Читать книгу: «Найти ось… или Судьба», страница 5

XII

– Дима, здравствуй, дорогой,– звонил другу Андрей.– Как твои дела? Мне мать говорила, что ты был в Одессе, забрал семью. Как там наши мамы?

– Да скучают они. Слышал, что Петька натворил? Нет теперь тёти Марии. А ты почему летом в отпуск к матери-то не приехал? Негоже как-то. Родственников-то, кроме отцовых, у неё ведь нет.

– Да как-то не получилось,– начал было оправдываться Андрей.

– Что ты мямлишь? Слышал я, слышал, Зинаида голову вскружила? В Турцию с ней ездил? Могли вдвоём и к матери заехать. А ты вообще-то с Зиной как, надолго? Ещё не разочаровался?

– Беременная она. Сошлись.

– А свадьба?

– Да какая теперь свадьба? Зина ни своего отца, ни я мать в известность не ставили. Всё откладываем как-то.

*

Спустя полгода отношения Андрея и Зинаиды стали, считай, родственными. Она подарила ему дочь Машеньку, в которой он души не чаял.

Рождение дочери, как и ранее свой гражданский брак, отметили в узком кругу.

Постепенно все домашние заботы перебрала на себя домработница Галина Григорьевна. А Андрей дневал и ночевал на работе.

Случилось так, что он и на люди все чаще стал появляться один, а Зинаида проводила все это время с подругами. Нет-нет, да кто-нибудь из них смехом и намекнет, мол, видели твоего Андрея с той и той.

– Ну, и пусть!– хорохорилась.

Сначала совсем не верила. Потом начала присматриваться, анализировать: все верно – Андрей ей изменяет. Но ведь и она не отстает… Много размышляла на эту тему.

« А что же ты, милая, хотела? С Дмитрием жила. Потом перешла к Андрею. Любила ли? А кто его знает? Смотря, что подразумевать под любовью. Гейне ведь как сказал: «Ангелы зовут это небесной отрадой, черти – адской мукой, а люди – любовью». А у меня, наверное, и то, и другое, и третье…».

Вообще, она быстро забывала все, над чем ещё недавно размышляла серьезно. Эта своеобразная лень относиться к себе критически способствовала её непродуманным увлечениям. И когда они проходили, исчезало и воспоминание о них. Легкомысленно всё как-то получалось.

Страсть струилась из неё каким-то неведомым образом; передавалась её волосам, когда они были распущены, глазам, всему облику всегда смеющейся женщины.

Увлечения не были цельными, любое восхищение кем-то было соткано из последовательного подобострастия к мужчинам и природной похотливости её натуры.

Каждое из увлечений было исключительным в своё время, но в конце-концов они прилаживались друг к другу и согласовывались между собой, существуя одновременно. Так и получалось, что имея мужа, она одновременно заводила романы на стороне.

Гулянки сближали людей, и она пользовалась ими, вычерчивая на горизонте новых отношений другие силуэты дружбы. Вплетая новых друзей в ткань своей жизни, она властно подчиняла их своим желаниям, при этом бережно обращаясь с их самомнением, как та ткачиха с нитями будущего ковра.

Андрея также временами затягивали в свои сети мужские вольности, но не так, чтобы не помнить о своих обязанностях и долге перед семьёй.

Только встало в его взорах что-то удручающее, мрачное, вечно грустное. Не от того ли, что стёрлась яркость и возвышенность близости. На месте «она моя» всё больше оказывалось «она так не только со мной». На людях он уже не мог хлестнуть счастьем, как это бывает с любящими и любимыми людьми.

Тем не менее, Зинаида по-прежнему его волновала. Он понимал, что сгорает на костре ревности. Не на жарком. А на снежном кострище, где огонь рождается энергетическим эгрегором холода и неверия. Он пеленал его не тигровой багряницей, а ожесточением и злостью.

Он боролся со своей ревностью. Но малейший повод со стороны жены обострял эту хроническую болезнь. От случая к случаю он, казалось, избавлялся от наваждения, от рисующих воображением порочных связей Зинаиды, но истребить её привязанности и хронический вкус к наслаждению он был не в состоянии.

Ревность добивала окончательно веру в нём в добропорядочность жены, в её искренность; стала беспокойной потребностью моральной тирании своей половинки.

*

В тот день она пришла домой поздно.

 Встретил Зинаиду в прихожей. Она была навеселе.

– О, какой ты стал внимательный. Не здесь, вон там повесь пальто, – указала глазами на шкаф.

– Ты где была так поздно?

– Где была, там уж нет,– засмеялась в лицо мужу.

Андрею хотелось её ударить, но он сдержал себя.

– Дочери бы постыдилась, няни.

– Мне нечего стыдиться. У Майки, знаешь её? День рождения был.

– Но могла бы и сказать?!

– А тебе разве не всё равно?

Её вечернее платье, буквально поющее прозрачностью ажура, прошелестело мимо Андрея.

Вот бестия, всё же, как она хороша,– посмотрел за ней вслед в открытую дверь спальни.

Какая сила его толкнула за ней, неведомо никому. То ли восхищение, то ли чувство собственника, – не знает. Он хотел ею обладать. И этим всё сказано. Стаи слов вылетали из его уст от нахлынувшей в одночасье какой-то животной страсти. Он буквально сгрёб её пружинистое, как у змеи, тело в охапку и, осыпая грубыми запыхавшимися от нетерпения поцелуями, судорожно снимал с неё одежду.

– Пожалуйста, не надо, я не хочу сейчас,– пыталась вырваться из цепких рук мужа, но они сжимали её всё крепче.

– Мне больно, угомонись, – почти закричала.– Ненавижу!

На Андрея словно вылили ушат холодной воды. Враз разжались руки. Он представил себя побитым щенком у её ног.

– Ты меня запомнишь!

– И ты меня тоже!

Он не мог объяснить, откуда это у него. Отца он не помнил, хотя по рассказам матери, у него бывали эти внезапные вспышки своевольного желания ставить под угрозу надежды и чувства самых любимых людей. «Может, и от матери, ведь все говорили, что она ревнива до исступления. Вот и я такой же»,– корил себя после очередной конфликтной сцены.

Зинаида, не противореча, принимала все его обвинения, но выводов не делала.«Но разве я не жена ему? Не ведем с Галиной Григорьевной дом? Не готовим? Да, он за мной, как за каменной стеной. Не знает, где, что и как берется. Все сама приобретаю. Деньги приносит? Так на то он и мужик. Чего же еще не хватает? А, может, это и есть ревность? И я ревную??? Н-е-е-т, злюсь. Рассуждаю, как собственница. Да нет же. Разве я не достойна любви или хуже его нынешних подруг? Вон сколько мужиков рты разевают, только согласись. Пора объясниться».

И сколько потом было этих объяснений!

*

Андрей все больше и больше отдалялся. Ей уже не помогали посиделки с подругами, зачастившие застолья в кафе и ресторанах, настроение постоянно было угнетенным, недовольство росло и крепло, все чаще тянуло выпить.

Заметив, что с Зинаидой творится что-то неладное, Андрей несколько раз пригрозил ей:

– Будешь пить, выставлю из дома в двадцать четыре часа. Мне алкоголичка не нужна. Какой пример ты показываешь дочери? Спихнула её на нянечку. Ты когда у отца-то была? Не стыдно? Кстати, отвезла бы ему новую коляску. Сколько она уже может стоять в коридоре?

– Так я жду, когда ваша светлость соизволит поехать со мной, устала уже говорить папе, почему с зятем не знакомлю.

– Могли летом поехать и к отцу, и к матери моей, но ты же настояла на поездке в Турцию. А лишнего времени у меня нет.

– А на Людку из библиотеки есть?

– Не говори глупостей.

– А кто меня такой сделал? Ты шляешься, с кем попало, уже дома не ночуешь,– не раз с ревом досаждала мужу.

– Когда это было? Что несёшь? Да, противным мне становится наш дом. Машеньку ты не любишь, отдала на попечение няни, вечно пьяная, работать тебя не заставишь, с жиру бесишься… Не хочешь жить по-человечески, уходи из дома.

Улыбаясь сквозь слезы, с насмешливым, вопросительным видом Зинаида, словно, заморозила улыбку, снисходительную к этой выспренней, по её мнению, галиматье, льющейся из уст мужа.

Поначалу она боялась потерять его расположение. Потом, когда острота чувств прошла, и вправду загрустила, ей хотелось, как и прежде, быть свободной, жить по принципу «что хочу, то и ворочу».

*

У Андрея не было времени затягивать конфликты до бесконечности «Надо решать, так не может дальше продолжаться…». Придя в тот вечер домой пораньше с этим намерением, нельзя сказать, что он не волновался.

Если бы в разговор не вносилось никакой нарочитости, никакого стремления фабриковать свои догадки и предположения, он бы подбирал другие слова и выражения.

– Ты мне надоела со своими выходками, вечными гулянками, расхристанными попойками,– словно рубил с плеча, чеканил каждое слово.

– Я нахожу твою тираду плоской и дурацкой.

Зинаида научилась тщательно оттенять его зло от всамделишнего отношения к ней, и в такие минуты надевала на себя маску удивительной трогательной покорности.

– Ну, хорошо, виновата я, только не так уж я тобой и избалована, дом ведь на мне, а не на тебе…– В который раз твердила одно и то же.

– Эта твоя устойчивая привычка прикидываться бедной обиженной овечкой выглядит нелепой в минуты, когда с тобой разговаривают серьёзно. Я не намерен дальше терпеть твои разгулы.

– Не намерен, и не надо. Но я никуда не уйду. Муж ты мне или не муж, в конце-концов?

– Чего тебе не хватает?

– Не знаю, Андрюшенька. Ну, наверное, любви, родимый.

И эти её слова, ласковое обращение на фоне гнева, вдруг всё расставили на свои места. Конечно же, они растеряли огоньки былой влюблённости, и госпожа привычка оказалась неспособной укротить их эмоциональные нравы и побуждения.

Неожиданно для обоих между ними произошло какое-то примирение.

–Давай всё же в эти выходные съездим к твоему отцу.– Примирительно поцеловал жену в щёчку, а про себя подумал: «Надо же, зовут так же, как и моего, Степаном».

XIII

До посёлка Упорово машиной езды часа два с лишним.

Лесная дорога, проложенная усилиями, видимо, не одного поколения, была обычной, как все такие дороги, скупа на прямые перспективы и удобна более для пешеходов – грибников, рыболовов, охотников, чем для машин. И первое, что дохнуло на них,– густая волна крепкого и тёплого смолистого запаха хвои. Он стоял здесь густой, чистый и острый, как крепкое пьянящее вино.

– Хорошо, что отец живет в райцентре. Да ещё в таком знаменитом, с давней историей. В древности тут жили саргатские племена. В Упорово десятки археологических памятников, городищ, поселений. Об этом крае существует много интересных историй и легенд. Говорят, что «Сибирская коллекция» Петра I состоит из очень драгоценных изделий, обнаруженных здешними археологами.

– Так и прославившиеся Лыковы живут где-то здесь?

– Да. Деревня называется Лыкова.

– Я читал в «Комсомолке» Василия Пескова «Таёжный тупик».

– А телефильм «Лыковы из деревни Лыковой» смотрел?

– Был такой? Нет, не довелось. Но посмотрел бы с удовольствием.– Я уже, конечно, с историей края знаком, но узнавание, по-моему, бесконечно. Лучше об отце расскажи. Как это он умудрился ноги свои отморозить? Ведь мужик-то он крепкий, бывалый.

– Косуля, говорит, в дебри завела. А он потерял контроль в азарте охоты. Утратил ориентиры. Зима была лютой. Его охотники обнаружили, не то бы совсем замёрз. Здесь озёр много, рек, рыболовство больше развито, но отец и в Архангельской области охотился, и здесь не изменил своему увлечению. А местность особенно не знал тогда.

– Жаль мужика. А твой родной отец жив?

– Если честно, не знаю. Он нас оставил, когда мне и годика не было. Не помню его. Меня воспитал Степан Ильич. Он и есть мой отец.

– Я тоже смутно помню своего. Пять лет где-то мне исполнилось, когда он уехал на Север. Безотцовщина получается при живых отцах. И войны нет. Мать жалко. Мне кажется,– она до сих пор его любит. А твоя мать, что же бросила-то Степана Ильича?

– Она у меня непоседливая. Я её не осуждаю. Поехала в Италию на заработки, вышла там замуж и осталась. Звала меня. Но мне тут нравится, да и папе нужна была помощь. Ой, смотри, смотри, загородный дом Дмитрия.

– Вижу. Он советовал мне купить, но в то время таких денег у меня не было, даже рассрочку предлагал по-дружески, но я был не готов к этому. Но тот, кто приобрёл, не прогадал, хорошая усадьба. Ты ведь её неплохо знаешь?

Зинаида, ни капельки не смутившись, ответила:

– Да, мы в основном здесь и встречались. Давно это было.

– А долго встречались?

– Странно, что Дима тебе не рассказал. С такими, как он, мужчинами долго не встречаются. Он на уме себе. Не то, что ты, открытый весь, как на ладони.

– Ущербный, короче.

– Заметь, это ты сказал, не я. Наивный ты, в женщинах мало понимаешь. Потому и не остановишься никак. Всё и все тебе не так.

Андрею как-то стало не по себе, неприятно, и он умолк.

– Подъезжаем,– нарушила тишину Зинаида.– Вот там, где зелёные ворота, остановишь.

*

Почти в центре посёлка высился далеко не новый двухэтажный дом в чеховском стиле. Скромная ограда – деревянный частокол. Расчитан для проживания двух семей, имеет два входа. На первом этаже в однокомнатной квартире и жил Степан Ильич. На втором этаже в двух комнатах проживала семья сиделки. Весь дом принадлежал Степану и Зинаиде. Второй этаж они сдавали в наём.

Зинаида первой поспешила в дом; Андрей задержался, чтобы забрать коляску из машины. Навстречу ему спешила женщина средних лет.

– Я вам помогу. Здравствуйте. Проходите.

– Ничего, ничего, я сам.

Когда Андрей вошёл в комнату, он увидел на кровати у стены… глаза, большие пытливые глаза, устремлённые на него. Этот взгляд как будто вытекал из неведомой глубины подобно таинственному родниковому ключу.

Андрей внутренне сжался. Так содрогаются, когда неожиданно встречаются с чем-то необъяснимым, но до боли знакомым.

– Здравствуйте, Степан Ильич.

– Проходи, проходи, зятёк. Давно хочу с тобой познакомиться.

– И я рад нашей встрече.– Пожал руку хозяину. Вот вам коляску привезли, в ней много функций, новейшая модель. Смотрите, что тут в инструкции пишут: «Многофункциональная инвалидная коляска MILLENIUM RECLINER (REC – хром), (Италия) У модели инвалидной коляски OSD Recliner регулируется угол наклона спинки до 160 градусов, предоставляя возможность пациенту спать, не покидая коляску. Также снимаются подлокотники и подножки. В подножках также регулируется угол наклона. Инвалидная коляска OSD предоставляет отличный комфорт и функциональность, оставаясь удобной в управлении, надежной инвалидной коляской». Давайте испробуем? Вы сможете с нами сидеть за столом.

Взяв в охапку Степана Ильича, Андрей ощутил возникшую откуда-то из глубин подсознания теплоту. Их взгляды прикипели друг к другу.

Каким-то седьмым чувством он почувствовал что-то похожее на таинственную связь с чем-то вечным, естественным и родным, связь, которая никогда не исчезает. Его настигло что-то роковое: он кто? Степан, тот из далёкого детства. «О-т-е-ц, это, это ты?». Мужчина содрогнулся.

– Ты, ты-ы-ы мой Андрей? Сын?

Женщины смотрели на них, ничего не понимая. Первой очнулась Зинаида.

– Неужели?

Что тут началось. Каждый хотел первым что-то рассказать, напомнить. Степан Ильич вспомнил, откуда родом, Одессу, покойного брата Игната, как уехал, как его потом завертела жизнь, как познакомился с матерью Зинаиды, и они переехали к её родным в Тюменскую область.

Андрей извинился, вышел на улицу. «Невероятно. Он же бросил нас с мамой, канул, столько лет…» Андрей, тем не менее, не почувствовал зла к этому человеку.

– Мамочка, здравствуй, родная,– кричал в телефон,– как ты там? Не знаю, обрадуешься ли ты или нет, но я нашёл отца. Да, да, Степана. Сейчас мы с Зиной у него. Оказалось, что это он воспитал Зину, он её отчим. Почему ты молчишь?

– К-к-ак это? Сыночек, извини. Я перезвоню тебе.

«Неожиданно это для неё. Не завидую»,– подумал Андрей.

Строго и безучастно ведет каждого из нас судьба; мы не всегда чувствуем её чёрствую ненасытную пасть, готовую проглотить нас со всеми потрохами.

Пока мы обманываемся, лжём, лавируем,– на что-то надеемся,– эти уста голодают. Но истина всегда рядом с ними, и они растягиваются в злорадной улыбке.

И та малость правды, информации, которая становится доступной, порой обезоруживает, связывает руки, превращая нас в безмолвные существа, в истуканов, что ли. Так и у Клавдии Ивановны пропал дар речи от сообщения Андрея о Степане.

Андрей вернулся в комнату. Женщины как-то незаметно вышли на кухню. Степан с глазами загнанного зверя смотрел на Андрея.

– Прости, сынок. Я виноват перед вами, перед мамой, тобой. Не суди строго. Бог наказал меня за всё. Я часто вспоминал вас. Хотя нет… Что бы я сейчас тебе ни говорил в своё оправдание, не верь. Подлец я.

– Бросьте, Степан Ильич. Не стоит корить себя. Всё в жизни случается так, как должно случаться. Не мне вас с мамой судить. К чему доказывать, да ещё взвешивая каждое слово, что ты не верблюд. Тут всё понятно, лежит на поверхности. Между вами, дорогие мои, не было любви, потому и расстались. И кого здесь винить? На жизненном торжище всегда кто-то предлагает, а кто-то покупает. На этом рынке шумно, и без обмана не бывает, и кристальная правда – редкость.

– Но главная правда другая. Она в том, что торг идет постоянно: каждый день покупает у каждого из нас отведённое время на жизнь, понимаешь?

– Да. И, если такой товар, как мы, в цене, значит, истина, – над нами, в вышине!– почти в рифму сказал, улыбаясь, Андрей.

– Вот именно. Судьбу и конём не объедешь, так в народе говорят. Тут ещё и с молодости спрос. Кто в молодые годы особо задумывается о последствиях; максимализм, болезненное самолюбие верховодят поступками, о чём потом сожалеешь всю жизнь.

– И не говорите. А сейчас нам надо думать, как жить дальше.

– У тебя как с Зиной? Судьба у неё не из лёгких. Как сорвалась с колёс в ранней юности, так и понесло её. Зине не повезло ещё и потому, что жизнь её началась не с фундамента, а с воздуха – учиться никак не хотела. Мать потакала: сама недалеко от неё ушла. А мне, не родному отцу, сам понимаешь,– слова особо не давали. Дочь теперь у вас. О ней надо думать в первую очередь.

– В том-то и дело.– Ну да ладно. Не за тем встретились. А Зина давно не безразлична к рюмке?

– Ты заметил?

– Не заметил, а ощутил, сами понимаете, как это.

– Да, не позавидуешь. У них в роду все пьющие.

– И мать?

– И мать.

– И как же вас угораздило?

– Рюмка и свела. Я ведь тоже в молодости заглядывал в неё. Не помнишь?

– Да малец я был, смутно всё. Я бы и вас не узнал, если бы не ваши глаза.

– Клавдия со мной намыкалась. Любила меня. Подлец я этакий. Ну, а с Зинкой-то как? Душа у неё добрая. Но ты с ней – построже.

– Построже, – себе дороже. Надоели скандалы.

– Я тоже поговорю с ней. Хотя, что говорить? Как горохом об стенку. Но приезжать ей нетрезвой сюда я запретил. Соблюдает. И то уже хорошо.

– Спасибо, как-то будет. Она мягкая по природе, лирик в душе, и, кстати, не без искры дарования. Начинала даже писать стихи, довольно неплохие. Но заливает эту искру то слезами, но больше водкой. А, если уж не поэтом, то певицей могла бы стать, это точно.

– Так дед у неё пел тут в храме. Люди помнят. Ну, сынок (позволь мне хоть на старости лет тебя так называть), спасибо тебе. И за коляску спасибо. Знаешь, а если бы не Зина, мы бы и не встретились. Может, это и была её главная задача появления на земле?!

*

На обратном пути ехали с Зинаидой молча. Каждый думал о своём.

Все, что он в семейной жизни с ней терпел, болело в нем с каждым днём всё сильнее.

Андрей был достаточно умён, чтобы презирать унаследованные от простого рода черты и не затушёвывал их каким-то современным лоском и высокомерием.

Тем не менее, фривольное поведение Зинаиды, да ещё в коллективе, его смущало, если не сказать больше. С кем угодно пойдёт в буфет, в мужскую курилку, убивает время примитивными россказнями, неприличными анекдотами, развязно ведёт себя с мужчинами.

*

Вскоре история встречи сына с отцом стала достоянием журналистов, Андрей отказывался от интервью, но в печати появились заметки, статьи, фотографии Степана, Зины. Он не понимал всей этой шумихи. Просил отца не откликаться на каждую просьбу поговорить на эту тему. Но она оказалась очень востребованной в обществе.

Андрей волновался за мать. Звонила изредка, в её голосе он слышал какие-то нотки обиды. В последнем разговоре он всё же решился сказать ей об инвалидности отца.

– Мама, Степана Бог, наверное, за нас наказал: он без обеих ног…

– Что-о-о? А кто с ним?

– Да, живёт один. Мы наняли ему сиделку. Он привет тебе передаёт.

– И ты ему передай и от меня, и от тёти Кати. Как Машенька? Не дождусь, когда её, внученьку, увижу.

– Увидишь, увидишь.

– Может, вернётесь в Одессу? Всё же тут климат хороший.

– Нет, мама, после всего кликушества, что происходит там у вас, тот «климат» нам уже не походит. Понимаешь, о чём я? А, может, ты к нам? А? Жить есть где, и все будем вместе.

– Скажешь такое.

– А ты не хочешь позвонить Степану? Он был бы рад. Запиши телефон.

– А ты как советуешь?

– Я как считаю? Я бы позвонил. Ему не позавидуешь, хотя держится молодцом. Подумай, мама, над тем, о чём мы говорили.

– А как на мой переезд посмотрит Зина?

– Зинаида? Да она согласна. Обнимаю. До связи.