Отзывы на книгу «Иосиф и его братья», страница 8, 152 отзыва

Этот роман будет моим личным достижением, наряду с таким кирпичем как “Жизнь Клима Самгина”. Открыл и ужаснулся) – практически с каждого разворота двухтомника по семьсот страниц каждый на меня смотрели плотно сомкнутые рады букв при отсутствии возможности отдохнуть глазами на красных строках и прямой речи в диалогах. Это было подобно добротной крепостной стене с вызовом смотрящей – “осиль попробуй”! Позже, в тексте, подстерегали словечки-диверсанты, дабы сломать мой язык , исподтишка подсунув “авласавлалакавла” или “джепнутеэфонех” ). Но, одолев предисловие, пролистал Ветхий Завет и дело пошло! Как и задумано автором, библейская история Иосифа и его семьи представлена как увлекательная семейная сага в отличие от сухой протокольной сводки из Библии. Получилось действительно увлекательно. Недавно зашел в Эрмитаж и как со старыми знакомыми повидался с героями романа на полотнах старых мастеров. Теперь понятны эмоции и мысли у этих бородатых стариков и пышных девушек, разводящих или складывающих руки, с прищуром укоризны склонив голову или вознеся ее горе со слезой в глазу. Победа!

«Иосиф и его братья» - роман-миф. Сюжет общеизвестный, ветхозаветный, но раскрашенный множеством подробностей, придающих книге не только художественность, но и достоверность, иллюзию, что всё так и было в истории. Это интеллектуальная игра, в которой слились философия, мифология и литература. Главный герой Иосиф – это и благословенный Богом праведник, и плут; красавец и хитрец, наивный юноша и мудрый муж. Он меняется на протяжении своей жизни, утрачивая самовлюбленность и приобретая чуткость. Единственное, что остается всегда неизменным для героя, – вера в избранность, особый путь. Он не обманывается в этом, хотя и осознаёт со временем, что он не центр мира и что люди не обязаны его любить.

Главная метафора книги – колодец: это и реальное место заточения героя, и «яма»-тюрьма, и история, время. В прошлом человека не найти исконную точку, оно бездонно, и в эту бездонность ведёт повествователь читателя. С колодца начинается пролог-эссе, у колодца мы впервые видим Иосифа. Прошлое героя – это не только его рождение и детство, но и история родителей Иакова и Рахили, история Авраама и Исаака, и ещё глубже – появление человека. Не зря в романе постоянно приводятся параллели между жизнью героя и судьбой его предшественников, он вписан в свой род, его частная жизнь вплетена в историю всего человечества. Иосиф – это и Иаков, и Исаак, убегающий из родного дома и жертва, принесенная Богу… Он продолжает традицию «духовного беспокойства». История повторяется.

Герой сравнивается с Таммузом, умирающим и воскрешающим божеством. Ямы, в которые дважды попадает герой, - это своеобразные могилы. А Египет, где Иосиф проводит большую часть жизни, - это царство мёртвых, ад. Потому он и «кормилец», что ему подвластны жизнь и смерть, плодородие невозможно без смерти зерна и воскресении его в колосе. В какой-то мере он и не человек вовсе, а владыка страны смерти, «божество».

В некоторых главах юный Иосиф напомнил мне героя новеллы "Смерть в Венеции": слиянием красоты и молодости, важностью внешней красоты, которая в конечном счёте неразрывно связана со смертью. Молодость, как размышляет автор, обладает бесполой красотой, промежуточным положением между мужским и женским началами. Под обаяние героя попадают многие персонажи. Иосиф не просто герой, он Прекрасен, он олицетворение красоты.

В романе не только иудейская и древнеегипетская мифология, но, чтобы разобраться во всех пластах романа, нужна немалая эрудированность. Сама по себе библейская история – это только основа, повод поговорить о человеке и о времени. Автор забегает вперёд и возвращается обратно, движется по колодцу истории в разные стороны, смеётся вместе с читателем, иронизирует, размышляет, раскрывает детали и погружает в древние времена. Книгу читать нелегко, но всё-таки увлекательно.

Почему миф притягивает? Может потому, что в основу ложится, с одной стороны, интересный сюжет, который, с другой оборачивается повторяющейся, а значит, банальной историей. А может потому что интерпретировать его можно бесконечно. А еще он учит, как ни просто это звучит, что низ станет верхом, а верх низом. И эта цикличность бесконечна. Манн написал "классический" роман в традициях эпических, а значит, неторопливый, часто сознательно замедляющий действие. Поразили три эпизода эпопеи. Когда братья избивают и бросают Иосифа в яму, когда Иосифа везут из дома Потифара в темницу и, когда он им открывается. Не потому, что сами действия в большинстве кульминационные. Это такое ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ и живое.

Страшно представить какой внушительный пласт времени отделяет нас от событий той ветхозаветной давности, в которую уводит нас мысль Манна. Когда-то на заре человеческого осознания своего собственного «я» неотделимо от осознания существования высшего разума, Творца всего, единого Бога, жил Иаков, сын Исаака, внук Авраама. У Иакова было 12 сыновей, но больше всех остальных одиннадцати вместе взятых, он любил Иосифа, сына от горячо любимой Рахили. Это несправедливое предпочтение отца и невыносимое поведение Иосифа обижали братьев и в конце концов довели до того, что они, избив Иосифа и продержав в заброшенном колодце три дня, продали его странствующим купцам. Так, волею судьбы, Иосиф оказался продан в рабство в Египет и там же, переродясь духовно, возвысился так, как ни один из смертных людей и ни один из мёртвых богов Египта и подумать не мог.

Эта книга - путешествие, уводящее в глубь веков, воскрешающее библейских героев, и переплетающее жизнь с мифом в той мере, в какой миф позволит заглянуть под покров тайны божественного замысла, той мировой схемы, того паттерна, который лишь вновь и вновь повторяется в наших жизнях из века в век. Так, несмотря на прошедшие тысячелетия, мы - все те же, мы люди, ничто человеческое нам не чуждо, и мы способны понять наших, пусть даже столь отдаленных от нас во времени, предшественников.

На написание этого великолепного романа-тетралогии (примерно 1500 стр.) у Манна ушло около 20-ти лет. Сюжет, на который замахивался ещё великий Гёте, предстал на страницах произведения Манна в поразительной живости и яркости. Я читала роман почти три недели и все это время я жила в нем: пастушеская жизнь и пастбища Ханаана, сменившиеся жутковатыми красотами Древнего Египта, страны, которая обогнала своих современников в культурном развитии, но которая в развитии духовном отставала от маленького племени Израиля. Описания быта, местностей очень красочны, детальны, а сам сюжет, хоть и содержит в себе философские вставки (это же Томас Манн, как без них), неожиданно очень увлекательный. Несмотря на такой объем мне совсем не хотелось расставаться с книгой, я бы читала и читала ее..

Если говорить о слоге автора, то он, как обычно, тяжеловесен, витиеват - но в большей мере это касается философских вкраплений, потому что когда шло активное действие, никакая тяжесть слога не замечалась. Вообще, написано очень сильно, впечатляюще. И размах идеи и мастерство исполнения - все на высшем уровне.

Манн писал свое произведение в годы, когда назревала и наконец разразилась Вторая мировая, поэтому, как подлинный антифашист, он вложил в него идеи гуманизма, что очень расположило меня к книге. Я вообще не перестаю восхищаться глубиной мысли Манна, его талантом, его человечностью. И при всей моей любви к «Волшебной горе», я все же соглашусь с Манном, что «Иосиф и его братья» - это вершина его творчества. Это произведение - Литература с большой буквы.

Книга-кирпич, но совсем не жалею, что ее послушала. История о библейском Иосифе, переписанная, с новой трактовкой. Много рассуждений о богах, о вере. Проводится очень много аналогий между персонажами, встречающимися в Библии, такой серьезный труд. Много психологических наблюдений над людьми, интересные выводы. И слушается легко, воспринимаешь с интересом, удовольствие я получила, но все-таки... Манн очень хорошо пишет, можно было бы наслаждаться книгой, но мне очень мешала одна вещь. Я верующий человек, а тут "переписанная" Библия, мне сложно было от этого абстрагироваться. Если бы это было просто художественная литература о каком-то выдуманном персонаже, мне бы книга понравилась намного больше. И все-таки его Волшебная гора мне понравилась намного больше. Буду и дальше продолжать знакомство с автором.

Традиция духовного беспокойства, — она была у Иосифа в крови, это она определяла близкую ему жизнь, мир и поступки его отца, и это ее узнавал он, когда бормотал стихи клинописной поэмы: Ты почему вселил в Гильгамеша тревогу, Сына зачем наделил ты душой мятежной?

Солнце - раскаленный огненный шар в небе. Аж глазам больно. До самого горизонта пустыня - рай для скорпионов и гибельное место для человека. В жарком воздухе дрожат миражи. Картины прошлого поднимаются из пыли и в пыль же возвращаются, вечный круговорот, вечное повторение и вечное возвращение.

Иаков бредет по пустыне. Или ему только снится это? Как понять, где сон, а где явь в этом странном мире? Остается только довериться богу, уж он то не подведет. Итак, Иаков упорно бредет вперед, переставляет ноги одну за одной, одну за одной. Только так и можно пересечь пустыню. Впереди мелькает чей-то силуэт. Можно прищуриться, закрыть воспаленные глаза от песка и солнца и посмотреть, кто же там ожидает впереди, усевшись на камень и свесив одну ногу вниз. А можно просто двигаться в любом направлении и все равно оказаться у этого камня, на котором сидит некто. Некто этот - обладатель прекрасного тела, прекрасен торс его, прекрасна нога... вот только голова подкачала, ведь на прекрасных плечах юноши покоится отвратительная собачья голова с близкопосаженными злобными глазками. Чего хочет от Иакова этот сын не_той_женщины? Для чего он сейчас сидит перед ним и рассказывает о своем рождении?

Очень много текста...

Ох, если бы знал Иаков, что это не просто сон, что не бывает просто снов в этом мире, переполненном сплошными повторами библейских сюжетов. Да, когда простые люди примеряют на себя старинную историю, она теряет налет грандиозности, но не перестает существовать и, тем более, не перестает случаться. Вот и с Иаковым случилось. Предупреждал его песиголовый юноша, но не услышал умудренный годами мужчина, не внял предостережению, а потому получил одну жену вместо другой. Благо, свадебный наряд все укрыл и спрятал, а ночная тьма только подыграла обману. Великая насмешница судьба... и великое горе Иакова, обнаружившего утром в постели вместо возлюбленной Рахили косоглазую Лию. И как знать, не случись этого подлога (с примесью слова "подлый" разумеется), может и сложилась бы его жизнь совсем иначе, притом настолько иначе, что Манну и говорить было бы не о чем. Воистину, могло быть и так.

Прошлое - это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?

И нет в мире ничего нового. Все, что случается уже однажды случалось. И вся жизнь человеческая состоит из сплошных повторов. Иаков обманул слепого отца и притворился своим братом, чтобы получить его благословение. Обман удался, хоть Иакову и пришлось покинуть отчий дом после этого неприглядной истории. Но ушел он не с пустыми руками, он унес с собой его благословение, а это по тем временам очень немало. Но затем Иаков сам оказался в роли обманутого, когда ему подсунули Лию вместо Рахили. И хотя Иаков не был слеп как отец, но он был ослеплен счастьем и ночной темнотой. И тоже после этого обмана Лия не ушла с пустыми руками. Она нарожала Иакову много детей и на всю жизнь осталась его первой женой. Казалось бы, круг замкнулся, ужасный Уроборос укусил свой хвост и успокоился, но не все так просто. Вообще, со временем никогда не бывает просто. Вот и здесь пойди разберись. То ли все уже произошло, то ли происходит прямо сейчас, то ли произойдет в будущем. А может и вовсе нет никаких различий между этими временами. Иначе, как быть с тем, что раб Елиезер говорит о себе как о том, кто видел самого Аврама. Как такое возможно, если Аврам жил за тысячи лет до Иакова и Иосифа, но вот Елиезер здесь, рядом с ними и говорит о тех временах как будто был там. Сумасшедший ли он? Обманщик ли он? Не думаю, что это можно так легко объяснить.

А вот еще одна особенность. То самое благословение, которое Иаков обманом вырвал у своего отца, не покинуло его даже когда обман раскрылся. И практически так же много лет спустя (и даже не в этой книге) Иосиф выпросит у Иакова свадебное одеяние Рахили. Все горести и радости в жизни Иакова вытекают из его чрезмерной любви к Рахили. И хотя в этом сугубо мужском мире женщина практически нет места, Рахиль отличается от всех остальных так же, как светлый весенний день от зимней стужи. Любое ее упоминание не обходится без уточнений ее красоты, ума и доброты. О, милая Рахиль, на кого ты покинула Иакова и сыновей своих? На кого же ты их оставила?..

Если перевести взгляд на Иосифа, то поначалу будет не за что зацепиться. Сладкоголосый Иосиф. Наивный Иосиф. Прекрасный Иосиф. Раздражающий Иосиф. Умный Иосиф. Неумеющий молчать Иосиф. Мальчик, прочно застрявший где-то между шаловливым ребенком и самонадеянным юнцом, уверенный в том, что все вокруг любят его сильнее, чем себя. Как же он раздражает в этой своей самоуверенности. И все эти его сны о том, что остальные братья склонятся перед ним, а он будет в центре. Или о том, что бог вознесет его к себе и сделает великим. Я недоумевала, как можно быть таким самонадеянным глупцом. Но одного у Иосифа не отнять, он прекрасно умеет управляться со словами. Его рассуждения были восхитительны во все моменты.

Вторая книга оказалась для меня самой острой и трагичной из всей тетралогии, хотя в ней удивительно мало событий и развития сюжета по сравнению с остальными частями. И все же именно она мощнее всего ударила по мне. Во-первых, меня глубоко тронула проблема, с которой столкнулся Иаков - слишком сильная любовь к своему ребенку (притом перенесенная на него во многом из-за чрезмерной любви к жене) это... даже слов подобрать не могу. Для Иакова это было опасно по многим причинам (ревнивый бог, ревнивые братья Иосифа, сам Иосиф). Именно эта чрезмерность в отцовских чувствах и породила в душе мальчика сумбур, приведший его к падению в пустой колодец. Как можно не убедиться в собственной уникальности, если день ото дня быть любимчиком и во всем получать преимущества, оставляя братьев только скрежетать зубами от злости? У бедного паренька не было ни шанса. И то, что Иаков прекрасно понимал всю плачевность этой ситуации меня впечатлило, поскольку слепая одержимость сыном не сделала бы ситуацию настолько острой. Но он действительно понимал и видел, куда это все ведет. Он чувствовал как негодуют остальные его сыновья и ничего не мог поделать со своими чувствами. Он потакал Иосифу, он потакал себе. Просто поразительно, ведь Иаков показался мне человеком с удивительно мощным внутренним стержнем...

Один из самых сильных моментов всей истории (и я говорю сейчас не только о второй книге!) это тот день, когда Иосиф (изнывая от желания все же рассказать братьям свои сны) обманом заманивает к ним отца во время обеденного отдыха. Итак, они весь день работали в поле, они устали, они хотят просто отдохнуть и они никак не хотят слушать надоедливого братика-доносчика, который опять затеялся (по их мнению) посмеяться над ними. Но что же делать Иосифу? Ведь ему так хочется поделиться картинами своего величия... О, Иосиф очень изворотлив, его разум с легкостью находит решения для подобных ситуаций. Он заманивает на этот полуденный отдых отца, зная, что при нем братья ничего не смогут сделать. И бедный Иаков (слишком поздно осознавший, куда ведет этот "невинный" разговор его любимчик) вынужден выступать своеобразной декорацией, прекрасно осознавая, насколько нечестно и гадко по отношению к другим своим детям он сейчас поступит. Да, он пожурил Иосифа для виду. Но даже это было сделано исключительно с целью защитить его от возможной мести. То, что Иосиф в конце концов оказался в колодце, ничуть меня не удивило. Напротив, я была крайне удивлена, что он протянул так долго. Кстати, о колодце. Выше я уже говорила о том, насколько все повторяется в жизни Иакова, так вот, Иосифу тоже не удалось этого избежать. В колодце он проведет три дня и после этого для него начнется новая жизнь, поскольку для старой жизни он будет мертв. Затем, когда период его жизни в доме Петепры будет окончен, он опять окажется в "колодце", только теперь он проведет в заключении три года. Повтор, но не зеркальный, а чуточку другой. И если Иаков в свое время не разгадал эту особенность, то Иосиф очень остро ее чувствует. Не знаю, с первого ли дня попаданию в тюрьму, но он точно знает, когда судьба вытащит его на свет божий для еще одной обновленной жизни уже рядом с фараоном.

Третья и четвертая части слились для меня в одну, не могу их разделить при всем желании, потому что это одно сплошное становление Иосифа как взрослого мужчины. Медленное и поступательное превращение из самонадеянного юнца сначала в очень умного и осторожного юношу, а затем в зрелого и прекрасного в своей доброте мужчину. То, как он прислуживал в доме Петепры, избегая приставаний госпожи и борясь с собственными чувствами к ней, меня тронуло. Эта верность своему господину, верность обещанию заботиться о нем, верность богу, в конце концов... это было очень сильно и очень правильно. И хотя поначалу (еще только добираясь до Египта с караваном торговцев) он еще не был в состоянии избавиться от своих замашек божьего избранника, после попадания в дом "друга фараона" он сразу же начинает меняться. Он открывает себя заново, он слушает то, что говорят ему другие, он учится уважать их чувства, он учится быть милосердным... это настолько прекрасно, что меня переполняла нежность пока я это читала. И если его история в доме Петепры нетороплива и размеренна, то с момента суда время меняется и стремительно несется вперед, увлекая за собой и читателя. Теперь Иосиф твердо знает, чего хочет от него бог и в каком направлении ему стоит двигаться, он буквально чувствует собственную судьбу, которая не заставит его долго ждать. Вот он рядом с фараоном, фот он Иосиф-кормилец. Человек, собравший и сохранивший еду, человек, приумноживший богатства Египта, человек, поднявшийся так высоко, что его браться действительно пришли к нему на поклон, хоть и не узнавая его.

Не знаю, с чем связано желание бесконечно говорить об этой истории. Не могу объяснить, почему мне настолько понравилось. Я даже не в состоянии как следует изложить все свои соображения о той безупречности, с которой Манн жонглирует героями, временем и прочими декорациями. Взять библейский сюжет и превратить его в нечто столь мощное, очень трудно. Даже представить не могу, сколько вспомогательного материала пришлось переработать для этого. Иаков стал моим любимым персонажем, наверное, поэтому о первой книге больше всего текста. Иосиф-юноша раздражал меня до безумия, мне самой хотелось придушить этого маленького гаденыша и закопать его где-нибудь. Иосиф-мужчина поразил меня в самое сердце, я восхищалась им, я переживала за него, я плакала вместе с ним, а потом вместе с ним смеялась сквозь слезы, когда он наконец вновь встретил отца, перестав быть для него вечно-молодым и погибшим сыном. Серьезно, в момент встречи у меня дрожали руки, потому что я боялась, что сердце Иакова не перенесет этой радости. И то, как они стояли поодаль ото всех, голова к голове, их диалог не шепотом, но и не во весь голос... Ах, сколько ни говори об этой истории, все будет мало.

Да, глобальное, эпическое произведение, во истину! Это первая книга Томаса Манна в моем скромном багаже прочитанного, но давно уже мне хотелось приобщится к трудам великого классика мировой литературы. Приступала к книге с трепетом и даже с некоторым страхом. И не зря! Читая пролог я уже начала подозревать, сколь мало знаю, стыдно мало знаю географию, историю и Библию конечно! Множество раз автор ссылается на то, что "это вы конечно и так знаете" и "это знает любой еще со школьной скамьи" и расширяет наш кругозор относительно тех эпизодов, к которым относились ссылки, добавляет деталей и красок. Так что не мешало бы, прежде чем приступать к книге прочитать Библию. Я этого не сделала, но меня спасало то, что когда-то я начинала её читать и часть Ветхого завета все же осилила, а значит некоторые ключевые истории хоть и смутно, но помнила и понимала о чем идет речь. Очень интересно Манн описывает библейские истории, что называется "без прикрас", указывает на некоторые неточности, сравнивает информацию из разных источников и пытается выяснить истину, найти нечто среднее. А как он описывает окрестности и быт - так ярко и живо, что кажется видишь все своими глазами! Вот настоящее мастерство! И хочется сказать так же как и мюнхенская машинистка Манна -

"Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле!"

Понятно, что все это сказка, миф, легенда и автор этого и не скрывает. Всего лишь одна из версий, а сколько на нее потрачено сил, сколько материалов изучено, одно уже это вызывает уважение! Книга не из легких, но это и так понятно. Все истории щедро приправлены философическими и теологическими отступлениями автора, его взглядами на события, интересно, но (или я такая глупая) некоторые умозаключения мне приходилось перечитывать по несколько раз, чтобы понять их смысл. Для меня эта книга требовала большого сосредоточения, и покоя. Сюжет книги я рассказывать не буду, и критиковать не буду, скажу только, что главные герои вызывали у меня, как ни странно, чаще неприязнь, может я ожидала от них чего-то более святого что ли, а не обыкновенного человеческого...А может мне казалось, что одухотворенный человек должен быть ещё и честен и к себе и к людям и не важно какому он Богу поклоняется при этом. А ещё в заключении хочу сказать, что читая истории о глубокой древности других народов, мне стало грустно от того, что я ничего практически не знаю о древнем своем народе, не менее великом и могучем...

Колоссальный труд проделал Томас Манн написав эту и последующие книги об Иакове и об Иосифе прекрасном, но речь не об этом. Книга мне понравилась с первого раза, но вот прочитала я ее с третьего захода. Для этого произведения нужна особая атмосфера, не стоит ее читать урывками, лучше все-таки погрузиться в чтение, не отвлекаясь и вдумчиво прочитать. В романе часто упоминается цикличность истории. Думаю верующим эта книга придется по вкусу, да и не верующим она будет интересна, просто для расширения кругозора. Почему благословение "досталось" именно Иакову, хотя он был младше Исава? Да ведь благословение это не вещь и оно не передается просто как набор генов.

- Кому было дано, у того может быть и отнято. Если господь сделал меня серебряным, то он может сделать меня глиняным и бедным, как выброшенный черепок; ибо прихоть бога могущественна и пути его справедливости нам непонятны.

Книга о том, как человек ищет Бога.

История — это то, что произошло и что продолжает происходить во времени. А тем самым она является наслоением, напластованием под почвой, на которой мы стоим, и чем глубже уходят корни нашего бытия в бесконечные пласты того, что находится вне и ниже плотских границ нашего «я», но это «я» все-таки определяет собой и питает, отчего в менее точные часы мы порой говорим об этих пластах в первом лице, словно они составляют часть нашей плоти, — тем больше смысла в нашей жизни и тем почтеннее душа нашей плоти.

Прочтению и анализу этого эпического произведения Томаса Манна мне несколько мешало то, что написано оно на тему библейского сюжета. Я далека от религии, и обычно стараюсь не обсуждать подобные вещи, но раз уж так сложилось, выскажу свое мнение об этом романе, хотя оно, наверняка, будет далеко от точки зрения христианской трактовки. Несмотря на то, что роман посвящен библейскому сюжету, через некоторое время происходившее меня увлекло, поскольку важнее всего здесь поступки героев, которые подчиняются какой-то высшей мудрости. В свое время, при чтении Ветхого Завета, мне бросились в глаза достаточно оригинальные требования, исходящие от бога. А требования эти касались прокаженных. На тот момент - серьезная заразная и неизлечимая болезнь. В Завете было подробно описано как следует изолировать этих больных, с какой периодичностью производить осмотр, дабы отличить настоящую болезнь от случайного преходящего повреждения кожных покровов, как именно должно выглядеть больное место и через какой срок (окончательно убедившись, что это заразная проказа) больной изгонялся из города. Таким подробным описанием, эта книга напоминала, скорее, медицинский справочник, а не божественные наставления. Но на тот момент это была книга, которой поверят все, которую послушают все, и в ней передавались вещи, необходимые для обеспечения выживания народа. С подобной мудростью мы сталкиваемся и в этом романе. Неоднократно возникают ситуации, когда человеческое казалось бы должно взять вверх, но у людей хватает мудрости признать некоторые вещи, не за беду, а за благо, не роптать произошедшему, а радоваться результату, даже если и пришли к нему через многие годы страданий. Здесь мы видим подтверждение известной нам пословицы: не было бы счастья, да несчастье помогло. Впечатления детства - самые сильные впечатления, место, которое покажется невзрачным взрослому, для ребенка наполнено памятью о прекрасных мгновениях. Воспитываясь в духе религиозных правил, как и было принято раньше, Манн не мог не хранить в своей душе особую почтительность и приверженность к тем историям, что, возможно, когда-то занимали его детский ум. Возвращаясь к ним мыслями в дальнейшем, он не раз переосмысливал их уже с позиции своего возраста. И, конечно, ему как писателю хотелось раскрасить красками, расширить любимое повествование, детально проработать и описать все, что оставалось за кадром в сухой религиозной подаче. Хотелось открыть и себе и другим, какие мысли руководили людьми при их столь неоднозначных поступках. И вот родилась такая история, родилась уже у умудренного опытом и много пожившего писателя, история об ошибках и прегрешениях, о мудрости и уважении к высшей силе,вмешивающейся в людские планы. Похоже, Манн и на меня оказал свое влияния, ибо как и в его прологе, и в моей рецензии четыре абзаца посвящены только вступлению, и лишь теперь я подхожу вплотную к героям романа. Осложняет чтение романа и то, что автор полагает найти у своих читателей хорошее знание библейского текста, коим я не могу похвастаться. Поскольку первые события идут не по временному порядку, а несколько вразнобой. Мы уже знакомимся с Иосифом, любимцем Иакова, и нам упоминают мельком иные факты, случившиеся давно, такие как обманное благословение Иакова или смерть Рахили. И лишь некоторое время спустя роман возвращается к истокам и начинает постепенно раскручиваться. Я же в своей рецензии постараюсь придерживаться временных рамок, не делая подобных скачков, которые только запутывают людей, не столь сведущих в религиозных текстах. Рассмотрим же первый ключевой эпизод, кражу отцовского благословения Иаковом. Исаак имел двух сыновей, близнецов, Исава и Иакова, по древним традициям, стремясь сделать наследником (передать право первородства) старшего, он убедил себя самого, что ему мил Исав, хотя тот был и некрасив ("космач"), и более дик нравом. Даже сама по себе эта косматость воспринимается как большая принадлежность к животному племени, кроме того и поступки его были грубы, и нрав необуздан. Желая душой убедить себя, что лучший из двоих - Исав, Исаак был вынужден духовно ослепнуть, дабы не замечать колоссальной разницы между сыновьями, а впоследствии он ослеп и физически. И эта его слепота позволила совершиться тому, что и должно было, ибо как оправдательный приговор можно привести и то, что бог сам отнял зрение у старика, так как не внимал он голосу разума, не мог определить среди близнецов того, кто более достоин благословения.

А любовь матери, видят боги, греет сильней, чем любовь отца

Обычно слепою называют материнскую любовь, но здесь ее выбор пал на "гладкого", на более разумного , был ли он сделан лишь в противопоставление мужу, был ли послан свыше, но именно мать убедила младшего Иакова получить отцово благословение вместо его брата. И один из доводов был тот, что Иаков лишь из вежливости по скромной своей натуре уступил брату право выйти первым на свет из утробы матери, не желая пускаться с ним в споры. Внешне это выглядело как преступление и отход от традиций, но было ли таким по сути? Или же свершилось то, что и должно было свершиться? Но сам Иаков не видит себе оправдания, он чувствует, что совершил кражу и в страхе бежит, в страхе же молит о пощаде своего племянника. Большой плюс здесь обманутому Исаву, что несмотря на весь гнев его, не посмел он сделаться отцеубийцей, несмотря на уговоры дяди Измаила, не посмел он встать и на путь Каина, не пожелал отомстить брату столь же кроваво, а смирился с невозвратимой потерей. Иакову, далекому от диких идолов и их обрядов, далекому от мыслей о жестоких убийствах дано было право основать новый род, новое колено, главное колено дома Израилево, дабы росло новое племя уже в стороне от невежественных обычаев, а поклонялось единому богу. Когда после долгой службы у Лавана, он был жестоко обманут им и получил Лию вместо Рахили, подавив первое возмущение от непосредственного факта обмана, произошедшее можно расценивать с разных точек зрения. Это и отмщение за то, что и отцовское благословение также было получено обманным путем. Но с другой стороны это и предначертание бога, ведь как мы узнаем в дальнейшем, Рахили было уготовано произвести на свет лишь двоих сыновей, Иосифа, который станет надо всем своим родом, и последыша Вениамина, будущего опорой старика-отца. А все остальное потомство, составившее двенадцать колен израилевых, принесла ему Лия и служанки его жен. Не будем подробно останавливаться на рабстве Иакова у Лавана. С одной стороны, тесть эксплуатировал умного и благословенного зятя, с другой - и сам зять был не промах, где утайкой, где хитростью, но он завладел немалым количеством скота своего хозяина. И ничего удивительного нет, что не столь разумные, но вполне сильные и прямолинейные в решении возникающих затруднений братья жены воспылали нелюбовью к этому чужаку-родственнику. А Иаков, не любивший силовые методы решения вопроса, счел для себя более благоразумным весьма поспешно уехать. Эпизод с прихваченными Рахилью истуканами-божками кажется не столь важным, но, как и многое в этом романе (и в самом библейском предании) потом будет перекликаться с обыском братьев Иосифа, когда они будут уезжать с хлебом из Египта. Но здесь Рахиль украла, но ее не обличили, а там Вениамин не украл, но был обличен. И вот, после освобождения от Лавана, когда Иаков уже становится главой своей семьи, и многие из детей его уже взрослые, мы поближе познакомимся с Иосифом. Молодой и красивый юноша, увы, не может не раздражать своим поведением. Как часто он ябедничает на своих братьев, как часто задирает перед ними нос, похваляясь благорасположением отца, как выпрашивает у отца драгоценное покрывало. Приходится остановиться и задуматься, чем же так приятен Иосиф богу, если совершает такие неблаговидные поступки. Однако постепенно мы видим, что поступки эти всего лишь неразумны, по причине молодости и балованности юноши, а не вызваны злокозненностью его характера. Одно из доказательств этого - его поведение после освобождения из колодца. Чего проще было сказать правду освободившим его, предложить отвезти его к отцу, путешественники получили бы за Иосифа немалый выкуп, но три дня, проведенные на дне могилы сильно изменили и заставили возмужать юношу. Какая жизнь ждала бы его в доме отца? Он был бы там в достатке и любви, но как на привязи, не имея возможности вырваться на волю, как птица в золотой клетке из привязанности и почитания. Но сам Иаков внушил детям своим, что бог превыше всего. И вот Иосиф увидел в поступке братьев и в своем чудесном спасении божье повеление к изменении его судьбы, и покорно побрел по новому пути, не зная, какие беды ждут его на пути, но веря в то, что не будет оставлен он высшей силой, что будет защищен и сбережен и достигнет того, о чем говорил ему сон с кланяющимися снопами.

Иосиф был уверен, что его не напрасно отторгли от дома, что у бога, который вырвал его из старой и теперь уводит в новую жизнь, есть на него, Иосифа, какие-то виды; и что проявить тут строптивость, уклониться от предначертанного, значило бы совершить грех и великую ошибку, а это, в глазах Иосифа, было одно и то же. Представление о грехе как об ошибке и роковом промахе, как о непростительном неповиновении мудрости божьей было в самой природе Иосифа, и опыт необычайно утвердил его в таком взгляде на грех. Он совершил достаточно много ошибок — в яме он понял это. Но поскольку из ямы его вывели и теперь, явно в согласии с неким замыслом, уводили все дальше и дальше, то, значит, и ошибки, совершенные им дотоле, тоже входили в этот замысел, а значит, они тоже целесообразны и при всей их слепоте намечены богом. Дальнейшие же ошибки, как, например, бегство домой, будут, несомненно, от лукавого; они будут буквально означать, что он, Иосиф, хочет быть умнее самого бога, а такое желание, по его разумному суждению, было просто-напросто верхом глупости.

Подобные события, которых довольно много в книге, переворачивают наши обычные суждения. Ну, в самом деле, кто из нас, попав в руки разбойников, не приложил бы максимум усилий, чтобы вернуться к прежней жизни, а предпочел бы искать в рабстве лучшей доли? А узнав о благополучном исходе такого поиска, мы бы только покачали головой: это же надо, как повезло, просто случайность! Но это - библейская история, и здесь повсюду царит убеждение, что человеческое разумение куда более скромно, чем божественное знание, и что спорить с предначертанием судьбы не просто бесполезно, но и вредно. Часто, знакомясь с различными литературными произведениями, нас удается заметить и то, как раскрывается характер человека во время каких-то чрезвычайных ситуаций, катастроф (и дай бог, чтобы мы наблюдали это только по романам, а не в жизни), и то, как меняется творчество самого автора, после попадания его в более суровые жизненные условия. Исчезает все наносное, отваливается внешняя шелуха, обнажается внутреннее ядро. И тогда, если оно достаточно твердое, человек либо начинает сиять особенным светом, либо он просто разваливается и исчезает как личность. Иосиф и ранее был склонен к размышлениям, а обстоятельства, в которые он попал, заставили его еще более задуматься об отношениях между людьми, о восприятии ими мира, и постепенно поведение его наполняется мудростью. Он осознает, что хвалился перед братьями не для того, чтобы принизить их, а лишь из-за того, что считал, что каждый человек не может не восхищаться им, прекрасным Иосифом, а, значит, отдает ему превосходство. Но убедившись в обратном начинает сознавать, что каждый человек в первую очередь и на первое место ставит самого себя, и именно свои неприятности или радости принимает близко к сердцу. И лишь происходящее именно с ним является для него существенным и важным.

у мира множество середин, для каждого существа — своя, и у каждого существа мир ограничен собственным кругом. Ты вот стоишь всего в каком-нибудь полулокте от меня, но вокруг тебя свой, особый мир, середина которого — не я, а ты. Зато я — середина своего мира. Поэтому мы оба правы, каждый по-своему. Ведь наши круги вовсе не так далеки один от другого, чтобы они совсем не соприкасались.

Спутники Иосифа не понимают этих его слов, опять подозревают его в зазнайстве, а ведь это так просто, у каждого свой мир, свое "я", свои близкие люди, свои цели и устремления. И чем значительнее человек, чем выше он стоит по уровню духовного развития, тем шире для него этот мир, тем чаще он может признать общие ценности выше личных, пожертвовать своим счастьем ради жизни других людей. Одним из плюсов богатой земли египетской я считаю терпимость к чужим национальностям и чужим верованиям. Видимо, достаточно мудро было его правление, что позволило стране иметь широкие торговые связи, и стать достаточно развитым государством. Но поскольку единственно правильной верой считается та, которую имел Иосиф, то и из египетских обрядов высвечены самые несуразные, которые могли бы максимально оттолкнуть слушателя. Поэтому, быть может, он и попал в дом к скопцу, женатому скопцу, жене которого суждено было оставаться вечной девственницей, не знавшей мужских ласк. И оскоплен он был не по своему желанию, а по желанию своих родителей, в раннем детстве своем, поскольку не могли его родители решить, кому лучше поклоняться, Тьме или Свету. И даже дожив до глубокой старости они не приняли окончательного решения по этому вопросу, и проводят свои дни в длительном обсуждении своего поведения и своих оправдательных речей, когда они перейдут в царство мертвых. В этом доме раб Озарсиф начал быстро возвышаться, пока не достиг самой высокой точки управляющего домом. Но теперь он вел себя уже осторожнее, понимая, что совсем не все могут радоваться его возвышению.

Совершенно невозможно, чтобы тот, кто, подобно Иосифу, растет словно у родника, не перебил кому-то дорогу и не вторгся в чью-либо область; он не может этого избежать, потому что ущемленье других неотвратимо связано с его бытием, и добрая часть его умственных сил всегда должна быть направлена на то, чтобы примирять с фактом своего существования оставленных в тени и придавленных. До ямы Иосиф не понимал таких истин и не был к ним чуток; невосприимчивым к ним сделала его убежденность, что все люди любят его больше, чем самих себя. По смерти и стаз Озарсифом, он сделался смышленее или, если угодно, умнее

Теперь он старается не оставлять недовольных при своем шагании по ступенькам лестницы. Если кого-то из-за него устраняют с места, то всегда старался исхлопотать для него иное, не менее хорошее. Но завистники найдутся в любом случае, и у него появились враги. Но сил врагов недостаточно, чтобы уничтожить Иосифа. И тут, как и везде в Библии, у него на пути появляется самый страшный враг - женщина! Мужчины сильны, и это позволяет им идти напролом, смело заявлять о своих предпочтениях. Женщины - слабы, поэтому они вынуждены искать другие средства защиты: коварство и хитрость, вот их орудия, которые повергают в такой ужас мужчин, что даже в Библии женщину обвиняют злейшим врагом человека и виновницей всех его несчастий. А самое страшное, что женщина опасна не только в том случае, когда она становится врагом, но опасна и когда любит., т.е. опасна практически всегда. Да, теперь Иосифа ждало уже очень серьезное испытание. Десяток разъяренных братьев - мелочи, по сравнению с тем, что может изобрести разозленная женщина. Поскольку я не слишком хорошо знаю Библию, то мне было даже интересно, чем все это кончится. Иосиф был настолько красноречив, что в какой-то момент я даже подумала, что он уболтает и свою госпожу, но не тут-то было, страстно жаждущую чего-то женщину не так легко отговорить. А еще свои интересы она всегда ставит на первое место, и готова ради них поступиться интересами бога, и своего, и чужого. А что еще более кощунственно, она так извратит происходящее, что, якобы, отвергая ее, раб наносит глубочайшее оскорбление и ее богу, и поэтому достоин самого жестокого наказания. Иосиф попался в эту ловушку. Нет, он не уступил домогательствам, но он не был настолько решительным, чтобы сразу пресечь все свои общения с хозяйкой, был слишком самоуверен, слишком полагался на свою речистость, а следовало бы, не вдаваясь ни в какие обсуждения, бежать как от огня. Интересно в этой ситуации поведение мужа. Будучи глубоко оскорбленным, он должен был отомстить либо слуге, либо жене, смотря кого считал более виновным. Но он то ли потерял чувство собственности и ревности вместе со своей мужественностью, то ли посчитал виновным себя, когда не уступил жене и не удалил раба из дома по ее просьбе, но он не был суров, и сделал лишь тот минимум, который был необходим для устранения скандала и поддержки репутации собственного дома. Опять Иосифа ждет падение, но ему не привыкать, он уже умудренный опытом мужчина, он уже многое умеет, и ценный специалист и руководитель. Теперь ему уже не так сложно подняться опять. А, кроме того, он вновь и вновь не хулит бога, а делает выводы из своего падения. Перепрыгнем же через его работу в тюрьме, через чудесное попадание к фараону, благодаря способности трактовать сны, через предсказание его о семилетнем изобилии и семилетнем голоде, и остановимся уже на его встрече с братьями. Человек, обладающий огромной властью, теперь он мог бы отомстить, но не этого желает душа его. Он хочет простить их, но для этого надо добиться их покаяния, нельзя простить нераскаявшегося человека. Изначально требует он подтверждения, что жив его отец, и жив его брат Вениамин, что братья не впали во грех вторично и не попытались уничтожить ненавистную им кровь любимицы Рахили. А после свидания с Вениамином, после подстроенной ловушки (а младший опять молчит, даже когда братья оскорбляют его мать, как и Иосиф он видит в этом кубке не нелепую случайность, а высшую необходимость), доведенные до отчаяния братья решаются на исповедь после которой и наступает примирение. Иосиф не держит зла на братьев не только из-за прошедших лет и их раскаяния, но и считая, что они послужили лишь орудием в божественных руках. А бесполезно осуждать нож, который режет, или молот, который бьет. И свой старый сон, когда кланяются его снопу снопы его братьев, он трактует не как свое возвышение над ними, а лишь как благодарность их за хлеб, полученный от него.

Все так и должно было случиться, и совершил это бог, а не вы, это Эль Шаддаи заблаговременно отторг меня от отчего дома и сделал, по замыслу своему, чужеземцем. Он послал меня сюда перед вами, чтобы я был вашим кормильцем, — он уготовил прекрасное избавленье от голода, повелев мне кормить Израиль и с ним чужеземцев. Это хоть и жизненно важное, но очень простое, практическое дело, и петь мне осанну не за что. Ибо брат ваш никакой не герой бога, никакой не вестник благодати небесной, а всего-навсего эконом, и если ваши снопы склонялись перед моим во сне, о чем я и сболтнул вам, а звезды кланялись, то это ничего такого уж великого в себе на таило, а означало только, что отец и братья будут благодарны мне за житейскую помощь. Ведь за хлеб говорят: «Большое спасибо», а не «Осанна».

Если бы не сделали братья своего жестокого шага, за который мучались совестью еще долгие годы, какая жизнь ждала бы Иосифа можно было судить по судьбе Вениамина, просидел бы он после своего отца как любимый сын до своей старости, не смел бы и шагу ступить самостоятельно, не смог бы спасти семью свою от голода, да и не только свою, но и то великое множество людей, для которых он скопил хлеб, будучи управляющим у фараона. Собственно, на встрече Иосифа с братьями, а позже и с отцом и закончился логически для меня роман. Но Манн продолжил его до смерти Иакова, показал передачу благословения, которое старик возложил на головы детей Иосифа, Ефрема и Манассию, опять нарушив первородство. То ли решив уже сделать это нарушение правилом, то ли просто питая большую симпатию к Ефрему, который имел больше черт Рахили. А также автор пустился в пространные рассуждения о количестве колен Израилевых, расселившихся в Египте, о том, какое количество потомков Ефрема, а какое потомков Манассии впоследствии были изгнаны из этой земли, унеся с собой веру своих отцов, а не ассимилировавшихся и смешавшихся с местным населением. Но это уже было более близко к религиозным, а не общечеловеческим размышлениям, поэтому не составило для меня особого интереса.