Читать книгу: «Такая разная любовь», страница 5

Когда Энке вышел на знакомую полянку он расплакался. Сейчас, в свете луны, он отчетливо рассмотрел растоптанную, вырванную и разбросанную лазурную траву. Черным уродливым пятном выделялось то место. Энке стало горько от осознания того, как он поступил с безвинной природой. Ведь можно было аккуратно срезать небольшой пучок, а не безжалостно вырывать с корнем.

Энке, опустившись на колени, плакал.

– Я же говорила тебе, не стоит оно того. – послышался грустный голос.

Энке поднял голову. Перед ним снова стояла незнакомка. Но теперь она казалась еще прекраснее, и ее простота казалась изысканнее вычурных и богатых нарядов.

– Я глупец! – прошептал юноша. – Но прошу тебя, скажи мне свое имя!

– Мое имя так же просто, как и суть. Меня зовут Лазуринка.

– Лазурин…ка? – Энке понял. – Ты…

– Да. – невесело улыбнулась девушка. – Кто сказал, что у растения нет души? И мне было очень плохо и больно, когда ты обрывал мои стебли. Но еще больнее мне было из-за твоего незнания. Ты сам обрек себя на страдания. Энке, скажи мне, горит ли твоя кровь?

– Моя кровь? – Энке хотел было ответить "нет", как почувствовал: жаркий огонь ползал по его сосудам, поджигая внутренности. И горячее всего было в сердце. – Что это? – испуганно прошептал он.

– Это трава. Голубая трава, что проросла в твоем сердце. Ведь я предупреждала тебя – не бери себе ни травинки. Ее не возьмет ни сталь, ни огонь, ведь она сама – сталь и огонь. И расти она будет, друг мой, до самого неба. Ты совершил непростительное, так жестоко обойдясь с ней, и теперь ты сам станешь основой для нее. Прости… – по прекрасному лицу катились слезы. – Я ничего не могу сделать. Мне жаль.

Энке улыбнулся.

– Что ж, я сам поплатился за свою глупость. И я не виню тебя. Лишь прошу, побудь со мной до рассвета.

Лазуринка села и Энке с умиротворенной улыбкой положил голову ей на колени. Девушка перебирала его волосы и тихонько пела. Под звон колыбельной Энке закрыл глаза. Прорастающая внутри трава больше не причиняла обжигающей боли, она лишь с легкой щекоткой, почти ласково выпускала все новые и новые стебли.

Рассвет Лазуринка встретила слезами, в окружении мягко сияющей изнутри голубой травы. Одна…

Ферромагнетик

Очень хотелось побиться головой о ближайшую поверхность. И вытравить нафиг все эмоции, что так осложнили мне жизнь. И мысли вытравить. И…

– Чего ты так убиваешься? – насмешливый взгляд Лермана оптимизма не прибавлял.

– Ничего. – выдохнула я. – План не сходится. Потерпите еще немножко.

Мальчишка нахмурился, но кивнул. Я же чувствовала себя последней мразью. Ну угораздило же меня влюбиться во врага! Чертов доктор Кратт!

В памяти всплыло то, как я вообще попала сюда, на территорию самого удивительного, защищенного и… туристического научного городка. Мда. Так вляпаться могла только я.

* * *

– Мирависса! – я тихо скривилась, ненавижу свое полное имя. – Быстро сюда!

Пришлось чуть втянуть голову и плестись к начальству в кабинет. Когда редактор так орет, лучше молчать и слушать все, чем он будет сейчас поливать. Жаль только, что точно не шоколадом.

– Мирависса, вы самый никчемный сотрудник нашего издательства! – зло брызгал слюной начальник. – Ни одной нормальной новости, ни одной статьи, вышедшей на первую полосу, ничего из того, что люди читают!

– Люди читают то, что мы печатаем. Мы сами создаем то, что будет на первых полосах! – не выдержала я. – А если там печатать только хрень всякую из того, что «пипл схавает», то скоро великое издательство новостного журнала превратится в бульварную газетенку!

Обычно тощий и сухой мужчина вдруг так надулся от злости и покраснел, что я аж испугалась – а ну как лопнет! Видимо усмешка все-таки как-то чувствовалась, потому что редактор вдруг успокоился и ледяным тоном вымолвил мой приговор:

– Твоя следующая статья – последняя в этом журнале, если не справишься. Отправляйся в Научно-исследовательский городок. Смешайся с туристами, открыто скажи, что ты журналист, переспи с лаборантом оттуда, да что хочешь делай, но достань мне новость.

– Какую? – мгновенно пересохшим горлом прохрипела я.

– Любую! – взорвался начальник. – Любую стоящую новость! И без нее не возвращайся!

Я вылетела из кабинета раньше, чем задумалась об этом.

Научный городок. Я попала. Пропала. Мне конец! Окончательный и бесповоротный. Надо исчезнуть по-тихому в другую страну и найти другую работу. Почему я так реагирую? Да потому!

Причины для паники были. Первая – скандальную новость в лабораториях днем с огнем не сыщешь. Про научный городок, расположившийся чуть в стороне от нашего города, писали много, бурно и подробно. Ну конечно же! Чудо науки и техники! Полностью экологичный, он поставлял стране то, что выделяло ее среди всех. Чудеса на стыке химии, биологии, физики и прочего, что там еще может быть, вливались в нашу жизнь с завидной регулярностью.

Утонувший в зелени, он стоял в предгорье. Оплетенный кованым забором, он казался какой-то сказкой из будущего. Ученые в белых халатах, изобретения, экологичность и практичность.

Для того, чтобы не возникали никакие теории заговора и прочие, порочащие репутацию научников, вещи, они были полностью открыты для печати.

Ну, то есть, реально.

Любой журналист мог прийти в специальный отдел, сделать запрос, и, если это возможно, его проведут по всем корпусам. Центр существовал вот уже лет двадцать и его репутация, благодаря такому методу, была чиста. Найти «новость» было бы сложно. Невозможно. Но если точнее – опасно.

Потому что я точно знала, какие грязные тайны скрывает центр. И с этим была связана вторая моя причина паниковать. Мне туда возвращаться было нельзя категорически.

Я со страхом взглянула на собственное запястье. Оскаленная пасть волчонка, выполненного черной тушью, скрывала в себе тайну. Мою тайну. Порядковый номер подопытного. Красивый номер – две семерки.

Нас столько не было на самом деле. Просто нам давали номера не по порядку. Какой-то зависимости даже спустя много лет, я не нашла. Некоторые из лабораторий в пещерах, прикрытых зданиями, не вернулись.

А я вышла на свет. Точнее, меня просто выбросили. Подбросили к ближайшему приюту.

Номер семьдесят семь посчитали неудавшимся опытом. Рассказать что-либо я не могла, психологи у ученых хорошо поработали. Поэтому я выросла и постаралась забыть о том, что когда-то со мной творили.

Ничего поистине ужасного, если честно. Нас не били, кормили, следили за здоровьем. Но белые халаты, уколы, приказы сделать то, что ты не можешь сделать…

Это походило на какое-то изощренное издевательство. От нас ждали результатов, а мы не могли их предоставить. Мы были детьми! Единственное, чего нам хотелось, это теплого взгляда, слов одобрения, и погулять.

Мы смотрели на солнце, изредка просачивающееся сквозь естественные расщелины нашей пещеры-комнаты и хотели туда – наружу. Но об этих экспериментах никто не должен был знать. Поэтому у нас стояли ультрафиолетовые лампы. Поэтому мы не знали ничего, кроме лабораторий и личных комнат, испещренных неровностями камня. Мы не знали ничего, кроме друг друга.

А потом меня выкинули. В жизнь, в город, в социум. И я не знала ничего, что должен был знать обычный ребенок. Я знала подробно состав, которым меня кололи, да перечень излучений. Я знала как кушать столовыми приборами и играть на пианино. Но не знала, что такое компьютер и платье. У меня не было платьев.

Меня спрашивали, пытались спрашивать, откуда я. Но липкий страх, даже ужас, охватывал маленькую восьмилетку и та не могла вымолвить ни слова.

От меня отстали. На научников не вышли. Все замяли. Подумаешь, ребенка какая-то чокнутая бросила. Ну и что, что уже довольно взрослого. Молчание списали на потерю памяти от шока и… забыли.

Какое-то время я шарахалась, боялась, что меня заберут обратно в Научный Центр, но никто так и не пришел. И я расслабилась. Забила порядковый номер на руке татушкой, а не маркером, как делала с первых дней в городе, и тоже забыла. Или спрятала воспоминания так, чтобы никогда не касаться их? Не касаться маленькой, но такой опасной тайны. Потому что номер семьдесят семь не был неудачным опытом. Я сделала все, чтобы скрыть их успех.

Не знаю, над чем тогда работали ученые, но я стала мутантом. После пары месяцев горячки, когда я чуть не сдохла от их экспериментов, я научилась меняться. Прямо как в фэнтези-сериалах. В собаку такую огромную превращалась. Почему огромную? Так масса-то никуда не девалась.

И, в отличие от сериалов и книжек, это было больно. Очень больно. Просто нереально больно. Организм полностью перестраивал свою структуру. Внутренние органы, если я правильно понимала, сохранялись такими же, лишь меняли немного свое положение. Но кожа, кости, волосы – все это претерпевало изменения. А чувство, будто все твои кишки вот-вот вывалятся наружу, тоже не очень приятное. Превращение требовало времени, отойти от превращения тоже требовало времени.

Правда, я так поняла, что мой мозг какую-то часть боли блокировал, иначе я бы уже с ума сошла. Так что иногда своей способностью я все же пользовалась. Потому и стала журналисткой. Нюх, слух и зрение можно было менять отдельно от всего тела. И даже внешне никаких отличий не было.

Такого преимущества я упустить не могла. И в принципе, своей жизнью была довольна. Снимала квартирку у одной благообразной старушки, работала в свое удовольствие и подсела на крепкий черный кофе без сахара, но обязательно с какой-нибудь сладостью.

Прелесть.

Была.

А теперь мне надо вернуться туда, куда возвращаться я не желаю и найти новость, открывать которую миру нельзя.

Я не идеалистка. И не праведный герой. Нельзя рассказывать об этих экспериментах. Научный центр на самом деле сделал очень много для людей, для планеты, для того, чтобы сохранить и первых и вторую. Их нельзя было закрывать. Да и не знала я, есть ли там сейчас кто-то из подопытных. Так что…

Я вздохнула, возвращаясь в реальность.

Я пойду туда.

* * *

Кованые ворота раскрылись перед толпой туристов. Мощеная специальной плиткой дорожка, неярко выстилала путь. Зеленые деревья и кусты превращали все дороги в аллеи. Группу туристов, в которую я вписалась, встречал молодой лаборант в белом халате. Я подавила дрожь, старательно сосредотачиваясь на вежливо улыбающемся юноше.

«Все они умеют вежливо улыбаться. А глаза – холодные. Внимательные. Как будто ты уже под их скальпелем лежишь» – мелькнула мысль.

Я мысленно поежилась, сбрасывая призрачные воспоминания. Они сейчас будут только мешать.

Моя идея проста, как камень под ногами – притвориться туристкой. Бояться о том, что меня узнают, не боялась, ну только если совсем чуток. Как-никак, все же столько лет прошло. Кстати, сколько? Мне было восемь тогда. Сейчас уже двадцать три. Обалдеть. Пятнадцать лет!

Внутри многое изменилось. Не сказать, чтобы я видела в детстве сам городок, но когда вывозили – заметила парочку зданий. Все такое светлое, чистенькое, приятное. Всюду снуют люди. Стажеры, ученые, лаборанты. Все работники в белых халатах с именами на маленьком электронном табло. Все остальные – туристы.

– Приветствую вас в Научно-исследовательском Центре. – начал лаборант-гид. – Да, мы так и не придумали себе какое-то особое название, так что чаще называемся просто Центр или Городок. Правила таковы – бейджи, что вам раздали на входе не снимать. По ним мы будем проходить в лаборатории. Наших уважаемых ученых не закидывайте вопросами, кто свободен – сам ответит, а от работы отвлекать не советую, так как могут и послать в дальние дали. – он усмехнулся. – Все, что вас заинтересует, могу рассказать я. Или позвать специалиста. Разрешенные объекты трогать можно после инструкции. Неразрешенные – исключительно смотреть. Иначе за последствия отвечаете вы и только вы. – Лаборант повернулся и повел нас по аллее.

Вокруг меня были люди, и это несколько успокаивало. Я знала, что сильно изменилась с тех пор, как была ребенком, знала, что мое удивление и восхищение такие же искренние, как и у остальных, потому что изобретения действительно были удивительными, а мои страшные воспоминания скрывались в другой части Центра.

Я знала.

Но когда меня окликнули на очередном представлении изобретения, едва сдержала панический рывок в сторону.

– Девушка, желаете попробовать? – выцепил взглядом в толпе именно меня лаборант.

Я сосредоточилась. А. Да. Левицикл. Парень что-то объяснял до этого. Технические характеристики для тех, кто понимает и попроще для тех, кто не в теме. Я пропустила оба варианта, увлекшись своими мыслями.

Неловко улыбнулась лаборанту.

– Не уверена, что у меня получится. – старательно пряча страх за смущением ответила я.

Пожала плечами и тронула пальцами летнее желтое платьице, в котором пришла. Простое, но все же платьице. Я их очень полюбила с тех пор, как первый раз надела.

– Не волнуйтесь. Я помогу. – внезапно кто-то подошел сзади.

Я застыла столбом, кажется, даже задержав дыхание. Мимо, к вежливо склонившему голову лаборанту, прошел мужчина. Светлые, я бы даже сказала – платиновые, короткие волосы. Прямая спина. Руки, спрятавшиеся в карманах его белого халата.

А потом он обернулся.

И я пожалела обо всем на свете. Потому что я знала этого мужчину. Знала еще с тех пор, как была здесь. Тогда он был лишь гениальным юнцом. Он вырос, возмужал, стал носить очки… Но взгляд. Этот взгляд я не забуду никогда.

Льдистые серо-голубые глаза смотрели на меня из-за стекол очков. Хищные брови вразлет придавали ему какой-то строгий, почти сердитый вид. Правильной формы губы лежали ровно. Безразлично.

Гектор Кратт. Гений. Опасный гений.

Тогда, в детстве, мы виделись недолго. Он только пришел работать в Центр, а меня уже вскоре после этого выкинули в социум. Но этот его взгляд я помню. Как и фразу, брошенную мне холодно и равнодушно.

– Бесполезная.

Ровный тон. Безразличный взгляд с толикой скуки. А я не могла не смотреть на него. Впервые в жизни мне тогда стало обидно. Это было иррациональное чувство, ведь надо было радоваться. Бесполезных подопытных не трогают. Их выкидывают.

Я ведь потому и не рассказала ученым о том, что у меня проявилась мутация, я хотела, чтобы меня выкинули. На тот момент, кажется, было даже все равно, если убьют. Просто убраться из этой жизни с запахом препаратов и стальных взглядов.

Но тогда, перед Гектором, юношей, чей ум являлся едва ли не самым ценным во всем Центре – по крайней мере так шептались другие ученые, – хотелось… признания?

Он манил.

Я осознала это и сейчас. До сих пор этот человек столь же сильно веял опасностью, сколь и притягивал меня. Чокнутая. Похоже что-то мне в лаборатории тогда повредили в мозгах. Я совершенно точно сошла с ума. Наверное, как те люди, которые забираются в горы без страховки, плавают с акулами и влюбляются в отпетых злодеев.

– Не бойтесь. – краешком губ усмехнулся доктор Кратт, и я вдруг поняла, что вот уже минуту тупо пялюсь на него, не сказав ни слова.

– Ой. – вздрогнула я. – Простите. Да, сейчас.

Аккуратно подошла к левициклу, стараясь больше не смотреть на мужчину.

– Как вас зовут? – вдруг спросил он.

– М-мира. – чертов заикающийся голос!

– Мира, смотрите внимательно. Модель реагирует в большинстве своем на сенсорном уровне. Датчики встроены в руль, сидение и подножку. Аппарат сам считает микросигналы. Если хотите поехать – чуть сожмите руль. Положение тела, легкие нажатия ладонями, даже поворот головы – машина определит все. Врезаться во что-то, кого-то сбить, не суметь затормозить – такого не будет. Так что, смелее, не бойтесь.

Кошмар. Сердце, успокойся пожалуйста, столько адреналина не выдержишь даже ты.

Аккуратно села на аппарат. Тот чуть качнулся к земле. Ощущение, будто на надувном матрасе. Впрочем, гораздо более устойчиво, чем на нем же.

Мужчина придерживал левицикл за руль, отпустив его только тогда, когда за него взялась я. А потом положил свою ладонь сверху, поправляя положение рук.

Я вроде бы слушала его объяснения, но в голове ярким пятном была только одна мысль. Горячие. У него горячие руки. Я почему-то думала, что будут холодные. Такие же, как глаза.

Но вот Гектор убрал руки и я осталась одна. Стоп. А что сейчас делать надо?

– Попробуйте. – вежливо улыбнулся он.

А, точно. Очнись, Мира. Ты всего лишь туристка, к которой ученый проявил вежливость. Я сосредоточилась. Так. В принципе все просто. По сути, мне даже не надо было слушать объяснения, я знала, как этим управлять. Помимо всего прочего, мы, подопытные, тестировали разработки. А прототипы этого левицикла велись еще тогда. Видимо, у них все же получилось воспроизвести достаточно безопасную и комфортную магнитную подушку.

Внезапно я успокоилась. И даже немного развеселилась. Я любила скорость, из-за чего в новостях иногда появлялась заметка о бешено несущейся огромной псине. Но это уж я была неосторожна, увлекалась иногда.

Легкое нажатие на рукоятке и левицикл двинулся вперед совершенно бесшумно. Такие образцы, как правило, требовали открытого пространства. А потому мы сейчас находились как раз на площадке для испытаний. Толпа позади восхищенно вздохнула. Ну да. Об этом еще фантасты прошлого мечтали и писали.

Я чуть набрала скорость, обогнула людей, сделала круг на месте. Я сделала все, что сделал бы ученый на моем месте. Это было что-то вроде въевшимся рефлексом с самого детства. Я даже попыталась врезаться в ближайший фонарный столб. Но левицикл, при опасном приближении к препятствию просто замер, мягко гася инерцию тела.

Увлекшись, я не заметила, как зрители замолчали. Упс.

– Простите. – смущенно улыбнулась задумчивым ученым, и, тут же на адреналине выдала краткий отчет: – Процент заноса на поворотах минимальный, гашение инерции тела все еще стоит немного доработать, а сенсорное управление понятно на интуитивном уровне.

Ой. Дура! Мира, ты просто идиотка! Молчание было мне ответом. Пришлось лихорадочно придумывать оправдание.

– Прошу прощения, я просто немного интересовалась наукой. – еще раз неловко улыбнулась я, стараясь казаться максимально наивной. – И иногда меня заносит.

Доктор Кратт лишь пожал плечами, не сводя внимательного сканирующего взгляда.

– Ничего страшного. Наоборот, даже, хорошо, что мы получили конкретную обратную связь от вас, кроме восторгов «как это круто» и «уиии». – из его уст слышалось это несколько смешно, вот только мужчина был абсолютно серьезен.

Я лишь пожала плечами и, спрыгнув с левицикла, попыталась скрыться в толпе туристов. Сделать это оказалось сложно, ибо все провожали меня взглядом.

Дура!

– Мартин. – повернулся мужчина к молодому коллеге. – Продолжай экскурсию.

Тот лишь кивнул и пригласил всех пройти дальше.

– Мисс… Мира, правильно? – внезапно остановил меня негромкий голос Гектора.

Я замерла как мышь перед удавом. Опять. Страшно. Опасно. Будоражит.

– Да, господин ученый? – постаралась улыбнуться вежливо.

«Мира, хватит улыбаться на все, как дура!» – мысленно обругала себя.

Тот же задумчиво смотрел на меня чуть наклонив голову. В его глазах уже не было такого равнодушия как раньше. Лишь что-то странное. Не поддающееся опознаванию, тем более через стекла очков.

– Какой кофе вы предпочитаете? – внезапно спросил он.

– Черный без сахара, с чем-то сладким. – пискнула я на автомате.

– Хорошо. – кивнул он. – Пройдемте.

Что? Зачем? Я робко пристроилась на полшага сзади, стараясь сильно голову не поднимать от плитки. Потом вдруг присмотрелась и поняла, что это не просто плитка, а что-то с элементами…

– В ней что вкрапления магнетита? – ляпнула я вопрос вслух.

Доктор остановился. Посмотрел на меня.

– Да. – в его голосе слышалось легкое удивление. – Для того, чтобы левицикл работал, необходимо постоянно поддерживать магнитную подушку. Для этого изготовлена эта плитка. В принципе, элементы с магнитами можно добавить в любое дорожное покрытие.

– Использовать естественное магнитное поле земли не получилось? – понятливо покачала я головой. – В принципе, так даже удобнее. Не будет гонок на не предназначенных для этого полосах.

От мужчины послышался веселый хмык. Я вскинула взгляд.

– Для девушки, которая интересовалась наукой лишь немного, вы слишком умны.

«Упс. Мира, ты охренела ошибаться столько раз подряд и именно перед этим человеком? Обратно в лаборатории захотела?»

– Я… – что придумать, что придумать? – Я когда-то хотела тоже стать ученым. – не хотела, но надо ж как-то убедительно врать? – И какое-то время изучала физику и химию, немножко биологии. – а вот это уже правда, нас учили. – Вот и осталось в памяти.

– А почему не стали?

– Неудачные отношения с наукой. – ляпнула я. – В смысле человек, из-за которого я все это изучала, меня бросил. Вот и не захотела больше по больным воспоминаниям топтаться.

Вот это я выдала. Каким-то образом умудрилась выдать правду, только акценты чуть по-другому расставила. И вуаля! Уже совершенно другая картина вырисовывается! Ну хоть где-то не налажала.

– И все-таки вы здесь. – усмехнулся мужчина.

Это было странно, видеть на его лице настоящие эмоции. Блеклые, еле видные, но все же настоящие. Сердце билось где-то под горлом. Меня от этой тахикардии скоро тошнить начнет.

– Наука не виновата в том, что иногда ее применяют для угнетения других. – выдохнула я. – А я постаралась просто все забыть, отпустить и жить дальше.

– А чем вы сейчас занимаетесь, если не секрет?

– Пишу. – рассеянно ответила я, стараясь отогнать вновь всплывшие воспоминания.

– Журналистка? – внимательно прищурил глаза он.

– Нет. – сумела все так же рассеянно соврать я. – Точнее… Была ею. А потом ушла. Надоело желтуху всякую освещать. Вот, решила книгу написать. Приехала сюда, чтобы впечатлений набраться да некоторые моменты узнать. – выдохнула я.

Это нельзя было назвать ложью полностью. Вся моя жизнь как какая-то грустная и неинтересная книга. Пара светлых моментов и все. Скучная книга. А ведь был потенциал, только у главной героини смелости не хватило когда-то. А сейчас? А сейчас я просто дура. Просто лечу без оглядки в пропасть, надеясь на призрачные крылья. Я еще не знаю, выберусь отсюда, или нет. Вот только думать об этом категорически не хочется.

– Мы пришли. – произнес вдруг Гектор.

Я удивленно уставилась на местное кафе. Что?

– Кажется, вы говорили, что любите черный кофе без сахара, но со сладким, верно? – спокойно спросил ученый.

Я заторможено кивнула.

Меня что, сейчас пригласили на кофе? Гектор Кратт? Как… заинтересовавшую девушку?

Простите, что?

Кофе был потрясающий. Треугольничек пирожного – выше всяких похвал. Мужчина напротив – вне всяких сравнительных эпитетов.

Он притягивал. Как чертов магнит. Как… как не знаю кто. Не знаю, как называется это безумство. Влюбленность? Любовь? Страсть? Запечатление? Нет. Ничего из того, что я испытывала, невозможно было описать этими словами. И для меня осталось только одно.

Притяжение.

Мы просто посидели в кафе. Он просто угостил меня кофе. Немного пообщались. Я едва не выдала о себе всю подноготную и проявляла просто чудеса самоконтроля, вовремя мешая правду с выдумкой.

Гектор Кратт смотрел на меня своими льдистыми глазами, насмешливо пускал блики от очков и, казалось, знал, когда я вру. Но молчал. А я не спешила исчезать.

И уже вечером, лежа на кровати снятого номера в гостинице неподалеку – мотаться в город каждый раз было неудобно, – я корила и ругала себя последними словами.

Я влюблялась в подростковом возрасте. Я помню это ощущение бессилия, когда все слова объекта воздыхания для тебя абсолют и истина в последней инстанции. Но здесь было не так. Да, я иногда уплывала в непонятное состояние рассеянности, но при этом все же контролировала себя. Такое чувство, будто адреналин, который я испытывала рядом с этим человеком, отбивал мне напрочь все мозги.

Это были не розовые блестки, застившие глаза и уши, это скорее… танец на краю пропасти, когда один неосторожный шаг – и ты летишь. Как будто на одном конце веревки я, а на другом – опасный хищник. Я не могу убежать – веревка не даст. Но и приближаться неимоверно страшно, хотя и хочется.

И все же… Нет. Все же это больше магнит. Гравитация. Одно тело вращается вокруг другого.

Все мое существо вращается вокруг него.

Странно. Страшно. Глупо.

Грустно.

Я же знаю кто он. Знаю. Он – гениальный ученый, который, я просто уверена, не остановится ни перед чем, чтобы добиться результата. А я, скорее всего, скоро стану его врагом. Когда наконец, доберусь до лабораторий в пещерах.

А я доберусь.

Потому что мне это надо. Надо понять, есть ли там дети? Есть ли там подопытные без права выбора, как когда-то были мы?

Пробраться в пещеры я могла. Мне только надо было попасть внутрь Научного городка. Снаружи – нет. Даже выйти можно было только изнутри. Надо только знать как. И на то, чтобы это все знать, мне нужно было стать собакой. Днем. В месте, полном камер, датчиков слежения и ученых.

Я самоубийца.

Сердце больно кольнуло. Прости, Мира, я собираюсь использовать тебя. Использовать себя. Чувства. Придется сблизиться с Гектором. Опасно, ведь я могу передумать. Но надо. Мне надо это узнать.

Хотелось скулить. Иногда действительно хотелось вести себя как какая-то собака, хотя на самом деле, я не была собакой. Просто похожа на нее. Но и не волк. Из всех животных, которые мне выдал интернет, я по сути не являлась ни одним из них.

Если днем я была похожа просто на очень худую черную псину с острыми ушками неясной породы, то ночью… у меня шерсть светилась! Похоже солнечный свет, что я впитывала днем, даже будучи человеком, ночью врубал флюорисцентные клетки в моей шерсти.

Что, кстати было весьма любопытно. При изменении у меня резко и быстро отрастала шерсть. Что на самом деле больно и страшно, так как в первый момент ощущение, будто тебя на куски разрывают. На такие, очень маленькие куски. На молекулы, короче говоря.

А вот когда я становилась обратно человеком, шерсть выпадала. Тоже не очень приятно, так как терморегуляция меняется одной из последних, а потому при обратном изменении приходится проживать через ощущение невероятного холода. Так вот сама шерсть не просто отпадала. Она очень быстро исчезала. Буквально полчаса – и все. То ли истаивала без какой-то подпитки от тела, то ли сгнивала резко, то ли еще какие процессы в моем ненормальном организме запускались.

В принципе, это было очень удобно. Собачкой я была немаленькой. Шерсти при этом тоже было достаточно. А каждый раз убирать кучу коротких волосков и при этом не попасться кому-нибудь любопытному, было бы очень обременительно. Хоть за это спасибо организму.

Впрочем, как и за нечитаемую ДНК. Совсем нечитаемую. С учетом того, что большая часть ее была изменена, а значит и неизвестна научному сообществу, это спасало меня опять же от излишнего любопытства.

Нет, если бы меня проверили, то явно задались бы вопросом – почему это вдруг так у совершенно обычного человека.

Но.

Подобный результат выдавало еще и при нарушении образцов. Так что, за это я тоже не особо волновалась.

Гектор мог бы докопаться. И докопается при случае. А значит что? Значит такого случая ему давать не следует. А еще постараться контролировать это притяжение. Может, это что-то из животных инстинктов?

Хм… Надо будет подумать.

С этими мыслями я и провалилась в сон.

* * *

Бумс. Бумс. Бумс.

– Может, хватит? – недовольно проворчал Лерман.

Я с тихим выдохом подняла голову от стола.

Молодец, Мира. Хотела узнать наверняка? Узнала. Лерман, мальчишка с кошачьими глазами, прищурившись смотрел на меня.

Узнала и нашла.

Пробралась в пещеры за зданиями я только через месяц. Так долго получилось из-за того, что я слишком аккуратно слонялась по Центру. Иногда мне удавалось замаскироваться и притвориться другим человеком. Даже сканеры обманула. Ну и да простит меня некая Лайла за сорванную экскурсию и стыренный бейджик.

Я не скрывала от Гектора, что поселилась неподалеку. Оправдывала это все книгой, которую пишу. Кстати, я даже написала несколько глав. Увлекательное занятие, на самом деле. Только доктору читать не давала. Так, всего парочку моментов.

Я же говорила? Он – гений. Он слишком быстро поймет, что я пишу не просто о ком-то, а о себе. А давать такие наводки ему я не собиралась. Может быть потому, что я писала фэнтези про девочку-оборотня, а может, потому что просто боялась. Я боялась очень сильно. Страх преследовал меня постоянно. Иногда просто как фон, иногда ярко, резко.

Страх бывает разный. Иногда это просто будоражащий адреналин, смешанный с восторгом и восхищением. А иногда это страх с чувством вины. Удушающим, горьким, ядовитым чувством.

А я виновата. Нет, ну вроде ж правильное дело делаю, хочу прекратить, если есть, издевательства над детьми. Хотя многие не назовут это издевательствами, такое уж у нас общество. С другой стороны – я обманывала Гектора. Мужчину, которым восхищалась, которого уважала, который меня притягивал и в которого я, несмотря на все старания, влюблялась.

Хуже всего то, что я осознавала это. Что он мне нравится. Что я восхищаюсь его умом и знаниями.

Мы ведь общались. Всегда, когда виделись. Каждый раз я делала вид, что это случайность, но каждый раз искренне радовалась. А больше всего меня пугало то, что заинтересовала его. И хотя девочка по имени Мира всегда была склонна к романтике, девушка Мирависса умела отличать фантазии от реальности.

Конечно же мне хотелось, чтобы он меня любил. Очень. Но в то же время я понимала, что мы по разные стороны баррикад, даже если сам Гектор об этом не знал. И я не хотела. Не хотела, чтобы у него возникали какие-то чувства. Это казалось невозможным в принципе. Разве можно ожидать слов любви от расчетливого, холодного и слишком умного человека. Человека педантично контролировавшего свою жизнь. Сомневаюсь, что чувства сюда вписывались: в его жизнь, в его работу, в его логику.

Но я его интересовала. Это я знала точно. Правда, до конца не была уверена в том, как кто: как девушка или все же как эксперимент, назначения которого я не знала?

Но у меня все еще была цель. И в какой-то момент я ее добилась.

Камеры. Мне нужно было знать расположение камер. Просто высматривать их – слишком подозрительно. Но когда гуляешь по Центру с одним из его руководителей, тебе открыты многие двери. Мешая искренность с ложью, я строила из себя интересную, с поверхностными знаниями, девушку, которая искренне интересовалась чем-то новым.

Беседы с ученым и его коллегами действительно были очень увлекательными.

И полезными.

Однажды я все же попала с Гектором в здание охраны. И увидела камеры. Я запомнила. Ох, этому в свое время пришлось учиться долго. Профессия журналиста обязывала, да и просто интересно было. В голове уже была объемная карта всей доступной мне на данный момент территории. Теперь в ней высветились, как будто обведенные маркером, кусочки, которые были под наблюдением.