Читать книгу: «Мое лицо первое», страница 4

Так далеко и так невообразимо близко

Меня вызвали прямо с коллоквиума. Секретарша из администрации факультета засунула прилизанную голову в аудиторию и объявила, что Чили Даль жаждут видеть в деканате. Я чуть кирпичей не наложила: у меня что, слишком много пропусков? Или с курсовой какая-то проблема? А может, с зачетом по методике? Но почему тогда выдергивают прямо с пары? Что за срочность?

Кристина пихнула задремавшего Микеля под локоть, зашептала ему в ухо. Оба проводили меня сочувственно-обеспокоенными взглядами. Я молча проследовала за секретаршей в деканат. Ее напряженная спина так и кричала, что там меня не ожидает ничего хорошего. И точно: уже на подходе через стекло офисного аквариума я различила две фигуры в черной униформе. Полицейские! Совпадение?

В груди неприятно екнуло, а перед глазами пронесся перечень всего криминала, совершенного мною за последние месяцы. Блин, как же скучно я живу! Ничего страшнее вождения велосипеда в нетрезвом виде и без фонарей даже не припомнишь. За это, конечно, тоже по головке не погладят, но вряд ли панцири⁷заявились в универ посреди учебного дня только для того, чтобы заставить меня дыхнуть.

– Чили Даль? Я – Аллан, а это моя коллега Ребекка. – Полицейские по очереди пожали мне руку. Я заметила у обоих на поясе кобуру и рацию. Боже, они бы еще в бронежилетах сюда приперлись! – Простите за беспокойство, но нам необходимо с вами поговорить. Надеюсь, вы не возражаете?

Я скосила глаза на секретаршу, успевшую занять стратегическую позицию за своим компьютером, и несколько столь же прилизанных дам, которые с жутко деловым видом пялились в свои мониторы. Казалось, я вижу, как уши у них вытягиваются и встают торчком.

– А о чем, собственно?

– Нам любезно предоставили кабинет для беседы. – Смуглая полицейская, в чертах которой сквозило что-то восточное, махнула в сторону одной из дверей дальше по коридору: – Давайте пройдем туда, и мы вам все объясним.

Ха, как будто у меня был выбор.

В небольшом помещении, где обычно проходили беседы с научным руководителем или специалистом по карьере и профориентации, стоял на столе графин с водой, рядом белела стопка пластиковых стаканчиков. Под одним из стульев валялась смятая салфетка, еще не обнаруженная уборщицей. Я отодвинула соседний. Полицейские уселись напротив.

Внезапно мне стало нечем дышать. Как будто из тесной комнаты выкачали весь кислород. Моя грудь судорожно вздымалась, но воздух не поступал в легкие. Внутренности скрутило, я чувствовала подступающую дрожь в ногах и пальцах.

– Что с вами? Вам нехорошо? – Панцирь, назвавшийся Алланом, обеспокоенно нахмурился, снял верхний в стопке пластиковый стаканчик, нерешительно им похрустел. – Может, воды?

Я задержала дыхание и медленно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы. Спокойно, это не коллеги Свена Винтермарка. Мы в сотнях километров от Хольстеда. Это другое полицейское управление и вообще даже не допрос.

– Спасибо, все нормально. – Я засунула подрагивавшие пальцы между коленями. Как обычно, на отливной волне приступа я ощутила благостное спокойствие и расслабилась. – О чем вы хотели со мной поговорить?

Полицейские переглянулись.

– О Дэвиде Винтермарке, известном широкой публике как Шторм, – взяла слово смуглянка Ребекка.

У меня возникло ощущение дежавю. Выходит, неуемному Кавендишу мало было самому мне названивать. Теперь он решил еще и панцирей на меня натравить!

– Послушайте… – Я старалась говорить спокойно и смотреть копам прямо в глаза – кажется, так делают те, кто искренен? – Я уже все рассказала Генри Кавендишу, агенту Шторма. Мы разговаривали в четверг, и, поверьте, с тех пор у меня никаких новостей о Дэвиде.

Полицейские молча сверлили меня бездушными взглядами. Наверное, такие вырабатываются в душных, провонявших потом подозреваемых опросных, где людям в черном часами приходится мурыжить всяких бедолаг. Меня начала раздражать эта игра в гляделки.

– Не понимаю, зачем вообще было вмешивать полицию, – пробормотала я, переводя глаза на окно. Начался дождь, и первые капли прокладывали по стеклу неуверенные извилистые дорожки.

Старший в паре, Аллан, хмыкнул, а Ребекка, по виду едва окончившая полицейскую школу, заявила с неприязнью:

– Вообще-то, именно полицию вмешивают, когда бесследно исчезает человек. А разве вам не все равно, что случилось с вашим другом?

Я сдавила коленями ладони и снова взглянула на полицейских. Ну точно, подозрительность в карих и голубых глазах + 20 lvl. Ладно, давайте сразу расставим все точки над «i».

– Десять лет назад мы с Дэвидом в течение нескольких месяцев учились в одном классе и жили через дорогу друг от друга. Несколько месяцев десять лет назад, офицер. Вы следите за судьбой всех одноклассников из вашего бывшего восьмого «А»? Поддерживаете с ними связь? – Я уставилась на Аллана, пытаясь представить этого рослого тридцатилетнего мужчину мальчуганом с зелеными от травы коленками. – Или это был восьмой «В»? Меня, конечно, беспокоит, что от Шторма нет вестей, но…

Губы панциря дрогнули в намеке на улыбку, глаза неожиданно потеплели:

– «В». Я учился в «В». И до сих пор общаюсь почти со всеми в фейсбуке. А в прошлом году был на встрече выпускников… Но даже если не так, – голубизна его глаз внезапно покрылась ледком, – у меня бы точно сложилось особое отношение к парню, по делу которого я проходил одним из основных свидетелей.

Слова полицейского ударили меня под дых. Несколько мгновений я сидела, тупо пялясь на стопку пластиковых стаканчиков, и беззвучно шевелила губами, отыскивая потерянные слова.

Ну, конечно. Первое, что они сделали – это пробили CPR номер⁸Дэвида по своей базе.

– Я даже не выступала в суде, – пробормотала я. – Мои показания сняли на видео.

– Потому что вам на тот момент еще не исполнилось пятнадцати лет, – кивнула въедливая Ребекка.

Наверное, она в полиции новичок, вот и рвет жопу на службе.

А дальше на меня посыпались вопросы:

– Вы поддерживали связь с Дэвидом после суда?

– Нет.

– Вы знаете, где он может сейчас находиться?

– Нет!

– Какие отношения вас связывают?

– Кто, по вашему мнению, мог бы желать Дэвиду зла?

Тут я не выдержала и взорвалась:

– Да кто угодно! Он же селебрити. Знаете, сколько у него фанатов только в инстаграме? И какие психи ему там пишут?

– Вы же только что говорили, что не следили за жизнью Дэвида после того, как ему вынесли приговор? – Ребекка с рвением молодой легавой решила подловить меня на слове.

Пришлось, скрепя сердце, объяснить копам про инсту и даже показать комментарии горячо желающих забеременеть от Шторма девиц.

– Можно? – Панцирша поколдовала над моим мобильником: то ли отправила себе скриншот, то ли поделилась аккаунтом модели.

Аллан по старинке пометил что-то в небольшом блокноте с потрепанной обложкой.

– Шторму угрожали? – перехватил он инициативу.

Я пожала плечами:

– Возможно. – И поделилась своими мыслями по поводу удаленных Дэвидом фотографий и его временного отсутствия в «Инстаграме».

Копы снова обменялись непроницаемыми взглядами.

– Вы подозреваете кого-то конкретного? – посмотрел на меня Аллан. – Быть может, за угрозами стоял кто-то из прошлого Шторма?

– Все-таки не у всех за плечами имеется судимость и приговор к бессрочному психиатрическому лечению, – прибавила, сверкнув глазами, Ребекка.

Я отплатила той же монетой и облокотилась на стол.

– Приговор ведь давно пересмотрен, так? Дэвид здоров. Иначе его бы не выписали.

– У любого может случиться рецидив, – скривила нетронутые помадой губы панцирша.

– А что, кто-то еще умер? – ляпнула я и тут же пожалела об этом.

История повторяется. Я снова становлюсь для Дэвида прекрасным адвокатом.

Коллега Ребекки только головой покачал:

– Давайте не будем заниматься домыслами. Сосредоточимся на том, что нам известно. Мы разговаривали с аэропортом Каструп. Дэвид прошел паспортный контроль восемнадцатого января в десять тридцать два утра. Затем его кредитка засветилась при билетном контроле в скором поезде Копенгаген – Фредерисия. Во Фредерисии Дэвид должен был пересесть в региональный поезд до Хольстеда. Но пассажир с его данными билетный контроль в тот день не проходил. Впрочем, как и в последующие дни, – подытожил Аллан, сверля меня взглядом.

Я машинально сжала сплетенные пальцы. Значит, Дэвид все же прилетел в Данию. И даже доехал до Фредерисии. А оттуда до Хольстеда рукой подать. Немыслимо!

– Может, кредиткой Дэвида воспользовался другой человек? – предположила я. – Ну, может, его ограбили в аэропорту или на вокзале.

– Заявлений от имени Дэвида Винтермарка к нам не поступало, – отмел мою версию полицейский.

– Фредерисия – узловая станция, – озвучила Ребекка всем известный факт. – Что, если Дэвид пересел там на поезд до Орхуса? – Ее темные глаза уперлись в меня так, будто хотели сделать фронтальную лоботомию.

– До Орхуса? – Я непонимающе нахмурилась, но тут меня осенило: – Вы к чему клоните? Я ведь уже сказала, что не видела Дэвида с…

– Вы знали, что он проходил лечение в детско-юношеском региональном центре в Рисскове? Сколько это километров от Орхуса? Четыре? Пять? – Судя по ее торжествующему виду, этот козырь Ребекка приберегала в рукаве с самого начала.

– В каком году вы переехали в Орхус, Чили? – Аллан хрустнул пластиковым стаканчиком, который так и крутил в пальцах. – Сразу после окончания школы?

– Вы навещали Дэвида во время его лечения? – подхватила его напарница.

Так далеко. И так невообразимо близко.

Край стола пронесся передо мной убегающей косо к горизонту полоской рельс. Качнулись над головой сосны, пахнуло хвоей. А потом пришла темнота.

Почему молчит Дэвид?
Одиннадцать лет назад

25 октября

Сегодня Монстрик не пришел в школу. В общем, я могла его понять. Будь я на его месте, после вчерашнего вообще бы в эти стены больше носа не показала. Перевелась бы в другое заведение, а еще лучше – переехала на другой конец страны и сменила имя. Вот только вряд ли предки Дэвида подписались бы на такой план. Нетрудно представить, как парню сейчас хреново.

Зная своих одноклассников, Монстрик наверняка предвидел, что его унижение быстро станет достоянием общественности. И действительно: стриптиз Винтермарка перед девчонками, закончившийся молочной кульминацией, сегодня стал новостью дня. Без всяких угрызений совести Тобиас и компашка в лицах разыгрывали пьесу «Как мы опустили Гольфиста» – к восторгу жадной до зрелищ публики.

Отвратительное шоу и дружный ржач одноклассников укрепили мое решение поговорить с Дэвидом. Нужен был только благовидный предлог, чтобы заявиться к нему домой. И такой, к счастью, нашелся. На английском нам задали совместный проект: доклад о каком-либо известном человеке, американце или британце. Знаменитость мы могли выбрать сами.

Ребята начали разбиваться на группы по трое и четверо, чуть не дерясь за право рассказывать о Бритни Спирс или Бекхэме. Вскоре неохваченным остался один Дэвид. Не то чтобы никто не хотел с ним работать: несмотря на статус чмошника, он считался выгодным приобретением, когда дело касалось проектов. Еще бы, его одногруппникам можно было балду пинать, пока Гольфист старательно строчил доклад за всю группу. Ну а для разнообразия можно было и побить его – просто потому, что он написал слишком мало, слишком много или слишком заумно. Устную презентацию ведь приходилось делить на всех. Тут Дэвид, по обыкновению, молчал, понижая общую оценку, но это же мелочи по сравнению с халявным докладом!

Сегодня про отсутствующего просто забыли и вспомнили, только когда простуженная англичанка обвела класс красными, слезящимися глазами со словами:

– Кто хочет взять к себе Дэвида? – Из-за заложенного носа имя она произнесла как «Тэвит».

– Кто хочет сыграть в гольф? – пропищал кто-то дурашливым голосом с задней парты.

По рядам разнеслось фырканье. Тобиас ухмыльнулся и вытянул руку, но я опередила его:

– А можно Дэвид будет со мной, Катриной и Аней?

Кэт больно пихнула меня в бок, но было уже поздно.

– О, новенькой понравился стриптиз. Дайте два! – снова тот же дурацкий писк.

Фырканье переросло в конское ржание. Англичанка скривилась, прижав одну руку ко лбу, и подняла свободную руку, утихомиривая учеников:

– Отлично, Дэвид войдет в группу Чили. Сдаем работы на следующей неделе. И не забудьте воспользоваться планом презентации, который я вам раздала! – Последние слова ей пришлось выкрикнуть, чтобы заглушить пронзительную трель звонка.

– Ну и зачем тебе это понадобилось? – ворчала Кэт, шаркая за мной на перемену и выражая всем видом ущемленную мрачность.

– А чем ты недовольна? – неожиданно поддержала меня Аня. – Пусть Гольфист старается. У нас же туса, потом все выходные отходить… Не до инглиша будет.

– А вдруг он еще неделю дома собирается отсиживаться? – Катрина нервно содрала корочку с прыща на щеке. – И про задание вообще ни сном ни духом?

– Можно ему позвонить, – предложила я невинно.

Девчонки одновременно фыркнули.

– Как ты с ним будешь разговаривать? Он же молчит, чучело огородное! – Кэт сгорбилась и уставилась в пол, раскорячившись в коридоре навроде пугала. Монстрика изобразила.

– Да у него и мобильника нету. – Совиные глаза Ани стали еще больше за очковыми линзами. – Прикинь?

Я решила воспользоваться шансом и задала давно интересовавший меня вопрос:

– А Дэвид разве немой? В смысле я думала, что немые не могут издавать звуков, а вчера он… кричал. – Мой голос невольно дрогнул на последнем слове, и я поспешила замаскировать это кашлем.

– Ага, немой. Щас! – Аня обнажила брекеты. – Гольфист прекрасно может разговаривать, когда ему это нужно. Скажи, Кэт?

– Ну, – подтвердила ее подружка, разглядывая в карманном зеркальце красноватую отметинку на щеке. – Подойдет к тебе близко-близко, смотрит в пол и бормочет себе под нос: фиг разберешь, чего хочет. Прям мороз по коже. – Катрина передернула покатыми плечами.

Я задумалась.

– А вы не боитесь тогда, что Дэвид может рассказать обо всем отцу? Ну, тот все-таки полицейский.

Аня хихикнула:

– Кто расскажет? Гольфист-то?

– Не, – тряхнула лиловыми волосами Кэт. – В прошлом году оба седьмых класса в лагере были неделю. Так там Гольфиста на всю ночь привязали к флагштоку в одних труселях. Ну, в общем, тогда к нему кликуха и приклеилась. В мае дело было, но стоял колотун, градусов десять – это днем. Чмошник подхватил воспаление легких, так и то ни слова никому не вякнул. А тут подумаешь – молоком плеснули. Шутка. – Она запрыгнула на подоконник и принялась болтать ногами в расписанных разноцветными фломастерами конверсах.

Я представила длинное тощее тело Монстрика, тускло белеющее во мраке; хлопающую на ночном ветру веревку, по которой поднимают флаг; сову, вторящую из темноты жутким бесприютным звукам… Дэвид не кричал или ему на всякий случай заткнули рот?

Я поежилась и обхватила себя руками.

– Так, может, с ним что-то… ну, не в порядке?

– Угусь. Не в порядке. – Кэт закатила глаза и покрутила у лилового виска пальцем. – С головкой.

Аня заговорщицки понизила голос:

– Говорят, он типа аутист.

Все, что до того момента знала об аутистах, я почерпнула из фильма «Человек дождя». Хм, признаться, что-то общее у Дэвида с Рейнменом действительно было. Тот тоже почти не разговаривал и смотрел куда-то в пространство. Хотя Дэвид, конечно, не инвалид. Даже учиться мог бы на отлично, если бы преподы оставили попытки вытянуть из него хоть слово.

– Так типа или аутист? – решила я сразу прояснить все до конца.

Аня страдальчески нахмурилась, а Кэт закинула в рот вытащенную из кармана жвачку, предложив пару зеленых подушечек и нам.

– Тебе-то не все равно? – жуя, сказала она. – У него вроде что-то такое на «г». Страшная хрень, не лечится.

– Нет, лечится! – возразила Аня, снова округляя и без того выпученные по-коровьи глаза. – Зачем его тогда к психологу таскали? Или к психиатру… – Она снова нахмурилась.

– Да мамаша его просто с моста уронила! А на «г» у гомика геморрой! – заржал Тобиас, очевидно слышавший обрывок нашего разговора, и взгромоздился на подоконник рядом с Катриной. – Ну че, красавица, решила, с чем придешь на тусу?

Дома, в спокойствии своей комнаты, я залезла в Интернет и пошарила по сайтам, связанным с аутизмом. Как выяснилось, под этим термином скрывается целая куча различных психических расстройств – от тяжелых, как в фильме про Рейнмена, до довольно легких. Так они и называются: расстройства аутического спектра. Возможно, говоря про «г», Аня имела в виду синдром Аспергера? Тогда у Монстрика все не так уж плохо. Люди с этим заболеванием вообще часто бывают гениями. Вот, например, наше все – Ганс Христиан Андерсен. Или Эйнштейн. Ньютон. Моцарт. Билл Гейтс! Ну, уж насчет последнего я стопроцентно уверена: Билл Гейтс скорее из Монстрика вырастет, чем из таких дебилов, как Тобиас или Еппе.

Хм, может, спросить насчет аутизма у папы? Так, ненавязчиво. Типа нам на биологии задали реферат. Хотя вдруг папа тесно общается с биологичкой? Фиг знает, о чем они трындят у себя в учительской. Нет, лучше уж я как-нибудь сама. Путем анализа и наблюдений.

Вот, кстати! По моим наблюдениям, скоро к соседям будет идти неприлично поздно – как раз попаду на время ужина. А я запланировала сегодня передать Дэвиду распечатку и задание по инглишу. Ну и заодно сказать, что необязательно ему дома отсиживаться. Во-первых, буря уже отгремела, завтра стриптиз у пруда затмит другая новость. Да хотя бы приближающаяся вечеринка. А во-вторых, есть в классе люди, которые вовсе не на стороне буллеров. Ну, может, и не люди. Может, один человек. Но он же все-таки есть! И очень близко. Совсем рядом, можно сказать.

Зашибись! Я только что сходила к Винтермаркам. Но Дэвида так и не увидела. Зато тесно пообщалась с его старшим братом – по-моему, даже слишком тесно. Ну ладно, обо всем по порядку. Блин, пишу это, а буквы в дневнике так и скачут. Еще бы…

Как раз Эмиль открыл, когда я позвонила в дверь виллы Винтермарков, сжимая во вспотевшей руке листочек с планом презентации. Был парень в одних спортивных штанах и босиком. Он энергично растирал влажные волосы полотенцем – наверное, только что из душа вышел. Я чуть не зажмурилась от обилия мускулистой плоти на расстоянии вытянутой руки.

– О, соседка! Заходи, – просиял брат Монстрика, закидывая полотенце на широкие плечи и благоухая ментоловой свежестью.

Мой взгляд уткнулся в темные кустики волос под мышками, и я поспешно перевела глаза вглубь коридора. Блин, надеюсь, Эмиль не заметил, как я на него пялилась!

– Привет, а Дэвид дома? – от волнения я говорила так быстро, что слова наскакивали друг на друга. – Его сегодня в школе не было, вот я и принесла ему домашку. В смысле у нас общая презентация. В группе. Вот. – Я сунула Эмилю под нос уже основательно измятый листок.

– Воу, какая ты шустрая! – Парень сделал испуганные глаза, но тут же рассмеялся. – А мне это даже нравится. – Внезапно он шагнул вперед, почти коснувшись меня распаренным обнаженным торсом. – Придешь к Тобиасу на тусу?

– А… – у меня вдруг вылетело из головы, зачем я вообще туда приперлась, – разве девятый класс там будет?

– Обижаешь, Перчик. – Я вдруг поняла, почему меня раздражает улыбка Эмиля. В ней слишком много зубов. – Мы ж с Тобиасом в одной команде. Так ты придешь?

Блин, знала бы я, что он так прицепится!

– Меня зовут Чили, – поправила я Эмиля, подпустив в голос льда. – И я с Еппе, если что.

Сама бы никогда не подумала, что буду использовать этого идиота как прикрытие! Если честно, чем дальше, тем меньше мне хотелось идти на эту треклятую вечеринку.

– Еппе? – Густые ровные брови Эмиля взлетели к кромке темных волос. – Какой еще на фиг Еппе?

– Натуральный блондин, – заявила я, решительно сложив руки на груди, которую обшаривали Эмилевы зенки. – Так где там Дэвид? – Я качнулась в сторону и вытянула шею, пытаясь разглядеть, есть ли кто-то в гостиной, через ее открытую дверь.

– А Дэвид в подвале, – с готовностью сообщил один из близнецов, возникший в конце коридора, лепясь к дверному косяку. В руке он сжимал собранного из «лего» оранжево-черного трансформера.

А я и забыла, что у Монстрика комната в цокольном этаже.

– Спрысни на фиг, Лукас! – рявкнул обернувшийся на детский голос Эмиль.

– А я маме скажу, что ты снова лугаешься. – Из-за плеча мальчика показалась голова сестры, укоризненно качавшей крысиными хвостиками.

– Позови-ка мне Дэвида, Лукас, – улыбнулась я, старательно демонстрируя дружелюбие.

– Не-а, – близняшки синхронно покачали круглыми головами.

– К нему низя, – пояснил мальчик.

– Его запелли. – Девочка выставила перед собой руки и с гордостью показала мне накрашенные вкривь и вкось малиновым лаком ноготки. – Нлавится?

– Да сдрисните отсюда уже оба! – Эмиль замахнулся полотенцем и громко топнул, будто собирался погнаться за братом с сестрой.

Мелкие взвизгнули и бросились наутек.

– Достали уже, клопы, – проворчал парень, снова поворачиваясь ко мне.

– А что значит, – я поежилась в коридоре, который вдруг показался мне слишком тесным и темным, – Дэвида заперли?

Эмиль широко улыбнулся:

– Не заперли, а заперся. Мия не только «р» не выговаривает, но и в словах путается иногда. Говорят, – он понизил голос и подступил еще ближе, вынудив меня прижаться спиной к закрытой двери, – кто-то из ваших подшутил над ним вчера. Вот он и не хочет никого видеть.

Я не выдержала взгляда темных глаз и уставилась в стенку, на которой торчали какие-то рога, служившие вешалкой для ключей. В голове билась мысль: «Неужели Эмиль знает, что я там была?»

– Это… трудно назвать шуткой. – Я сглотнула. Пересохшее горло царапнуло. Казалось, я даже через одежду ощущала жар, идущий от груди и живота почти незнакомого парня. Между мной и его обнаженной кожей оставался только тонкий листок бумаги, который я держала перед собой как щит. – Я… в общем, я хотела извиниться. За то, что случилось с твоим братом. Это было ужасно, и…

– Да ладно. – Я вздрогнула, когда Эмиль коснулся моей щеки, и вскинула на него глаза. Мы говорили о Дэвиде, но я поняла, что сейчас его брат меньше всего думает о нем. – Не убивайся, Перчик. Дэв переживет.

Угол его рта тронуло подобие усмешки – жесткой усмешки, которая мне не понравилась. Так же мне не нравилось чувствовать себя загнанной в угол между дверью и стеной, чувствовать чужую ладонь на лице. «Блин, вот же вляпалась! – подумала я. – И где, интересно, старшие Винтермарки? Тоже в подвал провалились?»

Я не верю в Бога, но считаю, что какие-то высшие силы все же существуют, и вот тому подтверждение: стоило мне вспомнить о родителях Эмиля, как за дверью завозились, зашаркали, и тяжелая створка толкнула меня в спину. Парень мгновенно отскочил от меня на метр, полотенце укрыло голые плечи.

– Пап? Привет. – Я уже поняла, что идеальная улыбка Эмиля была фальшивой насквозь. – А к нам вот тут соседская девочка зашла. Передать домашку для Дэвида.

Бульдог, наверно только что вернувшийся с работы, буркнул в мою сторону что-то, что с натяжкой можно было принять за приветствие. Он тяжело потопал вглубь дома, тесня своей тушей Эмиля и рокоча:

– Сюзанна! Сюзанна, черт бы тебя побрал! У тебя под носом сын голый с какой-то девкой обжимается, а ты зад от дивана оторвать не можешь!

Представь себе, дорогой дневник! Этот старый козел так и сказал: «С какой-то девкой!»

Меня бросило в жар, я с трудом нащупала ручку двери дрожащими пальцами и положила несчастный листок на приткнувшийся у стены столик для перчаток.

– Это для Дэвида. Передай ему, пожалуйста.

Тридцать метров, отделявшие крыльцо Винтермарков от нашего, я проскочила за секунду: даже не чувствовала, как ноги касаются земли. Захлопнув за собой дверь, я привалилась к ней всем телом, будто Эмиль с папашей гнались за мной по засыпанной листьями дорожке. Кровь бешено пульсировала в горле, колени тряслись, перед глазами мелькали темные пятна. В таком состоянии меня и обнаружил папа, забредший в коридор с ключом от почтового ящика.

– Чили, золотце, нельзя же так хлопать дверью. Дом уже старый, штукатурка со стен сып… Что это с тобой? – Он подвинул на переносицу сползшие на кончик носа очки и поспешил ко мне, запнувшись о выступающую половицу. – Малыш, на тебе лица нет! – Папины большие теплые руки легли мне на плечи, легонько сжали, и я не выдержала.

– Крыса! – выпалила я первое, что пришло в голову, и уткнулась в уютно пахнущий трубочным табаком и книгами пиджак. – Я увидела в саду огромную мерзкую крысу. Она бросилась ко мне, и… и… – От необходимости продолжать меня избавили рыдания.

– Крыса? – Папа крепко-крепко прижал меня к себе, в голосе его прозвучали беспокойство и недоумение. – Господи, откуда тут крысы? Она тебя укусила?

Я провыла что-то нечленораздельное, возя мокрым носом по вельветовому лацкану. Пока папа успокаивал меня, гладя по спине и обещая вызвать службу по борьбе с вредителями из муниципалитета, я почему-то думала о Дэвиде.

Окажется ли запертая дверь для него достаточной защитой от крыс?