Читать книгу: «Пантера 1-6. Часть вторая. В плену у пространства-времени», страница 2

– Битва титанов началась! – оставшийся на удивление спокойным резюмировал Волк и неспешно вынимая Катану из-за плеча. Он внимательно осмотрелся по сторонам: – Ага! Наши многочисленные поклонники в лице многочисленных чёртиков благоразумно покинули зрительские места.

– Пора и нам покидать эти самые зрительские места, – как ни дико сиё прозвучало, но инициатором благоразумной трусости явился Банцемнис Корис, тем не менее повторивший жест Дмитрия – взял в правую руку капитанский двуручник с длинным лезвием.

Колдун и люди дёрнулись было, готовые немедленно последовать словам бывшего серого легионера, однако Дима жестоко оборвал побег:

– План Банцемниса хорош, но имеет существенный недостаток: посмотрите внимательно, с какой скоростью передвигается этот монстр и фарширует превосходящих количественно противников, обладающих недюжинной силой. Посему смею предположить, что сбежать от него невозможно. – Дима спокойно и легко стоял на своём месте, азартно ожидая окончания побоища: страха нет, только боевой раж и насыщение крови адреналином.

Гральрих встал рядом, описав топором в воздухе замысловатый узор (волку даже показалось, что оттуда, где промелькнуло нордское лезвие, осыпалась не то пыль, не то мелкие крупицы земли) и решительно рубанул словами:

– Значит, будем драться.

Остальным ничего не оставалось делать, как согласиться с другом и Повелителем (условно – поскольку последние несколько дней норд уже ничем, окромя собственной жизнью, не повелевает) Стихии Земли.

Плотоядная черепаха закончила убиение «младенцев» за ничтожно малое время – каких-то пару минут: всюду кровь, кишки, дерьмо, мозги, куски брони и мяса. Победоносно установив колонноподобные передние лапы на сломанные рёбра ещё живого, жалобно укающего, броненосца, она триумфально и дерзко заурчала на всю знойную степь Запретных земель.

– В бой! – громко прошептала Чёрная Пантера, оттягивая за спину руку с неубиваемой саблей (огромное спасибо за неё дейчским торговцам оружием), краем правого глаза заметив очевидную глупость.

Отметив, что её берут в кольцо двуногие существа, рептилия резко оборвала клич и жизнь бронтида, переломив удлинённым роговым клювом шейные позвонки с противным хрустом. Муэртовский колдун в беге разогнал свои тело и кровь чуть ли не до звуковой скорости и прыгнул под подвижный хвост. Чудовище оказалось всё же быстрее – оно стремительно развернулось и на лету щёлкнуло клювом, разрубив человека чуть выше солнечного сплетения, а руки – ниже подмышек. Части организма, разбрызгивая кровью и выбрасывая остатки внутренностей, с двумя стилетами, так и не понадобившимися почившему, тряпично-беспорядочно осыпались на выгоревшую под палящим солнцем и вытоптанную только что восемью монстрами траву.

– Самоубийца! – свирепо прошипел Один.

Гигантская черепаха, пригнувшись на передних лапах, махнула звучно кошмарным хвостом на сто восемьдесят градусов. Двуногие поголовно успели наклониться, а после монстр взвыл от адской боли, с грохотом затопал всеми четырьмя ногами, утрамбовывая землю немалым весом и тут же взрыхляя её серповидными когтями. Одинец, Гральрих и трансмутанты успели чиркнуть клинками по его смертоносному кончику: наконечник в форме ядовитого шипа, словно у ската-хвостокола, и отходящими от них выпуклыми наружу роговыми пластинами (чем по совокупности напоминали наконечник стрелы или копья) теперь беспомощно болтался лишь на куске грязно-зелёной кожи, орошая воздух и степь смесью ярко-зелёного яда и крови.

Путники незамедлительно воспользовались ситуацией: аки кочевники быстро – по одному и парами – нападали, наносили болезненные удары, отступали, – и всё повторялось сызнова. Не смотря на всю свою скорость, черепаха не успевала реагировать на тычки и уколы. Пока она щёлкала клювом на одних, её атаковывали другие, засим третьи, четвёртые, подрубая сухожилия на ногах, шее и голове, вырубая кожу и мясо. Она бесновалась, истекала кровью, её движения замедлялись, становились вялыми, не столь проворными, как вначале. Наверное, впервые за последние пять с половиной столетий степная черепаха испытала животный ужас, уже жалея, что связалась с оказавшимися ей не по клюву людьми. Пресмыкающееся попыталось трусливо покинуть поле боя, хромая на все четыре ноги, истекая кровью, болтая беспорядочно кончиком хвоста и из стороны в сторону шеей и башкой, шипастый панцирь переваливался в такт повреждённым конечностям. Пантера запретила преследовать подранка-переростка, а никто особо и не стремился добивать ретирующуюся черепаху.

– Уходим быстро, но с оглядкой! – приказом растормошила уставших людей Пантера: и то верно – скоро сюда нагрянут многочисленные падальщики, отчего-то всегда чувствующие чужую смерть.

С момента гибели последнего в группе невозвращенцев пограничника – муэртовского чёрного колдуна – по ощущения миссионеров прошло больше седмицы. Они по-прежнему держались заданного Одином в начале сего пути юго-восточного направления в значительно уже уменьшенном составе. Погибли от местной живности все пограничники, тяжело ранены царица Птерис и ледяной колдун Одинец (их по очереди несли здоровые), немного лучше чувствовал себя земной колдун Гральрих, коий упёрто отказывался от любой помощи и шёл на своих двоих. Рана от скользящего удара нижним рогом бронтида медленно и болезненно загнаивалась и сочилась сукровицей. Но норд и виду не показывал, лишь периодически прочищал правый бок попадающейся в путешествии водой, практически полностью вымывая гной и изредка прижигая калёным металлом метательного ножа, дабы уменьшить шанс заражения и появления червей. Также легко был ранен в правое предплечье Банцемнис Корис – тот же рог (но не тот же броненосец) вспороть кожу и мышцы не смог, однако здорово отбил оные, оставив ноющую боль и крупный синяк. Больше всех не повезло гигантской крысе – её чуть не растоптали разъярённые бронтиды, сломали почти все рёбра на левой стороне и два – на правой, повредили заднюю лапу. Обычно на бессмертных даже подобные повреждения заживают чудесно быстро – не в этот раз: если бы путников не тревожили днём и ночью бронтиды и хищники и не одуряющая жара, Ёханна скакала бы целая и невредимая, – а так кости вернулись в исходное положение и теперь медленно срастались, восстанавливались отбитые внутренние органы.

Очередным вечером – незадолго до полного заката пыльного солнца, – после очередного боя с как обычно агрессивными травоядными броненосцами оборотни устало опустились на грязные колени (впрочем, как и всё тело) перед лежащими под колючими кустами Птерис и Одинцом, с тревогой вглядываясь в их лица. Наташа убрала за уши с глаз спутанные сальные космы, некогда бывшими роскошными каштановыми волосами, тяжко помотала головой .

– Эхе-хей. Зачем же ты напросилась с нами в дорогу без возврата!? – горестно вопросила она незнамо кого.

Царица мелко дрожала – изредка дёргалась какая-нибудь нога или рука – в беспокойном полукоматозном сне. Губы скривились от нечеловеческой боли, пробормотала что-то невразумительное на птеригианском языке. С кожаного бурдюка девушка промыла её закрытые глаза, обветренные губы, разжала зубы кошачьими когтями, по каплям напоила водой. В тоже время помогающая подруге Лиза сделала царице подмывание в интимном месте, дабы не завелись какие паразиты и не случилось воспаление. Закончив сию немного неприятную для неё процедуру, Кайя принялась обрабатывать страшную рану на животе, с левой стороны от пупка. То был ночной укус игольчатыми, по всей видимости, ядовитыми зубами неведомой тварюшки, кою так и не обнаружили. Подлый укус гноился, откровенно вонял и сочился кровавой сукровицей.

Наталья в тиски зажала плечи и руки Птерис, прижала к земле, Лиза своими ногами прижала царские. Элиза чистой мокрой тряпицей стала вычищать рану, вымывать гной и успевших поселиться безглазых белёсых червячков. Птеригианка болезненно задёргалась, не в силах вырваться из стальной хватки, дико, по-животному, заверещала, открыла глаза, но – судя по их выражению – она по-прежнему была в другой реальности, не в Запретных землях. Потом потекли мученические слёзы. Когда Брон промыла, как могла, страшное нагноение, убрала тряпицу и бурдюк (почти пустой) в сторону от себя, вопросительно глянула на Пантеру – та утвердительно кивнула.

Подруги привычно отрешились от сего мира, сосредоточились на внутренней – порядком отощавшей – энергии, сконцентрировались на ней. Жидковатые ручейки потекли неспешно к ладоням, от ладоней – в измученное тело. Не смотря на крохи жизненных сил, всё же дублирование сыграло свою положительную роль. Царица постепенно успокоилась, расслабилась, глаза закрылись, губы сложились в ровную линию, дыхание выровнялось. Две объединённые энергии сработали вначале как хищники: сожрали возбудителей лихорадки, то бишь бактерий, убили оставшихся червячков; затем стали выталкивать из измученного организма «трупики» микробов и трупы паразитов вместе с продуктами их жизнедеятельности, иначе – экскрементами, одновременно обновляя кровь и наполняя клетки тела свежей силой. Гнойное пятно немного, но заметно, сузилось, самого гноя стало значительно меньше.

Девчонки кое-как, помогая друг другу, поднялись на ноги, шатаясь, словно изрядно пьяные, добрались до студёного ключа, вновь упали на колени и жадно приникли к ледяной воде, не забыв пополнить бурдюки. Живительная влага придала сил, освежила и оживила ослабевшие тела. Они мило улыбнулись друг дружке.

Путешественники поневоле дали себе на отдых время аж три часа (!) – или около того. Огромная луна и яркая россыпь звёзд, в коей не наблюдали земляне ни одного знакомого созвездия, не дурственно освещали проклятую степь. Оттого хорошо видели в окрест не только трансмутанты, – но и дети Винэру. С наступлением ночи местная природа заметно ожила разнообразнейшими звуками, словно где в диком лесу: отовсюду слышались шебуршание, шуршание, стрёкот, крики, порыкивание, повизгивание и неизменные, противные душе, то хохот, то плач, означавшие, что вездесущая стая чёртиков бдит за двуногими где-то неподалёку, никак визуально не раскрывая себя, хотя спрятаться в сухой малотравной степи проблематично. Впрочем, путники давно перестали бояться чёрных зверьков: после знаменательной психической атаки людей тварюшки хоть и продолжали следовать за оными, но всегда на безопасном для себя расстоянии, попросту выполняя свою основную природную функцию – они на халяву пожирали трупы убитых чужинцами животных.

Гральрих сидел на ещё не остывшей земле в медитативной позе: ноги скрещены, раскрытые руки покоятся на коленях ладонями в небо, прямая осанка, закрытые глаза, расслабленно-умиротворённое лицо, слабое дыхание, едва ощущаемое сердцебиение, в голове ни одной мысли, зато яркий образ затягивающейся раны. Норд использовал впитанные ему с молоком давно почившей матери и учениями безвести пропавшего отца знания предков, позволяющие многое, в том числе использовать Стихию Земли или заживлять раны без лекарств, наговоров и магии, при помощи правильных мыслей и образов. На планете Земля психологи и эзотерики подобное иногда гордо именуют Силой Подсознания или Даром природы. Как ни странно – сия практика в действительности немного помогала немолодому северянину: воспаление частично снималось, боль приутихала, а некоторая доля гноя выходила наружу – после чего житель Виккелы промывал чистой водой абсцесс и при нужде прижигал. Практика помогала немного по простой причине – неоткуда брать энергетические ресурсы в Запретных землях, в коих родная Стихия наотрез отказалась подчиняться магу. Даже в Ничейных землях она срабатывала.

Серая крыса щёлкнула челюстями, слегка виновато за глянула в открывшиеся глаза земляного колдуна, вздрогнувшего от неожиданности. Его взгляд упал на крупного умерщвлённого серого скорпиона в зубах мутанта, благодарно кивнул: от жала этого членистоногого в течение трёх минут умер в кошмарных мучениях один из муэртовских воинов. Ёх смачно захрустела прочным панцирем скорпиона, засим выплюнула осторожно изогнутое жало и сегмент со смертоносным ядом. У неё ещё недостаточно сил, чтобы эффективно бороться с биологической отравой. Да и свежо воспоминание о том, как чуть не подохла от укуса готрельской змеи. Нет желания повторить первый эксперимент.

Один и Дима чувствовали себя несколько лучше, чем их подруги. Оттого объединённая энергия текла не жидкой струйкой в умирающее тело гиперборейского колдуна, а «звонким» ручейком. Призрачная душа прошла мост жизни больше, чем на девять десятых и уже была готова встретить объятия воинственных валькирий… Но силуэты суровых друзей на берегу жизни остановили от последнего – опрометчивого и безвозвратного – шага. Девы-воительницы сдержанно вдохнули выдохнули мёртвый воздух, развернулись на сто восемьдесят градусов и неспешно, с прямой осанкой, отправились в светлые чертоги Сатурна. Лишь две двоюродные сестры остались на ТОМ берегу, дерзновенно рассматривая неподвижные абрисы друзей, стараясь запомнить сущности юных воинов, не позволивших им забрать очередную душу. Сии рослые валькирии – единственные в своём роде – мало боялись гнева верховного бога.

Одинец резко поднялся на пятую точку с криком ужаса, зрачки расширены до предела, занимая половину белков, – всё же глаза не видят мир живых. Сердце его готово было разбиться о рёбра – более 200 ударов в минуту, кровяное и внутриклеточное давления стремительно поднимались, лицо приобрело землисто-мертвенный оттенок, из носа, ушей, глаз, мужского наконечника проступила густая кровь. Волк, не совладав с тошнотворной слабостью во всём теле, медленно повалился на спину. Харрол сжал волю в кулаки, не дал прерваться ручейку – и гипербореец остался-таки на берегу живых: щёки покрылись лёгким румянцем, бескровные губы обрели цвет, зрачки сузились, давление нормализовалось, сердцебиение сократилось до 65 ударов. Одинец повалился на спину в благостном расслаблении.

Пыльные звёзды освещали им путь. Не смотря на пропасть расстояния (8 световых лет до ближайшей), они, казалось, сопереживали героям, не давали грозным тучам омрачить путь, сбиться дерзким с оного. Птерис и Одинец по-прежнему в бессознательном состоянии передвигались на плечах заметно осунувшихся и похудавших оборотней. Птеригианская царица и гиперборейский властитель Стихии мёрзлой Воды на краю подсознания ощущали свои беспомощность и бесполезность в слепых поисках проклятого «ключа», но не могли даже помыслить об окончании жизненного цикла: уж больно много в них вкладывали собственных сил Звёздные Вестники. Для чего-то же они им нужны!?

Увлажнённая после непродолжительного дождя степь благоухала разнотравьем и цветами, наполняя натруженные лёгкие свежим, немного душноватым, воздухом. Набившее оскомину серое стало ярко-зелёным, за какой-то час землю покрыл ковёр пёстрых быстроцветов, источающих ароматы, с коими не сравнятся никакие «Жоржо Армани», «Нина Ричи», «Шанель» и прочие ароматы, известные на планете из галактики Млечный Путь. Однако сия красота не могла достучаться или как-то порадовать заросшие пыльной коростой души странников, бредущих по степи, словно сомнамбулы. Равнодушие ко всему можно прочесть в их смертельно уставших глазах, они ничего не выражали. Или почти ко всему.

Не смотря ни на что, воля к жизни никуда не исчезла, она упорно продолжала двигать ими, а, значит, и сканировать окружающий мир и анализировать начавшиеся с раннего утра странности. Во-первых, степь стала зеленее и многотравнее – дело не только в прошедшем ночью дожде. Во-вторых, чаще попадались как отдельно растущие деревья, так и купами, в коих часто искрились чистотой крохотные водоёмчики: то есть проблемы с водой сами собой разрешились. В-третьих, путников почти перестали беспокоить бронтиды, хищники и куда-то подевались злобные чёртики. В-четвёртых, постепенно менялся состав флоры и фауны, в небе кружили уже вроде бы иные летуны. В-пятых, худые, измождённые непомерными физическими нагрузками перехода тела часто омывал тёплый, влажный и освежающий ветерок с востока, отчего двуногие немного воспряли духом. Были также в-шестых, в-седьмых и так далее. Всё вышеперечисленное по совокупности не могло не радовать чужинцев и, вместе с тем, настораживало. Броненосцы, гигантские скорпионы и черепахи, стаи чёрных тварюшек стали неотъемлемой частью их бытия, а тут-то самое привычное постепенно кануло в небытиё.

Рано радовались. Во второй половине утра путники узрели издалека кошмарную картину. Они хотели обойти непонятное действо десятой дорогой, но полувялое любопытство Волка и Харрола оказались сильнее страхов перед неизвестностью. Оборотни оставили смертных на месте вместе с ранеными и отправились осторожно в том направлении. Когда перед глазами открылось нечто ужасное, первым побуждением было убежать. Ощутимые почти физически волны страдания и боли источало умирающее существо. Оно издавало слабо воспринимаемый слухом ультразвуковой писк, тем не менее неприятно отдающийся в теле. Гигантского четырнадцатиметрового червя заедали в буквальном смысле слова многочисленные паразиты, выглядевшие ещё более страшно, чем хозяин. Голова червя процентов на восемьдесят состояла из жутких лепестковых челюстей (всего восемь треугольных «лепестков»). Со своей позиции – за ягодными кустами, покрытыми острыми мягкими шипами – трансмутанты видели тварь подробно: вдоль каждого «лепестка», с внутренней стороны, по четыре ряда меленьких зубков, слегка загнутых в глотку, что, очевидно, не даёт потенциальной жертве выскользнуть из… челюсти. Помимо всего прочего, полость сразу перетекала в ту самую глотку, то есть язык напрочь отсутствовал. Червь периодически раскрывал все «лепестки» и издавал уже знакомый раздражающий ультразвуковой писк, засим вновь смыкал. С внешней же стороны они буквально усеяны тысячами алмазных продольных шипиков, тускло поблёскивающих на солнце. Длинное тело бронировано полосами с теми же шипиками, только бегущими по спирали от головы к хвосту.

Страшное создание мучительно и жестоко умирало, заедаемое армией паразитов, каждый из коих превышал размерами среднюю кошку. В агонии червь вытоптал под собой и вокруг себя сочную траву и кусты. За ним виднелась немаленькая насыпь из земли и осколков камня.

– На девяносто шесть процентов уверен, что оно – подземный обитатель, – едва слышно, одними губами, прошептал Дима, не отрываясь от зрелища и не заботясь, услышали его, али нет, – выползло на поверхность, дабы отдать концы.

Один вид паразитов – плоский, со множеством чёрных подвижных сегментов по поверхности тела, как у насекомых – шесть членистых лапок, почти треугольная голова с чёрными же крупными фасетчатыми глазами. Морда оканчивается прозрачной полуподвижной трубкой, воткнутой острым концом меж полосами пластин, под кожу червя. По полости трубки кверху, под давлением, медленно поднималась бледно-розовая, с синеватым отливом, кровь хозяина, , насыщая маленькое чудовище. Второй вид – плоский, отвратительно белёсый, гладкий и слизистый, удлинённый, чем-то на пиявку похож; плоская же голова с округлым ртом-присоской. Волк проследил с прищуром за одной из безглазых «пиявок», ползущей с улиточной скоростью между алмазных шипиков, оставляя на броне не быстро сохнущую влажную дорожку. Она остановилась на границе бронепластин, вытянула упругий рот, из центра которого выскользнула чёрная игла, мгновенно утонувшая под кожей.

Дмитрий поморщился – он бы не пожелал пересечься с этим червём-переростком во чистом поле, а тем паче в его родной стихии, но не каждому врагу пожелаешь подобной смерти.

– Быстро и тихо линяем! – горячо прошипела Наташа, лёжа отползая назад и по ходу разворачиваясь.

Друзья удивлённо глянули на девушку, на длинномера – и последовали её примеру. Половина численности насекомовидных паразитов прекратили высасывать из хозяина жизнь и откровенно уставились на кусты, за которыми прятались оборотни, видимо, забыв спрятать трубчатые челюсти, с коих медленно-медленно, по капелькам, стекала чужая кровь. Вместе с ними воззрилась и умирающая тварь своими слепыми белёсыми глазками.

Слава богам, никто за Звёздными Вестниками так и не последовал. Сражаться с мерзостью совсем не хотелось.

Оборотни и люди обошли сцену ужасов за пару километров и, лишь удалившись от оной на три лиги, немного успокоились, позволили себе отдышаться и отдохнуть у весело, безмятежно журчащего, ручейка, в котором шугливо метались крохотные серебристые и золотистые пузатые рыбёшки. За ними неустанно охотились более медлительные зелёные рачки. Позабыв об усталости, они в который раз удивлённо воззрились на эпическую картину. Только Диму она не удивила, он спокойно резюмировал:

– Вы правильно поняли: никакая рыба не водится в изолированных мелких водоёмчиках по разным причинам. Поскольку ручей стелется нам навстречу, значит, он вытекает из более-менее крупной реки или озера, где рыба чувствует себя вполне комфортно.

Оказывается, странники не разучились удивляться, а с тех пор, как степь стала преображаться в лучшую сторону, удивляться приходилось всё чаще. К исходу следующего дня, незадолго до заката, группу дерзких смельчаков приняли существа более странные, чем им встречались до сих пор на Винэру, включая кентавров и разумных готрельских драконов. То были самые настоящие живые и, судя по всему, разумные змеелюди во главе рослой двуногоходящей, с золотистой шерстью, обезьяны. На этом удивительное не закончилось – обезьяна заговорила вполне человеческим голосом на франкийском языке почти без акцента:

– Мы приветствуем вас, гости с севера.

У северных гостей буквально отвисли нижние челюсти (окромя, разумеется, Птерис и Одинца ввиду невозможности сего поступка из-за их плачевного состояния). Крупный обезьян лукаво – по-человечески же – улыбнулся в ответ. Оборотни и Гральрих где-то на краешке воспалённого сознания отметили, что в нежно-розовых глазах веселья не было ничуть, в них искусно и глубоко захоронена скорбь. Половина змеелюдов, не меняя боевых позиций, повторила движение предводителя (скорее всего), прочие замерли изваяниями.

– От вас зависит, – меж тем продолжил обезьян с золотой шерстью, – будете желанными гостями в землях, именуемых Нагасари, или же станете их пленниками, или того хуже врагами Прайя Наков, – его… лицо стало предельно строгим и требовательным.

Путники вымученно переглянулись друг с другом, засим вопросительно воззрились на Наташу с Одином: драться явно никому не хотелось. Пара осознавала, насколько странники устали за последние две с половиной седмицы – они едва стоят на ногах, хоть оружие и крепко держат в руках. Бесконечные бои с дикой природой Запретных земель, борьба за жизнь, полуденный зной и ночной холод, охота, много ходили и бегали и очень мало отдыхали… Даже неутомимые оборотни обессилели. Всем понятно, что в таком состоянии горстке дерзких чужаков не одолеть таких воинов. Тяжело принимать подобное решение, но… Кончик сабли и торцы лезвий дисленумов легко вонзились в землю. Хозяева осиротевшего оружия отошли на метр от оного решительным шагом, отметив, насколько облегчённо встречающие повели плечами и немного расслабили мышцы лиц.

Всем воинам известно – хоть на Винэру, хоть на Земле – расставаться с породнённым оружием нельзя даже после смерти. К примеру, оживлённые Бэрайей-магом мертвецы продолжали пользоваться орудиями, с которыми не расставались при жизни – крестьянские орудия труда или орудия смерти служивых да разбойников. Но спутники оборотней знали не понаслышке, что те никогда не расстаются со своим понапрасну, лишь из страха, – для этого нужны весомые обстоятельства… А посему странники воли богов устало подходили к вильчатой сабле и дисленумам и вонзали в землю рядом каждый своё оружие, отходили от оного с великим сожалением и некоторым облегчением одновременно. Зачем умирать сейчас, когда можно повременить! В объятия воинственных валькирий все – рано или поздно – попадут, но лучше – позже.

Запретные земли – поразительнейшее место на Винэру. Пришельцы успели за полтора (или два? Они пересекли очень много климатических зон и немало испытали злоключений, чтобы уследить за временами года) года обойти чуть ли не пол континента, включая Гиперборею и неисследованные людьми территории; повидали за короткий период больше, чем среднестатистический винэрианец за всю свою жизнь, но, как выяснилось, не разучились удивляться до сих пор.

Вначале разумные красавцы-змеелюди повели себя как-то уж неразумно (наверное за тысячелетия полной изоляции расслабились и стали слишком самонадеянными): обвязали кисти чужаков кожаными ремешками впереди, не спутав ног и соединив друг с другом цепочкой. Обвязка, безусловно, сверхпрочная и на раз-два не развяжешь, однако у пленников осталась некоторая свобода действий, что давало недурственный шанс перебить аборигенов, забрать оружие и сбежать. Как вскоре выяснилось – шанс сей намного крошечнее, чем представлялось вначале: с востока выбрели суетливо уже знакомые по одному из встреченных по пути озёр с валунами гигантские чёрные вьючные скорпионы без седоков. Пришельцы поневоле – не сговариваясь – разом отпрянули назад, чуть не споткнувшись о Птерис и Одинца. Не удержался на ногах, зацепившись за траву, Гральрих, застонал от вспыхнувшей с новой силой боли в незаживающей ране.

– Лаббу, – решил пояснить обезьян, когда членистоногие гиганты остановились перед своими владельцами и легли на брюшка, выгнув лапки в суставах кверху, словно готовились к длинному и долгому прыжку. – Одомашненные около четырёх тысяч осеней назад. Бегают быстрее и на более длинные дистанции на наивысшей скорости, чем ваши лошади, выносливее тамараглов, или, как вы их называете, бронтидов, – незаменимы в сражениях, никого и ничего не боятся. Разумеется, кроме богов. Многие становятся нагуалями – вечными спутниками знатных господ. При всём своём темпераменте – в малом возрасте легко идут на сближение с нагами и, соответственно, обучаемы. Результаты видите перед собой.

Лаббу ждали дальнейших указаний, замерев изваяниями – и лишь немного подёргивающиеся кончики смертоносных хвостов выдавали их нетерпение.

Разумный обезьян осторожно поднял на ноги норда, взял в сильные гибкие руки Одинца, отечески усадил в седло со спинкой, заботливо прижал ремнями по ногам, грудную клетку и голову, дабы не болталась на ходу. Чёрный скорпион плавно поднялся, зашевелив внушительными жвалами, развернулся в противоположном направлении – и вновь замер, когда сегмент жала накрыл голову бессознательного пассажира в качестве солнцезащитного узкого зонтика. Примат улыбнулся довольно, заметив разинутые рты оборотней.

Ещё более заботливо четвёрка нагов отнеслась к птеригианской царице. Двое нежно подняли её, вторая двойка подвела лаббу к ним, опустила его на левый бок, приняла предельно осторожно маленькую женщину и, также, как и Одинца до сего, устойчиво закрепили на седле. Ежели наги так относятся к чужакам (и особенно чужачкам) насколько же счастливы местные женщины?! Уж насколько развиты взаимоуважение и взаимопонимание в Ледяной стране, – похоже, наги и обезьяны превзошли весь мир, потому до сих пор непобедимы. Впрочем, будущее покажет, если оно есть у путников в перспективе.

Их оружие уважительно подобрали, опустили в седельные сумки, утянули горловины оных для вящей надёжности. Пантера и Кайя почувствовали на себе внимательные взгляды: двое воинов, укрепившись на спинах скорпионов, протянули им услужливо руки ладонями вверх. Лаббу, подчинившись незримым приказам седоков, подобрались поближе к прелестным воительницам, согнули левые лапы. Дамы вопросительно-отчаянно посмотрели на своих любимых – и те едва заметно, с тяжёлыми сердцами, утвердительно кивнули. Наташа благодарно – одними глазами – улыбнулась в ответ, подняла связанные кисти, что повторила и Лиза. Девушек подняли на членистоногих «коней» мягко и заботливо (не смотря на статус пленников), мужчин же – без грубого неуважения, но и без галантности.

Десятиногие «лошадки» без понуканий тронули на восток без привычной для оных спешки и суеты, плавно покачиваясь. Большинство змеелюдей с изящностью кобр ползли позади странной процессии, их не менее странное оружие приторочено либо за спиной, либо к поясу, по бокам, – но не в руках или кончике гибкого хвоста. Совсем ничего не боятся. Как и Хануман. Так назвался последний представитель вымершей, или точнее, канувшей в небытиё, расы золотых обезьян, четыре тысячи осеней назад превосходившей численно и разумностью наг. Теперь в Нагасари главенствуют наги под царствующей четой Прайя Наков. И, конечно же, Хануман. Их безусловной власти подчинены все прочие низшие расы: ламии, люди и даже горделивые кентавры. Выше только Вишведева – или пантеон – богов, также подчиняющаяся безграничной мудрости Шивы.

Через два часа (по-нагасарски – цикла) пленникам и пленителям открылась величественно и степенно несущая свои воды полноводная река, называемая Матромаста. На её берегу, к небольшой гавани, причалены два похожих друг на друга кораблика, окованных лёгкой сталью. Вся процессия, как по команде, остановилась на краю высокого пологого обрыва, поросшего жёстким колючим кустарником на почти отвесном скате. Как оборотни ни всматривались вдаль, ничего живого ни на палубах, ни на досках самодельного причала обнаружить не сумели, словно оные заброшены командами и капитанами за ненадобностью. Как вскоре выяснилось – корабли принадлежат их конвоирам, беспечно бросившим судна.

Хануман дал быструю отмашку левой рукой: чужаки, было дело, испугались, а потом поняли, что невпервой. Лаббу осторожно и легко спустились на песчаный пляж, почти не потревожив свою ношу. Последний представитель вымершей расы бросился вниз вприпрыжку – ну совсем как его дикие сородичи с Земли. Наги сползли сторожко, цепляясь для большей надёжности пальцами и иногда кончиками хвостов за кусты, где поменьше шипов или они помягче. У пристани чёрные скорпионы легли на брюха, ожидая дальнейших распоряжений.

Воины заговорили на франкийском языке, не пряча от пленников личных намерений, кои, собственно, дальнейших судеб пленников-то и касались. Вестники расслабленно сидели в сёдлах, достойных иных вельмож с северных государств, и с закрытыми глазами прислушивались к беседе нагасарцев. Они использовали редчайший в их жизни случай отдохнуть и хоть немного набраться сил. Минут через пять воины пришли к единому мнению: доставить пред ясны очи Прайя Наков, во дворец – Поталу – столицы Нагасари – Бхогавати, что раскинулась посреди знойной пустыни Халхи, в крупнейшем оазисе (кстати, искусственно созданном).