Читать книгу: «Сказители», страница 2

Когда я подняла голову, по всему моему длинному телу разлился восхитительно чистый вкус воды. И в тот самый момент свершилось чудо. Боль от раны в моем боку полностью исчезла, и рассеченная кожа мгновенно начала заживать. Я внезапно преисполнилась живительных сил, и в каждом мускуле моего тела запульсировала энергия. И это благословенное ощущение осталось со мной на века.

Скитания

Священная вода из отпечатка ноги позволила мне жить сотни лет; иными словами, я стала бессмертной. Вы можете счесть бессмертие, неведение боли и смерти, благословением… Что касается смерти – может, и так, но боль стала многовековым бременем для моей души.

Эта история произошла сразу после того, как я обнаружила отпечаток стопы Будды. Я решила остаться в тех землях в надежде, что его чудодейственная сила оградит меня от любых напастей. Однако на отпечаток уже стали претендовать люди. Несколько раз я пыталась попить из него, но они – как охотники, так и жители поселка – прогоняли меня прочь, бросаясь камнями и прочим мусором. Поскольку было рискованно приближаться к отпечатку стопы Будды в дневное время, я пряталась до наступления безопасной ночной поры и осторожно проползала мимо людей, недреманно охранявших тот камень.

Как-то ночью, без предупреждения, без сговора, на горе Паттхави собрались боги и осветили всю гору ярким сиянием. Они прилетели оплакать кончину Будды. О, мое сердце было разбито, когда я узнала, что уже Будда вознесся в Нирвану!

Я, которая терпеливо ждала близ отпечатка ноги, надеясь, что настанет день, когда мне посчастливится приветствовать его возвращение… Я, которая молилась о возможности последовать его путем, находясь в своем нынешнем теле… Мои отчаянные мечтания обратились в прах. Долгие дни и ночи я, безутешная, оплакивала потерю, пока как-то утром не решила стряхнуть с себя горе. Я сползла с горы Паттхави, имея новообретенную цель: посетить каждый уголок тех земель, идя по следам покойного Будды.

Сначала я отправилась в места, где Будда однажды сотворял свои чудеса, сидя на кроне большого дерева. И перед тем как войти в ту деревню, я увидала, что она превратилась в оживленное место встречи множества людей, почти что рынок. В моем тогдашнем обличье близость к людям была, говоря по-простому, равнозначна приглашению поймать меня, поэтому вместо этого я поползла в город Кхиткхин. К моему удивлению, Кхиткхин оказался еще более многолюдным, чем прошлый район. Будучи слишком утомленной, чтобы ползти в какое-то другое место, я вернулась обратно в джунгли.

Удрученная, одинокая, я ползала вдоль берегов реки Пасак¹⁶, покуда мне не явился дух-хранитель гор.

– Мое дорогое дитя, – спросил он, – чем вызвано твое одиночество и горе?

И я поведала ему всю правду. Сжалившись надо мной, дух-хранитель сказал:

– Дитя мое, отправляйся на восток, к горе, и там ты найдешь пещеру. Ее называют пещера Пхра Нгам¹⁷, где все, кто осмелится попасть внутрь, восхищаются красотой силуэта Будды, запечатленного в камне. Отправляйся туда и сама посмотри на него, для своего же блага, мое дитя. Достигнув подножия горы, ты минуешь деревню монов¹⁸. Тебе не следует бояться монов, ибо они благочестивые буддисты, которые не обидят ни одну живую душу. Когда окажешься у входа в пещеру, остановись и соберись с мыслями и силами. Усмири свою душу, затем преклони колени, чтобы выразить свое почтение к смотрителю пещеры – отшельнику. Поведай ему о своих добрых намерениях, и он дарует тебе возможность приблизиться к Будде.

Я поблагодарила духа-хранителя за данные им наставления, а затем решительно направилась к пещере Пхра Нгам.

О, дитя мое! Я провела так много времени, блуждая в горах! Так произошло не потому, что я оказалась в незнакомой местности, но потому что лесные духи почувствовали, что я заблудилась, и принялись проделывать со мной злые шутки, чтобы я вконец сбилась с пути. Я потеряла много времени, и пробыла там так долго, что вскоре мои силы стали иссякать, а моя кожа, что некогда была плотная и гибкая, стала дряблой. Мое бессмертие убывало.

Я барахталась в болоте, когда вдруг появился Владыка Грязи. Он утащил меня на глубину, угрожая держать меня в плену как свою жену в подводном королевстве. Я взмолилась о пощаде:

– Прошу тебя, не надо! Моя жизнь на суше началась не так уж давно.

Я боролась за жизнь, но все было тщетно: только когда я перестала двигаться, Владыка Грязи наконец ослабил свою хватку.

Однажды я услышала звуки, доносившиеся издалека. Казалось, будто тысячи людей маршировали через джунгли. И вдруг над какофонией человеческих криков и перестука щитов взмыл голос:

– Чья это земля?

И толпа как один отвечала этому зову:

– Великого кхмерского народа!

Они продолжали идти, крича и стуча в свои щиты.

– Моны повержены! Кхмеры достигли величия!

Распространив свою власть и заявив свои права на всю местность, кхмеры призвали горожан присягнуть на верность новому королевству и внести свою лепту в дальнейшее процветание буддизма. Названием этого нового королевства было Лаво¹⁹.

Владыка Грязи, слушая гомон маршировавших кхмеров, объявивших эту землю своей, вдруг пришел в сильное возбуждение.

– Еще чего! Я прожил здесь многие годы и никогда ни на что не претендовал. И что получается, теперь я принадлежу кхмерам?

Я воспользовалась этой ситуацией, чтобы высвободиться из его цепких объятий. Оставив недоумевающего Владыку Грязи вместе с его яростью в клокочущем болоте, я смогла вернуться на твердую сушу.

И возобновила свое путешествие, страстно молясь священным существам:

– Прошу, пусть более ничто не препятствует мне на пути к моей цели. Прошу, пусть всякий злобный дух, имеющий намерение мне навредить, будет повержен!

И когда я ползла, извиваясь, по лесу, то услышала вдруг странное пыхтение и чавканье. Эти звуки доносились из ближайшего куста, который весь ходил ходуном как одержимый. Там как будто кто-то яростно ел: пыхтел, чавкал и жевал. Я робко спросила у невидимого существа, добрые у него намерения или злые. Чавкающие звуки внезапно прекратились. И из-за куста раздался голос:

– Добрые!

После чего тот же голос приказал мне держаться как можно дальше, потому как если я приближусь, это может для меня плохо кончиться. Я поступила, как было сказано, и отползла на несколько шагов.

– Ты куда направляешься? – спросила я.

– В Лаво. Мой отец меня туда изгнал.

– Это странно. Зачем отцу изгонять своего ребенка?

– Не твое дело. Держись подальше, если не хочешь пострадать.

– Но ты же сказал, что у тебя добрые намерения. Как же ты можешь мне навредить?

– Да кто ты такой, чтобы задавать так много вопросов?

– Я – нага, – ответила я. – И я направляюсь к пещере Пхра Нгам, чтобы восхититься образом Будды.

– Да что ты? Мы следуем в разных направлениях, но у нас одна цель.

Голос, раздававшийся из-за куста, смягчился, когда мы вступили в беседу. Он рассказал мне, как его отец – бог Шива²⁰ – изгнал его в Лаво. Отец, объятый необузданным гневом, родил его, исторгнув между бровей. Родившись, он упал на землю. Едва открыв глаза, он был охвачен неистовой прожорливостью. Он начал поглощать все, что попадалось ему под руку, денно и нощно, но ничто не могло заполнить пустоту внутри.

Его голод разрастался столь бесконтрольно, что однажды он начал пожирать собственные конечности. Его отец вскоре осознал, что сын родился из страшной ярости – то была ярость, которая пожирала самое себя.

– Сын мой, – сказал ему отец, – ты должен пойти и обосноваться у врат Лаво. Ты должен служить напоминанием о разрушительной силе гнева и ненависти.

Он исполнил желание отца и отправился в Лаво.

– Как твое имя? – спросила я.

– Отец называет меня Кала, – ответил он. – Но хватит, любопытный нага. Тебе пора уходить. Ты отнял у меня достаточно времени, которое я мог бы потратить на еду.

– А сейчас ты поедаешь себя? – спросила я из любопытства. Не думая, я придвинулась поближе к Кале, вытянув голову вперед и глядя сквозь куст. Кала и впрямь поедал самого себя. Он сидел и пожирал свой торс, покуда не понял, что за ним наблюдают. Подняв голову, он оскалился на меня.

– Отстань от меня, любопытный нага!

Наши глаза встретились.

Лицо у Калы было уродливым. Оно было плоское, и на нем выступала пара выпученных глаз, а искаженный гримасой рот походил на разрез от уха до уха. Из провала рта торчали собачьи клыки. От его тела оставались лишь лицо и две руки. Заметив меня, он издал крик, похожий на вой, исполненный боли и печали.

– Дорогой мой нага, ты сам во всем виноват. Теперь я ничем не могу тебе помочь. Чему быть, тому и быть!

– Что ты собираешься делать? – с тревогой спросила я.

– Ты видел мое лицо. Теперь я вынужден сожрать твое Время.

В ужасе я стремительно бросилась прочь, крича что есть мочи.

Я услышала, как Кала тоже закричал, и его разъятый рот стал заглатывать мое Время, год за годом, пока он внезапно не метнулся в противоположном направлении. Наконец я выползла из джунглей. Никогда в жизни я не ощущала себя такой выжатой, как в тот момент. Мои некогда такие яркие воспоминания начали тускнеть, а затем потускневшие воспоминания полностью растаяли. Окружавшая меня местность принялась медленно разваливаться на куски, превращаясь в незнакомый пейзаж. И тут до меня дошло: покуда я спасалась бегством от Калы, от меня ускользнули 700 лет моего Времени.

Я коза из пророчества Будды

Совершенно обессиленная, я с трудом выбралась из джунглей и оказалась на бескрайней равнине. Передо мной возник вид, которого я не встречала ни в одной из своих прошлых жизней: повсюду, насколько хватало глаз, расстилались поля – травы, риса, овощей и злаков, разделенные глубокими бороздами в земле. Оголодавшая, я поползла к ним, чтобы поесть, но меня быстро отогнали жители деревни. Когда же они осознали, что существо, позарившееся на их урожай, на самом деле был нага, люди схватились за свои копья, луки и стрелы, намереваясь либо убить меня и съесть, либо оставить в качестве экзотического домашнего питомца. К счастью, мне удалось спастись от этих мерзких людей. И не успела я глазом моргнуть, как оказалась у горы, где находилась пещера Пхра Нгам.

Подножье горы поросло лесом, там и сям виднелись деревеньки. Я чувствовала себя гораздо спокойнее, незаметно передвигаясь лесными тропами. Невысоко над землей я увидела вход в пещеру. Не привлекая ничьего внимания, я вползла внутрь и сразу очутилась словно в коконе влажного воздуха. Внутри пещера была щедро освещена и заполнена сталагмитами и сталактитами. Скажу я тебе, дитя мое, это была необычайная красота! Но еще замечательнее был силуэт Будды, вырезанный на стене пещеры. Полагаю, именно этот образ и дал ей имя, и, дитя мое, я была воистину заворожена. Мне казалось, будто сам Будда сидел передо мной, готовый обратиться ко мне с проповедью.

Будда был высечен сидящим, скрестив ноги, на цветке лотоса, над головой его сиял нимб, а руки были подняты, символизируя момент поучения. Вокруг него изображались боги и люди-приверженцы, учтиво внимающие его проповеди. Сцена иллюстрировала путешествие Будды к горе Паттхави, где он обратил в буддизм охотника Сатчапхана и где боги слетелись к горе, осветив ночное небо и земли своим ярким сиянием. Я восхищалась картиной, охваченная чувством умиротворения, а потом, медленно свернувшись под ней клубком, уснула.

Меня разбудило приглушенное песнопение. Подняв голову, я увидела отшельника, погруженного в медитацию и шепчущего что-то нечленораздельное. Не желая его потревожить, я продолжала лежать и наблюдать. Через мгновение он сам заговорил со мной, не открывая глаз.

– От чего ты бежала, дитя мое?

От кхмеров, безмолвно подумала я. Я бежала, ища защиты у Будды.

Он понимающе кивнул.

– Не бойся. Королевства Лаво давно нет.

– Но я только что спаслась от кхмерских войск, которые маршировали через джунгли, – сообщила я ему.

– Это было восемьсот лет тому назад, дитя мое, – ответил отшельник. – Мои видения говорят, что твое Время сожрал Кала. Все кхмеры давно изгнаны отсюда, а немногие уцелевшие нашли прибежище в деревнях у подножия этой горы.

– Но джунгли и горы возродились после падения королевства Лаво?

– Дитя мое, джунгли и горы принадлежат королевству Аютия²¹, которое правило этой землей и ее людьми сотни лет. Неважно, кем ты была раньше, потому что теперь все принадлежит Сиаму: и горы, и деревья, и ручьи, и древние места поклонения, и жизни всех людей.

Отшельник на мгновение умолк, а затем добавил:

– И ты тоже создание Сиама.

– Как и ты! – поддразнила его я.

– Ого! Какой остроумный! – усмехнулся он. – Дорогое мое дитя, ты знаешь, кто заявлял претензии на эти территории?

Я не знала.

– Те, кто уверял, что они – коза Будды, – засмеялся он.

Отшельник оказался словоохотливым. Сгустилась ночь, а он все делился со мной своими нескончаемыми рассказами.

Начал он с прибытия Будды на гору Паттхави и с чуда, которое тот сотворил на глазах у всех, сидя на кроне большого дерева в ампхё Нонг Сано²². Взглянув с высоты вниз, Будда заметил пасшуюся рядом козу и улыбнулся. Ананда, его ученик, увидел, что он улыбается, и с любопытством спросил у Будды, что тот увидел…

– Вот эта коза, – ответил Будда, – возродится и в следующей жизни станет могущественным королем, кому суждено споспешествовать процветанию буддизма в далеком будущем.

За время существования в этих местах королевства Лаво также укрепились во власти два других королевства: Харипунчай и Тамбралинга²³. Харипунчаи были потомками монов, которых кхмеры изгнали с их исконных земель. Они вновь обрели силу и отвоевали прежние земли. Пока шла эта битва, войска Тамбралинга приблизились к месту сражения с юга. Они ждали, покуда обе армии истощат друг друга, а затем воспользовались ситуацией и нанесли поражение обеим. Став победителями в Войне трех королевств, Тамбралинги провозгласили принца Кампхота, сына своего короля, новым правителем королевства Лаво. Тамбралинги продолжали править Лаво многие годы, до того момента, как в столице вспыхнуло восстание во время правления Пхра тяо Ситхаммасокарата. Все население королевства было вынуждено мигрировать обратно на юг, где они восстановили столицу в Накхонситхаммарате.

Город Лаво обезлюдел, но по всему Суварнабхуми продолжали возникать новые королевства: Сукхотхай, Ланна, Накхонситхаммарат и Пхриппхри в тянгвате Пхетбури²⁴.

Династия Ситхаммасокарат и династия Утхонга²⁵ развивали близкие отношения и наладили прочные торговые связи, а оба их короля происходили из кхмеров²⁶, по крайней мере так говорят.

Новое королевство на юге, построенное Ситхаммасокаратами, стало процветать. Могущество короля Ситхаммасокарата прославилось в тех землях: этот король завоевал двенадцать городов, наименовав их названиями животных китайского зодиака, и успешно укрепил буддистскую веру, перенеся останки Будды в город Накхонситхаммарат, где их надлежало сохранить.

Однажды, выступая перед придворными, военачальниками и советниками, король Ситхаммасокарата объявил, что он-де реинкарнация козы из пророчества Будды. Вскоре после чего король Ситхаммасокарата почил, и трон перешел по наследству к его вице-королю.

Государство Пхетбури и королевство Накхонситхаммарат согласились на полюбовный раздел своих земель. Оба союзника договорились, что южные области отныне будут принадлежать Накхонситхаммарату, а северные области – государству Пхетбури. Договор был скреплен браком между сыновьями и дочерями обоих королевских семейств. Когда же король Пхетбури скончался, на трон взошел новый король по имени Утхонг.

Однако вскоре после наследования трона город Пхетбури столкнулся с опустошительными волнами голода и чумы. Когда люди и животные в очередной раз стали падать замертво – что было несомненным знаком приближения новых катастроф, – выжившие поспешили покинуть свои дома. А король Утхонг решил переместить столицу на новое место. Он собрал мудрых советников, которые предложили ему земли к северо-востоку от города Лаво: там находились гора Паттхави и гора Суваннабанпхот, где в камень были врезаны тень Будды и отпечаток его ноги… Ампхё Нонг Сано, где Будда сотворил чудо на верхушке дерева и произнес пророчество о козе, которой суждено переродиться в могущественного короля, также находился неподалеку. Услыхав это, король Утхонг объявил, что он и есть та коза из пророчества Будды. Он решил взять с собой армию и верных подданных и отправиться с ними в паломничество, дабы поклониться священным следам Будды.

Во время этого путешествия, посетив множество священных городов, король разбил лагерь на берегу реки Нонг Сано, как вдруг из воды выпрыгнул исполинский сом, обративший на себя все взгляды. Как по чудотворному мановению невидимой руки, грянул раскат гонга и рыба изрекла слова, эхом прокатившиеся по окрестным землям: «Этот ампхё пригоден для столицы!» Пораженный столь многообещающим зрелищем, король вознес молитву и решил попытать счастья: он метнул свой меч и поклялся, что на месте, куда меч упадет, он выстроит новую столицу. И меч упал в Нонг Сано.

Вдруг с безупречной слаженностью люди короля оглушительно закричали:

– Лишь тот, кто ославлен надлежащими заслугами, достоин выстроить столицу в Нонг Сано! Подобное достоинство можно подтвердить лишь способностью проглотить железо и талантом искусного лучника! Столь славный муж должен пустить стрелу вдаль и увидеть, как она возвращается к нему, при этом не пошевелив ни одним мускулом!

Услыхав, как его люди начали повторять этот пугающий, беспокойный рефрен, король понял, что это с ним заговорили духи-хранители Нонг Сано. Они чревовещали через его людей, дабы истребовать свидетельства того, что он достоин такой чести, – его заслуг и его могущества.

– Я – коза из пророчества Будды, – провозгласил тогда король. – И я способен проглотить железо, а моя верная стрела, будучи пущенной вдаль, с легкостью вернется ко мне.

После чего король приказал своим поварам истолочь кусок железа в пыль и вмешать в его пищу, которую он съел на глазах у всех. С тех пор все блюда короля готовились с толченым железом. Он даже уверял, что это улучшило вкус его еды и сделало его невосприимчивым ко многим болезням. Отведав еды с железной пылью, король отправился к реке, держа в руках лук и стрелу. Он пустил стрелу в воду против течения, и ждал, пока река не вернула стрелу прямо ему в руки. Его люди рукоплескали и выкрикивали слова поддержки, обрадованные смекалкой своего короля.

Итак, новая столица была воздвигнута, построены дворцы и храмы. Ее назвали на кхмерском языке Крунгхеп Маханакхон Бавон Тхваравади Си Аюттхая Махадилок Бавон Раттанаратчатхани Буриром, или, коротко, Крунгси Аютия, что означало «непобедимый город».

Город за всю свою историю знавал немало периодов процветания и мира, будучи неуязвимым для внешних угроз и набегов врагов. Однако королю Утхонгу еще только предстояло быть коронованным благородными брахманами. Он отправил посла в Центральную Индию, дабы тот испросил у короля Варанаси²⁷ дозволения прислать в Аютию брахманов, которые могли бы провести церемонию коронации.

И вот церемония коронации прошла. Вступив в союзы с соседними городами Лаво и Супханбури, королевство постепенно колонизовало шестнадцать городов. Весть о величии короля Утхонга распространилась по всей округе по мере того, как он вел одну войну за другой и завоевывал все новые и новые земли. В Сиаме и соседних странах Аютия стала известна как могучая держава, а короля народ привычно величал «Пхра тяо пхэндин», или «священный правитель земель».

Дитя мое, ты видишь, как время от времени несправедливость проявляется в веках? Короли сражаются с другими королями, и все они называют себя козами из пророчества Будды? Они вели войны, чтобы ценой многих жизней захватить новые земли, строили королевства, а их подданные были бесправны и не могли противостоять строгим законам и правилам. Раньше, когда мир был только-только создан, все было иначе, весь порядок вещей был полностью перевернут. Слово «король», или рача, употреблялось по отношению к уважаемому и справедливому человеку: попросту говоря, этим словом обозначали того, кто приносил счастье другим. Это слово создали и утвердили в его значении люди, как написано в Сутта-питаке, одном из трех разделов палийского канона, известного как Трипитака. В Трипитаку входит Виная-питака, Сутта-питака и Абхидхарма. Сутта-питака делится на пять собраний, одно из которых – Дигха-никайя – рассказывает такой миф о создании мира.

Мир, каким он однажды существовал, был чистым, не испорченным определениями. Он был безграничен во времени, лишен дня и ночи. Боги с сияющими прозрачными телами – ни мужчины, ни женщины, ни добрые, ни злые, – обитали на небесах, паря и летая, преисполненные великой радости.

Время шло, и земля начала источать молоко; стали произрастать мхи, лишайники и прочая растительность. Вскоре боги из любопытства попробовали на вкус дары плодородной земли, наслаждаясь приятными вкусами, ароматами и цветами. Они привыкли вкушать зеленые растения земли, и стали выискивать их повсюду, в каждой трещинке и расщелине. Постепенно их сияющие ауры тускнели, их небесные тела стали покрываться плотью. А аппетиты их стали ненасытными; им больше не хватало собственного ощущения счастья. Их тускнеющий свет уже не был достаточно ярким, чтобы освещать Землю, и их сменили яркие светила – солнце и луна; тогда же возникли день и ночь. А Время разделилось на дни, месяцы и годы; возникли сезоны. Небесные существа стали людьми, различавшимися половой принадлежностью и ограниченными во времени, обладавшими плотской похотью и способностью размножаться.

Людям приходилось выживать, питаясь тем, что давала им природа. Они собирали растения и рис, делали многодневные запасы еды, чтобы кормить своих детей и прочих иждивенцев. Когда же запросы людей превзошли то, чем могла их обеспечить природа, возникло сельское хозяйство, и земля стала ценным товаром. Появились те, кто мог приобретать землю, и те, кто не мог, – так родилось зло. Обман, воровство и соперничество стали обычным явлением, как и наказание, лжесвидетельство, месть и убийство.

По мере того как зла становилось все больше, некоторые люди собрались, дабы найти среди себя уважаемого и справедливого человека, способного разрешать все чаще возникающие конфликты. Люди пришли к единодушному пониманию, что этот уважаемый и справедливый человек – король – должен принадлежать ко второй варне²⁸, и ему следует вверить задачу восстанавливать справедливость в общине. А коль скоро справедливость восторжествует, община будет вознаграждать короля долей общего урожая или общей земли. Таково было общее представление о первоосновах королевства или монархии. Тем не менее, как все, облаченные властью, большинство королей не желали отказываться от привилегированного положения, стремясь к расширению и укреплению своей власти путем убийства других правителей и захвата других королевств. Дабы пресечь разногласия, было решено формально передавать власть по линии кровного родства. Однако зло не унималось, покуда дети и внуки убивали друг друга в борьбе за трон.

С момента основания королевства Сукхотхай право на королевство Аютия принадлежало исключительно королю, или Кхун Луангу, как называл его народ. (Дитя мое, твою память о той эпохе также пожрал Кала.) То, как король управлял подданными, было в чем-то схоже с отношениями между отцом и детьми; тогда люди назвали своего правителя Пхо Кхун, или «Великий отец». Это правление отличалось от абсолютной монархии, изобретенной кхмерами: на эту систему сильное влияние оказали брахманы, которые видели в короле аватара богов. А кхмеры правили своими подданными так, как хозяин управляет рабами. В границах захваченных ими земель людей принуждали поклоняться тому, что требовала вера короля: возводились здания, храмы и статуи Бодхисатвы в честь королей как реинкарнации богов.

Однако все было очень сложно. Хотя сиамцы считали королевство Сукхотхай своим, мон-кхмерское влияние сильно ощущалось в сиамских обычаях и повседневной жизни. Монахи продолжали писать и записывать имена королей Сукхотхая на древнем кхмерском диалекте, а королевский словарь оставался кхмерским по своему происхождению. Использование королевского языка было обычной практикой в начале существования королевства Аютия, но, дитя мое, он был слишком сложен для простолюдинов, которые просто предпочитали называть короля Кхун Луанг. И несмотря на то, что он стал употребляться в эпоху Сукхотхая, наименование Кхун Луанг получило большое распространение в королевстве Аютия. В эпоху Аютии это королевство смогло расширить свои территории больше, чем когда-либо. Титул Кхун Луанг Аютии затмил собой любой другой титул в любой другой стране или в любом другом языке.

Отец своих подданных постепенно превратился в отца своей земли. Король не только главенствовал над своими подданными, но и над своими территориями. Земля была четко разграничена: «Эта земля принадлежит Сиаму», так говорили, «вот это сиамская земля». И король Утхонг понимал значимость такого разграничения, дитя мое. Как только он стал королем Аютии, был издан закон, гласивший:

«Вся земля в границах королевства Аютия принадлежит королю; подданные не имеют права владеть землей несмотря на то, что ее населяют». С этого момента король стал обладать абсолютной властью над богатством, имуществом и жизнями своих подданных и всеми сиамскими территориями.

Люди дали своему королю новое имя: пхра тяо пхэндин, священный правитель земель.