Читать книгу: «По эту сторону горизонта (несколько историй о вантузе, поэзии, бадминтоне, и кое о чём другом)», страница 6

Крыть было нечем. Уж как-никак более тридцати лет и сам чиновник. Коль бюрократическая машина захочет, так и любого ангела мигом сожрёт, и потрохов не оставит!

– Ну, что ж, Борис Борисович, я вас понял, – всё ж таки оставил я себе некий шанс на будущее, мало ли какой изворот «судьбы» может вдруг случиться; за тридцать лет на всякое насмотрелся. – Я подумаю … подумаю.

– Ну, подумайте, подумайте, Гавриил Семёнович, – с ехидцей поспешил «обнадёжить» Козлов. – Как про пенсию надумаете, так и приходите … в ближайший понедельник, значится.

Эпизод третий: <Обеденный перерыв: Что в жизни полагается / Велят мне не цари, / Мне право излагается / Желаньем изнутри.> Да или нет? С одной стороны, принять в обед пятьдесят граммов коньячку – милое дело, тем более, что очередной стресс мне сегодня выпал. С другой – кто унюхает потом, а тем более эта гаишная братия, греха не оберёшься. Впрочем, за руль только вечером садиться. Да, и судя по погоде, до дому будет лучше на такси добраться, свою машину оставив на пару дней на служебной парковке. Поднявшись, я прошёл к двери и закрыл её на замок. А достав из сейфа початую бутылку коньяка, стопку и вазочку с орехами, сервировал ими стол и вожделенно потёр руками. «Км-х, хорошо, – крякнул я, закусывая коньяк орехами. – Можно и повторить! … А вообще, дикая мы всё-таки страна. Вон в Европе, пишут, за рулём пару бутылок пива выпить можно. А у нас что? – лишь бы только запреты вводить …Эх, Россия, мать наша!..»

Эпизод четвёртый: <Post factum⁴⁰: А я надеялся на радость, / А радость снова в стороне, / В округе есть лишь только пакость, / А с ней и дух мой наравне.> Впрочем, увы, коньяк особой радости моей душе не привнёс. Какая уж тут радость? Тут хоть две бутылки коньяка выпей, хоть три, а на душе всё одно: пыл и горечь. Да уж, Козлов сегодня постарался настроение мне испоганить … на славу … мать его так!.. Ну, ничего я этому оболтусу Димке за отчёт этот запоротый «сладкую» жизнь-то устрою!

Эпизод пятый: <Попятная: А, впрочем, стоит ли дерзить, / Особенно, имущим власть, / Не проще ли в покое жить, / Покой, ведь, это жизни сласть.> Да-уж, настроен я был решительно … какое-то время. Папаша-то у Димки нашего о-го-го, пребольшая в областной прокуратуре шишка. С этим семейством связываться – себе дороже!

Эпизод шестой: <Уныние: И в душе сплошной туман, / И во взгляде пустота, / Клерка день – сплошной роман / Под названьем: скукота>. Заняться было нечем. Вернее, заняться было есть чем, но как это уже всё надоело. Вся эта канцелярская возня: справки, отчеты, графики, шмафики … кому это, всё на хрен, нужно?! … «Кому это, всё на хрен, нужно, – ещё раз подумал я, тоскливо уставившись в пуржистое заоконье. – Не писульки мои там сейчас нужны, а лопата. Широкая лопата в крепких мужских руках …»

Эпизод седьмой: <Звонок: Никто не постучится, коль за окном пурга, / Дороги и тропинки окутали снега, / Идти остережётся и всякий сорванец, / Сподобится лишь только плохих вестей гонец. > Затренькал телефон. Разговаривать ни с кем не хотелось. Но трубку поднять всё же пришлось – а вдруг начальство названивает. Но оказалась, что трубу я взял, в общем-то, зря. Последующий разговор радости мне добавил … от слова, совсем.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРОЕ. УПРАВЛЯЮЩАЯ ЖИЛКОНТОРОЙ

Эпизод первый: <Post factum 2.0: Не внесла им встреча с богом, / Благоденствий всяких свод, / Коль живёшь в краю убогом / Раем жизнь им, лежебокам, / Даже бог не обернёт.> «Всё понятно», – чертыхнулась я, кладя трубку. Эх, наплодили бездельников, друг у друга в кабинетах, поди, на головах сидят, а толку – ноль. Резервов, знаете ли, больше нет. Все, видите ли, в городе силы уже задействованы. Ага, как же, задействованы. Особенно в самой администрации они задействованы, чтобы всякие там декреты беспонтовые сочинять … Впрочем, так-то оно так, да только спрос будут не с них, а с меня. Так что хошь – не хошь, а суетится как-то надо.

Эпизод второй: <Начальственное: Не ходите хлопцы к барам, / Не просите и копейки, / Лишь получите задаром / Плётки чувственным ударом / По холопской кацавейке.>

– Хозяйка, снега уж больно много сегодня, лопатами беду не осилить … ой, валит так, ой-ё-ё! – не успев зайти в кабинет, Алим, «надсмотрщик» наших конторских дворников, тут же закачал головой.

Можно подумать я тут сижу и ничего не знаю! – тоже мне восточный оракул нашёлся.

– Алим, во-первых, когда в кабинет входишь, надо сначала хотя бы обувь от снега отряхнуть. А то ввалился сюда, словно медведь в берлогу, – демонстративно поморщившись, я скрестила руки на груди. – А во-вторых, третьих, и четвёртых, от меня-то ты чего хочешь? Вам здесь, между прочим, деньги платят, и отнюдь, не за то, чтобы ты мне здесь сводку погоды озвучивал!

– Ой снегу, хозяйка, ой снегу, – словно моих слов не слыша, упёрся в своё Алим. –Лопатами не справляемся, уже их три сломали!

– Ну, что сказать: молодцы! – всплеснула я руками. – Продолжайте в том же духе, мы же не жилконтора, а «совхоз-миллионер», у нас в «амбарах» этих самых лопат по самые крыши!

– Ты, хозяйка, это … снегоуборщик нам дай, иначе не управимся, – требовательно вперился в меня Алим. – Всё по правде говорю!

– А может, вам ещё грейдер подогнать, а? – усмехнулась я, указывая на дверь. – Хм, нашёлся тут правдолюбец! Иди, родимый, и работай, и зарплату свою отрабатывай. А за лопаты я ещё с вас, охламонов, спрошу … а то ишь, понаехало, тут! разориться можно!

Последние мои слава, Алим, правда, уже не слышал, уже в закрывшуюся за ним дверь я их кинула.

Эпизод третий: <Природное(???): Коль тайга у нас большая / Под названьем житным «Русь», / То и наша волчья стая / Зайцев, косточки глотая, / Воет хором: «Не уймусь, / И от пуза обожрусь!»> … Кстати, о снегоуборщике: пора бы и списать его б с баланса жилконторы, чтобы всякий раз, когда инвентаризация или ещё какая проверка его со своей дачи не возить туда-сюда … да и пара новых лопат в дачном сарае лишними не будут, благо, эти самые лопаты жилконтора вот только что закупила.

Эпизод четвёртый: <И вновь начальственное: Как хорошо быть королевой, / Иль даже больше – божеством, / Или направо, иль налево, / В минуту алчности и гнева / Заслать иль пёхом, иль верхом, / Что хлопца всякого, что деву / Ты можешь крадучись туда, / Куда не ведаешь сама, / Но много всякого добра, / И с плеч поляжет голова, / Коль в краткий в срок, и задарма, / Не прирастёт твоя сума.> Не откладывая дело в долгий ящик, куй железо, как говорено в фильме, куй железо не отходя от кассы!⁴¹», я вызвала в кабинет Нинку, бухгалтершу.

– Ну, что, Нинель, как дела в «датском королевстве» по части дебета, и соответственно, кредита? – по-свойски встретила я Нинку.

А чего с ней церемониться-то? У Нинки муж её алкогольный в нашей конторе дворником числится … числится – это значит, что на работе он не появлялся от слова совсем. Но зарплата его начисляется в бухгалтерии исправно (треть суммы Нинка всякий раз заносит, естественно, мне).

– Да, ничего, Алла Ивановна, ничего, – туманно пояснила Нинка, разумно взяв паузу, чтоб понять к чему я клоню.

Да, и правильно, я иной раз и за мелкий огрех могу так отчебучить – мама не горюй.

– Ничего плохого, или ничего хорошего? – с суровым видом побарабанила я пальцами по столу.

– Ничего плохо, Алла Ивановна, ничего плохого, – замотала головой Нинка.

А у самой взгляд, как у затравленного волчонка … знать, сучка, толи краски себе домой на складе вымутила, то ли ещё что. Ну да ладно, хрен с этой краской, есть дело поважнее.

– Ты это, подруга, знаешь, что давай-ка, сделай …, – задумчиво протянула я, испытующе поглядывая на Нинку.

– Что, Алла Ивановна, что?

– Ты это … ты снегоуборочный агрегат, что у меня на даче, давай-ка списывай с баланса конторы к чёртовой матери, и нечего на меня так смотреть – у меня, знаешь ли, муж не извозчик какой, чтоб его туда-сюда возить!

– Так это, Алла Ивановна … у него ещё срок … на списание … не вышел, – замямлила Нинка, но завидев мой не терпящий возражения взгляд тут же кивнула головой. – Всё как-нибудь утрясу, Алла Ивановна, что-нибудь обязательно придумаю!

– Вот и хорошо, Нина – расслабилась я в кресле и махнула рукой – Вот иди и думай, и решай.

Нинка повернулась к двери.

– И слышь, не очень-то долго думай, – кинула я вдогонку. – Мне всякие там «мёртвые души» тоже не резон слишком долго в своём штате держать, вон, сама видишь, что сегодня на улицах делается!

Эпизод пятый: <Житие моё 4.0: Мне мой дьявол – это доля, / Мне мой бог – души юдоль, / Доля – корыстью неволя, / А юдоль – сплошная боль.> Вышла Нинка из кабинета, конечно же, паинькой, но притворяя за собой дверь зенками своими недовольными в мою сторону всё же сверкнула. За жлобство меня, значится, осудила. Мол, и когда же у тебя Ивановна, харя-то треснет, уж столько добра всякого казённого домой перетаскала. Эх, Нинка-Нинка, неплохая ты баба, кроткая, а потому и дура. Оттого и в хате у тебя лишь ухват, да сковородка, да больше ничего. Оттого и твой запойный муженёк помыкает тобой, как ему захочется. Эх, Нинка-Нинка, душа простецкая, я вот тоже в шестнадцать лет такая же, как ты, дурочкой была. Всякую тварь божью, что воробья, что собаку, жалела; всякий кусок колбасы с подругами вровень делила; никому слово поперёк сказать не могла; на всякое от парней «здрасьте» у меня, дуры, душа уже вся нараспашку. И толку-то, что? В двадцать лет техникум закончила, а из всего «приданного» лишь койка в общаге, чемодан с двумя кофтёнками дранными, да пузо беременности семимесячной. Ой, сколько слёз я тогда пролила. Подушку хоть на два раза за ночь выжимай. Нет, уж те времена я накрепко запомнила. Я жизнь ту, паскудную, из судьбы своей уж как двадцать пять лет начисто вычеркнула …

Эпизод шестой: <Привычное: Всего на миг наплыв сомнений, / И дух, что прежде – монолит, / В судьбе не будет разветвлений, / Душа уж больше не болит.> А это ещё что за мымра?

– Гражданка, вас что, стучаться нее учили? – моментально скинув расслабленность, напряглась я всем телом.

– Вы чем тут занимаетесь? – с порога гневно замахала руками какай-то запыхавшаяся тётка. – Вы, когда канализационный стояк в подвале наладите? Говном несёт, невозможно в подъезд зайти. Третий день звоню – ноль реакций!

– А чего так кричать-то, – тут же осадила я блондинистую визитёршу. – Тут вам не базарная площадь. Это, во-первых, а во-вторых, вы не видите, что на улицах делается. Вы что прикажите, нам побросать лопаты в сугробы и кинутся всей жилконторой ваш стояк чинить!? И, наконец, лично вас я вижу в первый раз и про ваш стояк слышу тоже!

Уничижительным взглядом вперилась я в сорокалетнюю нахалку. Хм, говнецом у неё в подъезде, видите-ли, попахивает. Тоже мне цаца нашлась! Бриллиантовые серёжки в уши воткнула и думает, что она теперь королевна, перед которой все стелиться должны … кстати, о серёжках: пожалуй, и мне из ювелирки чего-нибудь прикупить надо … вот именно, пусть и счастья в жизни особого нет, да уж лучше без счастья, но с «приданным», чем без того и другого. А счастье – оно что, его на хлеб не мажешь. Ну, поболит душа иной раз среди ночи, да и ладно, не смертельно, в общем.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ. ВИЗИТЁРША

Эпизод первый: <Принципиальное: Коль я имею право / На радость, или сыть, / То уж найду управу / На всякую шалаву / Тому теснит чтоб быть!> Ничего толком не добившись, я выскочила из жил конторы на заснеженную улицу. «Ну, ничего, – внутри всё клокотало. – Я и до Роспотребнадзора дойду, и до прокуратуры¸ если надо. Я вам устрою «сладкую» жизнь!» Впрочем, худо-бедно, но одно дело на сегодня сделано. Осталось ещё два: устроить раздолбон в супермаркете, чтоб наперёд знали, как неликвид подсовывать, а ещё «повыдергать космы» этой сучке Людке, что из соседнего подъезда.

Эпизод второй: <Тропинка в сугробе: Внутри уж если непогода / Душа иного имярека / Сродни завьюженного брега, / И всякая другим угода / Погребена под слоем снега. /> Идти было трудно, ноги вязли в снегу. В конец запыхавшись я остановилась посреди погребённого под толстым снегом, так называемого, тротуара. И тут же меня кто-то ткнул плечо. «Чего стоишь, – грубо попросили сзади. – дай пройти!» Обернувшись, я пренебрежительно глянула на тщедушного мужичонка лет пятидесяти. «Раз стою – значит надо! – так же пренебрежительно бросила я, гордо оборачиваясь обратно. – Не цаца, обойдёшь».

Эпизод третий <И ещё раз о любви: Поэты, право, дураки, / Вся их любовь – сонеты, / А как на деле – мудаки / Все эти наши мужики, / Безбрачия «эстеты».> Что-то ещё буркнув себе под нос, неказистый мужичонка обошёл меня, стоящей на узкой тропинке¸ черпая снег старенькими полусапожками. Глядя в сутулую мужскую спину, я ехидно прошептала: «Так тебе и надо, Аполлон недоделанный! Тоже, небось, всю жизнь только и знал, как бабу непечатно и их же непечатно. Чтоб на старости лет тебе и кружку воды никто не подал, кобелина ты неженатая.

Эпизод четвёртый <Житие моё 5.0: Мне в жизни многое досталось: / И стать, и страсть, и красота, / Да без любви, увы, осталась, / Хоть замуж выйти и пыталась, / Стервозность, гнусная черта, / Во мне никак не изжита, / Вот и поныне холоста.> Силуэт уходящего мужичонка размылся в снежной пелене. Сзади вновь потревожили. Уступив на этот раз узкую тропинку какой-то обогнавшей меня тридцатилетней мымре с ребёнком лет восьми, я и сама потихоньку двинулась дальше. Идущие впереди фигуры, облачённые в скромную одежонку, сильно раздражали. Небось мамаша одиночка, приплод на стороне нагуляла! Нормальный мужик такую страхуилу разве замуж возьмёт? Теперь вот таскается с дитём в метель по разным магазинам нищебродским – где что подешевле купить. А-то, папаша-то ихний, небось, алиментов не платит, дело нехитрое мужское сделал и давным-давно уже тю-тю. Уж я этих мужиков знаю, им, бы кобелям, только одно подавай – постель. Ох, как я ненавижу всё это мужское отродье! По молодости такой же дурой была, каждому встречному кобелю в глазки заглядывала. А результат лишь один: пока тебя не трахнули ещё туда-сюда: улыбки там, комплименты, и прочая мура, лишь бы деньгами не тратиться, а как ноги раздвинула, то всё, ни здрасьте тебе потом, ни до свидания. Ух-х, кобелиное племя!

Эпизод пятый <Сатисфакция: И даже если ты не прав, / То прав ты, изначально, / На то и дан надменный нрав, / Других чтоб мнения поправ, / Быть правым моментально. /> Да мне твоё недовольство, знаешь, до лампочки – походя оттеснив какую-то молодую деваху, я швырнула на стойку администратора пакет со вчерашней покупкой.

– Ну, и как это называется?

– ???

– Как это называется … вы тут администратор, или что?

– Женщина, во-первых, пожалуйста, успокойтесь, а во-вторых …

– А во-вторых, я сейчас это, что вы мне вчера подсунули, на башку напялю!

– Женщина …

– А мне рот затыкать не надо!

– Да вы толком поясните, пожалуйста, в чём дело.

– В чём дело? Ну, я с вас дурею! Ещё хватает наглости после вчерашнего спрашивать: а в чём, собственно, дело?!

– Да вы не волнуйтесь, если в чём есть наша вина, мы тут же всё исправим.

– Так исправляйте! Я тут долго ещё торчать должна, в конце-то концов?!

– Сейчас, одну минуточку, я только старшему администратору позвоню.

– Ага, она ещё сейчас названивать полдня будут! Давай, оформляй возврат, иначе я тут всю вашу богадельню вдребезги разнесу!

– Женщина, так бы сразу и сказали., что у вас возврат. Не кричите, пожалуйста, сейчас всё оформлю.

Эпизод шестой <Горка: Бывают в жизни неудачи, / Что ни с того и ни с сего, / И дать кому не знаешь сдачи, / Обидчик – жизни естество.> В супермаркете промудохалась я, наверно, с час. Уж вторая половина дня, а я всё ещё не обедала. А до дома при такой погоде минут сорок переть. А Людка в это время обычно свою псину облезлую на прогулку выводит. Нет, Людку сегодня упускать нельзя. Так в душе накипело, что больше не удержать. Будет знать стерва, как к чужому подъезду своего кобеля ссать выводить. И что бы сократить путь я заторопилась пройти напрямки, через парк. В парке же было и вовсе всё заснеженным. Меж деревьев вилась лишь одна полузаснеженная тропка, непонятно кем в такую погоду проторенная. Чертыхаясь, я двинулась в глубину парка. И вскоре совсем выбилась из сил. Мало того, что само по себе идти трудно, так ещё и в горку всё время. Но подъём всё же одолела, а выйдя на возвышенность уткнулась в того самого, виденного мною несколько часов назад неказистого мужичка. Стоит себе и окрестности с бугра обозревает. Природой, знать, любуется (нашёл, падла, время; да и что обозревать-то: слева лес пустой, а справа крутой склон к институтской территории; вот и вся красота). Так что передышку пришлось отложить: мне стоять рядом с каким-то мужского рода заморышем? – много ему чести! И ни слова ни говоря я стала обходить препятствие, что было в куцом пальтишке. И оступилась, и ухватилась за суконный хлястик мужского пальто. Наваливаясь на мужика всем телом.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ. СТУДЕНТ ГУМАНИТАРНОГО ВУЗА

Эпизод единый (но многолюдный) … <Делу час, потехе – время: / Быть ангелом, увы, накладно, / Ведь он вершит совсем бесплатно, / И как тогда задаром жить, / Им не хочу я, в общем, слыть. /> Боковым зрением удачно заметив, что какие-то тётка с мужиком того и гляди свалятся по заснеженному склону вниз, а тут же навёл на них объектив своего смартфона. Благо, что смартфон был у меня давно уже руках (декан, отменив последнюю лекцию, выгнал всю нашу прикладной социологии группу расчищать за зданием института снег; да больно нужно – это пусть первый курс у парадного подъезда вкалывает; а здесь, на задворках, кому это нужно? нам? – нет, мы тут не ходим; а потому тропинку в одну лопату прогрёб – сойдёт и так; а на это и трёх-четырёх лопат хватит, что в руках всяких там извечно шибко добросовестных; в семье, как говорится, не без лоха; к тому же, моя лопата быстро сломалась (не совсем случайно, конечно)). Так что кувыркавшихся по склону тётку с мужиком я заснял на видео удачно. А потому день сегодняшний пройдёт не зря – будет, что в Тик-Токе выложить. И, к счастью, только мне: пока все остальные под мой кличь: «Народ смотри, вон прикол!» судорожно за свои смартфоны хватались, случилась «фенита ля комедия⁴²». Опоздали, в общем.

История восьмая. Сон

<дума над книгой «Магия и экстрасенсы»:

«А может и во мне какое-то предзнаменование есть?>

Эпиграф

Есть всему своя причина,

В том знаток и дурачина,

И предвестья жития

Не изъять из бытия,

Всё что надо – то случится,

От судьбы не отлучиться,

А когда исход не должный –

Знать, посыл в основе ложный.

И приснился Олегу странный сон. Приснился он темной ноябрьской ночью. Настолько неприветливой, что даже снег, случившийся в ту ночь, наполнял округу не белизной, а лишь добавлял в неё серую сумрачность.

Ещё с раннего вечера пребывал Олег в хандре. Хандре пасмурной и «певуче-тягучей». Глянул во двор, и поздней осени безрадостность влилась в тебя неким щемящим напевом. Скрипнула за оконцем дерево, или на крыше от ветряного порыва что-то лязгнуло, а в душе отзвук всё тот же – щемящий.

Впрочем, душевная хандра – это ещё не вся беда. Вся беда – это когда накатывает на тебя помимо боли душевной, вдруг и хворь физическая.

Впрочем, почему вдруг?

Совсем не «вдруг» покрылся Олег к вечеру испариной, затошнило его и скрутило ему кости. Перемена погода – его верная бессердечная подружка. С тех пор, сильно покалечился он, упав на рыбалке с крутого обрыва в реку. Ах, как не хотелось ему в тот день этой рыбалки. Как тревожно он спал накануне. Как рассеяно собирал он утром рюкзак, всё время что-то забывая. Как ватными были его ноги. Не хотел, а всё ж таки поехал, хотя завсегда влекла его не рыбалка, а охота. Но друзьям отказать, как? Оба Сергея – ему что братья, и с детства.

С которыми не встретиться уже никогда. Погибли они, вскоре. Разбилась их машина на автостраде в дребезги. И Олег бы, наверняка, тоже б погиб. На утиную охоту в тот его друзья спешили. А какая ж охота без него, Олега. Больничная койка уберегла, на которой лежал Олег после той, злосчастной, рыбалки уж как месяц …

Эх, да что тут говорить, судьба – мрачная, порой, не радостная штука. Вот поэтому, может, и сон ему таковой приснился. Безысходный.

А приснилось ему вот что: будто одновременно он и какой-то путник в горах, и некий на горной тропинке пророк. И, будто бы, как только путник <Олег> и пророк <Олег> повстречались, то мгновенно зрит пророк <Олег> (как на экране телевизора) путника <Олега> гибель. Поскольку ночью грядёт гроза, и поскользнувшийся на скользких камнях путник <Олег> рухнул в глубокое ущелье.

И тогда говорит пророк <Олег>:

– Постой, странник, не спеши, отдохни денёк, иначе не миновать тебе беды!

И путник <Олег> устало прислонятся к скале, отчего-то пророку <Олегу> беспрекословно поверив. А пророк <Олег> единым мгновением зрит новую картинку: как радостно, уж давно заждавшись, встречает путника <Олега> прекрасная дева. А потому и вскрикивает он, пророк <Олег>, сердито:

– Что же ты расселся тут <такой-разэтакий>, дома тебя уж давно заждались!

И путник <Олег> тут же встал, и уж собрался продолжить свой путь, как новое, вернее, старое у пророка <Олега> вспыхивает искрой видение. Про погибельное, значит, ущелье.

И путник <Олег> вновь устало прислоняется к скале, а потом снова собирается в путь, после нового-старого пророчества. И это происходит потом много-много раз. Но как-то странно, одним мгновением эти «идти-не идти» случаются. Все «новые-старые» пророчества каким-то странным образом вдруг стали враз, что единственным мазком кисти, нарисованы на скале. И некое предчувствие при этом (не у путника <Олега> и не у пророка <Олега>, а у некоего в этом сне поднебесного существа, и, кстати, ещё одного Олега) появляется. Предчувствие безысходной вечности … что ли.

Правда, и вечность оказалась тоже не вечной, поскольку он, Олег, который уже самый, что ни есть сущий, то есть во плоти и крови, дёрнувшись всем телом, испугано проснулся.