Читать книгу: «Парень не промах», страница 5

14
Главшпан и полушпан

Бывший доходный дом на углу Большеохтинского проспекта и Панфиловой улицы казался таким огромным, что стоящая за ним бревенчатая двухэтажка выглядела длинной собачьей будкой. Она покосилась и напрашивалась под снос. Это и был дом 10, о котором говорил ему Виталий Захаров.

В выходной день Охта жила своей сельской жизнью. Пахло печным дымом и яблоками, раздавался стук топора и мерное повизгивание двуручной пилы. Обыватели занимались домашним хозяйством, прямо как до революции. А вот тарахтенья машин и звона трамваев почти не было слышно.

Чем дальше от Невы, тем становилось тише. Квартирные дома стояли деревянные и полукаменные, а дальше можно было встретить избы с огородом и непременным яблоневым садиком.

Вася Панов завернул в проулок и во дворе дома 10 увидел Захарова, колющего дрова. «Удача опера!» – так Чирков называл особого рода везенье, когда обстоятельства способствуют поимке преступника. Противоположностью им был «бандитский фарт». Бандитов Чирков сильно недолюбливал, а мелкокриминальный элемент откровенно презирал. У него были с ними какие-то особые счёты.

Если Чирков выделялся в бригаде своей нетерпимостью, то Вася не испытывал к уголовникам никаких пылких чувств. Вероятно, мало знал их, чтобы проникнуться, а может, характер был сдержаннее. Колодей, по васиному мнению, так и вовсе был к уркам излишне милосерден. Он готов был часами выслушивать задержанных, расспрашивать о житье-бытье, утешать, поддерживать добрым словом. В результате добывал из них больше остальных сотрудников, и приговор суда от этого не становился мягче, однако Вася не был готов к тому, чтобы всякая тварь распахивала перед ним душу. Пока не готов. Но хотел брать с Колодея пример.

Сейчас как раз выдался случай поупражняться.

По двору бегали дошколята, тётка полоскала в лохани бельё, у дальней поленницы дремал на солнышке дед в валенках, возле него грелась кошка. Время было удачное – двор оказался почти безлюден.

– Захар! – издалека позвал Панов, чтобы не напугать главшпана внезапным появлением. Настораживать его при заводе знакомства было явно излишне.

Захаров обернулся. Узнал и помахал свободной рукой.

– Здоров! – он был рад видеть Васю. – Тебя сюда как занесло?

– Выходной.

Опер Панов решил врать как можно меньше. У Захара мог оказаться нюх, поэтому историю про подружку, живущую на Охте, Вася отбросил. Захар мог знать всех окрестных девок, да и кому понравится, когда к бабам клеится чужак?

– Решил до тебя доехать, раз позвал. Чего дома делать?

– У тебя центральное отопление? – с завистью спросил Захаров.

– Ага, паровое, – Вася кивнул, как бы говоря о чём-то само собой разумеющемся, тем более, что так и было. Топящуюся печку Вася видел только у бабушки в Рахье, да на обысках, но случалось это редко.

– Везёт, – Захар воткнул топор в колоду. – Пойдём, покурим.

Отошли под навес, сели на низкую, только начатую поленницу.

Вася достал коробку папирос «Светлана», угостил Захара.

– Ты здесь так и родился? – спросил Панов.

– Вон, в этой хижине. А ты где?

– На Васильевском, на Восьмой линии.

– Кого из людей знаешь?

– Чугуна и Жору Мыло, – Вася усмехнулся и решил доиграть фраера. – Только они меня не знают. Ну, рос шкет и рос.

Ванька Чугун работал мясником на Андреевском рынке, а Мыло заделался скокарем, и они могли даже признать Васю в лицо, поскольку много лет его видели во дворе, но сказать, кто он и что он, вряд ли могли. А вот опер Панов из виду их не терял. Он даже знал, что Мыло освободился и догуливает на воле. Пускай Захар о нём у блатных поинтересуется.

Захар о жиганах с 8-й линии что-то знал, потому что стал серьёзен, покивал и крепко затянулся.

– Чего общение не поддерживаешь?

– Давно переехали на проспект Бакунина. Там комната побольше освободилась от бабки, вот мы и перебрались.

Захар даже не стал спрашивать про людей. Тот район был передовой, без гопников с Лиговки и шпаны с Васьки. Он стал понимать, почему молодой человек ошивается на Охте в поисках патронов и развлечений.

– Там меня знают все, – упреждая его вопрос, добавил Вася. – Могут легавым стукануть за шпалер. А здесь – стучи не стучи.

– Чё за шпалер?

– Наган в лесу нашёл. Не ржавый почти, кто-то сбросил. Весь расстрелянный, так что семь гильз у меня есть.

– Понял, – кивнул Захар. – Чем париться с самоделками, проще нормальных маслят надыбать.

– А деньги? – печально сказал Вася.

– Они приходят и уходят, – философски рассудил Захар. – С пустым наганом тоже можно денег поднять. Бери, приезжай.

– Понту с пустого? – спросил Вася.

– Пугануть бобра, а то некоторые поразнежились, финского ножа не боятся.

Они сидели на дровах и несли – каждый своё.

– Надо патроны снарядить, да пугануть выстрелом в воздух, или под ноги, чтобы грязью обдало.

– Пальнёшь – мильтоны набегут, – справедливо заметил главшпан и резко сменил тему: – Ты стрелять умеешь? Стрелял когда-нибудь?

– Конечно, – говоря чистую правду, Вася смотрел в глаза, чтобы он уверился. – Много раз.

– Где? – глядя в упор, спросил Захар.

– В армии.

– Ты в армии служил?

– В Архангельске склады охранял, – прозаичным тоном ответил Вася.

Так оно и было.

Захар опустил взгляд, повозюкал носком ботинка пыль под ногами, сплюнул, растёр.

– А я в этом году «фазанку» закончил, – с долей отрешённости сообщил он. – Скоро повестка должна прийти.

– А тебе сколько?

Для выпускника ФЗУ Захар выглядел слишком взрослым, под стать оперуполномоченному Панову.

– Двадцать. Двадцать один через месяц.

«В восемнадцать не был призван, а к двадцать первому году закончил ФЗУ. Значит, в этот промежуток почему-то отсутствовал для военкома. Сидел? – Вася посмотрел на его руки. – А наколок нет, пальцы чистые. Если сидел, то умный, отсюда проистекает авторитет у шпаны. И выглядит старше своих лет, потому что вынес много нехорошего».

– А тебе сколько? – спросил Захаров.

– Двадцать три. А ты на кого учился?

– На электрика. Я на заводе «Ленэнерго» работаю.

– Дельная профессия, – рассудил Вася. – В военкомате скажи. Пойдёшь в инженерно-техническую роту. Электрики в армии нужны.

Захаров кивнул, при этом саркастически улыбнулся, словно хотел возразить, но вовремя скрыл своё намерение.

«Чего же тебя так в тюрьму-то тянет? – подумал опер Панов. – Привык?».

У себя дома Захар не казался налётчиком, как в кругу шпаны.

«Домашний», – подумал Вася и решил быть ещё проще, но не слишком, чтобы тот не счёл его недостойным лохом, который нашёл по чистой случайности шпалер, но не способен на дело.

– Ты к цыганам как относишься?

– К цыганам?

Вася вспомнил сербско-румынскую артель, Гучана и вдохновенно понёс:

– В прошлом году иду с работы хмурый, жара ещё была страшная. И тут цыганка подскакивает: «Позолоти ручку!». Я как ей с ходу в морду двинул! Она с копыт. Перешагнул было, смотрю, а у неё кольца золотые в ушах. Толстые! Нагнулся, а на меня цыганки бегут, орут. Я как рванул золото вместе с мочками. Они у меня в руках остались. Как погнал галопом. Цыганки орут, мильтон свистит, но лови меня, давай. В Торгсин снёс. Пять граммов каждое. Гуляли мы потом.

– Цыганку обобрал! – Захар испытующе смотрел на него.

«Проверяет реакцию на похвалу. Если я продолжу хвастаться, поймёт, что вру, – подумал Вася и даже не стал многозначительно молчать, а перешёл в наступление.

– Разбогатеем, будем курить «Сафо» первого сорта, – Вася достал свою дешёвую «Светлану». – Надо срочно поднять тугриков.

Завязался оживлённый разговор двух молодых людей, одному из которых охота денег, а другому хочется приключений, и обоим скучно.

– Торгсин обнести не думал? – с отсутствующим видом, как о чём-то малозначительном, поинтересовался Захар.

– Подломить, в смысле, или налёт?

– Ночью мы сейф не откроем. Вот зайдём, когда там директор с ключами, сунем ему шпалер в морду, сам всё отдаст. Суки они проклятые, сволочи, – с досадой, как о чём-то глубоко личном, заговорил Захар. – В Торгсине у граждан последнее отнимают, а мы у них отберём.

– Раздадим народу?

– А родные наши не народ? Девки наши – не народ?

– Народ, – признал Вася.

– Так как думаешь? – стрельнул глазами Захар.

– Да верняк, – признал Вася. – Если заартачится, можно и в потолок шмальнуть.

– Сделаем тебе боевых патронов, – заверил Захар. – Денег надо сначала добыть. Ты давай приноси наган, есть делюга. Будем обувать жирных.

15
«Иди, Вася, иди!»

– Что о Захарове скажешь? Как он тебе глянулся?

– Корчит из себя блатаря, – пожал плечами Вася. – По молодости. Сам не приблатнённый, так, фраер порченый.

Сотрудники Первой бригады собрались в кабинете начальника и обсуждали насущные дела.

– Затормозился в развитии, – с иронией сказал Колодей. – Захаров Виталий Петрович, двенадцатого года рождения, проживающий на Панфилова… в общем, понятно. Две судимости. За кражу, на первый раз и с учётом несовершеннолетия, дали полгода условно. Продержался, судимость погасили, а потом совершеннолетним гульнул. Грабёж, восемнадцать месяцев. В колонии режим не нарушал, посещал занятия. Освободился, пошёл доучиваться и вроде бы полностью встал на путь исправления, а, вишь ты, маскируется. Умный.

– Хитрый, – возразил опер Чирков. – Хитрость – ум дураков. Сейчас догуляется в третий раз. Ты сходи, Вася, с ним на дело. Наберём посадочный материал.

– Не получится ли так, что я провоцировал? – засомневался Панов.

– А ты не говори на суде, что провоцировал. Ты ведь только что нам поведал, как он сам предложил и даже настаивал. Так ведь?

– Так, – кивнул Вася.

– Ну, вот видишь. И Захаров у нас на крючке. После дела притянем его к нам, склоним к сотрудничеству, пускай барабанит на блатных. Может, про патронную мастерскую что-нибудь узнает. А не захочет нам стучать, так передадим следователю. Что там у Захарова намечается, разбойное нападение с угрозой применения огнестрельного оружия?

– По предварительному сговору группой лиц с целью наживы, – закивал опер Панов.

– И не один эпизод за вечер. Они если выбрались в другой район и сразу всё пошло как надо, то фарт свой не упустят, – авторитетно заявил Чирков. – Это хорошо. С таким букетом даже малолетки по первому разу условным сроком не отделаются. Ну, а Захаров пойдёт паровозом, и сядет теперь уже надолго. Если он не полный дурак, то об этом знает или хотя бы догадывается. Но мы ему всё равно диспозицию объясним. Напугаем до дрожи в коленках. Потом предложим выход. Никуда Захаров от нас не денется. С таким барбосом только так и надо. Иди, Вася, иди.

Однако же Вася всё сильнее опасался, кто в этот вечер станет жертвой ограбления. Отнимут у простачка наган, и что, по мнению гопников, он сделает? В милицию не побежит. Обращаться к авторитетным людям не станет – Захар специально выведал, кого он знает и с кем общается. Как возразит шайке малолетних уголовников? Никак. Если встанет на дыбы – отбуцкают. Подходящий способ для гопников добыть револьвер.

Колодей рассудил иначе.

– Сходи с ними на дело. Табельное оружие не бери, конечно, вдруг оно потом в руках бандита выстрелит, – с иронией постановил он. – Мы тебе из вещдоков старый наган выдадим, годный, осечный. Оспа из него меня три раза застрелить пробовал. Вот его и возьмёшь.

Вася знал, что бандит Афанасий Рожин, за весьма приметную внешность прозванный Оспой, недавно был осуждён городским судом к справедливой мере социальной защиты, а вещдоки по делу вернулись на склад и ждали утилизации.

Васе было стыдно за пустопорожнюю болтовню с главшпаном, но так хотелось почувствовать себя крутым налётчиком, что он утешался необходимостью оперативной работы.

Однако сейчас, глядя на Чиркова, он думал, что Чирков бы точно не мучился, а ради дела заплёл бы язык в косу куда похлеще, с удовольствием трепался и распускал хвост в бригаде. А если бы результата не было, никому потом не рассказал бы, как хвастался перед уголовниками выдуманными подвигами.

Вообще-то Чирков часто хвастался. И ни капли не смущался. Ему было чем похвастаться, опер он был лихой. А вот Эрих Берг никогда не хвастался, хотя Вася знал о нём немало геройского и кое-что видел сам. Он бы предпочёл пойти в засаду с Эрихом, и обрадовался, когда Колодей сказал, что за ним будет наблюдать Берг.

16
Четыре сбоку, ваших нет

С жирными в Ленинграде было туго. Неурожаи 1932 и 1933 годов привели в Торгсин бывших нэпманов и тех, кто ухитрился за двадцать тощих лет сберечь антиквариат и какое-никакое золотишко. Тем не менее, в городе было легче жить, чем в деревне. За два года не все разорились и не все обносились. Бедняцкой молодёжи с рабочей окраины, привыкшей к спартанским условиям, было чем поживиться в «городе», как тогда называли Левый берег Невы.

* * *

– Принёс?

– Ага.

– Покажи.

Встретились на трамвайном кольце возле Охтинского мыса. Захар привёл троих самых крепких из своей гоп-компании, самым старшим из которых был Штакет. Вася помнил их по знакомству в пивной. Им едва исполнилось по восемнадцать. Белобрысого звали Ситный, у него были густые жёлтые волосы под носом, изображающие юношеские усы, и вьющаяся поросль на щеках, изображающая бакенбарды. Чернявый носил погоняло Дёма, и руки его казалась длинными, как ноги, с кулаками взрослого мужика.

«Сущие дети, – подумал Панов. – Только сильные и опасные, даже один на один».

Захар с умом выбирал подельников.

Толкались поодаль от домика диспетчера, в котором собирались вагоновожатые и кондукторы – попить чаю и забить козла, пока трудящиеся дрогнут на остановке.

Оглянувшись, Вася отогнул полу тесного пиджака и неловко вытянул из-за ремня револьвер.

Наган Оспы, тоже весь в каких-то ямках и зарубках, с облезлым воронением, был под стать своему расстрелянному хозяину. Такое оружие табельным не бывает. В таком состоянии его просто списывают. Однако на гопника с Охты старый револьвер произвёл впечатление, как свежий сандвич на туземца Сандвичевых островов. Глаза его загорелись, чуть слюни не потекли. Захар схватил наган, как ребёнок игрушку, с восхищением повертел в руках.

– Ого, братва, – сказал он.

Вытянул руку, нацелив ствол в темноту. Надавил на спусковой крючок.

Ничего не произошло.

Револьвер был одинарного действия.

– Почему он не работает? – Захар крутил оружие так и сяк, разглядывал, чтобы обнаружить причину.

«Мартышка и очки», – подумал Вася.

– Курок взведи, – сказал Штакет.

«Грамотный, падла», – отметил опер Панов.

Захаров взвёл и спустил курок.

– Дай мне, – заторопился Штакет.

– И мне, – засуетились пацаны. – Дай помацать.

Холодок отчуждения сразу исчез. Взрослым детям принесли игрушку.

Револьвер пошёл по рукам.

«Вернётся ли?» – загрустил Вася.

Подошёл 23-й трамвай.

Наган быстро вернулся владельцу. Заспешили к остановке, на которой собрались редкие пассажиры.

Залезли в вагон, купили билеты. Заняли места в хвосте. Ехали чинно, как деловые люди.

Ведь ехали делать дела.

Трамвай катил вдоль Невы. Пацаны спокойно курили, Поглядывали на Васю с уважением, как на человека, которому сказочно повезло, и фарт поставлен ему в заслугу.

Когда трамвай, дрожа и дребезжа, проносил своё гнилое нутро мимо Крестов, нутро оживилось. Пацаны смотрели на высокую красную стену, протягивающуюся унылыми кирпичами мимо них на расстоянии плевка. Поднимали взгляд на желтеющие во многообещающих корпусах прямоугольники с решётками. Всматривались, и в глазах тюремный свет отражался огнём романтики.

«Конченые, – подумал Вася. – Никому вы на свободе не нужны. Поедете на кичман, раз стремитесь».

Он решил сегодня помочь стремящимся в их стремлении.

Трамвай доехал до Финляндского вокзала и с площади Ленина повернул на мост.

Когда вагон поднялся на разводной пролёт, пацаны прилипли к окнам. Вася и сам залюбовался. Огромная Нева по краям отблескивала золотыми лоскутами ряби от фонарей, а в центре несла черноту, словно там был не фарватер, а бездна.

Трамвай спустился на проспект Володарского. Весело дребезжа, будто приветствуя всей конструкцией, проехал мимо новенького монументального здания ОГПУ, получившего в народе название Большой Дом.

Окна Дома уютно светились. Там работали занятые важным делом люди, и так хотелось убежать к ним из вагона с юными уголовниками, катящими обделывать мутные делишки, что Вася вздохнул. Шпана поняла выражение чувств по-своему. На рожах возникли похабные улыбочки. И Вася открыто улыбнулся им в ответ, отчего ухмылочки потухли.

По другую сторону проспекта, на улице Шпалерной располагался дом предварительного заключения, где сидел сам Ленин. Словом, место было насиженное.

 
На улице Шпалерной
Стоит волшебный дом.
Войдёшь туда ребёнком,
А выйдешь стариком,
 

– оглядывая спутников, промычал Вася.

Песенка была встречена малолетними идиотами с большим одобрением. Всем хотелось туда.

К тому же Вася спел её слегка назидательным тоном, непроизвольно подражая Колодею.

Назидательность эта шпане понравилась. Она придавала старшему авторитетности.

Как будто она была позаимствована у Колодея. Начальник Первой бригады уголовного розыска одним своим присутствием производил впечатление на уркаганов. Но Вася поймал себя на том, что сейчас из него проглядывает опер, и прикрылся личиной простачка.

Песенка не осталась не услышанной и другими.

Вася поймал скользнувший по нему взгляд пассажира от передних дверей и с удивлением узнал Эриха. Вася не видел его на кольце и не заметил, когда Берг оказался в трамвае. Опер ехал с ними всё это время, но заметить себя не давал. Эрих был хорош в наружке. Вася впервые сегодня стал объектом наблюдения, да и то обнаружил Берга только потому, что был предупреждён и знал, кто станет его вести.

Узнать то же самое гопникам было решительно невозможно.

На углу улицы Некрасова сошли, трамвай там заворачивал и ехал на Пески, где водилась своя шпана.

Пошли в центр. Не на проспект 25-го Октября (там было полно милиции), а в окружающие его переулки и дворы. Вечером пятого дня шестидневки, получив аванс, рабочие и служащие гуляли, зная, что в выходной можно отоспаться. Похмелиться, кому позволит семья, и в день первый заступить на трудовую вахту. А пока у пьяных водились деньги, можно было помочь им облегчить карманы.

Раньше Вася знал, как грабят, только по описанию потерпевших. Или по показаниям свидетелей. Преступников он и сам задерживал, в том числе ночью. Но теперь он сам грабил.

Он стал соучастником.

Грабить с уголовниками оказалось совершенно иным делом, чем проводить задержание, чувствуя себя представителем власти.

Сейчас не было такой наглости. Вася не чувствовал за собой поддержки государства. И хотя думал, что действует от его имени, шуровал он сейчас руками, не уполномоченными к обыску и изъятию вещей.

И знал, что подельники подлежат наказанию, хотя их действия ничем не отличались от поведения сотрудников уголовного розыска.

Оказавшись в шкуре грабителя, Вася Панов ощутил себя вне прикрытия Закона. Это было азартное чувство. Даже более острое, чем на работе. Вася чуял не только страх, исходящий от жертвы, но и возможную опасность, если вдруг появится милиционер или вооружённый сотрудник угро.

В то же время, трясти граждан в тёмном переулке оказалось гораздо проще, чем представлял опер Панов.

Это при виде милиции трудящиеся начинали хорохориться и вспоминать о своих правах. При виде шоблы о правах забывали и безропотно позволяли обшаривать карманы.

Что вряд ли допустили бы, если для начала им вежливо представились: «Уголовный розыск».

В присутствии гопников бухтеть не полагалось.

Вася стал понимать Чиркова, которого не любил за наглость, но сейчас видел его правоту.

Право сильного.

Без объяснения причин.

Напасть и делать по-своему.

Потому что можешь.

Так работает кулачное право.

В котором одна сторона всегда бандит, а другая – терпила, особенно если дело касается государственных интересов.

Панов не так долго работал в уголовке, чтобы принять эту постанову как данность, но постепенно свыкался.

Если трудящийся открывал рот, два-три удара по бокам вмиг ломали волю к сопротивлению. При этом его держали за руки. Никто не рыпался, только хрипло бормотал проклятия, да и то вслед, чтобы не расслышали.

Вася потерял из виду Эриха Берга. Тот вышел из трамвая вместе с ними, но потом исчез. Попытки оглядываться на ходу результата не дали.

Они вывернули на улицу Марата, освещённую лишь возле проспекта, а далее погружённую в полумрак. Подсвеченная окошками улица показывала неясные силуэты. Черты лица разобрать не представлялось возможным.

– Тварь я дрожащая или право имею? – спросил Вася в темноту и взвёл курок.

– Тварь.

– Не ссы.

– Погнали, – ответила тьма множеством голосов.

Впоследствии опер Панов мог определить все эти голоса, кому они принадлежат и кто где стоял, но сейчас они слились воедино, и он доверился тьме.

Тьма не подвела и вытолкнула им навстречу немолодого работягу, изрядно пьяного.

– Погодь!

Банда объяла его, при полном отсутствии сопротивления сняла пиджак и вывернула карманы.

«А они тренированные, – отметил Панов. – Таких бы в уголовный розыск, но сейчас только сажать и не выпускать».

– Вы ответите потом, – спокойно промолвил работяга, который при ближайшем рассмотрении оказался сильно пожившим. – Знаете это?

«Перед судом», – мысленно дополнил Вася.

– Перед кем? – с издёвкой спросил Захар.

– Перед людьми, – пояснил старик, и всем стало ясно, что в милицию он обращаться не будет, грабителей могут найти, а могут не найти. В любом случае, включать заднюю стало поздно.

– Тогда отыщите и предъявите, – улыбнулся ему в лицо Захар. Казалось, он был сегодня неуязвим.

Веря в удачу главшпана, Дёма нацепил пиджак, ничуть не опасаясь угроз приблатнённого деда, и они поспешили к двоим молодым рабочим вдалеке, которые подтягивали отставшего шкета с гитарой:

– Сашка, чё застрял? Сбацай нашу…

Мелкий, но уже плешивый Сашка ударил по струнам и ублажил дружков:

– На улице Марата я счастлив был когда-то…

– Сейчас будете, – заверил Захар, набирая ход, и мотнул ладонью: дескать, не свети шпалер, сами справимся, а Вася приотстал и поглубже засунул за ремень револьвер. – Айда, бандиты!

С разбегу он налетел на пролетариев, которые заметили движение и начали разворачиваться, но спьяну пропустили атаку. Кулак Захара влетел в ухо стоящему справа. Парень отшагнул, но устоял. В тот же миг Ситный, подпрыгнув, обрушил кулак сверху вниз на живот второго и как-то так удачно попал, что тот сложился, как складной метр, и брякнулся лицом вниз. Дёма добежал до стоявшего и начал месить его длинными ручищами. Парень пробовал отбиваться, но достать не достал, потерял дыхание и согнулся. Двойка в голову погрузила его в сон.

Штакет занялся Сашкой, который закрывался гитарой, и, отпихиваясь, отступал к подворотне. Он бы, наверное, развернулся и утёк, если бы не Захар, который перекрыл дорогу и удачно приложил по горбу и почкам. Сашка опустил руки, и по голове замолотили слабые кулачки Штакета.

Дёма и Ситный были заняты шмоном.

Опер Вася наблюдал за избиением с чувством глубокого оцепенения.

Сашка упал. С жалобным стоном отлетела гитара. Штакет склонился над ним, проворно обшаривая карманы извивающейся от боли жертвы. Когда он закончил, Сашка очухался и попытался хватать его за руки, но несколько пинков возвратили его в первобытное состояние.

– Без копья, – пожаловался Штакет, разгибаясь. – Папиросы в труху и марочка засморканная. Даже спичек нет.

– А у нас получка! – их догоняли Ситный с Дёмой.

– Похряли дальше, – приказал главшпан, и они порысили вдаль по тёмной улице, которая всё не кончалась и не кончалась. Это было хорошее место. Через квартал параллельно Марата тянулся Лиговский проспект, а вот туда соваться было опасно.

В подворотне плешивый Сашка поднял голову и пополз к разбитой гитаре.

– Но помнят все ребята на улице Марата, что я имел большой авторитет, – из последних сил убеждая сам себя, просипел он.

Шайка торопилась от места драки, выглядывая перспективных, но встречались одни только старушенции. Наконец, на углу с улицей Социалистической им основательно повезло.

– Вот кто нам нужен, – плотоядно заметил Захар. – Делаем и возвращаемся.

Это был представительный мужчина в светлом клетчатом пальто, шедший неуверенной походкой.

Шпана окружила его.

– Аля-улю!

– Стой, дядя.

– Четыре сбоку, ваших нет.

Перед ним стоял, нагло глядя в лицо, Захаров. И действительно, ещё четыре гопника были сбоку и чуть позади незнакомца, а у него никого не было.

В спину ему упёрся ободряющий ствол нагана. Шайка обступила растерянного прохожего, который не пробовал упрямиться.

– Не рыпайся.

– Сблочивай клифт.

– Ого, какие котлы!

Когда потерпевший остался стоять раздетый, шайка растворилась в проходном дворе. На сегодня все были сыты.

Надо уносить ноги, пока менты не покрутили руки.

Вася утвердился во мнении завтра же доложить Колодею, сдать награбленное и арестовать банду.

* * *

По примеру Дёмы, Вася сразу надел пальто и ехал в нём до самой Охты.

– Оставлю, – сказал он. – Мне в нём тепло.

– Валяй, – согласился Захар. – Нам больше достанется.

И все засмеялись. Карманы давно проверили. В них были кожаные перчатки, которые немедленно примерил на себя Штакет, и бумажник с червонцем, серебряным полтинником и гривенником.

Хулиганы возбуждённо обсуждали подробности, фильтруя, однако же, базар до чистоты, достойной чужих ушей. Несмотря на юность, они были кончеными уголовниками.

«Всех надо сажать, – думал Вася. – Сажать и не выпускать».

Он всё дальше отклонялся от поисков патронной мастерской. Увязая во внедрении в бесперспективную в этом отношении шайку грабителей, опер Панов утверждался во мнении, что занят не своим делом.

Это была просто кучка хулиганов. Никто из них близко не подходил к огнестрельному оружию. Рассчитывать, что у кого-то окажется старший брат, завязанный на Пундоловское дело, не имело смысла.

– А вы слышали, как в Пундоловском лесу грибников постреляли? – спросил Вася. – Мне тётка рассказывала, что там семерых или восьмерых положили. Есть раненые.

– Знаю, конечно! – кивнул Дёма.

– Давно говорят, – подтвердил Ситный. – Мать пришла из лесу сама не своя. Везде, говорит, стреляют, так и палят. А когда про убитых услышала, вообще с дуба рухнула. Из дома перестала выходить.

– Сначала троих убили, – уверенным тоном поведал всем тайну Штакет. – А потом шестерых. Всех в морг свезли. Спрятали. Режут там.

«О чём с вами говорить, дефективные?» – подумал Вася.

Захаров ничего не сказал, только слушал.

Вася кивал и грустил. Похоже, он зря марался. Если бы кто-нибудь из этой шантрапы был при деле, то вёл бы себя иначе. Это даже молодой опер понимал.

Если бы у них были знакомые, связанные с убийцей, они отвечали бы содержательнее. Предметнее, что ли. Но юнцы гнали сущую ерунду, сродни болтовне на толкучем рынке, где барыги хвастаются друг перед другом, кто кого переврёт, и откуда расползаются по городу слухи.

«На рынке надо тяги искать, – думал Вася Панов. – Если убийца снимал с трупов вещи, он должен отнести их на толкучку. Там у него все знакомые. Там и надо рыть!».

Отошли к краю круга света от фонаря, за диспетчерскую. Вася заметил чёрную тень на пределе видимости. Это был Эрих Берг.

На кольце поделили награбленное.

– Будешь носить? – спросил Захаров.

– Да ты что! – искренне возмутился Панов. – Дурак я – таскать краденое? Бодану своим, они перелицуют и продадут с рук. Дай мне часы евонные, я тоже сдам.

– Эк ты навариться хочешь, – встрял Штакет. – А может, я котлы сплавлю дороже? Давай, гуляй.

– Так сделаем, – постановил Захар. – Клифт с деда – Дёме, перчатки – Штакету, котлы – мне, пальто – тебе. Трудовые мы сейчас поделим, решим, кому сколько, и долю на общак отстегнём, я старшакам сам занесу.

На прощание Захар крепко пожал руку.

– Будет разговор, – сказал он. – Я зайду к тебе на работу.