Отзывы на книгу «Иосиф и его братья», страница 7, 152 отзыва

В первой книге грандиозного труда «Иосиф и его братья» речь идет об отце Иосифа и его братьев и сестры, Иакове. Хоть и начинается история с того как большое семейство Иакова, без его ведома и дозволения и, конечно, также без ведома Иосифа, совершает поступок настолько злой и жестокий с целым поселением, что Иаков, пристыдив сыновей, гонит все свое семейство дальше в поисках пристанища, далее будет идти речь в основном о его былом, начиная с поступка его самого, не жестокого, но подлого. Как нам известно из Библии, он обманул отца и тот на смертном одре, приняв его за своего старшего сына, благословил его как продолжателя и нового главу рода. Брат Исав был нормальным человеком и, также как и Иаков, чтил бога их общего предка Авраама. История-то начинается с беседы Иакова с любимым сыном у колодца, но сама книга начинается с потрясающих своей глубиной мыслей автора об истории вообще всего и о том, как действительные исторические факты нужно вычитывать и понимать из сакральных текстов. Чтобы не мелочиться он взялся прямо сразу за Библию, величайшую книгу, целиком состоящую из сакральных текстов. Жизненный путь Иакова вышел не прямым, хоть, как утверждает автор, и следовал он туда, куда вел его Бог. После того как сам совершил обман, он также был обманут родственником, но зато он встретил любовь всей своей жизни, Рахиль. Именно от нее у него родится сын Иосиф, которого Иаков весьма непедагогично и несправедливо по отношению к остальным своим детям будет любить больше всех и заранее объявлять своим преемником. Книга заканчивается на смерти Рахили вскоре после родов последнего сына Иакова, Вениамина или Бен-амина, что означает "сын смерти".

Это не книга – это книжище. Это не книга – это великая китайская стена. Мне кажется, никогда и ничего лучше я не читала. И дело не в сюжете. Дело в технике автора, в его подходе к материалу. Как никогда подходит определение «невероятно». И к плотности текста, и к его красоте, и к масштабу изложенного. И еще полное погружение в эпоху с ощущением того, что ты не книгу читаешь, а слушаешь прекрасное изложение библейской истории из уст автора, замечая все нюансы его интонации: то грустно-печальные, то иронично-шутливые. Ему веришь: да, вот так все и было.

Томас Манн сумел создать живой интерес там, где никаких законных оснований для него нет. Кому не знакома история из книги Бытия? Кроме того, лично для меня она одна из самых легких для восприятия в Ветхом завете. Но если в Библии она занимает лишь 40 страниц, то Манн сумел создать на основе этого материала эпическое полотно. Каждый образ прорисован, каждому даны точные характеристики. Просто прекрасны женщины: Рахиль, Дина, Мут-эм-энет, Фамарь, даже эпизодическая Серах оказалась яркой звездочкой в романе, не оставшись на обочине повествования.

Приходится сожалеть, что в изложении Манна есть только эта история из Ветхого завета. Таким насытиться нельзя, это многомерно и неподражаемо. Я бы читала и читала.

Одна из самых важных и сильных в моей жизни книг. Написанная так, что продраться сквозь первую её четверть - крайне тяжело... А потом, уже к концу того же первого тома ужасаешься - да она ведь уже кончается!... Разве можно так торопиться? Особенно усиливается это ощущение, когда открываешь библию, и понимаешь, что там все те же события умещаются на одной странице. А тебе мало два тома! А потому, что важен не сюжет, давно всем известный... Важен Человек. Формирование личности, преодоление, которое происходит прямо на твоих глазах... Важно внимание Манна к мелочам и деталям. А ещё идея о том, что любое следствие падения в яму - это путь наверх... Удивительная книга. Та, которая мне нужна на необитаемом острове. И не только мне, я знаю. У меня найдется отличная компания, чтобы её обсудить. :)

Традиция духовного беспокойства, — она была у Иосифа в крови, это она определяла близкую ему жизнь, мир и поступки его отца, и это ее узнавал он, когда бормотал стихи клинописной поэмы: Ты почему вселил в Гильгамеша тревогу, Сына зачем наделил ты душой мятежной?

Солнце - раскаленный огненный шар в небе. Аж глазам больно. До самого горизонта пустыня - рай для скорпионов и гибельное место для человека. В жарком воздухе дрожат миражи. Картины прошлого поднимаются из пыли и в пыль же возвращаются, вечный круговорот, вечное повторение и вечное возвращение.

Иаков бредет по пустыне. Или ему только снится это? Как понять, где сон, а где явь в этом странном мире? Остается только довериться богу, уж он то не подведет. Итак, Иаков упорно бредет вперед, переставляет ноги одну за одной, одну за одной. Только так и можно пересечь пустыню. Впереди мелькает чей-то силуэт. Можно прищуриться, закрыть воспаленные глаза от песка и солнца и посмотреть, кто же там ожидает впереди, усевшись на камень и свесив одну ногу вниз. А можно просто двигаться в любом направлении и все равно оказаться у этого камня, на котором сидит некто. Некто этот - обладатель прекрасного тела, прекрасен торс его, прекрасна нога... вот только голова подкачала, ведь на прекрасных плечах юноши покоится отвратительная собачья голова с близкопосаженными злобными глазками. Чего хочет от Иакова этот сын не_той_женщины? Для чего он сейчас сидит перед ним и рассказывает о своем рождении?

Ох, если бы знал Иаков, что это не просто сон, что не бывает просто снов в этом мире, переполненном сплошными повторами библейских сюжетов. Да, когда простые люди примеряют на себя старинную историю, она теряет налет грандиозности, но не перестает существовать и, тем более, не перестает случаться. Вот и с Иаковым случилось. Предупреждал его песиголовый юноша, но не услышал умудренный годами мужчина, не внял предостережению, а потому получил одну жену вместо другой. Благо, свадебный наряд все укрыл и спрятал, а ночная тьма только подыграла обману. Великая насмешница судьба... и великое горе Иакова, обнаружившего утром в постели вместо возлюбленной Рахили косоглазую Лию. И как знать, не случись этого подлога (с примесью слова "подлый" разумеется), может и сложилась бы его жизнь совсем иначе, притом настолько иначе, что Манну и говорить было бы не о чем. Воистину, могло быть и так.

Прошлое - это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?

И нет в мире ничего нового. Все, что случается уже однажды случалось. И вся жизнь человеческая состоит из сплошных повторов. Иаков обманул слепого отца и притворился своим братом, чтобы получить его благословение. Обман удался, хоть Иакову и пришлось покинуть отчий дом после этого неприглядной истории. Но ушел он не с пустыми руками, он унес с собой его благословение, а это по тем временам очень немало. Но затем Иаков сам оказался в роли обманутого, когда ему подсунули Лию вместо Рахили. И хотя Иаков не был слеп как отец, но он был ослеплен счастьем и ночной темнотой. И тоже после этого обмана Лия не ушла с пустыми руками. Она нарожала Иакову много детей и на всю жизнь осталась его первой женой. Казалось бы, круг замкнулся, ужасный Уроборос укусил свой хвост и успокоился, но не все так просто. Вообще, со временем никогда не бывает просто. Вот и здесь пойди разберись. То ли все уже произошло, то ли происходит прямо сейчас, то ли произойдет в будущем. А может и вовсе нет никаких различий между этими временами. Иначе, как быть с тем, что раб Елиезер говорит о себе как о том, кто видел самого Аврама. Как такое возможно, если Аврам жил за тысячи лет до Иакова и Иосифа, но вот Елиезер здесь, рядом с ними и говорит о тех временах как будто был там. Сумасшедший ли он? Обманщик ли он? Не думаю, что это можно так легко объяснить.

А вот еще одна особенность. То самое благословение, которое Иаков обманом вырвал у своего отца, не покинуло его даже когда обман раскрылся. И практически так же много лет спустя (и даже не в этой книге) Иосиф выпросит у Иакова свадебное одеяние Рахили. Все горести и радости в жизни Иакова вытекают из его чрезмерной любви к Рахили. И хотя в этом сугубо мужском мире женщина практически нет места, Рахиль отличается от всех остальных так же, как светлый весенний день от зимней стужи. Любое ее упоминание не обходится без уточнений ее красоты, ума и доброты. О, милая Рахиль, на кого ты покинула Иакова и сыновей своих? На кого же ты их оставила?..

Рецензия написана в рамках игры "Несказанные речи"

Прошлое — это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?

«Иосиф и его братья» - это роман, который можно читать бесконечно, закончив, начинать снова и снова. Я лишь одним глазом заглянула в текст, чтобы освежить в памяти кое-какие моменты, и все, мне захотелось погрузиться в это плавно текущее повествование и раствориться в нем. Нет меня, некому писать рецензию, я уже стою у колодца и любуюсь мальчиком Иосифом, омываемым лунными лучами. Иосиф – сын миловидной и праведной, любимое чадо Иакова, слабость его, заставляющая сурового старика становиться нежным и беспокойным родителем. «Дитя сидит у бездны»… О, Иаков, ты еще не знаешь, как ты прав. Бездна ждет твоего Иосифа, она поглотит его, чтобы выпустить обновленным и отправить в странствия, ведущие к славе. Без тебя. Твой удел – стенать и прижимать к груди окровавленное тряпье.

Я спрашиваю себя: как? Как можно проникнуть в библейский сюжет, описанный в немногих скупых строках, чтобы он приобрел такой объем и глубину. В романе столько граней, столько смыслов, что, кажется, жизни мало, чтобы все это передумать. И нет здесь ничего неважного и второстепенного, частное и земное сплетается с божьим промыслом, и разделить их невозможно, на месте каждая деталь, каждое слово. Кажется, что Томас Манн где-то приобрел громадную лупу, позволяющую приближать не только в пространстве, но и во времени. Мы смотрим вместе с ним через эту лупу и видим, как Иаков, вздрагивая от страха, входит в шатер отца своего, чтобы обманом принять от него благословение, предназначенное Исаву, мы видим его бегство от отцовского гнева, как он борется в ночи с кем-то невидимым. А потом действие переносится в дом Лавана и роман наполняется чистой и нежной любовью Иакова и Рахили, полной такого чувственного очарования. Семейные истории здесь не какая-то обыденность, они наполнены тайным смыслом, носят печать богоизбранности, ведь все, что свершается, угодно богу. В другой раз лупа приближает нам группу из двенадцати братьев у костра, один из них юный Иосиф, наивно уверенный, что его обаяние – это залог любви всех окружающих, он еще резвится, он дитя, не понимающее, что губит себя собственной заносчивостью. Потом мы спускаемся в колодец, где истерзанный мальчик проходит через ад одиночества и оставленности. Никакое знание конца этой истории не может заставить нас не переживать о его судьбе. Потом пыльными дорогами приходим мы к воротам пограничной крепости Египта. «Назад, грязные зайцы, ступайте в свое горемычье!» - кричит стражник. Поразительно, как в одной фразе можно высказать отношение цивилизованного Египта к жителем степей.

Мы входим в царство мертвых, преисподнюю, как привыкли называть Египет богобоязненные евреи, и видим как Иосиф с жутью и любопытством смотрит на это диво. И какой же он мальчишка, как хочется ему все познать и во всем разобраться. После шатров своей родины и обширных пустынных пространств он видит города, храмы, дворцы - страна мертвых бурлит и кипит, и трудно не поддаться притяжению этой вековой культуры. И, конечно, искушение. В какую новеллу превращается у Томаса Манна то, что в библии заключено в несколько строк о похотливой жене вельможи, сказавшей Иосифу: «Приди поспать со мной». В романе это не похотливая жена, а несчастная девственница, жена скопца, впервые в жизни испытавшая чувство любви. Сколько эмоций переплетается здесь, сколько борьбы. Обезумевшая от страсти женщина, Иосиф, любящий своего хозяина и верный своему Богу, сам Потифар, один из любимцев фараона, оскопленный своими предприимчивыми родителями, братом и сестрой Гуий и Туий, чтобы их чадо лучше могло служить фараону. И безумно жаль и Потифара, умного, благородного, тонкого ценителя искусства, но... не мужчину, и госпожу Мут-эм-энет, красивую игрушку, живущую в роскоши и пустоте. Но Бог хранит Иосифа, и приходящий в упадок Египет становится лишь сценой для исполнения замыслов Бога.

Удивительно, как смешиваются у Томаса Манна чувственность с духовностью и интеллектуальностью. Все соразмерно, он умеет соединить высокое и земное, он чувствует аромат Ветхого Завета с его «плодитесь и размножайтесь» и «взял себе жену», и придает ему еще дополнительное измерение, делающее эту книгу философским романом двадцатого века. «Иосифа и его братьев» никак не назовешь стилизацией, та история, которая в нем рассказывается, происходит и три тысячи лет назад, и вне времени, в нее вплетается голос автора, иногда слегка иронизирующего, иногда сопереживающего, иногда растворяющегося и предоставляющего роману твориться самому. Казалось бы, самому, но мы-то знаем, что это лишь иллюзия, созданная мастером, умеющим вовремя устраниться. Замечательный роман, достойный того, чтобы его читали и любили.

Если представить мой читательский опыт в виде кривой, то она будет похожа на кардиограмму, со взлетами и провалами. В точках взлетов кривой будут книги, которые оставили во мне глубокий след. Один из таких взлетов моей читательской кардиограммы в 2015 году - Иосиф и его братья. Шедевр, глыба, эпохалка, нетленка - господибожемой, да все эти и другие слова настолько бесцветны на фоне самой книги, а определение "нравится/не нравится" в моем случае не подходит, оно какое-то совершенно невыразительное, утилитарное и абсолютно не отражает всю палитру моих чувств и эмоций. Но я не смогу подобрать слов, вот не смогу и все. Я, как тот чукча, ни фига не писатель. А уж на фоне Манна и его Иосифа, мне и вовсе хочется заткнуться. Да, это не самая простая и легкая книга. Да, она не самая стандартная и очень специфическая. Да, первая четверть книги (а у меня это была первая треть) - это просто какие-то непроходимые джунгли, через которые нужно еще найти силы, чтобы продраться. Да, Манн в этой книге чрезвычайно педантичен. Да, все да. Но несмотря на все это, насколько же красивая книга! Насколько она мудрая, глубокая. Мне совершенно не хочется ее анализировать, да я и не сумею. Моя история с этой книгой не была простой. Но, черт возьми, я собой горжусь! Я горжусь, что смогла прочитать. Я горжусь, что прочитала эту книгу. Я горжусь, что эта книга мне понравилась. И я точно буду еще не раз и не два эту книгу перечитывать. Потому что даже одной жизни не хватит, чтобы эту книгу постичь до конца.

Мы закольцованы во времени, зажаты в его тисках, заперты в его вечном круговороте. Наша отчаянная и прекрасная жизнь, реальность, которой мы дышим, кажется нам новенькой, только что вытканной, подогнанной под нас лёгкой рукой непревзойдённого мастера. Мы считаем себя уникальными и потому не видим, а если и видим, то не узнаём — одни и те же узоры, повторённые и повторяемые раз за разом, круг за кругом. Их не так уж много, этих узоров. И историй — тоже. Потому что то, что вершилось тысячи лет назад, возвращается и вершится здесь и сейчас, и в будущем, и над временем, и внутри него, и вне.

Снова и снова замирает дитя у бездны, и отец его, любящий и потому особенно уязвимый, снова и снова не успевает поймать за рукав, удержать — не успевает, спасти — не может. И уходят малые мира сего из отчего дома, и возвращаются возмужавшими, чтобы уйти в очередной раз. День за днём и век за веком на том же самом месте и в то же самое время сын человеческий снова и снова подставляет щеку для предательского поцелуя. Из живой крови и плоти вырастает великий миф и вплетается в кровь и плоть живую. Да так, что и не отличишь уже, где заканчивается одно и начинается другое. Стёрты границы, смазаны некогда отчётливые контуры, и нет больше нас вне Истории — как нет смерти вне жизни и жизни вне смерти.

Странное это ощущение сопричастности к событиям столь далёким, что одна мысль о них вызывает головокружение, возникает не на пустом месте и осознаётся не сразу. Маленькими шажками, неуверенными и робкими поначалу ступаем мы на библейскую землю, растерянно озираемся по сторонам, ищем за что бы ухватиться, дабы не потерять ориентиры, не запутаться в собственной родословной, не заблудиться в забытом своём прошлом. И хорошо, что ведёт нас человек, знающий своё дело, не столько проводник, сколько страж и хранитель памяти. Художник, чья палитра словесных красок поражает воображение, историк, чья эрудированность вдохновляет на книжные подвиги. Кажется, ему известно всё. Кажется, и нам это известно тоже, во всяком случае, чем дальше мы идём с ним рука об руку, тем больше вспоминаем, а вспомнив — начинаем проживать заново.

Вместе с Иаковом обманываем и обманываемся; вместе с Рахилью ждём благословленное дитя и, не дождавшись, принимаем на колени чужое; покрасневшими Лииными глазами ревниво следим за мужем, выбравшим из всех своих крепких и твёрдо стоящих на земле сыновей, хрупкого мальчика с тёмными глазами миловидной; разбитыми губами Иосифа взываем к милости братьев и его же руками прижимаем к груди их шальные головы; отнимаем последнюю надежду у любящих нас больше жизни и одариваем их вином и хлебом в страшные годы отчаяния... И до чего же больно нам, вспомнившим, что любое падение обернётся подъёмом, а смерть — новой жизнью. Не радость, нет — боль, нутряная, тягучая, непреходящая не даёт нам покоя. Потому что видим теперь, потому что знаем — всё это было с нами, и есть в нас, и будет, и никуда мы от этого не денемся. И не страшно совсем, нет, просто — больно. Как бывает больно живым... только живым — и бывает.

Вот и получается, что Томас Манн не историю нам рассказывает, не библейский миф интерпретирует, а совершает нечто намного большее и важное — возвращает нам нас самих же, таких, какими мы и должны быть — чувствующих, страдающих, любящих. И путь наш, след в след повторяющий путь благословенного мальчика, ведёт не в далёкое ветхозаветное прошлое, а в день сегодняшний, в наше здесь и сейчас, где бы оно ни было.

Из серии "Иосиф и его братья" эта книга далась мне сложнее всего (правда Иосиф-кормилец еще не дочитала).

И вот сейчас пытаюсь понять почему? Конечно, возможно из-за языка. Томас Манн на эпитеты не скупился. Как и на описания. Да и в принципе повествование изобилует ответвлениями и отходами от темы. Оно и не удивительно, как иначе притчу на страницу рассказывать четырьмя книгами. Но и две предыдущие книги написаны так же, а читались в разы быстрее и задорнее.

Приключений здесь, конечно, у Иосифа было поменьше, больше повествуется о его восхождении по карьерной лестнице. Но и интриг и злоключений не меньше, чем в предыдущих.

Так в чем же дело? В потере связи с семьей (а эта тема мне всегда безумно интересна), может быть в излишнем описании существующего быта и правящей системы (хотя и это отнюдь не скучно). Может в усталости от повествования и истории Иосифа (третья книга!).

Не знаю, но виню себя. Так как и автор, и история, и цель написания книги требуют в нее погружения.

Мой выбор, несомненно, стоял в скрытой связи с современностью, полемизировал с ней, шел наперекор известным тенденциям, внушавшим мне глубокое отвращение и особенно непозволительным для немцев: я имею в виду бредовые идеи расового превосходства, которые являются главной составной частью созданного на потребу черни фашистского мифа. Написать роман о духовном мире иудейства было задачей весьма своевременной, - именно потому, что она казалась несвоевременной. Томас Манн

Книга должна быть прочитана. Она не о евреях. Вернее, не только. Она о любви к ближним, ко всему человеческому.

Прошлое — это колодец глубины несказанной (с)

И чтение тетралогии Томаса Манна «Иосиф и его братья» для меня стало погружением в этот колодец, долгим и трудным путешествием в прошлое. В давнее прошлое, безмерно далёкое от меня по времени и столь же далёкое по тематике, никогда особо не привлекавшей моего внимания. Однако, я никак не могу сказать, что осталась разочарованной. Приобщиться к чему-либо новому (пусть даже относительно новому, ведь когда-то давно я всё же начинала читать библейские тексты) всегда приятно. И вдвойне, если не больше, приятно сделать это под руководством такого писателя-мастера как Томас Манн. Несмотря на то, что ветхозаветные истории, поведанные на страницах тетралогии, не лежат в области моих интересов, я оценила по достоинству проделанную автором работу. И пусть даже я не всегда эмоционально была с героями, но я, как и мюнхенская машинистка писателя, готова сказать: «Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле!». А ведь это тоже показатель авторского мастерства, когда ты на слово веришь писателю и не возникает сомнений в правдивости изложения. Да и какие могут быть сомнения, когда каждый мало-мальски значимый факт, имеющий влияние на жизнь главного героя, рассматривается словно бы под лупой. В поисках правды автор проводит глубочайший анализ, который выливается в объёмнейшие абзацы текста, порой утомительные в своей философической сущности, но даже это лишь вызывает во мне ещё большее уважение, потому что создается впечатление, что Томас Манн докопался-таки до истины.

Неоднократно на страницах романов встречаются мысли о том, что рассказываемая история уже известна читателю, и что автор будто бы лишь добавляет подробностей, чтобы оживить и полнее передать её. Но лично меня заставил под другим углом посмотреть на всю тетралогию вот этот абзац из последней, четвёртой книги, содержащий столь колоритное сравнение:

Что после истолкования Иосифом снов и его совета царю найти разумного, мудрого и предусмотрительного мужа фараон сразу ответил: «Нет столь разумного и мудрого мужа, как ты; тебя я ставлю над всей землею Египетской!» — и самым восторженным, скажем даже: самым необузданным образом осыпал его почестями и званиями, — это всегда представлялось нам слишком сокращенным, скупым и засушенным изложением событий, выпотрошенным, забальзамированным и закутанным трупом правды, а не ее живым телом; нам недоставало тут слишком многих мотивов восторга и безудержной милости фараона, и когда мы, преодолев страх своей плоти, решились спуститься в ад, добраться через пучину тысячелетий до колодезного луга жизни Иосифа, в наши намерения входило прежде всего подслушать эту беседу и вынести ее наверх во всей ее полноте…

И, действительно, оглядываясь назад, на уже прочитанные романы, понимаешь, что в изложении Томаса Манна история выглядит живой.

Что тронуло меня и показалось самым волнующим во всей тетралогии – это описания женских судеб и попытки проникнуть в женскую психологию. История Рахили, её ожидание материнства и тяжелые роды, выписаны поистине драматично и не могут оставить равнодушным, по-моему, никого. Образ гордой Лии так и стоит перед глазами. И Фамарь, рассказ о судьбе которой, может быть, выглядит лишним в истории об Иосифе, но саму её никак не назовёшь лишней в череде женских образов. Ведь все они дополняют друг друга и полнее раскрывают женскую природу, со всеми её женскими слабостями и, что важнее, женской силой, которая у каждой женщины в тетралогии выражается по-своему. Особое место занимает в этом ряду образ Мут-эм-энет, или просто Эни, страсть которой к Иосифу в коротком изложении, несомненно, выглядела бы развратной. Но Томас Манн проводит такой анализ внешних и внутренних факторов, что невозможно уже не оправдать эту несчастную по сути женщину.

…страсть Эни к Иосифу имела мало общего с бааловской глупостью и с авласавлалакавлой, она была глубокой и честной тоской по его красоте и молодости, искреннейшим желанием, она была так же пристойна и непристойна, как всякая страсть, и распутна не более, чем распутна любовь. Если она позднее выродилась и обезумела, то виною тому семикратно обусловленная сдержанность, с которой она столкнулась.

Мужских образов в тетралогии намного больше, нежели женских, однако, эмоционально они тронули меня меньше. Хотя и здесь автор постарался проникнуть в психологию поступков героев, и аналитические его отступления были длинны и подробны. Может быть, как раз объёмные философские рассуждения, затрагивающие извечные вопросы взаимоотношений человека и бога, жизни и смерти отвлекали от чувственного восприятия персонажей как живых людей. А некоторые мысли, актуальные и сегодня, словно возвращали меня в настоящее время, тем самым отдаляя от сюжета.

Надо только напасть на мысль, что бог уготовил тебе особую долю и что нужно ему помочь, и тогда душа напрягается, а разум приобретает должную силу, чтобы подчинить себе обстоятельства и стать их хозяином…

Я не могу назвать себя религиозным человеком, и я не знаток истории. Потому чтение тетралогии, сюжет которой основан на исторических событиях, к тому же описанных в библейских текстах, было для меня довольно трудным. И всё же я поставила самую высокую оценку как дань уважения автору за проделанный им кропотливый труд. Труд во всех отношениях монументальный, который не каждому дано понять и оценить именно из-за его глубины и монументальности. Труд, до которого, быть может, мне надо ещё дорасти, чтобы вернуться вновь.

А ты, Израиль, раб Мой, Иаков, которого Я избрал, семя Авраама, друга Моего, – ты, которого Я взял от концов земли и призвал от краев ее, и сказал тебе: «ты Мой раб, Я избрал тебя и не отвергну тебя»: не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей... ибо Я Господь, Бог твой; держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся, Я помогаю тебе». Не бойся, червь Иаков, малолюдный Израиль, – Я помогаю тебе, говорит Господь и Искупитель твой, Святый Израилев. Ис. 41:8-14

Именно об этом Томас Манн расскажет в своей книге. О том, как Бог сочинил историю: о человеке по имени Иосиф; о человеке по имени Иаков; о том самом человеке по имени Аврам, без которого Бог так и остался бы неизвестным человечеству. О том, что истории Бога необыкновенно искусны: не путаясь, не мешая друг другу, а дополняя и удобряя, они рассказывают одновременно о целых народах - и о самом малом из народа, каждом из них. О том, как помогает Ему в этом человек, потому что без участия человека действительно хорошей истории у Бога никогда не получится. А уж эта история получилась на удивление хорошей. Увлекательной - и философски раздумчивой. Смешной - и серьезно-грустной. Легкомысленной - и поучительной. Парадоксальной. Живой. Ведь наш мир сплошь составлен из парадоксов (теперь даже наука не может этого отрицать). Если теория безупречно логична, наверняка это просто выдумка, нет в ней настоящей правды. «Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле!», - сказала, допечатав первый том, машинистка Томаса Манна. И это действительно так: ведь книга эта полна парадоксов - как и любая история нашей жизни.

К счастью или сожалению, один из ее парадоксов в том, что, живя с книгой бесконечно долгие дни, так же бесконечно долго хочется о ней рассказывать; и именно поэтому - не говорить о ней ничего, сохранив уважительное, благоговейное молчание. Похоже, остается вслед за апостолом Павлом повторить: "И что еще скажу? Недостанет мне времени, чтобы повествовать о..." • о виртуозной смене "точек зрения" рассказчика (ангел, человек - человек из прошлого, современник, потомок, тот, кто стоит рядом с читателем, сидящем в кресле с книгой, или стоящем в толпе слушателей, или - замершем у постели умирающего Иакова); • о юморе - наполняющем всю книгу от начала и до конца; • о необыкновенной реалистичности - персонажей, обстоятельств, запахов, звуков, ощущения ветра на лице и веселого лукавства в душе; • о легкости, с которой автору удалось показать, как вообще может существовать одновременно свобода человека, свобода Бога, человеческая воля (его упрямство) и рок, которым частенько оборачивается воля Бога; • о многочисленных "давайте разберемся" и "это нужно верно понять", после которых читатель будет размышлять о времени, любви, войне, скорби, радости, вере и необходимой внимательности в построении собственной его истории; • о длине этой книги и удивительной краткости истории, которая рассказывала сама себя в течение многих поколений народа израильского, а потом пересказывалась в нескольких предложениях на страницах Библии и в бесконечном количестве книг, картин, исследований и разговоров.