– Ты найдёшь покой…

Вадим старался не смотреть на застывшие лица, но одна статуя привлекла его внимание. Пожилой мужчина с седой бородой, в глазах которого даже в камне читалась боль.

– Я его знаю, – выдохнул Вадим. – Это же… боже мой, это же Александр Иванович! Он пропал три года назад! Все думали, что он в депрессии покончил с собой…

– А он попал сюда, – печально сказала Талия.

– Присоединяйся, – прошептала статуя знакомого писателя. – Здесь хорошо. Тихо. Никто не требует новых книг…

Вадим отшатнулся, но тут же услышал другой голос:

– Вадим? Это ты?

Он обернулся и увидел его.

Степан.

Статуя Степана стояла у края небольшой поляны, окружённой мраморными фигурами. Он сидел за воображаемым компьютером, пальцы застыли над невидимой клавиатурой. На лице – выражение отчаянной концентрации и боли.

– Степан! – Вадим бросился к нему.

– Не подходи близко! – крикнула Талия. – Если прикоснёшься к статуе – сам можешь окаменеть!

– Вадим, – слабо прошептал Степан, – ты пришёл… Как же хорошо видеть живое лицо…

– Я тебя вытащу отсюда! – пообещал Вадим. – Как бы ни было трудно!

– Боюсь, это невозможно, – раздался голос сзади.

Они обернулись.

ГЛАВА 6. САД МЕРТВЫХ ГЕНИЕВ

Из-за статуй выплыла фигура в чёрном, и воздух вокруг сразу стал гуще, тяжелее. Как будто само пространство сжималось от её присутствия.

Высокая, стройная женщина двигалась бесшумно, словно скользила над землёй. Лицо – мертвенно-бледное, но поразительно красивое, с аристократическими чертами и полными губами цвета запёкшейся крови. Волосы чёрные, длинные, развевались без ветра. Но больше всего пугали глаза – серебристые, холодные, как два зеркала, отражающие не внешний мир, а внутреннюю пустоту.

Платье на ней было соткано из теней. Не чёрная ткань – живая тьма, которая клубилась, переливалась, словно дышала. При каждом шаге тени стелились по земле, превращая траву в чёрный пепел.

Мельпомена.

– Сестра, – её голос звучал как шёпот осенних листьев по мрамору могильной плиты.

Талия выпрямилась, и Вадим впервые увидел её не весёлой и лукавой, а серьёзной, почти величественной. Золотистое сияние вокруг неё стало ярче, как будто она готовилась к битве.

– Мельпомена, – ответила Талия, и в её голосе звучала печаль веков. – Посмотри, во что ты превратила своё искусство.

Мельпомена медленно повела рукой, указывая на статуи вокруг. При её движении тени дрогнули, и на мгновение все застывшие фигуры показались живыми – моргнули, шевельнулись, вздохнули.

– Во что? – в голосе тёмной музы звучало искреннее удивление. – Я дала им вечность, Талия. Избавила от мук творчества, от поисков слов, от страха чистого листа. Посмотри на них – разве они не прекрасны?

– Они мертвы! – взорвалась Талия. – Ты превратила живых людей в украшения!

– Мертвы? – Мельпомена рассмеялась, и этот смех был как звон разбитого хрусталя. – О, милая сестра, как мало ты понимаешь! Они более живы, чем когда-либо. Каждый застыл в момент наивысшего творческого напряжения, в секунду рождения шедевра… или в миг, когда боль за искусство достигла предела. Разве это не прекрасно?

Она подошла к ближайшей статуе – молодой женщине с пером в руке – и нежно погладила каменную щёку.

– Анна написала свой лучший сонет секунду назад. И теперь она будет переживать это вдохновение вечно. Разве это не дар?

– Это ад, – тихо сказал голос откуда-то сбоку.

Мельпомена обернулась и только тогда заметила Вадима. Её серебристые глаза окинули его оценивающим взглядом – сверху донизу, как товар на рынке.

– А это что за смертный с тобой, сестра? – в голосе появились нотки брезгливого любопытства.

– Это Вадим, – Талия шагнула вперёд, заслоняя его. – Он пришёл за другом.

– За другом? – Мельпомена усмехнулась. – Как… трогательно. И что же это за друг такой важный?

Она повела взглядом по статуям, пока не остановилась на фигуре Степана.

– А, этот. Талантливый экземпляр. Рассказ о творце и его музе был… пронзительным. – Голос потеплел, в нём появилась почти материнская нежность. – Он понимал боль искусства. Настоящую боль.

– Отпусти его, – хрипло сказал Вадим, наконец найдя голос.

Мельпомена перевела взгляд на него, и Вадим почувствовал, как по коже пробежал холод. Словно его окатили ледяной водой.

– И кто же ты такой, смертный, чтобы требовать что-то от музы? – она сделала шаг к нему, и тени под ногами поползли в его сторону. – Покажи мне свои творения.

Вадим выпрямился, собираясь с духом.

– У меня канал на Дзене. Тысяча подписчиков. Пишу мистику и хоррор.

– Тысяча? – Мельпомена подняла одну идеально очерченную бровь. – Одна тысяча подписчиков?

Молчание тянулось несколько секунд. Потом Мельпомена рассмеялась – тихо, звонко, и в этом смехе была вся снисходительность вечности к мгновению.

– О, милый мальчик, – она покачала головой, – для моей коллекции ты не подходишь. Слишком… мелкий масштаб. Я собираю настоящих художников, тех, кто способен на великие страдания ради великого искусства.

Мельпомена продолжила, задумчиво глядя на статую Степана:

– Хотя… – она наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то. – Разве что Степану не скучно будет. Всё-таки друг рядом… Даже в моём саду компания не помешает.

– Сестра! – резко вмешалась Талия. – Он пришёл спасти друга! Это же благородно!

– Благородно? – Мельпомена обернулась к ней, и в серебристых глазах вспыхнули огоньки. – Это глупо, Талия. Этот… – она пренебрежительно кивнула на Вадима, – мелкий писатель хочет разрушить совершенство. Степан обрёл покой, а он собирается вернуть его в мир мучений и сомнений.

– В мир жизни! – возразила Талия.

– В мир посредственности, – холодно ответила Мельпомена. – Впрочем… – она задумчиво постучала пальцем по губам, – пусть попробует. Пусть докажет, что достоин находиться рядом с настоящим талантом.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Талия.

Мельпомена улыбнулась, и эта улыбка была прекрасна и ужасна одновременно.

– Творческий поединок. По древним законам Мусагетиона. – Она повернулась к Вадиму. – Ты против меня. Жанр – твоя специальность. Мистика и хоррор.

– Условия? – голос Вадима звучал хрипло, но твёрдо.

– Если победишь – забираешь своего драгоценного друга. – Мельпомена сделала паузу, наслаждаясь моментом. – Если проиграешь – занимаешь место рядом с ним. Навсегда.

Тишина повисла над садом статуй. Где-то в вышине тоскливо прокричала птица – или показалось.

– Вадим, – прошептал Степан из своего каменного плена, – не надо… Беги отсюда…

– А я, – продолжила Мельпомена, не обращая внимания на мольбы статуи, – напишу настоящий ужас. Про творца, который ради искусства жертвует сыном. Про то, как каждое великое произведение требует крови. Хоррор без надежды, без спасения, без лживого утешения.

Она посмотрела на Вадима выжидающе.

– А ты что можешь противопоставить настоящей трагедии, мелкий писатель с тысячей подписчиков?

Вадим глубоко вдохнул. В груди колотилось сердце, но голос зазвучал удивительно уверенно:

– Я напишу рассказ, где герой не сдаётся, даже попав в ловушку. Про то, как человечность побеждает любой кошмар. – Он поднял голову, встречаясь взглядом с серебристыми глазами. – Хоррор с торжеством добра!

Мельпомена расхохоталась.

– Хоррор с хорошим концом? Про добро? – Она всплеснула руками. – Какая наивность! Настоящий ужас в том, что надежды нет, мальчик. Что монстры всегда побеждают. Что герои умирают, а зло торжествует.

– Тогда ты никогда не читала хороших книг, – спокойно ответил Вадим. – Настоящий ужас – это когда герой проходит через ад, но не сдаётся. Когда кажется, что всё потеряно, но человек продолжает бороться. И побеждает.

Мельпомена перестала смеяться. Изучающе посмотрела на него.

– Что ж, – сказала она наконец. – Пора созвать судей.

ГЛАВА 7. СОВЕТ ПЯТИ

Мельпомена подняла руки к небу, и воздух над садом статуй вдруг потяжелел, зазвенел, словно натянутая струна. Тени у её ног заплясали, закружились и взметнулись вверх, рисуя в воздухе сложные узоры.

– По древнему праву Мусагетиона, – торжественно произнесла она, – я созываю суд над творчеством!

Небо заискрилось. Один за другим в воздухе начали материализовываться золотистые порталы – идеальные круги света, внутри которых клубились звёзды и туманности. Из первого портала вышла высокая женщина с благородным лицом и звёздной диадемой на голове. Её платье было соткано из ночного неба – тёмно-синее полотно, по которому медленно скользили созвездия.

Урания. Муза астрономии и старшая среди сестёр.

Следом появилась Каллиопа – властная, с золотым свитком в руках и пером за ухом. Её взгляд был строгим, как у судьи, привыкшего разбирать самые сложные дела. На плечах – мантия из папируса с письменами, которые переливались и меняли смысл прямо на глазах.

Третьей пришла Эрато, и сад наполнился едва слышной музыкой. Она несла лиру из белого дерева, а в её волосах были вплетены живые цветы – розы, которые благоухали не земными, а какими-то неземными ароматами. При каждом её шаге на земле расцветали новые цветы.

Последней спустилась Евтерпа со старинной флейтой в руках. Вокруг неё вился лёгкий ветерок, и в нём слышались обрывки мелодий – то весёлых, то печальных, то торжественных. Она улыбнулась, увидев Вадима, и в её улыбке была та особая теплота, которую испытывают музыканты ко всем, кто способен слышать настоящую музыку.

Четыре музы встали полукругом, и их присутствие изменило всё вокруг. Воздух стал чище, краски – ярче, а сам сад статуй перестал казаться таким мрачным. Словно само искусство спустилось на землю.

Урания окинула взглядом застывшие фигуры, потом перевела строгий взгляд на Мельпомену.

– Сестра, опять твои крайности? – в её голосе звучало вселенское терпение, как у матери, которая в тысячный раз делает замечание провинившемуся ребёнку.

– Справедливое состязание, старшая сестра, – Мельпомена развела руками с невинным видом. – Смертный вызывает музу на творческий поединок. Я лишь принимаю вызов.

– И что на кону? – спросила Каллиопа, разворачивая свиток. На нём тут же появились строчки – видимо, она протоколировала происходящее.

– Душа его друга, – Мельпомена указала на статую Степана, – и его собственная.

Музы переглянулись. Эрато тихо бренькнула на лире – мелодия прозвучала тревожно. Евтерпа поднесла флейту к губам и сыграла несколько печальных нот.

– Серьёзные ставки, – задумчиво произнесла Урания. – Хорошо. Но условия должны быть честными. – Она обернулась к Мельпомене и Талии. – Вы, как заинтересованные стороны, голосовать не можете.

– Совет Пяти вынесет вердикт, – торжественно объявила Урания. – Мы, четыре сестры, плюс тот, за кого ведётся борьба. – Она посмотрела на статую Степана. – Пусть он сам выберет, чьё творчество ему ближе.

– Степан? – удивилась Талия. – Но он же…

– Степан имеет право голоса как талантливый писатель и человек, за чью душу идет борьба, – твердо заявила Каллиопа, не отрываясь от свитка. – Это справедливо.

– Я… я согласен, – прозвучал слабый голос. Все обернулись к статуе Степана. Его каменные губы почти не шевелились, но слова были отчётливо слышны. – Пусть лучший победит.

– Превосходно, – кивнула Урания. – Тогда условия таковы: каждый пишет произведение в жанре мистика и хоррор. Времени у вас есть до рассвета. Совет Пяти вынесет вердикт на основе художественной ценности, эмоционального воздействия и философской глубины произведений.

Вадим поднял руку.

– Можно добавление к правилам?

Все музы повернулись к нему. Урания подняла бровь.

– Говори, смертный.

– Я хочу… – Вадим глубоко вдохнул, собираясь с духом. – Я хочу опубликовать свой рассказ в нашем мире. В реальном времени. Пусть обычные люди тоже прочитают и оценят.

Воцарилась тишина. Каллиопа перестала писать, Эрато замерла с лирой в руках, Евтерпа опустила флейту.

– Мета-нарратив? – протянула Урания. – Творчество, которое выходит за границы миров… Смело. Очень смело.

– И как это поможет в поединке? – скептически спросила Мельпомена.

– Пусть сами люди решают, какое творчество им ближе, – твёрдо ответил Вадим. – В конце концов, искусство создаётся для читателей, а не для самого себя.

Музы снова переглянулись. На лице Урании появилось что-то похожее на восхищение.

– Интересный подход, – признала она. – Искусство, которое судят те, для кого оно создано… Да, пусть будет так. – Она подняла руку, и воздух заискрился магией. – Я создам мост между мирами. Твой рассказ дойдёт до читателей в реальном времени. А мы учтём их реакцию при вынесении вердикта.

– Отлично! – обрадовался Вадим. – Тогда…

– С тысячей подписчиков? – сладким голосом перебила его Мельпомена, и в серебристых глазах заплясали злые огоньки.

Вадим почувствовал, как краснеют щёки, но Урания уже кивнула:

– Каждый читатель важен. Количество не определяет качество восприятия. – Она строго посмотрела на Мельпомену. – Мы учтём каждый отзыв с его канала.

Мельпомена едва заметно поджала губы, пытаясь сдержать смешок. В её взгляде читалось: "Посмотрим, что скажут эти тысяча человек о настоящем искусстве".

– Превосходно, – снова произнесла Урания. – Тогда условия окончательные. У каждого есть время до рассвета на создание произведения. Совет Пяти вынесет вердикт, учитывая мнение читателей из мира смертных. – Она сделала паузу, оглядывая всех собравшихся. – Да начнётся творческий поединок.

Мельпомена усмехнулась, и тени вокруг неё заплясали в предвкушении.

– Приготовься, мальчик, – прошептала она так, что слышал только Вадим. – Сейчас ты узнаешь, что такое настоящий ужас.

А Вадим посмотрел на статую Степана, на Талию, которая ободряюще кивнула, и на музы, готовые судить его творчество.

Последний бой начинался.