Читать книгу: «Пламенные строки», страница 2

И вот все было готово…

Прежде чем родилось первое четверостишие, Илья умудрился исчеркать несколько страничек в блокноте. Слова никак не хотели появляться и выстраиваться в красивое предложение, а каждая последующая строка – вязаться с первой. Занятие оказалось не таким простым, каким виделось вначале. Проклятый Витя!!! Мысли почему-то все время пытались куда-то сбежать, перескакивали на все подряд. То на таблицу умножения, подложенную под стекло на столе. Это отец придумал, принес домой большое стекло, края которого были закруглены и хорошо обработаны – просто так не порежешься.

«Оно еще и закаленное, так что, если попытаться его разбить, оно разлетится на сотни маленьких кусочков… Все очень даже безопасно…» – сказал он и уложил его на письменный стол Илюши. Под стекло была сразу же помещена таблица умножения. Сначала Илье это все не понравилось, писать на стекле было не очень комфортно, но он быстро к этому привык. Это оказалось действительно удобным. Со временем все пространство между столом и стеклом заполнилось бумажными листочками. Там были и номера телефонов скорой помощи, пожарных, милиции и много всего еще нужного для учебы. Спустя некоторое время отец умудрился подложить туда свой лист с «золотым правилом», как он его называл.

«Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе», – гласило оно. Отец разукрасил слова цветными фломастерами, что было ему крайне несвойственно. Аккуратно и ровно вывел буквы на альбомном листе и подсунул его под стекло. Он очень гордился проделанной работой. Мама в ответ мило улыбалась.

Илья не очень понимал это правило. Чье оно? Почему он должен следовать ему, если никто вокруг его не придерживается, даже сам отец? Иногда, когда он приходил домой пьяным, маме это не нравилось и они начинали ругаться. В ходе этого отец мог позволить себе обозвать ее. Илья закрывался в комнате, но слышал каждое произнесенное слово, каждый звук. Неужели отец кричит на нее, потому что хочет, чтобы и она на него кричала? Так следовало из этого правила. Но на правду это совершенно не было похоже. На следующий день он извинялся перед ней за свое поведение и они мирились. Но слово не воробей. Да, дети лучше понимают не с прочитанных слов, а с живых примеров, в первую очередь это родители.

Как только мысли и глаза Ильи на что-то переключались, он тут же усилием воли возвращал их на место. На блокнот с ручкой и чистый лист. За первый вечер таких моральных мучений и издевательств над самим собой ему удалось родить только первое четверостишие. Не так себе он представлял свой путь к поэтическим вершинам, но вечер близился к концу. Сон подступал. Илья обвел готовый куплет несколько раз ручкой и поставил напротив цифру 1. Первый готов. Не так уж и просто, но возможно.

Второй день оказался менее продуктивным. Все время заходила мама: то проведать сына, то полить цветы, то под еще каким-нибудь вымышленным предлогом. Илья сразу закрывал блокнот. Похоже, что она что-то заподозрила и начала проявлять к этому излишнее родительское внимание. Илье это не понравилось. Вторжение родителей в личную жизнь допустимо, но в определенных пределах. Блокнот Илюши находился вне этих границ.

– Что ты там все время прячешь? – поинтересовалась она, подойдя к столу и аккуратно положив свою теплую руку на его плечо.

– Ничего для тебя интересного, мама, – улыбаясь, ответил он, прикрывая свой блокнот руками.

– Ничего так ничего, сядь только ровно, – сказала она и слегка шлепнула его ладошкой по сгорбленной спине. – И выпрями ноги.

Это была его любимая поза. Садясь на стул, поджимать под себя одну ногу и садиться прямо на нее. Маме это очень не нравилось, и она всегда делала замечание, он исправлялся, но, как только дверь в комнате закрывалась, нога сразу возвращалась на прежнее место. Он не старался делать это назло. Все происходило автоматически, в большинстве случаев Илья этого даже не замечал.

В конце второго дня он еще раз обвел первое четверостишие. Больше ничего не придумалось. Ночью Илья долго не мог заснуть, мысли были только об одном – о чем же все-таки писать дальше. Первое, в общем-то, получилось ни о чем. Никакой конкретной темы. Его можно было назвать как угодно. Хотя нет, о чем писать ему было совершенно понятно, он хотел написать стихотворение про убийцу… или убийство… или просто про смерть. Это тема казалась Илье самой взрослой. Ведь он уже в шестом классе, второй год, как учится в старшей школе – совсем не ребенок. Главная трудность заключалась в том, что, помимо рождения интересной истории, она еще должна быть довольно складной. Иначе что это за стихотворение?

– Как же они их сочиняют? – думал Илья. Спать не хотелось совершенно. – Нет, с Витей все понятно… Он придумал его под влиянием испытываемых чувств, попробовал перенести это все на бумагу. Его это подтолкнуло. Он сделал так, как смог, но есть же много великих поэтов… тот же Пушкин, Есенин, Лермонтов… Те, чьи произведения ежегодно заставляют, помимо их желания, учить наизусть десятки, а то и сотни учеников в каждой школе. Илья зажмурил глаза со всей силы и напряг память…

«Я помню чудное мгновенье…

…

Как гений чистой красоты».

Тихо прошептал он знакомые каждому русскому человеку строки самого известного стихотворения Александра Сергеевича. Эти строки навсегда отпечатались в его памяти. Ну как? О чем он думал, и какие чувства испытывал, собирая из чертогов разума эти слова и проецируя их в бессмертные предложения? Как создать в голове такие красивые строки?

– Нет, – думал Илья, ворочаясь в кровати, – как учить стихи, так нате, учите на здоровье. Вот вам книги, держите, и чем больше их размер, тем лучше, тем счастливее и шире улыбки учителей, а рассказать, как сочинить нечто подобное, то этого предмета в школьной программе нет, уж извините. Допетрите как-нибудь сами. Или не допетрите. Всем пофиг. Илья считал это серьезным упущением школьной программы и искренне сомневался, что такой предмет появится в старших классах. Хотя бы несколькими уроками попробовали бы объяснить. Непорядок.

Илье было интересно: великие поэты тоже не спали по ночам, думая, о чем им писать? Или их стихи рождались сразу, стоило только взять перо в руку. Вот если бы можно было спросить у них, как это делается… Спрашивать у Вити, конечно же, не стоило. После того, как его обсмеяли всем классом, он вряд ли когда-нибудь вновь возьмётся за это дело… Правда, Светка-то не смеялась, а это для него было самое важное.

С этими мыслями и с легким чувством неудовлетворенности сегодняшним днем Илья постепенно провалился в сон.

Спалось неспокойно. Во сне он бегал по ночному городу с карандашом и листком бумаги. На листке было написано то самое четверостишие. Небо было хмурое. У каждого встречного человека он пытался спросить: «Как вам оно? Что-то не так? Мне нужен совет…» Узнать, но никто даже не слушал. Все отворачивались и старались не обращать на него внимание. Город, по которому он бегал, становился то большим, то маленьким. Иногда ему казалось, что эти улицы давно знакомы, иногда он терялся в бесконечных поворотах и не мог ничего узнать. Пока в конечном итоге не вышел к старым гаражам, очень напоминающим постройки за их пятиэтажным кирпичным домом, где они с ребятами постоянно гуляют, хотя родители ругаются, когда ловят их за этим занятием, и там, среди гаражей, издалека Илья увидел небольшое свечение. Огонь исходил из металлической бочки возле одного из гаражей. Он подошел поближе и развернул на слабом свету листок с бумагой. От бочки исходил свет и тепло, как от его настольной лампы. При этом мерцающем свете он и увидел, что листок был полностью исписан. Там был не один куплет, появились новые слова и буквы.

Прозвенел звонок на будильнике.

– Илюша, вставай, пора в школу, – проговорила мама свою стандартную утреннюю фразу, проходя мимо его комнаты, дверь в которую на ночь всегда оставалась открытой.

Илья выключил будильник и сел на краю кровати. Чувствовал он только вялость, будто бы и не спал вовсе. Частично этому способствовала и дождливая погода. Воспоминания о сне постепенно рассеивались, а горячий чай и бутерброд с колбасой помогли окончательно забыть о нем.

День в школе проходил в обычном русле. На уроках дети занимались. Екатерина Алексеевна была сегодня в хорошем расположении духа. В такие дни она спокойно реагировала на детские шалости, коих в 6 «Б» всегда было в избытке. В принципе, профессия учителя ей подходила идеально. Высокий рост, хотя для Ильи такими были все учителя, очки в роговой оправе, ровный аккуратный нос. Средних лет. Около тридцати. Плюс-минус. Точной цифры Илья не знал и никогда не интересовался. У учителей в глазах детей был только один возраст – взрослый. Да в школе было только два вида людей: учителя и ученики. Они же, дети и взрослые, и каждый из них жил здесь в своем собственном мире.

Любимчиков в классе у Екатерины Алексеевны не было; как она говорила, она относилась ко всем детям одинаково. Хорошо – по умолчанию, а дальше, как заслужат. Даже к самым разбалованным. В то же время в ее внешнем виде и выражении лица всегда присутствовала определенная строгость, особенно это подчеркивала ее одежда – белая блузка и черные брюки в сочетании со строгим взглядом. На уроках дети могли позволять себе развлекаться только с ее разрешения. Да, учитель – это ее призвание.

Илья сидел за партой, смотрел на нее и размышлял. Он делал вид, что слушает, но на самом деле не слушал совершенно. Все ее слова проходили мимо его ушей, не задерживаясь ни на секунду. Сегодня он был плохим учеником. Он был, как любят говорить учителя, невнимательным и рассеянным, но на то были веские причины. Сегодня он первый раз посмотрел на своего классного руководителя с совершенно другой стороны. Рассказывая новую тему урока, она на секунду одарила его своим взглядом, и он понял, а ведь Екатерина Алексеевна могла и помочь. Она же учительница, к тому же ведет сразу несколько предметов, кто знает, какими знаниями она еще обладает. Может, и здесь сможет что-то подсказать. Возможно, это и был единственный взрослый человек в его окружении, способный дать Илье дельный совет. К родителям с такими вопросами не подойдешь – сразу станет не по себе. Отец, скорее всего, посмеется. Да и вряд ли они смогут чем-то посодействовать: слишком далеки от творчества. Да, так думал Илья, а Екатерина Алексеевна может оказаться непредвзятым критиком и советчиком. Однажды отец Игоря позволил себе поставить ему подзатыльник за плохие отметки, прямо в классе, в ее присутствии, так она хорошенько отчитала и Игоря, и его папу. Даже глазом не моргнула.