Читать книгу: «Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления», страница 19
В киосках стали продаваться за полтинник сувенирные фигурки «Курильщик» в виде керамического цветного человечка или крокодильчика («шел крокодил- трубку курил» – детский фольклор) с набором беленьких пластиковых сигарет, который надо было зажечь, и они загорались маленьким красным огоньком и смешно пыхали, будто бы фигурка действительно курила. Наверно, каждый из нас имел такую немудреную забаву. Баба Женя познакомила меня с Детской железной дорогой в Парке Маяковского, где дети моих лет и чуть старше были кондукторами, дежурными, помощниками машиниста. Мы прокатились на этой узкоколейки. Впечатление хорошее, но без восторга. Мама одевалась красиво и модно. Да и папа, в общем-то, тоже, хоть за модой и не гнался. Мне нравился мамин зеленый импортный шерстяной костюм -жакет и юбка цвета июньской листвы, другой ее костюм – темно-синий цвета ночного неба, украшенный лунного серебра маленькими круглыми зернышками (осыпавшими ворот и клапаны карманов). Кремпленовое весенне-летнее светло- серое в тоненькую черную очень мелкую клеточку пальто с мягким кожаным черным воротничком. Позже- бордовое пальто и бордовая же шляпка были ей очень к лицу. Остроносые на шпильке черные лаковые туфли и такой же фактуры черные лодочки на толстом каблучке. Зимнее пальто помню темно-коричневое драповое с норковым воротником и такую же норковую шапочку. Черная цигейковая шубка позже сменилась на дорогую черную каракулевую шубу на красном подкладе (за 1180р.!) и каракулевую шапку – почти таблетка, но все же чуть другая. Темно-синие и бордовые весенние перчатки. Золотые часики, кольца и серьги пришли на смену красным клипсам, широким лакированым плательным поясам. И желтый пояс был у мамы в юности, широкий клеенчатый, но очень красивый – я его потом носил сам с пряжкой солдатского ремня, со звездой. А мамины сумки не хуже были, пожалуй, чем у Жаклин Кеннеди. Темно-коричневая дорогой гладкой кожи с инкрустацией на панели замка и внутри сумки в гарнитуре с ней -зеркальце прямоугольное в таком же кожаном окладе. И тавая же белая едва переходящая в цвет слоновой кости сумочка с аналогичным кошельком. Рубинового цвета бусы в форме горошка и светло -киргичные какие -то керамические креативные мама носила нечасто. Все по цвету хорощо сочеталось. Но вообще надо сказать, что товаров, импортных -особенно, в продаже было несравненно меньше, чем сейчас и потому некоторая нестыковка в цветах была простительна. До пробуждения во мне сознания молоденькая мама носила черную фетровую шляпу с широкими полями, но потом большущая горчично-коричневая коробка из-под этой шляпы стояла в ванной комнате под ванной -там было белье, предназначенное к стирке. Рядом под ванну был задвинут большой эмалированый светлый таз, наполненный пластилином. Рядом же каким-то чудом умещался белый гипсовый бюст Венеры в натуральную величину.
Наша квартира не была наполнена, как у других художников, какими-то вещами. Многое мама довольно безжалостно выбрасывала. На серванте и под стеклом в нем стояли керамический сантиметров двадцать пять высотой желто-коричневый Жирафик в разноцветных пятнышках-кружках, три дятла – черная глянцевая с ярко-красным брюшком дятел-мама и два сантиметров в пять-шесть ростом детеныша – один черный с красной головкой и другой – красный с черной. Головы всех импортных дятлов просто были насажены на штырьках, всем видом своим заявляя о демократичном веселом стиле шестидесятых. Вазы и пепельница из богемского стекла, светло-зеленый с золочением коньячный набор- графинчик и стопочки…«Все глазами взять хочу я из темнеющего сада!» – вроде бы так написал в своих воспоминаниях о Царском Селе И. Анненский. Вот и я глазами взять хочу как можно больше из сокровенного времени детства.

Жирафёнок. 1966
Мне вспомнилось, как в третьем или четвертом классе мы постоянно ходили по выходным обедать с ресторане «Центральный» с вкусными холодными закусками. А еще ходили и просто в новую, только что открывшуюся, столовую на углу Ленина- Карла Либкнехта (через дом от корпуса пединститута, вроде бы пр. Ленина 38-А. С противоположного торца вход в сегодняшний кинотеатр «Салют») покушать вкусный бефстроганов. И еще там помню кубики масла в рубчик. Я брал еще в добавку это масло. Дети обязательно должны гулять с родителями по городу. Не только ходить куда-то пешочком по делам, но и именно гулять. От этого развивается ощущение пространства и образ города входит в сердце навсегда. Из школьных предметов мне очень нравилась Литература, называющаяся пока еще Родная речь. На обложке -Три богатыря и История, учебник которой назывался пока еще Рассказы по истории СССР. Очень нравился мне журнал «Пионер», редакция которого находила очень интересные повести, в том числе и исторические об Александре Македонском, рассказы. Никакой заидеологизированности- умный, доверительный, вдохновенный разговор с взрослеющими потихоньку детьми. Были и рассказы об Отечественной войне. Там немцы, гестаповцы схватили и расстреляли как юного партизана мальчишку, светловолосого, в голубой рубашке. А потом он появлялся снова смелый непреклонный. И его опять схватили, расстреляли. Когда же немцев разгромили, их главного захватили в плен, и когда этот гестаповский начальник в изумлении показал на живого мальчика в голубой рубашке и воскликнул: «Опять ты, мы ж тебя дважды расстреляли!» – Ему ответила женщина, оказавшаяся матерью мальчика: «Вам нас ни за что не победить. Да, мы в войне с вами бессмертны. Это… третий из моих сыновей!» Раньше еще я тоже читал какую-то книжку с картинками про мальчика и его бабушку, про немцев и оккупацию. Потом бабушка умирает. И мальчик находит какой-то волшебный фонарик. Это уже не быль, а сказка, но написанная как-то умно, досотверно. Тоже про совсем юного героя. Тогда же мне подарили толстую книгу в красном с золочением переплете – Валентин Катаев. Белеет парус одинокий. Там еще были повести «Я – сын трудового народа» и «Сын полка». Петя и Гаврик мне очень понравились. А уже юношей я прочитал «Алмазный мой венец», потом – «Разбитая жизнь или Волшебный рог Оберона» и понял, что Валентин Петрович Катаев – один из самых лучших писателей не только в русской и советской, но и в мировой литературе.
Осенью шестьдесят восьмого в нашем дворе появился шустрый первоклашка Антон Потапенко. Он всем понравился за не по годам зрелый ум и веселый, чуть насмешливый стиль держать себя. Он часто гулял с совсем юной восточноевропейской овчаркой Джери, чем тоже «уважать себя заставил». Его мама -молоденькая крашеная блондинка с высокой по той моде прической, отчим дядя Стас очень похожий на молодого (еще до роли Мюллера) Броневого и работавший начальником отдела стройуправления УФАН (позже- УНЦ АН СССР) и старенькая, худенькая, но тоже активная, бабушка въехали в двухкомнатную на первом этаже пятого корпуса. Такая современная, бойкая, образованная семья, где стар и млад знают себе цену.
Новый шестьдесят девятый мы встречали весело. Леночке полгодика и она уже спала. А мы с папой и мамой лакомились мороженным и смотрели новогодний концерт. Песни Беранже. Четыре капуцина пришли однажды в сад …Благослови, Господи наш, блага свои ты всем нам дашь! Славим тебя, сердцем любя- Сладки плоды за те труды! Прекрасно поет Хиль, есть даже телефильм семьдесят четвертого года. Но тогда пел, вроде бы, не Хиль. Молодой артист в цилиндре и перелине. Он верил в один лишь документ, скрепленный подписью с печатью! Но в этом фильме нет песенки: …Молчит она- тиха, скромна. И только улыбнулась, будто невзначай… А том эта песенка была. Может быть, мы смотрели это на новогоднем Голубом Огоньке при встрече шестьдесят восьмого. Или позже- семидесятого. Как бы найти! Прекрасная встреча Нового года! В первые дни шестьдесят девятого года по телевизору показали ставший потом изестным всем мультфильм «Бременские музыканты». Я его тогда не посмотрел, и Антон Потапенко с Радиком Шариповым в подъезде Антона у почтовых ящиков в лицах мне этот мультик в восторге – с песенками, конечно! – рассказали. «Дайте, что ли, карты в руки! Погадать на короля!
Фильмы нашего детства! «Бей первым, Фреди!» – датская пародия на фильмы про агентов (КВН -щики сделали на эту пародию свою ТВ-пародию «Пей первым, Федя!»), наш фильм» Ключи от неба» про ракетчиков с молоденьким Александром Леньковым в главной роли, «Ключи от города» про гражданскую войну, «Огненные версты» тоже про гражданскую войну, «Не забудь, станция Луговая» и «Свет далекой звезды» -лирические отголоски трагичных военных времен… Французские фильмы с Жаном Габеном» У стен Малапаги», " Гром небесный», фильмы с Фернанделем «Закон есть закон» и ужасно смешной «Казимир», очень смешные фильмы про Мистера Питкина» Приключения Питкина в больнице», " Питкин в тылу врага», английская комедия» Так держать, медсестра!», польская военная кинокомедия «Приключения канонира Доласа», французские комедии «Разиня», «Большая стирка» с Андре Бурвилем и, конечно же, «Большая прогулка «с Бурвилем и Фюнесом! …Боже мой, сколько радости приносило на в детстве кино! Надо бы снова посмотреть чудесную «Большую прогулку»! А фильм «Воздушные приключения» и увиденный мной позже на похожую тему «Большие гонки»! Как хорошо, что мы жили буквально через дорогу от кинотеатра» Искра». Солнечный день конца мая, скоро конец учебного года. Только кончился последний урок, вижу появившуюся в школе маму.«Хочешь сейчас на итальянский фильм?» – «Хочу!» – «Тогда бежим с Искру, сейчас сеанс начнется!» И мы стремглав летим с мамой и смотрим цветной детектив- комедию» Операция Святой Януарий» с Нино Манфреди в главной роли! Но это, пожалуй, конец мая шестьдесят седьмого. А в начале шестьдесят девятого по телевизору шел фильм «Праздник святого Йоргена» – довоенная комедия с молодым Ильинским. Этот фильм у нас ребятами и девчонками разыгрывался в лицах.
У Антона Потапенко дома были отличные инструменты: пилы, плоскогубцы, кусачки, тиски, молотки… прекрасная в виде стального куба наковаленка, где из алюминиевой проволоки мы ковали очень ладненькие сабельки для наших воинов. Мне работы с инструментами очень хотелось, да до этого не с кем было в это окунуться. До этого баба Женя заботливо подарила мне столярный набор в большой прямоугольной кирпичного цвета фанерной коробке с ножовкой, рубанком, деревянным молотком и т. д. Я с удовольствием стал это все осваивать, но потом что-то заглохло. И слесарный набор с зубилом, пилой по металлу баба Женя мне купила в магазине «Юный техник» на углу Первомайской и Восточной. В этих делах мне стало очень не хватать папы как наставника, но он постоянно работал в своей мастерской. Я бы туда к нему приходил, но мама не разрешала еще так далеко отлучаться со двора.
Позже я стал приходить к папе по своей инициативе, а пока – в четвертом классе- вплоть до восьмого меня окружали мама и бабушки. Мне кажется, что при большем папином внимании именно в эти годы, а не раньше и не потом, я стал бы отличным мастером на все руки. Но уж как случилось, так и случилось. Все равно жизнь открыла мне много радостей. И, надеюсь, еще откроет! В четвертом классе я был худеньким и довольно небольшого роста хорошо дерущимся и борющимся интеллигентным мальчиком, не хулиганом, матом не выражавшемся, папирос и вина не пробовавшим. С Кирюшей Ситниковым мы по-прежнему дружили. Ситниковы после очередной летней поездки на Таватуй приехали с найденой там ничейной прежде кошкой Тюпой. Рыже- черно- белая. Белая грудка, живот и тапочки, зеленые глаза. Интеллигентная кошка, подстать хозяевам.
Николай Васильевич очень хотел, чтоб Кирюша был вундеркиндом. Он устроил в оперном театре выставку скульптурных творений и рисунков юного дарования! Все работники театра были покорены работами Ситникова-младшего! Помню его желтого пластилинового Жирафа и на красном пластилиновом диске диаметром сантиметров двадцать цветной пластилиновый барельеф головы Ленина. Я был рад за Кирюшу, хоть и считал эти его успехи сильно и умело разрекламированы его папой. Мой же папа стал почему-то придерживаться другой крайности, что никакие мои художественные данные форсировать не надо. И в школу-интернат для одаренных детей при Академии художеств в Москве отправлять меня не надо. Через пару -тройку лет и рука будет тверже и кругозор еще больше- тогда вот и пора будет учить меня художествам. Но оказалось поздно- интерес к рисованию и лепке остыл.
Кирюша стал дружить с Ирой Друзиной- дочерью покойного скульптора Друзина, хорошей скромной девочкой из нашего подъезда. Не то, что я как-то ревновал, но было обидно, что мой друг почти с младенчества во дворе все чаще играет не с нами, мной, Крысановым, Ильбьюшкой и Радиком, Лешей Мамонтовым, Севой… в общем, как в песне, нас на бабу променял!.. Тогда я так посчитал, а зря.
Вот оно, дыхание того, что помню и люблю! Огромный родной мой мир. Пусть даже имеет место здесь кроме всепоглощающих радостей и то, что не на шутку расстраивало, о чем хотелось забыть. Даже счастливая пора детства содержит разные моменты. Жизненный мир человека даже в раннюю пору жизни охватывает столько людей, событий, переживаний…
ЧАСТЬ 2-Я. ДИКОВИННАЯ ПТИЦА
Глава первая. Звуки музыки
Несмотря на то, что в школу для одаренных в области изобразительного искусства родичи отдавать меня не- стали, я, все-таки, поучился у учителя, который впоследствии посвятил себя открытию одаренности детей в …музыке. Этого учителя музыки звали Герман Витальевич Зверев. Я им никак выделен не был, но за слух и пение получал одни пятерки. Высокий, худощавый с широко открытыми голубыми глазами, с едва обозначенной вокруг рта темной эспаньолкой, короткой стрижкой с очень высоко подстриженной челочкой, как бы чуть странноватый, в темно-синем джемпере и узких черных брюках, Герман Витальевич словно являл собой некую незнакомую диковинную птицу. Он говорил четко, но с какой-то нездешней музыкальной меланхолией. Такого склада люди витают в духовных мирах и ничего, как правило, не умеют делать руками. Но не таков оказался наш учитель пения. Он сделал в классе светлые пюпитры и ступени, как в амфитеатре или концертном зале. На стене на красных квадратах дээспэ светлые черно-белые портреты Баха, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Грига… Даргомыжского, Чайковского.

Моцарт
На противоположной стене – выпиленные из тонкой авиамодельной фанеры цветные некоторые инструменты симфонического оркестра, включая скрипку и альт. Но главное- нигде не виданное чудо- Цветомузыка! Он сделал эти крупные квадратные разноцветные прожекторы сам, на добрый десяток лет опередив то время! Человек, который носит бороду, произносит слова как-то по-другому. И для собеседника и почти безотчетно …для бороды. Даже если это маленькая, едва заметно опоясывающая тонким контуром рот и подбородок эспаньолка. Когда он говорил, уголки рта опускались чуть вниз, словно повторяя форму эспаньолки. Несмотря на присущий, пожалуй, подавляющему большинству музыкантов меланхолический характер, он источал и нотки оптимизма. Боже, в каких деталях я все это помню! Всякий раз урок мы начинали с распевки: «Утром я встаю- песенку пою! Я иду домой-ты идешь со мной!» Народ наш переделал: «Утром я лежу – водку развожу, ты идешь поспать – я иду посс..!» И еще мы распевались звуком: «Ccc…«Мы пели, а Герман Витальевич дирижировал. Такие странноватые учителя пения в общеобразовательных, немузыкальных школ чаще всего становятся добычей учеников. По-сегодняшней терминологии к такому человеку просится слово «лох». Но с нашим Германом Витальевичем такое отношение не прокатило бы даже у старшеклассников. Для какого-нибудь развязного второгодника выход за рамки нормального поведения мог быть просто опасным для здоровья. Ровный и мощный пинок под зад и репутацию крутого пацана тогда уж не спасти. Никто не рискнул- все чувствовали и точка. У него здесь же в классе имелись спортивные сабли -эспадроны, на которых мы немного без спросу Германа сражались. Он ставил нам классическую музыку, в том числе- " В пещере горного короля» Грига, и фиолетовые, бордовые, зеленые… цветомузыкальные блики носились по классу и нашим завороженным фигурам. Светлой надеждой и любовью дышала песня Сольвейг. И, конечно, Чайковский, Римский- Корсаков!..

Домик Сольвейг, худ. Н. Рерих
Пели мы» Темнеет уж в долине и ночи близок час. На маковке березы последний луч погас!..» И советскую музыку, песни – о хоккеистах; «…парни в шлемах, словно пять ракет летят вперед, чтоб у чужих ворот зажечь победы свет…» эта песня- явная заказуха-мне не нравилась. А вот о пограничнике – другое дело: «Возле самой границы – овраг. Может, в чаще скрывается враг…»
Но лучшая песня, на мой взгляд, про птиц. Дело было так. Герман Виталич с заговорщическим видом сказал нам как-то: " А сейчас я познакомлю вас с красивой старинной песней о птицах, которой уже триста лет!» Он спросил нашу беззаветно преданную музыке ученицу-отличницу музыкальной школы Галю Скороспешеву знает ли она эту песню и получил в ответ короткое с ноткой благодарности (немного польстило быть экспертом): «Да!» И зазвучала музыка, песня, которая вот сейчас снова звучит во мне! «За ре-ко-ю ст-арый до-ом. Пти-ицы в доме том жи-вут. Лишь стем-не-ет все-е во-круг- пти-ицы смолкнут ии за-снут!..»
Он проработал у нас в школе года два, потом ушел или его ушли. Года три спустя я видел его на телеэкране в спектакле о Жанне Дарк в роли инквизитора. Позже он вел программу развития одаренности детей и подростков в школе на 8 Марта- Фрунзе… Ничего я не забыл, Герман Витальевич! Зачем Вас тогда турнули- совершенно непонятно. За то, что слишком выделялись?
В кабинете пения как-то разместилась приехавшая в школу бригада участковых стоматологов и я попал к какой-то из рук вон негодной дуре-врачихе, которая просверлила мне два передних в верхнем ряду совершенно нормальных зуба под предлогом, что они выросли слишком плотно друг к другу.. Эти зубы выросли вместо ушибленных в раннем детстве об асфальт во время вечерней прогулки. Вполне ровные и белые, а после такого лечения один зуб потемнел, пока уже позже одна замечательная стоматологическая фея каким-то чудом не сделала мне его более белым. На этом все не закончилось, ну да ладно. И ведь сколько, надо полагать, детских зубок та бездарная кикимора испортила …Настоящая врач-вредитель…
Еще одна подлость тоже испортила мой облик и потрепала нервы изрядно. Накануне прихода весны ступени крыльца нашей школы превратились в ледяную катушку. И никто к окончанию наших уроков хотя не посыпал ступеньки эти песочком. Мы вышли на крыльцо, Игорёша Агафонов повис на рукаве моего пихора, донимая меня очередным длинным разговором, я подскользнулся и вниз головой полетел по ступеням крыльца. Нарочно не придумаешь! На лбу у меня тут же возникла огромная шишка. Когда я пришел домой, она была уже -говорю без преувеличения- размером в пол-яблока.

Наш двор и ребята. 1965
Тетя Нина Алёхина, врач, жена художника дяди Коли Алёхина, мама Володи и Алёши, по просьбе родителей поднялась к нам на этаж и сделала все, что могла. Потом ультрафиолетом, компрессами и растираниями меня приводили в божеский вид. В общем, привели, шишка сильно уменьшилась, но полностью так и не исчезла. Шрамы и шишки из детства, вы служите зримым подтверждением, что все это когда-то было!
В марте шестьдесят девятого разразился вооруженный конфликт наших пограничников и китайцев КНР. из-за полуострова Даманский, который китайцы считали своим. Перед глазами у меня телекадры, где молодые поджарые китайцы в полушубках и ушанках надвигаются на наших пограничников, размахивая перед собой цитатниками «великого кормчего» – председателя Мао. Они скандируют, чтобы наши убирались отсюда вон, что это- их территория! Наши пограничники как могли держались дипломатично, но конфликт быстро перерос в боевые действия. Пошла стрельба… В бою погибли начальник погранзаставы полковник Леонов, старший лейтенант Синельников, рядовой Николай Петров и еще более семидесяти наших ребят. В боях отличились многие, в том числе- лейтенант Бубенин, старший сержант Бабанский, имена которых узнала вся страна. Нашим пришлось долбануть из секретной системы залпового огня. Китайцев, конечно, ухайдакали, но на душе и в международной обстановке стало как-то пасмурно. Потом говорили, что по приказу маршала Жукова ракетным ударом Даманский был стерт с лица земли. Нет, он продолжал существовать как кусочек нашей территории, пока несколько лет назад, еще до крымских событий, его при нынешней власти не отдали китайцам. На мотив песни «Голубой огонек» в народе родились строки: «На меня надвигается молодой хунвэйбин. Ну и пусть надвигается- у меня карабин. Нажимаю на кнопочку- хунвэйбин на песке! Можно выпить и стопочку, можно выпить и две!..На меня надвигается хунвэйбинов отряд. Ну и пусть надвигается – у меня автомат. Нажимаю на кнопочку…»

На Даманском столкновение с хунвэйбинами. 1969
Потом мы получше познакомились с китайским политическим курсом, с их культурной революцией. По телевидению был показан острый документально-публицистический фильм про Китай, Мао и культурную революцию. Вот старый восьмидесятилетний вождь переплывает через Янцзы, вот китайцы борются с вредителями полей- воробьями, плавят сталь в домашних самодельных печках… Весна, март сверкает солнцем, Николай Васильевич Ситников в черных очках гуляет с маленьким Данилкой. Тетя Надя возмущена: «Лиличка, представляешь, только что какая-то тетка вроде бы из пятого корпуса, говорит мне: «Муж-то у вас уже такой старый. Умрет, так как же вы одна-то с дитём малым на руках?» -«Я на нее, конечно, накричала…»
Вообще-то, Николай Васильевич выглядел хорошо, правда, накануне он болел. За год или чуть меньше до этого он стукнул в нашу дверь, дома была мама. И он попросил ее зайти. Мама зашла, он попросил вызвать ему скорую. Тетя Надя тогда что-то лежала в больнице, Кирюша и Данилка жили у ее родителей. Мама моя делала Николаю Васильевичу компот из сухофруктов. По телефону маму спросили адрес и возраст больного. Мама знала, что Ситников с десятого года рождения, значит сейчас – в шестьдесят восьмом ему пятьдесят восемь. Она так и сказала в трубку. Но отключившийся, казалось бы, Николай Васильевич такого не стерпел, ведь 58 ему будет только через полтора месяца. Он приподняпся и прохрипел: «Пятьдесят семь…»
О Николае Васильевиче ходила такая история. Еще до встречи его с тетей Надей приехал в Свердловск и выступал с гастролями на сцене Оперного какой-то известный военный ансамбль песни и пляски. И в танцевальной группе была там прехорошенькая девушка, которая как-то сразу приглянулась Н.В.Ситникову, в хореографии и женской красоте понимавшему очень хорошо. Ей было приятно, что импозантный главный художник театра выделил ее из прочих. Но у нее в их ансамбле был кавалер, который ее вполне устраивал. И вот как-то после банкета труппа театра и коллектив ансамбля отправились пешочком на прогулку к площади пятого года. Теплый майский вечер, закат над городским прудом, мимо Дома союзов (б. Севастьянова) все двинулись вдоль плотинки. И эта девушка рядом с кавалером здесь же шла. Николай Васильевич почувствовал себя моложе лет на двадцать, сбросил пиджак и встал на него на колени перед своей избранницей. «Я люблю Вас, Оленька, прошу вашей руки и сердца!» Избранница смутилась: " что Вы, что вы, сударь, Не надо этого, прошу Вас – встаньте!» На это Ситников воскликнул что-то вроде: «Ах так!» И …сиганул головой в …пруд. Но там, как и сейчас, было довольно мелко- чуть выше пояса. И влюбленный сценограф поднялся из темных вод весь в тине и мазуте. Театральщики и прохожие чуть не подохли со смеху!..И борода была в мазуте. Вследствие чего пришлось ее начисто сбрить. Но это было невыносимо. Пришлось ненадолго уехать в другой город. Пока не отрастет!..Это быль, хоть и похожа на анекдот.
А вообще, реальные или вымышленные байки о людях искусства где-то даже необходимы! Кстати, Николаю Васильевичу довелось общаться на гастролях в послевоенном Свердловске с моим любимым Вертинским. Ходила такая история, когда Вертинский вернулся из эмиграции на родину, то выйдя из поезда с двумя чемоданами опустился на колени и благоговейно воздел кверху руки:" Матушка Россия! (смотрит, а чемоданов уже нет) …Узнаю тебя!» Очень похоже!) Я уже в конце восьмидесятых спросил у Николая Васильевича: " А Вы не узнавали у самого Вертинского было ли это на самом деле?» – " Я спросил. Он сказал, что выдумка!»

Чайковский, филармония, ск. В. Егоров. 1965
Девятого мая семьдесят второго разбился насмерть у себя дома при гостях свердловский живописец Станислав Петрович Романов. Разговаривая с друзьями, сел на перила балкона и вдруг… потерял равновесие и упал на отвес крыльца магазина метром ниже головой на одну из букв названия. Умер сразу. Молодой еще, не больше сорока ему было. Хороший, симпатичный, невысокого роста. В светлом летнем костюме. На теле никаких повреждений, кроме небольшой ранки где-то за ухом. Это недалеко от вокзала. Гости, мать и мои родители были, конечно, потрясены.
Задолго до этого, в конце пятидесятых тоже нелепо в своей мастерской на К. Маркса- Луначарского погиб молодой живописец Миша Бархатов. Чинил электроплитку и его убило током. Позавчера мама вспомнила какой хороший был парень.
Начислим
+14
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе