Читать книгу: «Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2», страница 2

Третий принц вежливо улыбнулся.

– Генералы тех времен склонялись перед Дун Хуа не только потому, что он был хорош в бою. Безграничной силы недостаточно, чтобы владеть небом и землей. – Лянь Сун указал на свою голову. – Нужно и здесь что-то иметь.

Договорив, он создал в воздухе поле для ставок, призвал свое копье Преодоления, указал его наконечником на имя Дун Хуа, потом улыбнулся господину Мэну и Сяо-Яню:

– Господа, ваши ставки?

Глава 2. Мне и этому тебя учить?

Фэнцзю не знала, сколько проспала.

Хотя все плыло, будто в тумане, и она ничего не понимала, время от времени она что-то чувствовала. Кто-то ее обнимал.

Ей казалось, что она знает того, кто это делает, но почему-то не могла вспомнить имя. В воздухе витал едва различимый аромат белого сандалового дерева – и он тоже был ей знаком. Но между ней и этими воспоминаниями будто встала пелена густого тумана, и оттого своим ощущениям она не доверяла.

После долгих объятий Фэнцзю ощутила, что ее укладывают на что-то мягкое. Почувствовав себя более уютно, она расслабилась в руках, которые ее держали.

Поскольку она плавала где-то по грани между сном и явью, а боль накатывала волнами, сил на что-то еще у нее не осталось. Лежать так ей нравилось, было удобно.

Однако боль не проходила.

Фэнцзю не умела терпеть боль. Она догадывалась, что всякий раз, когда терпеть не было мочи, она кричала, не жалея горла. Каждый раз, когда она доходила до предела, рядом оказывалась рука, которая уверенно приподнимала ее и вливала что-то ей в рот. Это что-то сильно пахло кровью, пить его было неприятно, но каждый раз, когда оно доходило до горла, боль значительно утихала, и Фэнцзю в конце концов решила, что вливают в нее что-то хорошее.

Когда она задыхалась, кто-то медленно похлопывал ее по спине. Когда она металась по кровати, кто-то крепко придерживал ее за руку. Когда она хныкала от боли, кто-то сжимал ее в объятиях. И она продолжала хныкать, даже если ничего не происходило.

Когда в голове начало проясняться, Фэнцзю изо всех сил попыталась определить, кто все же за ней ухаживает. Ее спаситель заботился о ней так тщательно и вдумчиво, явно с далекоидущими планами. Но чем больше Фэнцзю пыталась думать, тем сильнее затуманивался ее разум.

Время текло, словно ручей, в котором колебался отраженный поток лунного света. Утекало беззвучно, все дальше и дальше. Перед внутренним взором Фэнцзю, среди бессвязных мыслей, мелькало множество знакомых лиц. Наконец они остановились на женщине, которая была весьма со вкусом одета и двигалась тоже очень изящно. Это была мать ее матери, ее бабушка, старшая госпожа Фу Ми. На этом моменте у Фэнцзю совсем разболелась голова.

Бабушка сидела в гостевом зале их семьи и о чем-то разговаривала с матерью.

Хотя госпожа Фу Ми казалась вполне дружелюбной, на самом деле она была опасной и весьма придирчивой старушкой. Целью ее жизни было удачно выдать дочерей замуж. Благодаря тщательным расчетам семь ее дочерей действительно вышли замуж очень удачно. Но после того как она выдала замуж всех дочерей, жизнь ее потеряла былую полноту.

Госпожа Фу Ми маялась два тысячелетия, пока однажды отец Фэнцзю не решил собрать всю семью для празднования дня рождения мужа госпожи Фу Ми – дедушки Фэнцзю по матери. Отец привел Фэнцзю, чтобы угостить бабушку Фу Ми чаем. Почтенная госпожа, достигшая в устроении жизни родни высочайшего уровня и теперь мерзшая на вершине своей проницательности, с радостью обнаружила новую высоту – ее старшей внучке Фэнцзю исполнилось более тридцати тысяч лет.

А значит, ей уже можно было начать подыскивать мужа.

Почтенная госпожа обрела новую цель в жизни и стала частым гостем в доме своей старшей дочери.

* * *

Фэнцзю спряталась за оградой маленького сада и навострила уши, прислушиваясь к тому, о чем говорят ее бабушка и мать. Она услышала, как бабушка сказала:

– Я потому планирую свадьбу Цзю-эр так рано, что хочу предоставить ей хороший выбор. С ее внешностью и характером, Цзю-эр должна непременно выйти за сына знатного не менее чем в трех поколениях семейства. Однако не все сыновья знатных семейств – хороший выбор. Например, муж твоей второй младшей сестры советовал младшего сына владыки вод Южного моря. У него выдающаяся наружность и подходящее происхождение, но, к сожалению, в его руках нет никакой настоящей власти. Я считаю, что достойный Цзю-эр мужчина должен быть облечен большой властью – только тогда у него будет шанс. Более того, я не слишком люблю этих воинственных генералов. Возьмем, к примеру, мужа твоей четвертой младшей сестры. Он занимает высокий пост и впрямь облечен большой властью, но их с твоей сестрой союз всегда меня беспокоил. Если бы она не морила себя голодом, отказываясь выходить за кого-то, кроме своего вояки, я бы не отдала свою милую девочку этому грубияну. Мужья вроде него… все время на войне, все время кого-то убивают. Разве умеют они любить, разве умеют проявлять нежность? Как мать Цзю-эр, ты не должна повторять мою ошибку. Будьте осторожны, если Цзю-эр заговорит о воине в качестве жениха. Кроме того, не забывайте еще вот о чем. Молодые должны хорошо смотреться вместе. Наша Цзю-эр выросла настоящей красавицей, разумеется, мы должны найти ей такого же красивого мужчину, чтобы у них родились славные лисята. Иначе мы испортим репутацию алых и девятихвостых белых лисиц. Я пока только начала об этом думать; возможно, поразмыслив, я добавлю к этим требованиям больше деталей.

Мать похвалила бабушку за то, что та все так тщательно продумала, и заверила, что они обязательно найдут Фэнцзю хорошего мужа – с учетом каждого бабушкиного требования. Та может быть спокойна.

* * *

Слова матушки и бабушки навалились на сердце Фэнцзю камнями в тысячу цзиней. Она на цыпочках вышла из сада. Ее слегка шатало, а голова кружилась.

Хотя Дун Хуа всего добился сам и имел высокий статус, он не был выходцем из знатной семьи – уж тем более знатной в трех поколениях. Ее бабушка наверняка была бы этим недовольна. Хотя в прошлом владыка и был очень влиятелен, с тех пор он удалился в Рассветный дворец и теперь не обладал настоящей властью. Это еще больше не понравилось бы бабушке. Его победы на полях сражений вошли в исторические летописи, по которым учат следующие поколения. Если бабушке не нравился воинственный четвертый дядя, то как сильно ей не понравится владыка, который воевал больше тысяч дядей вместе взятых?

Владыка, несомненно, был красив, но только его красивое лицо бабушка бы и одобрила. Что же Фэнцзю оставалось делать?

За дорожкой вокруг дома трепетали на ветвях пожелтевшие листья. Промозглый ветер и осенние деревья нагоняли тоску, заставляли сердце Фэнцзю сжиматься в неизбывной печали. В груди у нее ныло. Она присела на корточки у дорожки в задумчивости. Попросить отца прислать кого-нибудь в Рассветный дворец для сватовства, скорее всего, не получится. В поисках взаимности владыки она могла рассчитывать только на себя.

* * *

В этот момент сцена изменилась, однако Фэнцзю даже не заподозрила, что все происходящее – сон. Напротив, смена сцен показалась ей вполне естественной, только случилось все, смутно чувствовала она, в очень-очень далеком прошлом.

Увы, Фэнцзю почти забыла, почему когда-то умоляла Сы Мина помочь ей войти в Рассветный дворец. Если бы она, несмотря на то что Дун Хуа не отвечал высоким требованиям семьи, рассказала о своих чувствах и попросила отца отправиться в Рассветный дворец для сватовства, как бы сложилась их история сегодня?

Когда в сознании всплыло слово «сегодня», Фэнцзю вдруг почувствовала себя странно. Сегодня, сегодня. Кажется, она была не очень довольна своим «сегодня», но каким же было это ее «сегодня»? В конце концов, что «сегодня» был за день?

Фэнцзю растерянно огляделась вокруг. Она лежала на брачном ложе с алым покрывалом. Мерцали высокие свадебные свечи, тихо светила в окно луна, и беспрестанно стрекотали сверчки. Так, значит, сегодня была ее свадьба с владыкой Цан И.

Отец все искал и искал ей мужа и наконец выбрал владыку Цан И с горы Чжиюэ.

* * *

Фэнцзю вспомнила, что, конечно же, выбор отца ее не устроил. Мгновение назад она стояла у главного входа и прямо около свадебного паланкина спорила с отцом, мол, если уж ему так нравится этот со всех сторон достойный Цан И, то пусть сам на нем и женится, а не заставляет ее. Вздорное предложение Фэнцзю так разозлило господина Бай И, что он тут же связал дочь пленяющими бессмертных путами и бросил в паланкин.

Но как она так быстро оказалась у Цан И на брачном ложе? Она смутно чувствовала, что по пути из Цинцю на гору Чжиюэ произошло что-то заслуживающее внимания, но как так получилось, что эта часть была словно вырезана?

Впервые Фэнцзю задалась вопросом, а не спит ли она. Но все вокруг настолько походило на правду, что она никак не могла поверить в обратное. В мерцающем свете свечей она вдруг услышала, как за воротами бессмертный отрок-прислужник четко объявил:

– Владыка прибыл!

Разумеется, владыкой, с которым Фэнцзю полагалось тогда разделить ложе в брачную ночь, был Цан И. Она вздрогнула. Она никак не могла вспомнить, когда же успела поклониться с ним Небу и Земле. Кроме того, брачное ложе?..

Фэнцзю перепугалась. Она выдернула из волос золотую шпильку, по наитию закрыла глаза и притворилась спящей. Подумала: заколка очень острая. Если Цан И осмелится приблизиться к ней хоть на шаг, то сегодня же она окрасит брачное ложе его кровью. Фэнцзю на мгновение растерялась. Если ей не изменяла память, когда она прибыла для совершения брачных обрядов на гору Чжиюэ, до брачной ночи дело, кажется, не дошло. Почему она помнила, что еще до поклонов Небу и Земле разрушила дворец владыки Цан И? Неужели ей тогда просто снился сон – неисполнимый, как мечты земных владык о единоличной власти в эпоху перемен?

Фэнцзю выдохнула и приняла решение: неважно, сон это был или нет, владыка Цан И не нравился ей с самого начала. От своих правил она отступать не собиралась. Даже во сне она не позволит ему коснуться ее и пальцем.

Уловив приближение мужчины, Фэнцзю слегка приоткрыла глаза. Зажатая в пальцах заколка была готова защищать целомудрие своей владелицы. Но удара не последовало – шпилька с глухим стуком упала на плотное одеяло.

Фэнцзю с широко распахнутыми глазами взирала на склонившегося к ней мужчину. Она растерянно моргнула, не в силах сдвинуться с места.

К ней пришел не Цан И, а тот, о ком она только что вспоминала, – владыка Дун Хуа.

Серебряные волосы, подобные снегу в лунном сиянии; пурпурные одежды, что переливались оттенками алой вечерней зари; строгие черты красивого лица того, кого Сяо-Янь в шутку называл Ледышкой.

Рядом с кроватью стоял сам Верховный владыка.

Когда владыка заметил, что она открыла глаза, он будто на миг замер, а потом положил руку ей на лоб. И потом так ее и не убрал. Он долго смотрел на Фэнцзю, прежде чем негромко спросить:

– Проснулась? Где-то болит?

Фэнцзю осторожно и безмолвно смотрела на этого владыку, некоторое время растерянно над чем-то размышляя, затем с серьезным выражением лица подняла руку, давая знак приблизиться.

Владыка понял ее жест и присел на край кровати, слегка наклонившись к ней. С такого расстояния она могла бы дотянуться до воротника владыки, но ее целью было отнюдь не это.

Совсем недавно в ее безвольном теле не было никаких сил. Просто приподняться было уже сложно, но теперь, когда владыка сам склонился к ней, все оказалось намного проще.

Владыка внимательно изучал ее лицо, его серебряные пряди ниспадали на плечи Фэнцзю. Он спокойно уточнил:

– Все-таки что-то болит? Где?

У Фэнцзю ничего не болело. Пока владыка задавал этот вопрос, она быстро свела руки у него за шеей и слегка потянула его вниз. А затем алыми губами безошибочно нашла губы владыки… Она обняла его, дернула, притянула к себе, поцеловала, и владыка замер, потрясенный, – а такое с ним редко случалось.

Фэнцзю сильнее обхватила руками шею Дун Хуа и крепче прижалась к его губам.

Еще мгновение назад она подозревала, что это сон, а в следующее мгновение Цан И превратился в Дун Хуа. Значит, она вправду спала и видела сон. А сны-то… сны и нужны для того, чтобы исполнять несбывшиеся мечты. В тот год, когда она покинула Небеса, единственное, о чем она жалела, так это о том, что вверила всю свою нежность не тому и не получила ничего взамен. Это был позор для Цинцю. Сегодня им удалось свидеться во сне, но сны так переменчивы, что, если она моргнет и больше не увидит Дун Хуа? Лучше не мешкать, воспользоваться моментом и поцеловать его. В прошлом этот любовный долг не был оплачен, было бы неплохо погасить его хотя бы так.

Губы Дун Хуа были такими же холодными, как Фэнцзю и представляла. Она так крепко к ним прижалась, но владыка даже не шевельнулся, будто с любопытством ждал, что она будет делать дальше.

Фэнцзю устраивало такое положение дел. Она беззастенчиво его соблазняла, он и должен был застыть деревянным истуканом. Вообще, прекрасно было бы, если бы он еще и покраснел, как полагается краснеть тому, кого так бесстыдно лобызают.

Она еще долго прижималась к его губам, потом неловко высунула язык и лизнула его верхнюю губу. Владыка, кажется, вздрогнул. Его реакция полностью отвечала задумке Фэнцзю: по ее телу разлилось то же удовлетворение, какое испытываешь, наблюдая за тем, как лоза неотвратимо оплетает дерево, подбираясь к его верхушке, или как капля росы закономерно скатывается по листьям лотоса.

Фэнцзю лизнула его губы еще несколько раз и отпустила. Остановиться на этом было довольно неплохо. Кроме того, с ее ограниченным опытом она попросту не знала, что еще можно с Дун Хуа сделать.

В глазах владыки мелькнуло что-то неподвластное ее пониманию, но выражение его лица оставалось спокойным. Видимо, даже если бы рухнула гора Тайшань, воображаемый владыка даже не обернулся бы, равно как и настоящий.

Фэнцзю немного разочаровало, что владыка не смутился. Но в этом не было ничего страшного: Дун Хуа всегда был толстокожим.

Фэнцзю разжала руки, обнимавшие владыку за шею, и нежно коснулась его лица. Довольная, она собралась было упасть на подушку, но ее удержала какая-то сила.

Прежде чем она успела сообразить, что происходит, спокойное лицо владыки оказалось совсем близко. В драгоценном камне чернильно-синего цвета, сверкавшем на его лбу, как утренняя звезда, отразилась она, ошеломленная и совершенно не поспевающая за ситуацией.

Владыка некоторое время смотрел на нее, почти касаясь кончиком носа ее, а затем невозмутимо наклонился и чуть потеплевшими губами мягко коснулся ее губ.

Фэнцзю услышала, как в ее голове лопнула струна.

Дун Хуа изучал ее глубокими темными глазами. Увидев, как дрогнули ее ресницы, он неторопливо углубил поцелуй, побуждая ее губы раскрыться, и легко нашел ее язык, дожидаясь неуклюжего ответа. Все это время владыка не сводил с нее глаз, наблюдая за ее реакцией.

На самом деле, кроме того, что Фэнцзю распахнула глаза, позволяя Дун Хуа делать с ней то, что он делал, никакой другой реакции она не выказала. Этот поцелуй превратил ее разум в мягкую рисовую кашу, и в этой каше кружилась только одна мысль: ее осторожный поцелуй по сравнению с его посягательствами был просто детским лепетом.

Владыка определенно был богом, который никогда не проигрывает и ничего не прощает. Его злопамятность находилась на совершенно никому не доступном уровне.

* * *

Фэнцзю слишком надолго задержала дыхание и теперь начала задыхаться. Она хотела оттолкнуть владыку, но ее руки словно превратились в желе. Поскольку в голове у нее клокотала рисовая каша, Фэнцзю совсем позабыла о возможности вернуться в свою первоначальную форму, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации.

Владыка слегка ослабил хватку, но не отнял губ от ее.

– Почему ты задерживаешь дыхание? – спокойно спросил он. – Не знаешь, как дышать в такие моменты? Мне и этому тебя учить?

В его голосе слышалась хрипотца. С тех пор как Фэнцзю заняла трон Цинцю, ее первой и главной задачей стало сохранять лицо Цинцю. Что бы ни случилось, репутация Цинцю не должна была пострадать.

Слова Дун Хуа, однако, задели ее гордость. Она наконец вдохнула и решительно заспорила:

– Мы в Цинцю всегда так делаем. Обычай у нас такой. Нечего всяким миру не видевшим нас судить!

Каких же обычаев держались в Цинцю, когда дело доходило до поцелуев? Фэнцзю исполнилось всего тридцать тысяч лет, она была совсем юной лисицей. Естественно, ей даже соблюдение этих «обычаев» видеть не доводилось, что уж говорить о том, чтобы в них разбираться. Сегодня она вообще впервые узнала, что при поцелуях можно использовать не только губы, но и языки. Она всегда считала, что поцелуй – это только соприкосновение губ, и ничего больше. Чем сильнее любовь, тем дольше длится прикосновение, думала она. Например, она так долго прижималась губами к губам владыки, что ее любовь, должно быть, достигла морских глубин.

Оказывается, в ее мировоззрении имелось немало пробелов, которые не мешало бы заполнить.

Но если даже она, родившаяся и выросшая в Цинцю, не знала об этом обычае, то откуда о нем знать владыке? Она решила, что обмануть под этим предлогом владыку труда не составит. Не услышав ответа, она добавила:

– Вы ведь только что дышали? – Выражение ее лица стало торжествующим. – В Цинцю это строжайше запрещено. Брат Хуэй Лана¹², который жил с нами по соседству, потерял из-за этого невесту. Девушка будет презирать вас, если вы позволите себе дышать во время поцелуя.

Выслушав ее, Дун Хуа, похоже, и впрямь задумался.

Она мысленно похвалила себя за то, что так хорошо придумала эту чепуху. Умница, Сяо-Фэн.

Но Сяо-Фэн случайно забыла: на владыку временами находили приступы любопытства. И разумеется, любопытствующий владыка, недолго думая, заключил:

– Как интересен этот обычай. Раз уж я ему не последовал, давай попробуем еще раз, чтобы соблюсти все надлежащие церемонии Цинцю.

Не успев толком понять смысл сказанного, Фэнцзю толкнула владыку в грудь и порозовела, как персик.

– Как у вас язык поворачивается такое бесстыдство предлагать?!

На самом деле владыка сказал это просто так и явно не видел в своих словах что-то непристойное. Он напомнил ей:

– А кто первый начал?

Запал Фэнцзю мгновенно прогорел до половины. Да… это тоже был вопрос репутации.

Она долго думала, прежде чем неуверенно пробормотать:

– Признаю… признаю, это я начала, – она потерла нос, – но это мой сон, творю что хочу.

И тут ее вдруг осенило. А ведь и правда, это был ее сон, и Дун Хуа тоже выдумала она. Ладно, она обычно никогда не выигрывала у него в споре, но как он мог наглеть в ее собственном сне? Какое неуважение к хозяйке сна!

Она воодушевилась и бесстрашно посмотрела на Дун Хуа.

– Вы!.. Вас… Я вас придумала! Это мой сон: хочу вас целовать – целую! Вообще могу делать с вами все что захочу. А вы со мной нет. – И не менее довольно продолжила: – Не надо рассказывать мне про законы вроде «вежливость требует взаимности», совсем не важно, кто первым начал, потому что в моем сне нет законов. Мое слово и есть единственный закон!

Словами Фэнцзю можно было бы крошить золото с нефритом как глину – так убедительно она говорила. А когда закончила, то сама испугалась, придавленная вескостью произнесенной речи.

Фэнцзю пристально посмотрела на владыку. Тот долго оставался безучастным. Пришлось задуматься: а не задавила ли и владыку тяжесть ее доводов? Фэнцзю помахала рукой у Дун Хуа перед носом.

Владыка крепко стиснул ее мельтешащую руку. Он явно смотрел на нее, но говорил будто бы сам с собой:

– Так ты думаешь, что спишь.

Пауза.

– А я гадал, откуда такая смелость. И никакой злости.

Фэнцзю отчетливо слышала каждое слово из двух фраз владыки, но связь между ними от нее ускользала.

– Что значит «думаю, что сплю»? – Она растерянно продолжила: – Разве это не сон? Если это не сон, то откуда вы здесь? – Совсем запутавшись, она добавила: – И почему я должна на вас сердиться?

Фэнцзю вздрогнула, скользнув взглядом по покрасневшим губам владыки; ее лицо побледнело, когда она сказала:

– Неужели я на самом деле целовала…

Фэнцзю не смогла выговорить «вас», ей было слишком стыдно. Рукой, которую Дун Хуа не держал, она начала тихонько натягивать одеяло на грудь, тщетно пытаясь закутаться в него с головой. Действительность оказалась жестокой.

Владыка перехватил ее руку, край одеяла повис в воздухе. Теперь обе ее руки были в его плену. Дун Хуа долго и сосредоточенно смотрел на нее, а потом наконец спросил:

– Ты помнишь, что делала перед тем, как заснуть, Сяо-Бай?

Что она делала перед тем, как заснуть? Фэнцзю обнаружила, что совершенно ничего не помнит. В голове будто пронесся осенний ветер, в котором затерялись слышанные ею печальные истории о потере памяти. Ветер этот выстудил тепло из сердца. Неужели она тоже потеряла память?

От растревоженного сердца холод пополз вниз. Фэнцзю почувствовала, как от пугающих мыслей коченеют руки и ноги. В этот момент ее похолодевшую руку сжали крепче, отчего по ней прошла волна тепла, а рядом с ухом раздался размеренный и мягкий голос владыки:

– Я здесь, не бойся. Ты просто задремала, вот и все.

Фэнцзю неуверенно посмотрела на владыку.

Владыка отвел пряди волос с ее намокшего лба и невозмутимо продолжил:

– Бывает такое, что после долгого сна не можешь вспомнить, что было до. Если ты еще помнишь последние события, то беспокоиться не о чем. – В его глазах зажегся мягкий огонек. – По правде говоря, даже если ты забыла вообще все, в этом нет ничего страшного.

Хотя слова владыки трудно было назвать утешением, услышав их, Фэнцзю чудесным образом успокоилась.

Только теперь она сумела рассмотреть все как следует. Хоть это и был не сон, она действительно лежала на просторной кровати. Но это не было свадебное ложе с красными покрывалами. Покрывало под ней и полог перед глазами – все они были чернильно-синие, как цветы кушу. За пологом не оказалось пары свадебных свечей дракона и феникса. Вместо них над кроватью парила ночная жемчужина величиной с гусиное яйцо.

Сквозь тонкую занавесь, сотканную из кисеи, небо напоминало широкий полог, а земля – длинную циновку. Сияли белые ветви лесных деревьев, создавая вокруг полога чарующую картину. Казалось, будто воздух пресыщен духовной силой. Конечно же, сильнее всего духовная сила ощущалась в боге, сидевшем перед ней.

Владыка сказал: «последние события». Последние события… Фэнцзю на мгновение задумалась, припоминая, потом прошептала:

– Если вы не сон, значит… моя свадьба с владыкой Цан И до вашего появления… сон.

Она задумалась о происхождении этого сна. Наконец Фэнцзю с задумчивым выражением на лице глубокомысленно изрекла:

– Два месяца назад мой старик, кхм… я хотела сказать, отец заставил меня пойти замуж за владыку Цан И с горы Чжиюэ. В брачную ночь я сделала все возможное, чтобы разгромить дворец Цан И, и свадьба не состоялась. Говорят, владыка Цан И потратил целое состояние на восстановление дома. Однако он даже не проклинал меня за то, что я сравняла его дворец с землей. Он даже просил для меня снисхождения, когда разозленный отец хотел меня наказать.

В заключение она сказала, понизив голос:

– Наверняка он заступился потому, что в мире людей ему приходится беспокоиться о множестве гор и рек и на такие пустяки, как разрушенный дворец, у него попросту не хватило душевных сил… Но как бы то ни было, он за меня заступился. Я очень хотела его отблагодарить. Меня терзала вина за то, что я разнесла его дом. Вина и стыд. Думаю, именно поэтому сегодня мне приснился такой странный сон.

Волосы Фэнцзю спутались во сне, владыка молча помог ей привести их в порядок. Пока она сбивчиво излагала свои выводы, он слушал ее краем уха, погрузившись в размышления о более серьезных делах. По словам Сы Мина, с тех пор как Бай И принудил Фэнцзю выйти замуж за хозяина горы Чжиюэ, прошло семьдесят лет, но сейчас Фэнцзю с полной уверенностью утверждала, что минуло всего два месяца. Похоже, она засыпала с серьезными ранами, ей не хватало духовных сил, и Сон Аланьжэ слегка перепутал ее воспоминания.

Она помнила только события семидесятилетней давности, поэтому и не сердилась на него за то, что он отдал плод Бимба Цзи Хэн. Владыка подумал, что способность Сна изменять память тяжелораненого оказалась очень кстати.

Фэнцзю вздохнула раз, потом другой. Все же оставалась пара моментов, которые она никак не могла понять. На ее лице отразилось сомнение, она негромко произнесла:

– И все же что-то не так.

Она посмотрела на владыку, и в ее глазах мелькнуло беспокойство.

– Если тогда я видела сон, а сейчас уже не вижу, то что это за место? И вы, владыка… Почему вы здесь? Чья это кровать?

Некоторое время владыка рассматривал Фэнцзю в раздумьях. Выходило, что Сяо-Бай помнит только те времена, когда в форме лисички жила на Небесах в качестве его питомца. Теперь все будет намного проще. С самым честным выражением лица Дун Хуа начал нести полную чушь:

– Это силовое поле, подобное Лотосовому пределу Десяти зол. Янь Чиу заманил меня в ловушку. Ты сильно за меня беспокоилась и поспешила на помощь.

Фэнцзю выразительно округлила рот и изумленно выпалила:

– Вот это Янь Чиу дает! Он поймал вас в ловушку дважды!

Владыка не изменился в лице.

– Он заманил в ловушку не только меня, но и тебя. Мы не сумели вырваться и в итоге застряли здесь.

– Подлец Янь Чиу! – пылая праведным негодованием, воскликнула Фэнцзю. Но тут же озадачилась: – Почему я совсем не помню, что Янь Чиу снова заманил вас в ловушку, а я самоотверженно бросилась вас спасать?

– Потому что ты слишком долго спала, – спокойно ответил владыка.

Видя, что в ее глазах все еще плещутся сомнения, он ласково погладил ее по щеке, пристально посмотрел в глаза и понизил голос:

– Сяо-Бай, разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?

* * *

«Разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?»

Фэнцзю будто одеревенела.

Этим вечером в ее голове все перевернулось вверх дном, отчего она вела себя то так, то эдак, без всякого порядка, путаясь и ничего не понимая. Но слова Дун Хуа, словно скользнувший по ее бровям очищающий снег, разгладили ее лоб и вымели из души все терзающие мысли.

В голове наконец прояснилось.

Воспоминания о Небесах сотни лет назад нахлынули на нее, и сердце вдруг сжала тоска.

Она вспомнила, как однажды беседовала с тетей о том, насколько непостижим этот мир. Непостижим он был потому, что в нем имелось множество вещей, которые казались похожими, но таковыми не являлись. Например, «любовь» и «желание». На первый взгляд они не сильно отличаются друг от друга, но на самом деле разница огромна. Она состояла в том, что желанием можно управлять, а любовью – нет. Вот почему красноречиво говорят смертные: «Чувство возникает неведомо откуда и становится все глубже»¹³.

В ее с Дун Хуа случае речь шла не об управляемом желании, а о неуправляемой любви. Она думала, что вырвала свои чувства, но не ожидала, что их корни уходят так глубоко. Сначала ей казалось, что она выдернула огромную часть кустарника любви и на этом ему придет конец. Однако оказалось, что, если копнуть глубже, можно обнаружить продолжение чувств.

Она думала, что прошлое унесло ветром и все превратилось в пыль. Но Дун Хуа одной простой фразой смел все наносное, и она своими глазами увидела, как глубоко и надежно укоренились ее чувства.

Почему Янь Чиу снова заманил Дун Хуа в ловушку? Почему она не усвоила урок и вновь радостно поскакала его спасать? Больше не было нужды размышлять над этими вопросами.

Владыка сказал: «Разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?»

По прошествии более чем двухсот лет, кажется, он наконец-то понял, что она и есть та самая лисичка, которая когда-то спасла его из Лотосового предела, и она та самая лисичка, которая когда-то сопровождала его на Небесах. Знал ли он, сколько горечи выпало на ее долю?

Но что с того, если он знал, а что, если нет? Сейчас было не время для подобных вопросов.

* * *

Слезы вдруг навернулись на глаза и покатились по щекам Фэнцзю. Она будто со стороны услышала собственный хриплый голос:

– Значит, вы знаете, что той лисичкой была я. Но почему вы узнали об этом только сейчас?

Под пологом вдруг сгустились тени. Дун Хуа подушечками пальцев вытер слезы в уголках ее глаз и после долгого молчания сказал:

– Я виноват.

Она смотрела на Дун Хуа глазами, полными слез, и, кажется, впервые видела такое выражение у него на лице.

Фэнцзю знала, что он уступает ей. Признавая за собой вину, он обнажает слабость. Но она отчетливо понимала: незнающий не виноват. Дун Хуа не виноват, это Небеса не дали им общей судьбы. Извинения владыки не имели смысла.

Как и ее слезы. Бессмысленно с таким жалким и трагичным лицом его допрашивать.

Она слышала только, что улыбка может исчерпать вражду, но никогда не слышала, что слезами можно нажить новых врагов.

Она подняла руку, чтобы вытереть слезы, затем опустила взгляд и прошептала:

– Все в порядке. До появления Цзи Хэн в Рассветном дворце вы всегда были ко мне добры. Только после ее приезда ваше отношение изменилось. Но вам не стоит об этом беспокоиться, потому что я давно все обдумала и поняла. Цзи Хэн – ваша возлюбленная. Я в Рассветном дворце была в лучшем случае ручным зверьком. Я поцарапала Цзи Хэн, нет ничего такого в том, что вы заперли меня в наказание. И то, что вы не навещали меня, когда я сидела взаперти, тоже нестрашно, ведь вы были заняты приготовлениями к свадьбе с Цзи Хэн. Перед свадьбой нужно о многом беспокоиться, соблюсти церемонии. Вполне понятно, что вы забыли обо мне.

Она поморщилась и постаралась притвориться великодушной.

– Тем более вам не стоит беспокоиться о том, что ваш новый так полюбившийся вам зверь чуть меня не прикончил. Я давным-давно разобралась в причинах и следствиях тех событий. Если бы в тот день я послушалась Чун Линя и осталась на месте, то несчастья не обрушились бы мне на голову. Так что я не могу никого винить. В конце концов, судьба распорядилась так, что мне немного не повезло.

Она снова подняла руки, чтобы вытереть слезы, и серьезно сказала:

– Поскольку в вашем дворце я немало настрадалась, Небеса, возможно, пытались предупредить меня, что нам с вами не суждено быть вместе, вот почему я…

У нее над головой раздался голос владыки:

– Вот почему ты?..

Фэнцзю слегка приподняла голову. На подбородке у нее еще оставалась пара невытертых слезинок, когда владыка отвлек ее вопросом.

Вот почему?..

Она и сама не была уверена. Владыка нахмурился. Лицо его будто покрылось ледяной коркой. В глазах его, поняла Фэнцзю, стояла печаль.

* * *

Если бы он знал, что его любимая лисичка – это молодая владычица Бай из Цинцю, что бы он сделал тогда, на Небесах? Дун Хуа подумал об этом и решил, что, скорее всего, вернул бы Фэнцзю в Цинцю. За то, что лисичка спасла его в Лотосовом пределе Десяти зол, в знак благодарности он подарил бы Цинцю несколько сокровищ Девяти небесных сфер. Конечно, ему очень нравилась та лисичка, но все же было слегка неуместно держать при себе в качестве ручного зверька владычицу целого клана.